Противоестественный отбор

Почти в двенадцать ночи с четверга на пятницу Артур вдруг осознал: еще месяц-другой, и он лишится сына.

Димка спал, уткнувшись лбом в решетку кроватки. Ротик открыт, по щеке стекают слюнки. Артур взял полотенчико с пеленального столика, вытер рот сыну, аккуратно переложил его на спину.

Надя была на вечной своей ночной смене. Это сейчас у нее ночные смены, поправил себя Артур, а через месяцок вернется из командировки ее любимая главврач и живенько выделит своей подопечной график получше. Сначала график, потом деньги, а потом Надя наконец наймет няню. И выгонит надоевшего мужа.

— Боже, боже, боже!..

Артур замотал головой. Еще есть время, пусть, пусть, со дня на день к нему придут за новым заказом, и… Или просто забрать ребенка и уйти?

В дверь резко и звонко тренькнули.

Опять у соседей пробки вышибло?

Когда он открыл дверь, ему показалось, что его парализовало. Перед ним стоял богомол в человеческий рост. В лапках книжечка в зеленой обложке с белым крестом. На шее нечто вроде белого-зеленого воротничка. Широкое туловище, должно быть, самка. Два больших фасеточных глаза уставились на него.

— Ччччч, — задушено прошипел Артур.

— Вы хотите поговорить о боге?

— Я не верю в бога, — машинально ответил Артур и с трудом сглотнул.

Когда-то давно, еще до свадьбы, в поездке в Сибирь он видел медведя в малиннике у железной дороге. Он видел медведя, а медведь видел его. Они переглянулись, и каждый пошел по своим делам, но Артур еще долго чувствовал на себе отпечаток его взгляда. Большой хищник примеривается.

Вот и сейчас — и слишком большой хищник, и слишком близко.

Осторожно, насколько позволяли дрожащие жилки, Артур начал отступать.

— О, так вы атеист? — богомолица сочувствующе покивала. — Это даже лучше. Тогда понятно, с чего вы поминаете всуе. Ну что, вы не пропустите даму вперед?

Артур истерично заржал — так резко, что закашлялся.

— Бывает, — она вздохнула и, деликатно отодвинув его, сама прошла в квартиру, чуть покачивая бедрами. Оглядела коридор и безошибочно двинулась в сторону кухни.

— Жены вашей, конечно, дома нет.

Артур вытер слезы и пошел за ней. Главное — что не в детскую.

— Ну да, стал бы я иначе пускать даму в квартиру ночью… Тем более насекомую. Жена на ночной смене, и это хорошо, да. Понимаете, у нас с ней разделение. Я боюсь диких собак, она боится вас.

— А чего нас боятся? Мы без вызова не приходим. Кстати, что вам нужно-то? Другую жену?

Она кокетничала? Или ему показалось?

— Нет, что вы!

Пришелица оглядела узкую кухоньку. Вздохнула при виде горы грязной посуды и аккуратно присела на стул у прохода, старательно сложив длинные ноги под стул. Положила на стол свою книжечку. Артур так же аккуратно обогнул гостью, от нее повеяло свежескошенной травой и как будто бы даже травкой. И сел напротив, поближе к плите.

«Значит, раз. В сиденье диванчика лежит огнетушитель, небольшой, и Надя один раз даже им пользовалась, но пены еще хватит, — отстраненно подумал он. — Богомолы едят медленно, лапки у нее слишком тонкие, кухонный нож — и тот солиднее. Чтоб ей меня надкусить, сначала надо будет прижать. Сзади стоит спрей от насекомых, полнехонький как раз. И зажигалка в кармане.

Но когда Надя найдет здесь труп гигантского богомола, она точно сразу сбежит. И Димку заберет».

Артур задумчиво достал зажигалку, привычно высек искру, спохватился и тут же затушил. В детской Димка коротко всхлипнул.

— Посидеть с ребенком?

— С ребенком нам и двоим хорошо.

— Ну хотите, посуду помою? Ужин приготовим. Или завтрак. Жена придет — в доме порядок, ребенок и муж спят, на плите еда горячая.

— Она давно не завтракает дома, — с горечью признал Артур. — Что до уборки, было бы хорошо, просто прекрасно вас отсюда убрать до ее прихода. Мы как раз спать собирались.

— Ну а чем вам помочь тогда…?

— Артур.

— Вера Мантодеа, — богомолица старательно поправила воротничок. — Красивые у вас обои, с бабочками.

— Хотите?..

Вера скрипнула челюстями, и в животе у Артура похолодело. Только мгновение спустя он сообразил, что это она смеется.

— Люблю мужчин с юмором. Так чем вам помочь, Артур?

— С чего вы решили, что мне нужна помощь?

— Ну вы же обращались к богу. Вот я и пришла на вызов.

— Что-то я не помню, чтобы свидетели Иеговы являлись как Воль-де-Морт, по одному запретному слову.

— Ну так я и не свидетель. И не человек, — она пощелкала челюстями. — У нас есть свои способы находить людей, которые от отчаяния думают лишнее.

— Вы были в моей голове?!

— Что вы, мы не подслушиваем, — в ее голосе проскользнула неприязнь. — Вы же не подслушиваете, что говорят люди на улицах?

— Подслушиваю, — шепотом признался Артур. — Я сценарист. Я всегда слушаю.

— Ну хотите, грех вам отпущу. В общем, мы вхожи в молитвенные залы, где души говорят с богом.

— С которым из?

— Ни одного не видела. Я же еще живая, правда? — она картинно всплеснула лапками. Чайник на столе покачнулся.

Спустя две чашки кофе и пачку печенья — Вера не пила и не ела, но скромно делала вид, что прихлебывает из чашки — Артура почти отпустило.

–... Понимаете, Артур, мы просто получаем звоночки здесь и там. Сотрудничаем с разными конфессиями. Одна из моих сестер, к примеру, работает в тех самых свидетелях Иеговы. Другая — скажем, детектором лжи. Третья в церкви грехи отпускает. По католической форме, конечно, из-за ширмы, кому нужны эти откровения о том, что священник — богомол, да еще и женщина..

Некоторые прорицают. Но вы вряд ли знакомы с нашими пророками. Нет, как раз не только женщины.

Есть и скромная община в Подмосковье. Место мы не афишируем. Не хочу вас убеждать, но у нас действительно хорошо. Изолированные дома в частной собственности, много зелени, пруды с рыбой. Поддерживающее сообщество. Простой распорядок дня, много прогулок и времени для личного роста.

— Ага, — Артур стукнул по столу кулаком, чашка с ложкой звякнули. — И от этой прекрасной жизни вы по ночам ходите по квартирам, агитируя? А потом квартиру отписать попросите вежливо?

Вера изобразила оскобрленную невинность. Завела усики за голову, поцокала челюстями.

— Мы не секта. Для начала, мы не очень любим харизматичных лидеров. Считайте это видовой особенностью. В природе мы одиночки.

— И от какого такого личного роста тогда скромные насекомые вырастают до таких нескромных размеров? Сколько вам для этого надо мужч…? — он осекся. — Простите.

— Ой, вот только не надо оправдываться. Эти вечные стереотипы, не вы последний. Откусывать бывшему голову — так несовременно!..

— Действительно. Зачем откусывать голову, когда можно откусить жилплощади и пощипать банковские счета?

— Вот вы смеетесь, а знаете, во сколько сегодня обходится приличная оотека? Яйцехранилище.

— А что ваши мужья, не обеспечивают женщин?

— Мы в основном феминистки, хотя есть и радикалки.

— «Жена-феминистка — горе в семье», — с горечью сказал Артур, жестом изобразив кавычки.

— Это кто вам такое сказал?

— Жена, — Артур вздохнул. — А что партеногенез, тоже миф или устаревшие традиции?

— Да нет, с ним-то как раз все нормально.

Вера помялась, оглядела Артура и вытащила ноги из-под стула, протянув их поперек кухни.

— Партеногенез есть, но у отдельных видов и в отдельных ситуациях. Мое семейство в целом относится к нему отрицательно. Мы, так сказать, консервативное крыло.

И она неопределенно дернула крылышками за спиной. Воротник дрогнул и съехал.

Артру смутился и сменил тему:

— Простите. Так а чем же занимаются ваши мужья?

— Мужчины сейчас больше по боевым искусствам. Стиль богомола, может быть, слышали? Техника непрекращающихся ударов, в своем роде очень изящный вид боев.

— А как же права мужчин? С детьми быть, хозяйством заниматься, о боге вашем думать, наконец.

— Рррепродуктивные прррава, — неожиданно завелась Вера, — превыше всего. Простите, Артур, но вы не знаете, о чем говорите. Пятьдесят-сто детей — а раньше было в разы больше, — и все равно. Пятьдесят-сто, и их надо как-то довести до имаго, чтобы они вошли в ум и не поубивали друг друга. У нас до сих пор высокая младенческая смертность. Вот ваша жена доверяет вам ребенка.

— Да не очень-то, — смущенно буркнул Артур. Он как-то не ожидал такого яростного материнского инстинкта.

— Ну а нашим мужчинам и доверить детей нельзя. Айкью у них не слишком выдающийся. Только не скажите это кому-нибудь публично, я вам это говорю как клиенту, конфиденциально.

— И как же выращиваете своих детей?

Он представил ясли с узкими кроватками. Или у них должны быть веточки? Интересно, в какой позе богомолы спят?

— Нанимаем людей.

— Понимаете, Вера, — Артур плеснул в ее чашку с кофе вина, остатки долил себе в стакан. Бутылку взвесил в руках, прикидывая, куда девать. Видеть ее Надя точно не должна. — Ей только повод дай.

Нет, Надька не злая. Ее мужененавистничество — это только повод. Она не мужчин как класс не любит. Она просто не любит меня.

И да, я не хочу, чтобы чужой мужчина растил моего ребенка. И чужая женщина, хотя я-то Надю правда любил. Мне кажется, работа ее сломала. Она выгорела в первые два года и чем дальше, тем меньше у нее ресурса.

— Слова-то какие. Ресурсы, — Вера взяла в лапки чашку, задумчиво покачала черной смесью, втянула аромат.

— Ну да. Ресурсы. Я для нее тоже ресурс. Она хотела уйти еще до беременности. Но потом все же решила остаться. Даже слегка потеплела, месяца на два. Гормоны, святые гормоны. Ну и вот, пересидела беременность, я исправно носил гонорары за сценарии. И что? Тут же выскочила на работу.

Что там говорит ваша феминисткая литература про мужчин? «Мужчина определяется отношениями и ролью в мужском обществе?» И где это мужское общество, где эти роль, если я отец, а моего сына любой судья-мужчина без сомнений отдаст моей жене?!

— Ну да, и какие-то два-три года, — богомолица смотрела на него и будто брала слова из его головы, — и жена найдет себе кого-нибудь еще и лишит вас возможности видеться с ребенком.

«Вот тварь!» — подумал Артур сразу об обеих. И тут же ему стало стыдно. А если бы Димка слышал?

— В общем, — глухо закончил он, — когда Надя решила сбежать из декрета, она поставила меня перед выбором: работа или семья. И я ушел со второй работы, я выбрал семью. Чтобы она, моя семья, могла, ааа…Он же даже меня не запомнит, мой Димка меня не запомнит.

Он махнул рукой. Встал, взял со стола чашки, выплеснул из них жидкость и стал мыть посуду.

— Я понимаю, — тихо сказала Вера за его спиной. — Вы чувствуете себя использованным.

— Никто никому ничего не должен.

— Не откупайтесь дешевыми софизмами. Да, я понимаю и вашу жену. Сама совершила ошибку молодости. Не нашла нужного партнера и родила как попало. Об этом практически неприлично говорить, но откровенность за откровенность. В общем, я состояла в ППГ. Партии партеногенеза. Мои дети — мое единственное потомство, одно за всю жизнь — без партнеров родить уже не смогут. Одно время ППГ у нас была очень популярна, и теперь нам нужно, чтобы еще два-три поколения росло как положено. Минимум.

Что-то зашипело почти как чайник.

Артур оглянулся. Задумчиво склонив голову, Вера терла лапки о брюшко.

— Да, я понимаю вашу жену! Но я понимаю и вас. Ее позиция не столько феминисткая, сколько невзвешенная. Она использует систему для сведения личных счетов. Это дискредитирует ее же ценности.

— Она живет с чужим человеком. Она несчастлива.

— И может сделать несчастным и ребенка.

Домыв посуду, Артур протер столешницы. Вера молчала, разглядывая бабочек на обоях. Когда он уже почти дополировал чайник, она повернулась к нему:

— Артур, у нас заканчивается время.

— До прихода Нади еще, — он прикинул в голове, — часа два.

Глянул на мобильный и удивился — было уже около семи утра.

— Что ж так темно?! Где рассвет?

— Сегодня пасмурно. Мне пора.

— Еще пятнадцать минут?

— Я все-таки большой хищник, Артур. Чем дольше вы сидите рядом, тем…

— Больше искушаю вас?

— Я сейчас пощусь. Да и вы переоцениваете собственную пищевую ценность. Вы слишком мягкие. Не тот белок, ни хитина, ни аромата. Да еще эта ваша постоянная температура.

Ее слегка передернуло.

— Нет, просто стресс от моего присутствия копится, от вас адреналином несет. Это, в конце концов, вредно для надпочечников.

Слишком мягкие? Она что, пробовала? Хмель тут же выветрился из головы.

Вера уставилась на мгновение на него своими черными фасеточными глазами, прямо как тогда у двери, и быстро отвела взгляд, будто почуяла, что он ее боится.

Конечно, почуяла.

— Мне нужна работа, — с грустью сказал Артур. — Мне нужна чертова работа, чтобы у Димки был хоть один шанс остаться с папкой, у которого есть деньги платить алименты и брать к себе ребенка на выходные.

— Нам нужны мужчины для воспитания детенышей.

— Да, я помню. Айкью, имаго, плохая выживаемость.

— Высокая потребность в белке на ранних стадиях развития. Да не дергайтесь вы так. Их надо кормить по часам, у нас есть для этого рыба, и мы закупаем раков, лобстеров и морепродукты. И разнимать, они быстрые, но хрупкие. Гораздо более хрупкие, чем ваши человечьи детеныши. Смены по 12 часов.

— Целых 12 часов — это довольно большие смены, — Артур продолжал полировать чайник, хотя в нем уже отражалась и кухня, и вытянутая морда Веры — еще более круглая и выпуклая, чем в реальности, с глазами-провалами и смешными бугорками между ними.

— И заработок. Если вы пытаетесь посчитать время на дорогу до Москвы, то не беспокойтесь. Просто переезжайте жить к нам. С ребенком.

— Вы что, предлагаете мне его украсть? Да по нашим законам после такого я…

— Я предлагаю вам жить по-божеским законам. У нас кто жертвовал собой во благо семьи, тот и прав. Ну хорошо, я могу его похитить при вас.

Повисло молчание.

— И что я полиции скажу? — Артура было почти неслышно.

— Правду, — Вера встала и хрустнула конечностями. — Что ночью у вас отключилось электричество. Вы вышли проверить щиток. Кто-то подскочил к вам во тьме и с силой толкнул вас в грудь, так, что вы, — она оглянулась на прихожую, — ударились о холодильник.

— Это с какой силой меня толкнули?

— С нечеловеческой.

Богомолица сделала пол-шажка. Артур поднял глаза и замерев, смотрел, как она протянула к плите лапки и приподняла ее.

— Убедительно.

— Кивните мне на прощание, и у вас не будет ни о чем болеть голова. Ну что, Артур, проводите даму?

Когда он дошел до холодильника, ему показалось, что Вера на мгновение замерла. Артура прошиб холодок. Сейчас она бросится, ударит и утащит Димку. И придется ехать к ним в их секту уже без вариантов.

Но Вера открыла защелку — неужели он ее закрывал? — и встала у порога.

— Дайте мне сутки на подумать, — проскрипел Артур. Слова застревали в горле.

— Думайте. Думайте, Артур, что из этого может выйти и на что упадет свет. Это дело мужчины — видеть. Наши лучшие пророки все-таки мужчины, хоть этого я вам и не говорила. Но не перенапрягитесь.

— Тяжело.

— Да. Тяжело иметь свободу.

Она пошла к лифту. На мгновение кокетливо развернула голову почти на 180 градусов и кивнула ему:

— Будьте аккуратны в городе.

«Будьте аккуратны» — это прозвучало и как совет, и как угроза. Тревога и страх, беспокоившие Артура еще до прихода богомолицы, накатили с новой силой. Ну да, он всю ночь не спал, толком не ел, а скоро придет Надя со своими претензиями.

Артур непроизвольно втянул голову. Боже, как хотелось, чтобы этот узел уже развязался.

Свет мигнул, и холодильник, бросившись сзади, ударил его в спину и дополнительно приложил в затылок.

Артур очнулся от того, что с кухни на него пролился свет. Окно кухни выходило на парк, и над парком сейчас разливалось холодное зимнее солнце. Уже утро. Скоро жена придет с работы, а Димка…

Артур прислушался. В квартире было тихо, и это была неправильная тишина. Он перевернулся на бок и взвыл от боли. Спина была ушиблена так, что не вздохнешь. Стоп, сначала нужно обратно на пол.

Лечь и подумать, лечь и паду, лечь и подуть. Куда подуть?

В голове была вата. Скоро жена, а Димка?

Стараясь держать спину максимально прямо, Артур аккуратно сел на колени. Глаза болели и не хотели продираться. Разжав пальцами веки на правом глазе и сощурив левый, он наконец огляделся.

Холодильник стоял с распахнутой пастью, из которой сочилась бело-желтая слюна. Хищник беззубый.

Дверь в квартиру была прикрыта. Вот заботливая тварь!

«Кивните мне на прощание», — он вспомнил ее челюсти, и его рефлекторно передернуло. Потом представил теплого, пахнущего молоком Димку в ее длинных крючковатых лапах. Голова закружилась.

По стеночке, по стеночке коридора, будто недонасекомое, Артур дополз до детской.

Димки не было.

Голова болела адски, моментами заставляя забыть о боли в груди. «Кивнул ли я? Бо…, — начал было Артур и запнулся. — Дьявол, кивнул ли я?!»