Правильный путь

Вдоль просёлочной дороги ночью шёл мужик, завёрнутый в лохмотья. Волосы его казались серыми от дорожной пыли, ноги его были черны от грязи и крови, на них красовались жалкие остатки ботинок, которые мешали ему идти. Он смотрел себе под ноги, что-то шептал, иногда напевал один какой-то мотив.

Начало светать, мужчина впервые за долгое время поднял взгляд, улыбнулся, оскалив редкие жёлтые зубы и явив на свет воспалённые загноившиеся десна. Он сошёл с дороги и рухнул на колени, воздев руки к небу.

— Великий Солнцеликий, благослови день мой, пищу мою, воду мою. Я слуга твой земной, Аким, прошу послать мне удачу на пути моём, прошу осветить дорогу мою нелёгкую.

За спиной у мужчины раздался скрип и стук, закончив молитву, он обернулся. По дороге ехала телега, нагруженная каким-то товаром под брезентом. Глаза мужика округлились, он смотрел на лошадь, как на спустившегося с небес Солнцеликого (хотя он сам счёл бы такое сравнение богохульством, но уверена при сим событии взгляд бы у него был примерно такой же).

— Пррр… Доброго Солнца, мужик! Подбросить тебя до города? — спросил кучер, остановив лошадь. Мужик не мог вымолвить ни слова, он какое-то время просто стоял и во все глаза пялился то на лошадь, то на говорившего с ним кучера. — Мужик, ты так смотришь, будто сиськи самой богини Луны увидал! — сказал кучер и рассмеялся от собственной шутки. — Залезай в телегу, не стесняйся. Ты отшельник что ли?

— Да… Доброго Солнца, господин, я молился Великому Солнцеликому 15 лет в пещере в горах к востоку отсюда, — хриплым голосом пояснил Аким, внезапно вспомнив, как разговаривать с людьми. Кучер в ответ присвистнул.

— Ничё се! Ну ты даёшь, мужик! Садись, поехали в город, там есть один кабак «Лунный свет», тебя накормят по-человечески, выпьешь в коем-то веке. Заживёшь наконец, — бодро предложил кучер. Аким же, справившись с оцепенением, подошёл к телеге.

— Да благословит Вас Великий Солнцеликий за вашу доброту, господин, но мне бы в церковь попасть. Там меня накормят и напоят, — всё ещё хрипя, произнёс Аким, залезая в телегу и садясь рядом с кучером.

— Может быть и накормят, но не так славно, как в кабаке. Ну ты как знаешь, мужик. — пожал плечами кучер и пришпорил коня. Оставшуюся часть пути они не разговаривали, Аким снова начал что-то шептать себе под нос, смотря на пол телеги. Он сомкнул пальцы рук друг с другом, образуя круг — молитвенный жест.

Они ещё около получаса ехали по дороге, трясясь на кочках, прежде чем на горизонте появились городские стены и высокий шпиль церкви. Кучер на секунду отвлёкся и ткнул в плечо Акима, который вздрогнул и поднял голову, перестав молиться. Перед его удивлённым взором впервые за долгие годы предстали стены города, Аким ещё несколько минут потирал то место, где его впервые за много лет коснулся человек. Перед въездом в город стояли два стражника, они лишь кивнула кучеру в знак приветствия, ворота были открыты нараспашку, пуская в голод всех желающих.

Уже были слышны голоса города, он проснулся с рассветом. Люди, болтая друг с другом, спешили открывать свои лавки, покупали продукты для завтрака, шли сеять рожь на поля — рабочий день начался. Аким из телеги во все глаза смотрел по сторонам, борясь с желанием немедленно заткнуть уши. Такое обилие голосов, звуков, людей — страшно, непривычно. А ещё запахи… так далеки от хвойного или травяного, к которым Аким так привык. В воздухе царил запах отходной ямы с нотками аромата свежего хлеба, протухшей рыбы, лошадиного навоза, потных и грязных тел (хотя этот запах мог исходить и от самого Акима, но остальные горожане чистоплотностью тоже не отличались). Праведник готов был запаниковать и убежать, он вцепился в телегу так, что побелели костяшки пальцев, все его чувства были обострены. Он был словно зверь, которого десяток лет держали в клетке во тьме, а тут внезапно вывели на сцену цирка уродов, а все люди вокруг хлопают, обсуждают его, а он хочет лишь одного — вернуться обратно в тёмную клетку, потому что другого он толком и не знал, потому что во тьме тихо и спокойно.

К счастью Акима, они достаточно быстро доехали до церкви, хотя по городу пришлось ехать значительно медленнее, чем по просёлочной дороге. Праведник благословил кучера и поблагодарил его, тот лишь кивнул в ответ и сказал, что практически в любой вечер его можно найти в кабаке «Лунный свет», как бы намекая на то, что праведник может прийти туда в любой вечер, поболтать, отдохнуть. Аким снова поблагодарил кучера и повернулся лицом к церкви.

Церковь представляла собой достаточно старое каменное здание с высоким зеркальным шпилем. Стены её обросли плющом, деревянные двери были закрыты, редкие окна были небольшими и скорее напоминали бойницы. Аким сделал шаг в сторону церкви и вдруг заметил не очень лицеприятную картину. Какой-то мальчишка лет 12 стоял на углу церкви и без зазрения совести справлял малую нужду на священные стены храма Великого Солнцеликого. Аким думал, что сейчас кто-то из взрослых остановит мальчишку, накричит на него, объяснит, какое это богохульство, отведёт в церковь, чтобы он помолился и попросил прощение у Солнцеликого. Но нет. Никто не остановился. Все проходили мимо, даже не замечая парнишку, будто это всё в порядке вещей. Прохожие бросали беглый взгляд на юношу или вовсе не обращали на него внимания, идя по своим делам.

Пока Аким стоял в полнейшем шоке и ничего не предпринимал, парнишка уже успел стряхнуть последнюю каплю, надеть штаны и побежать по улице. Он подбежал к взрослому мужчине, тот потрепал парня по голове и повёл в сторону рынка. «Неужели это его отец! Как можно позволять своему сыну творить такое!» — пронеслась в голове у Акима мысль.

Следующее, что заметил Аким, перед тем как войти в церковь, — никто из горожан, проходя мимо неё, не складывает руки в молитвенном жесте. Ни один. Может, какая-нибудь реформа произошла, о которой Аким не знает, и теперь не принято молиться, проходя мимо священного храма Солнцеликого. Праведник ещё какое-то время стоял у дверей церкви, думая о горожанах и том мальчишке. Размышления Акима внезапно прервал скрипучий голос.

— Ты в церковь собрался, оборванец? — Аким обернулся на голос, пред ним предстал мужчина преклонного возраста, с неаккуратной бородой, опухшим розовым лицом, изрытым оспой, и в оранжево-жёлтом одеянии священника церкви Великого Солнцеликого.

— Доброго Солнца, Великий слуга Солнцеликого, я не оборванец, я отшельник, вернувшийся сим утром в город, чтобы служить здесь господину нашему! Он послал мне во сне знак, что я нужен…

— Отлично, лишние руки не помешают, заходи, — священник перебил Акима, ошпарив его ноздри запахом перегара, и подошёл к дверям церкви, вставив в них ключ. Аким нахмурился, Великие слуги Солнцеликого, они же священники, не должны были вести праздный образ жизни и употреблять спиртные напитки. Этот город смущал праведника всё больше и больше.

Священник пробурчал какое-то ругательство себе под нос, когда оказалось, что он забыл запереть церковь вчера. Хорошо, что Аким этого не слышал. Священник открыл двери церкви нараспашку, впуская туда свежий воздух и гостя. Внутреннее убранство церкви не внушало трепета, повсюду валялся мусор, скамейки были пыльными, местами на полу были пятна крови и блевоты. Вместо лаванды (священного растения, запах которого должен был царить не только в самой церкви, но и распространяться за её пределы, привлекая прекрасными ароматами людей к Богу) Аким почувствовал стойкий запах плесени, мусора и человеческой жизнедеятельности. Праведник нахмурился ещё больше, если это вообще было возможно. Священник же нетвёрдой походкой подошёл к кафедре, с которой должен был нести учение Великого Солнцеликого народу, вытащил из-под неё бурдюк и, запрокинув голову, начал жадно пить, по его бороде потекла живительная влага. Только в этот момент Аким осознал, насколько ж он хочет пить, в горле пересохло, язык немного опух. Праведник сглотнул слюну, на краткое блаженное мгновение смочив горло, и задал интересующий его вопрос:

— Есть ли для одинокого отшельника место в этой церкви? — Священник сделал ещё несколько глотков, затем оглядел с ног до головы Акима и, хмыкнув, произнёс.

— Да тут хоть ораву таких, как ты, разместить можно. Можешь пользоваться всем, что найдёшь в этой церкви, но при одном условии, — священник поднял костлявый палец вверх. — Ты вылижешь всю церковь: помоешь полы, уберёшь мусор, протрёшь пыль. И будешь делать это регулярно. Тогда оставайся, сколько хочешь. Даже деньги тебе буду выделять на покупку хлеба, соли. Так что развлекайся, у меня есть дела, — священник, постучал Акима по плечу и двинулся к выходу, праведник опять вздрогнул от человеческого касания. — А, и прими ванну и найди какую-нибудь одежду в подвале, хоть она там не первой свежести, но уж получше твоей. А то совсем на оборванца похож, — священник икнул и окончательно исчез за дверьми церкви, оставив Акима одного слушать приглушённые голоса, доносящиеся с улицы, и гадать, как можно довести церковь до такого запустения. Аким встал посреди зала и взглянул наверх, люк на крыше был закрыт. Надо будет его открыть, чтобы Великий Солнцеликий воочию увидел творившийся здесь бардак.

***

Аким выполнил всё, что просил священник. Сначала он помылся сам в бочке, принеся воду из колодца. В мгновение ока вода стала чёрной, поэтому Акиму пришлось повторить водные процедуры, чтобы выглядеть хотя б чуточку приличнее. Его волосы спутались так, что пришлось использовать найденную чуть проржавевшую бритву и сбривать все волосы на голове. К своему удивлению, Аким ни разу не порезался.

Одежда, которую он обнаружил в подвале скорее всего раньше принадлежала слугам, Аким смог найти себе серую льняную рубаху и шерстяные штаны, которые были ему лишь слегка великоваты. Праведник был невысок и худощав, все рёбра можно было пересчитать, ни разу не ошибившись. Раньше он носил облачение священника и то, что местный Великий слуга Солнцеликого предложил ему разодеться в одежды слуги, на самом деле являлось глубочайшим оскорблением, но Аким не предал этому никакого значения, он жаждал лишь одного — служить Великому Солнцеликому, и не важно, как он это будет это делать и в каком одеянии.

Затем Аким приступил к уборке церкви, ведро и щётка были ещё более пыльные, чем покосившиеся скамьи в церкви. Никто давно здесь даже не пытался убираться. Аким хотел успеть привести церковь в надлежащий вид перед полуденной мессой — время, когда Великий Солнцеликий вступает в максимальную силу и власть, когда его слуги обязаны трепетать перед его величием, в это время от глаза его не укроется ничего.

Спустя два часа усердного мытья полов, все суставы Акима начало ломить, скудные остатки мышц болели от непривычки, но, закусив до крови губу, праведник продолжал трудиться, моля Великого Солнцеликого послать ему сил и терпения, чтобы закончить эту тяжёлую работу. Закончив приводить в порядок основной зал церкви, Аким отправился искать способ открыть люк в потолке, чтобы для полуденной мессы всё было готово.

На втором этаже на балконе он нашёл еле заметный рычаг, прикрытый заплесневевшей шторой. Акиму пришлось в прямом смысле повиснуть на рычаге, чтоб хоть как-то его сдвинуть. Люк, наконец-то был открыт. Когда Аким спустился и взглянул наверх, он ужаснулся, уже был почти полдень, он потерял счёт времени. Спотыкаясь, праведник побежал отворять ворота церкви, чтобы горожане могли войти. Полуденную мессу необходимо было начать немедленно.

За дверьми праведника ждал неприятный сюрприз — никто не ждал у ворот, все люди продолжали идти по своим делам, браниться, торговаться, будто сейчас был не полдень, а раннее утро. Аким недоумённо оглядел людей, когда он 15 лет назад служил в церкви, во время полуденной мессы людям в церквях не хватало места, они стояли у дверей, на близлежащих площадях и молились. А теперь? Что теперь? Что не так с этим городом? Это единственная местная церковь? Неужели никто не придёт на полуденную мессу?

Аким оставил двери открытыми нараспашку, а сам отправился молиться в центр зала за всех горожан этого города, за все их грехи, он сложил вместе пальцы в форме круга и воздел голову к небесам. Солнце было в пике, оно светило прямо в глаза праведнику, но Аким не отводил взгляда до тех пор, пока Солнце не скрылось за пределами люка. Только тогда праведник поднялся на ноги. Какое-то время ему пришлось стоять на месте, тёмно-синие пятна плясали перед его глазами, закрывая собой всё.

Ещё несколько минут Аким не мог чётко видеть, глаза казались ему суше пустыни. Постепенно зрение восстановилось, за это время Аким смог привести свои мысли в порядок и понять, что происходит в этом городе. Он собрал воедино всё, что он видел. Никто не пришёл на полуденную мессу, храм Солнцеликого находился в запустении, заваленный мусором и отходами человеческой жизнедеятельности, от местного священника пахло алкоголем, и он даже не потрудился явиться на полуденную мессу.

В этом городе люди не верят в Солнцеликого, не выказывают ему должного уважения. Аким понял, зачем Великий привёл его в этот город, он понял свою миссию на этой земле, нужно вернуть этих людей на праведный путь. Но сначала надо понять причину такого поведения всех людей в этом городе. Как так могло произойти, что в церкви ни единой души?!

Поглощённый своими мыслями, Аким отправился на второй этаж церкви и продолжил уборку. На втором этаже располагались небольшие спальни для священнослужителей и странствующих слуг Великого Солнцеликого. В этих комнатах царило ещё большее запустение, чем на первом этаже церкви. Постельное бельё, возможно когда-то белое, сейчас уже приняло серовато-жёлтый оттенок. Жалкие огарки свечей и многочисленные капли серого воска можно было найти на покосившихся пыльных прикроватных тумбочках.

Окончательно приведя в порядок церковную обитель, Аким вышел за её пределы. Солнце уже почти зашло за горизонт, когда Аким подошёл к первому прохожему и спросил, где здесь находится кабак «Лунный свет». Прохожий ему с радостью ответил, подробно объяснив, куда идти. Благословив его, Аким отправился в указанном направлении, борясь с желанием заткнуть уши от обилия голосов. Ему нужно встретиться с кучером, узнать из первых уст, что происходит в этом городе.

Солнце зашло, когда неспешным шагом Аким наконец-то дошёл до противоположной части города, где и расположился четырёхэтажный кабак «Лунный свет». Возможно, это второе по высоте здание в городе после церкви Великого Солнцеликого. Ещё на подходе к кабаку, Аким услышал голоса мужчин и женщин, которые наперебой, каждый на свой лад, горланили какую-то песню, перекрикивая звуки пианино и какого-то струнного инструмента, будто бы сделанного из подручных средств и толком не настроенного. Но никого это не волновало. Такое, казалось бы, большое здание, но оно было забито веселящимися людьми под завязку, некоторые из них даже продолжали танцевать на улице около здания.

Широкие двустворчатые двери таверны были открыты нараспашку, приглашая всех желающих присоединиться к веселью. На первом этаже люди пили и танцевали, столов здесь почти не было, на втором этаже люди ели до отвала, блюда в этом кабаке были не особо дорогие и очень вкусные, повара явно знали своё дело. На третьем и четвёртом этажах же располагались гостевые комнаты, но в них практически никто никогда не спал. Если пройти по третьему этажу, то из комнат можно было услышать смех, стук и невнятные речи, а по четвёртому этажу лучше ходить с закрытыми ушами, иначе есть риск раскраснеться от сладостных стонов и пошлых комплиментов, которые льются из-за лакированных дверей нескончаемым потоком.

Именно в это заведение, зашёл Аким в попытках найти кучера, имя которого он не знал. Пока он проталкивался сквозь веселящуюся толпу людей, ему раз 5 предложили выпить, присоединиться к танцам, все так тепло улыбались ему, но он раз за разом отказывался, говоря, что ему нужно найти одного человека. Кучера он нашёл на втором этаже, спокойно сидящего в компании пива и тарелки супа. На втором этаже царили такие чудесные ароматы, что у Акима впервые за долгое время заурчал живот, напоминая о своём существовании.

— О, какие люди! Доброй Луны, отшельник! Вот это преображение! Помылся, переоделся и уже будто другой человек! Еле узнал тебя. Не думал, что ты всё-таки воспользуешься моим предложением и придёшь в кабак, — радостно воскликнул кучер. Аким вежливо кивнул и сел напротив кучера, непроизвольно косясь на кухню. Кучер про себя улыбнулся и поднял руку, привлекая внимание молодой красивой официантки, в цветастом корсете, очерчивающим её шикарную фигуру.

— Дорой Луны, господин! На самом деле я пришёл по делу, хочу задать несколько вопросов… — начал было Аким, но кучер его перебил.

— Когда ты в последний раз ел?

— Что? — удивился Аким.

— То есть настолько давно, что на вопрос не ответишь? — хитро прищурив глаз, спросил кучер, повторно привлекая внимание официантки. Аким замялся, он и правда не мог вспомнить, когда последний раз ел. Возможно, это были ягоды в лесу перед встречей с кучером или уже не сезон ягод, и он ел какие-то коренья и травы. Этот вопрос и правда поставил праведника в ступор, он никогда не предавал значения тому, что он ест и когда ест. Просто, когда его тело уже начинало слабеть, он собирал ягоды и коренья в лесу. Когда наступала зима, он питался корой деревьев, зимними ягодами некоторых деревьев, мясом умерших естественной смертью животных (это редко бывало, но всё же иногда Великий Солнцеликий посылал ему такие подарки).

— Да, господин, ещё что-нибудь желаете? — пропела подошедшая к столику девушка.

— Принесите моему другу этого же супа и мне ещё мисочку. А, и пива ещё, дорогуша.

— А Вам нужно пива или чего-нибудь ещё выпить? — обратилась официантка уже к Акиму. Он вышел из ступора, посмотрел на улыбающуюся ему девушку и помотал головой.

— Нет, благодарю, только воды, да благословит тебя Великий Солнцеликий, — девушка сдержанно кивнула, улыбка немного угасла, и она отправилась на кухню, чтобы сообщить заказ гостей поварам.

— Странный ты, чудной. Понимаю, что отшельником был последние хренову тучу лет, но ты ж тоже человек, тебе есть надо, спать и всякое прочее, — принялся рассуждать кучер. Аким практически уже забыл, зачем он сюда пришёл, но тут вдруг спохватился.

— Я хотел спросить вас, эммм… — в этом моменте принято обращаться к человеку по имени, но Аким его не знал, потому снова замялся. Его навыки общения оставляли желать лучшего. В лучшем случае он мог отвечать да, нет, благословлять и рассказывать свою историю. Всё, что выходило за рамки подобных разговоров, — было для праведника сверхзадачей.

— Давай так. Сначала познакомимся, спокойно поедим, а потом уже будешь говорить о своих делах. Тут так принято, — эта фраза должным образом подействовала на Акима. Он кивнул и расслабился. «Принято» — это понятие ему знакомо. — Вот и ладненько. Богданом меня зовут. Служу кучером у торговца Демида, вожу товары из других городов в наш, Демид по дороге колесить не любит, вот и нанял меня, научил товар проверять, работаю теперь. А ты до отшельничества, где жил?

— В городе Кархове, — ненадолго задумавшись, ответил Аким. Ему казалось, что всё, что было с ним в этом городе случилось будто бы в прошлой жизни, настолько давно это было. Праведник даже не сразу вспомнил название города, — Я там был священнослужителем, там же и жил с младенчества, принял обет ещё в 13 лет, — спокойно произнёс Аким. Богдан аж присвистнул.

— А сколько тебе сейчас то лет? — спросил Богдан, заставив Акима надолго задуматься. Принесли еду, Богдан не торопил, а праведник старался хотя бы примерно посчитать, сколько ему уж лет.

— Полагаю, что уже пятный десяток разменял, — Богдан невесело кивнул.

— Так я и думал. И за всё это время ты не видел другой жизни кроме праведной? Многое теряешь.

— Я поклялся положить всю свою жизнь на служение Великому Солнцеликому.

— В этой клятве был пункт: «Служить, забыв о себе самом и своих желаниях»? Сомневаюсь. Поешь суп, потом продолжим разговор.

Аким задумался над словами Богдана и опустил взгляд на миску с ароматным супом. Он осторожно взял ложку в руки, осмотрел её, смутно припоминая, как ей пользоваться. Богдан исподлобья наблюдал за своим новым знакомым. Аким же ещё немного покрутил в руках ложку, правильно её взял, зачерпнул супа и аккуратно поднёс к губам эту ароматную жидкость. Аким чуть не расплакался от удовольствия. Его рецепторы, будто взорвались радостью, за последние годы они не видели толком ничего кроме горечи и вязкости.

Внезапно всё окружающее пространство на несколько секунд исчезло, остался только этот вкуснейший суп и чувства, которые вызывал этот неописуемый вкус. Хотя на деле это был обычный суп, даже не самый вкусный из тех, что здесь подавали. Морковь, капуста, немного приправ, чуть-чуть мяса, соскоблённого с кости. Но для Акима этот суп был каким-то спасением. Он даже толком не заметил, как съел его целиком.

Богдан сидел довольный и наблюдал за праведником. Никогда кучер не видел, чтоб человек с таким восторгом ел обычный суп, причмокивал, закрывал глаза. Богдан смотрел на Акима и видел в нём пятилетнего ребёнка, который впервые попробовал петушок из жжёного сахара, округлил глаза, съел его в мгновение ока и начал просить у папы ещё.

— Так о чём ты хотел поговорить? — спросил наконец Богдан, когда тарелка была вылизана подчистую, и Аким наслаждался послевкусием. Аким поморгал и непонимающим взглядом посмотрел на Богдана. Праведник совершенно забыл, о чём он хотел поговорить. Кроме даров матушки природы и чёрствого хлеба он толком ничего не ел в своей жизни. А, оказывается, от еды можно получать такое непередаваемое удовольствие. Аким снял с себя оцепенение, обещав себе позже подумать об этом, и, наконец, задал интересующий вопрос.

— Добрый господин... Богдан, я хотел поговорить о том, что никто из горожан не посетил полуденную мессу… В чём причина сего поступка? — До сих пор недоумевая, спросил Аким. Богдан среагировал совершенно неожиданно. Он рассмеялся. — Я не шутил. — Насупился Аким. Отсмеявшись, Богдан наклонился поближе к Акиму и понизил голос так, чтобы казалось, что он выдаёт какой-то великий секрет, на деле же он еле сдерживал смех.

— Ты обошёл практически весь этот кабак, пока искал меня, верно говорю? — спросил Богдан и, дождавшись кивка Акима, продолжил. — Как думаешь, сколько людей здесь собралось? Можешь не отвечать, я сам скажу. Здесь собрался практически весь город. Этот кабак полон каждую Луну. А всё потому что хозяин этого заведения проповедует лучше нашего священника, который, если ты не заметил, сам-то на полуденной мессе не присутствовал.

Аким на секунду задумался, священник и правда не удосужился явиться к полуденной мессе. А какая месса без священника? Да и церковь была в полнейшем запустении, когда Аким туда пришёл. В церкви не просто никто не убирался, в неё в принципе не ходил никто в течение нескольких месяцев, а то и лет.

— Что хозяин сего кабака проповедует? — спросил Аким.

— То, что надо наслаждаться жизнью. Есть вкусную еду, пить алкоголь, испробовать все виды наслаждений. Он постоянно говорит, что за труды полагается награда, и награда — это удовольствие. В общем-то простые истины, и всем они по душе, — Аким нахмурился, принцип жизни хозяина этого заведения противоречил канонам церкви Солнцеликого, который признавал лишь труд от рассвета до заката, покорность перед величием божества, которое кормит, поит всех нас. Гневается и не показывает своего лика за грехи людские и выходит, чтобы взглянуть на детей и слуг своих, когда те хорошо себя ведут, трудятся не покладая рук, молятся покровителю своему и заботятся о землях его.

— А что случилось со священником?

— Остапом-то? Ничего. Он единственный священник этого города. И если слухи правдивы, около года назад у него умерла дочь. Утонула в солнечный день.

— Какое горе…Да благословит Солнцеликий луч её души, — Аким снова сложил пальцы в форме круга, и приложил обе руки к груди. Богдан лишь грустно кивнул и продолжил свой рассказ.

— Остап после этого потерял веру… Он не мог поверить, что Солнцеликий спокойно смотрел с небес на смерть дочери его верного и преданного слуги. Остап сорвался и сейчас топит свою печаль на дне бутылки. Горожане остались без священника, без наставлений, они потерялись. А тут открылся этот кабак. Хозяин его взял на себя освободившуюся роль проповедника. Люди последовали за ним, вот и вся история. Один священник отошёл от дел, другой подошёл к кафедре и начал нести в народ свою проповедь, — улыбнувшись, закончил Богдан. Аким задумался, ему надо было переварить полученную информацию.

— Благодарю за пищу и слова. Да благословит тебя Великий Солнцеликий, — произнёс Аким, вставая. Кучер лишь отмахнулся.

— Не стоит благодарности. Заходи ещё, поговорим, поедим.

Аким кивнул и двинулся к выходу из кабака. Он смотрел на людей, которые пели, веселились, смеялись, болтали друг с другом. Здесь и правда собрался практически весь город. И все и правда наслаждались жизнью. Аким вышел из здания в прохладу ночи и двинулся к церкви, погружённый в свои мысли. Постепенно музыка за спиной стихла, голоса тоже. В этой части города была тишина. Кто-то спал, а кто-то весело проводил время в кабаке.

Праведник стоял у врат церкви и думал о местных людях, они не молились, погрязли во грехе, но Солнцеликий не гневался, небо было чистым, его жена Луна следила за сном праведных детей и за грехами остальных с улыбкой. Её небесные дети тоже взирали на город и своих братьев земных свысока. Казалось, что над этим городом огни их глаз были даже ярче, чем в лесу. Аким смотрел на небеса и ждал знака. Что ему делать? Правильно ли то, что делают все эти люди? Если Солнцеликий и его жена Луна не гневаются на народ, значит ли это, что они идут по правильному пути?

Аким почувствовал, что его клонит в сон. Так и не дождавшись знака с небес, он вошёл в церковь и поднялся на второй этаж. Он выбрал одну из комнат и лёг на кровать, сняв старые изношенные ботинки. У него не выходили из головы события сегодняшнего дня, он очень устал, работал, не спал пару дней, организм требовал сна, но мозг жаждал всё обдумать. На языке до сих пор остался лёгкий привкус того прекрасного супа. Праведник закрыл глаза, его живот заурчал, желая получить ещё порцию того прекрасного блюда. С этими мыслями Аким забылся беспокойным сном.

Праведнику снилось, что он сидит за столом с детьми Солнцеликого и Луны и наслаждается супом, звёзды вместе с ним, они тоже едят и причмокивают. Хоть они на небесах, но они такие же дети Солнцеликого и Луны, как и земные люди. Если они на небесах могут вкушать такую пищу, наслаждаться ей, то Аким тоже может. Проснулся Аким от хриплых криков, раздававшихся с первого этажа.

— Святые груди девы Луны! Как тут чисто-то! Ошалеть! Оборванец! Ты где!? Оборванец! А ну выходи! — Аким узнал этот голос, поэтому поспешил спуститься. — Вот ты где, оборванец! Поди сюда!

Посреди церкви на первом этаже, прислонившись к кафедре стоял священник. Под глазами у него пролегли тёмные круги, он пошатывался из стороны в сторону, в правой руке у него была бутылка какой-то крепкой бормотухи. Аким быстро спустился по лестнице. Находиться в храме Солнцеликого пьяным категорически запрещается. Аким подошёл вплотную к священнику и собрался уже что-то сказать, но священник первым начал говорить.

— Ты уб…*ик*…рался просто охренительно! В этой обители дерьма давно не было так мало *ик* дерьма! На! — откуда-то из-за пазухи священник достал замусоленный мешочек, в котором звякнуло несколько монет. — Заслужил, оборванец! Еды там себе купи*ик*. Кстати, оборванец, золотого солнечного круга тут не находил. Я тут за *ик* ним.

— Находил, сейчас принесу, — кивнул Аким. В его интересах было, чтобы священник поскорее ушёл и не осквернял своим присутствием это священное место. Говорить с человеком в таком состоянии всё равно бесполезно. Так что Аким просто передал священнику солнечный круг, и тот ушёл, оставив праведника одиноко стоять посреди церкви и с жалостью смотреть ему вслед.

***

На следующее утро Аким встал ни свет, ни заря, надел ботинки и отправился в привычную для него среду — лес. Город ещё спал крепким сном, на улицах было тихо, лишь звон посуды в редких домах и шёпот нарушали покой этого города. Аким вышел за городские стены с первыми лучами солнца, ему нужно найти лаванду — это первый шаг к восстановлению величия церкви Великого Солнцеликого. Надо сказать всем людям, что церковь снова жива, что они снова могут ступить на правильный путь. Раз Солнцеликий не гневается на детей своих, значит он способен их простить, нужно лишь попросить это прощение.

Найдя достаточное количество лаванды, праведник вернулся в город. Там уже вовсю кипела жизнь, немного заспанные горожане выходили из домов, с улыбкой приветствовали друг друга, желали доброго Солнца, спешили на поля, огороды, в местные лавки за продуктами. Аким медленно шёл в сторону церкви, с интересом наблюдая за горожанами. Он ещё не до конца привык к шуму города, многочисленным голосам, всё ещё хотелось заткнуть уши, но уже не настолько сильно, как при первом въезде в город.

Войдя в церковь, Аким целенаправленно прошёл на церковную кухню, там была специальная печь, которую Аким ещё вчера очистил от многолетней копоти. В эту печь Аким поместил на несколько минут цветы лаванды, чтобы высушить их. После этого он прошелся вдоль стен церкви, расставляя новые свечи в специальных углублениях и поджигая их. Затем Аким поставил над свечками специальные железные решётки, а сверху на них уже чугунные мисочки с водой. Пока вода не начала закипать, Аким положил в неё высушенную лаванду.

Через некоторое время запах лаванды разнёсся по всей церкви, праведник закрыл глаза и сделал глубокий вдох, наконец-то он был в настоящей церкви Великого Солнцеликого. Он отворил двери, желая поделиться прекрасным ароматом лаванды с людьми, желая донести до них послание — Солнцеликий снова вернулся в этот город.

После этого Аким начал подготавливать церковь к полуденной мессе, в этот раз он был уверен, что горожане придут, этот аромат даст им понять, что в церкви снова есть священник. Несколько скамеек качались, парочка была сломана, Аким вчера не успел их починить, поэтому сейчас он решил за это взяться. Людям нужно на чём-то сидеть во время мессы.

Ближе к полудню Аким обновил воду в мисочках, положил туда ещё высушенной лаванды и начал ждать. Надежда праведника не угасала до самого последнего момента, люди проходили мимо ворот церкви, некоторые на секунду останавливались, чтобы вдохнуть аромат лаванды, но большинство просто проходили мимо.

Снова полдень, снова в церкви никого, и снова Аким на коленях перед ликом Солнцеликого молит его о прощении. Молит помочь его верному слуге вернуть горожан на правильный путь. Он не думал, что будет так сложно вернуть горожан на дорогу истинную. Он не знал, что ему делать, Великий Солнцеликий не дал ему знак. Что делать бедному праведнику? Что он может? Что сделать? Ему нужен совет. Тут Аким снова вспомнил о Богдане. Пока что он единственный человек, которого праведник знал в этом городе, хороший человек. У него можно попросить совета, а заодно снова испробовать того супа.

От одной мысли о вкусной пище рот Акима наполнился слюной, а живот заурчал, заставляя праведника вновь вспомнить, что он ничего не ел с того самого вечера. Недолго думая, Аким привязал на пояс кошель, который выдал ему местный священник, и вышел из церкви. Праведник совершенно забыл, что Богдан бывает в кабаке только по вечерам, как и многие другие люди. Поэтому войдя в четырёхэтажное здание, Аким практически никого в нём не обнаружил, кроме одной девушки и тучного мужчины, одетого в красивые одежды. Услышав звук отворившейся двери, мужчина обернулся и широко улыбнулся, раскрыв объятья.

­— Доброго Солнца, дорогой мой брат, рано ты, наши двери отворятся только через час, но коль пожелаешь, можем налить тебе пива. Посидишь здесь, обождёшь, — любезно предложил мужчина, являющийся, судя по всему, хозяином кабака. Аким непонимающе заморгал, но кивнул. Хозяин улыбнулся ещё шире, приглашающим жестом указал на стол и кивнул девушке, которая сразу же побежала наливать пару кружек пива.

Аким медленно подошёл к столу и сел, монетки звенели в такт его шагам, в тихом помещении это было особенно слышно. Хозяин кабака присел напротив раннего гостя и начал его внимательно изучать, Аким чувствовал, будто взгляд этого мужчины проникает в самую душу, в самые тёмные её уголки, выискивая, изучая. Затем мужик удовлетворённо хмыкнул и протянул мясистую руку для рукопожатия.

— Меня Трофимом звать, — Аким, смутно припоминая, что принято в такой ситуации делать, протянул свою руку в ответ, Трофим пожал её и снова широко улыбнулся. — А тебя как величать? Я вижу не из местных ты.

— Акимом меня звать, добрый господин, я более дюжины лет был отшельником, молился Великому Солнцеликому в горах к востоку отсюда, недавно вернулся в сей город, — Трофим уважительно присвистнул, в этот момент девушка пришла с двумя кружками пива и поставила их на стол.

— Ничего себе, давно я не видал таких преданных слуг Великого Солнцеликого. Должно быть давненько ты не вкушал нормальной пищи, не пил приличного вина, брат мой. Ну ничего. Здесь, — Трофим обвёл рукой пустующий зал, — в обители исполнения желаний, как я её именую, ты сможешь вкусить саму жизнь. Ты посвятил её служению, это значит, что тебе как никому другому нужно вкусить её прелести.

— Почему? — искренне недоумевая спросил Аким. Поняв, что публика тяжёлая, Трофим на секунду нахмурился, но затем снова просиял, сделал большой глоток пива и продолжил свою речь.

— Как это почему. Ты, брат мой, посвятил жизнь свою служению Великому Солнцеликому, лишал себя удовольствий, морил голодом тело своё, за такое требуется награда. Солнцеликий привёл тебя в этот город, брат, не так ли? — спросил Трофим. В глазах его светился острый ум, хитрость, Акиму достаточно было сказать лишь пару слов, чтоб хозяин кабака уже видел его насквозь. Этим он и привлекал людей, им казалось, что он прекрасно их понимает, как никто другой. Они тянулись к нему, улыбались, проводили всё своё свободное время здесь, лишь бы только увидеть его, поговорить с ним, посоветоваться. Аким тоже был поражён тем, как точно Трофим прочитал его жизненную историю.

— Да, всё так… — ошеломлённо ответил Аким. Трофим же перешёл на заговорщицкий шепот и немного наклонился вперёд, поближе к праведнику.

— Великий Солнцеликий послал тебя именно в этот город, туда, где люди не ходят в церковь, а исполняют все свои желания, наслаждаются жизнью, всеми прелестями и удовольствиями её. Посмотри на небо, он доволен деяниями детей своих земных, он смотрит на них, не закрывая глаза. А ты сюда послан, брат, в награду за служение твоё. За страдания твои. Вкуси же этот напиток, местные яства и, коль пожелаешь, поднимись на этажи выше, там представлены другого рода удовольствия… — Трофим заговаривал, соблазнял, обещал наслаждения, но Акима было не так-то уж просто сломить.

— Да, Великий Солнцеликий не гневается, его терпение воистину огромно. Я здесь для того, чтобы снова вернуть людей на путь истинный, пока Великий не покарал этот народ, — сказал Аким, будто не слыша тираду Трофима. Хозяин таверны наклонился ещё ближе, вперил взгляд своих тёмных глаз в праведника.

— Великий Солнцеликий просто направил тебя сюда, брат, в этот город. Ты не можешь точно знать цели его, путь его, — зашёл с другой стороны Трофим, Аким нахмурился.

— Верно, я не могу знать, чего он хочет, но я следую заветам его и правилам церкви его.

— И за это тебе полагается награда, ведь труд каждого сына его священен и должен быть вознаграждён, — Трофим говорил очень убедительно, старался подойти к Акиму с разных сторон, но праведник не подпускал его близко, относился с осторожностью. Это ещё больше раззадорило хозяина таверны, он любил сложных людей, любил видеть внутренний конфликт. С горожанами было всё просто, у них исчез священник, им не к кому было обратиться, они только рады были принять на веру новую проповедь. Но этот человек был сложен, он спорил, подвергал сомнению, не верил, точнее наоборот, верил, и настолько сильно, что эту веру трудно было разбить. Но Трофим уже чувствовал, что он почти нащупал трещину в этом хитиновом покрове. Ещё пару правильных ударов, немного времени и праведник будет готов слушать речи его как проповеди самого Солнцеликого.

— Да, поощрения его — главная награда для человека праведного.

— И как же он тебя поощряет, брат?

— Он поощряет нас всех, Трофим, давая жизнь семенам растений, позволяя течь воде, давая жизни новым людям. Всё это награды его, — блаженно вещал Аким. Он знал множество ответов на подобные вопросы, Великий слуга церкви, в которой рос Аким, часто отвечал на вопросы такого толка. Мальчик помнил все ответы до сих пор и взял их за основу жизни.

— Ты многое сделал, Аким, для Солнцеликого, но когда ТВОИ семена прорастали в последний раз, когда у ТЕБЯ рождалась новая жизнь? Означает ли это то, что Солнцеликий не поощряет твои деяния, но поощряет деяния горожан города сего? — спросил Трофим, тогда праведник нахмурился и вперил взгляд в стол. Хозяин кабака про себя победно улыбнулся, он нашёл трещину в хитиновом покрове и продолжил давить на неё. — За последний год в городе этом родилось больше всего детей, чем за предыдущие, растения растут, как на дрожжах, можешь любого мужика в поле спросить. Такого богатого урожая в этом городе ещё никогда не видали. Так, может, не горожанам надо встать на путь истинный, а тебе, брат?

Этот вопрос был словно последним гвоздём в крышку гроба, последней каплей в переполненном ведре. Аким схватился за голову, в которой роилась тысяча мыслей: «А что если Трофим прав? Что если эти горожане и правда уже идут по пути истинному, а я их только сбиваю? Но как истинным может быть путь, который не идёт в ногу с заветами церкви? Но Великий Солнцеликий не гневается, наоборот, награждает этих людей так, будто они служат лучше, чем Аким. Может, он и правда что-то делает не так?»

— Брат, ты всего лишь обычный человек, слуга земной. За труды тебе полагается награда, и имя ей — удовольствие. За эту кружку пива ты можешь не платить, насладись ей, прочувствуй удовольствие, а когда народ придёт сюда, попробуй делать то же, что и они. Веселись, пей, танцуй, ешь до отвала. И когда будешь готов вкусить нечто большее, приходи ко мне. Я покажу тебе лучшие удовольствия, созданные Великим Солнцеликим для детей земных.

Затем Трофим поднялся и ушёл, оставив Акима крутить в голове слова его: «Я обычный человек. За труды полагается награда, и имя ей — удовольствие». Это противоречило всему тому, что его учили, но слова хозяина таверны так прочно засели у него в голове, что он не мог их просто так выкинуть. Он смаковал эти мысли, пробовал на вкус, и обнаружил желание. Желание опробовать другую вкусную пищу, желание познать другие удовольствия этой жизни. Солнцеликий не гневается на этих людей, значит путь их истинен, значит, чтобы служить ему, надо тоже встать на этот путь.

Аким уверенно взглянул на нетронутое пиво, пенка уже немного осела, праведник сделал осторожный глоток этого непонятного напитка. Вкус у него был интересный, пиво показалось ему горьковатым, напоминало коренья, которые он употреблял в пищу в лесу. Праведник нахмурился и сделал ещё несколько глотков. Он не заметил, как хозяин таверны с улыбкой наблюдал за плодом своего таланта убеждения из-за барной стойки.

В том ли дело, что Аким не ел с прошлого вечера, в том ли, что никогда не пил алкоголя, или же в том, что он весил от силы килограмм 50, но после нескольких глотков пива он уже ощутил в голове какую-то лёгкость, тревоги и мысли отступили на задний план. Ему захотелось сделать ещё глоток и ещё, хотя вкус ему не очень нравился. Он не стал противиться своим желаниям, комната начала покачиваться, а блаженная улыбка впервые за долгое время осветила уста праведника. Именно в этот момент начали прибывать люди.

Заиграла музыка, и Акиму нестерпимо захотелось петь, он толком не знал слов, но практически сразу запомнил припев и начал горланить его с остальными, пока что немногочисленными, посетителями кабака. Затем к Акиму подошла девушка, с лёгкостью подхватила его и закрутила в танце. Комната кружилась, прекрасная девушка улыбалась, все пели, Акиму стало так хорошо на душе, хотелось смеяться. Впервые за много лет он чувствовал себя живым. Сейчас ему не хотелось думать, что правильно, а что нет, ему хотелось лишь остаться в этом моменте простого счастья навечно.

А народ всё прибывал, песни становились громче, алкоголь лился рекой, Аким танцевал с девушками, общался с простыми мужиками, слушал истории охотника, анекдоты купца. Он смеялся со всеми, танцевал, откуда-то появилось вино (по странному стечению обстоятельств появилось оно одновременно с коварной улыбкой хозяина таверны, такая вот загадка). Праведник выучил несколько песен и похабных частушек, попробовал запечённого кролика с брусничным соусом, завёл множество новых знакомств. Он совершенно забыл о своих тревогах и о том, зачем сюда пришёл изначально. Его щёки болели от улыбки, но он не мог перестать смеяться.

Аким даже не заметил, как наступила ночь, он понял, что ему пора идти, хотя новые знакомые совершенно не хотели его отпускать. Потанцевав ещё часок и пообещав, что завтра он вернётся, Аким вышел из душной таверны, наполненной запахами кухни, алкоголя и потных тел, в прохладу ночи. Жена Луна и дети её небесные смотрели на Акима свысока, с одобрением, как ему показалось. Возможно, он наконец-то встал на правильный путь, и небесная мать всего мира была этому рада. Покачиваясь, Аким двинулся в сторону церкви. Сейчас его не волновало то, что пьяным в церковь было нельзя. В этом городе всё не так, как в других. Здесь другой путь праведный. С этими мыслями и улыбкой на устах праведник уснул на полу церкви под открытым люком и пристальным взглядом Луны.

Больше праведник не проснулся.