Отражения

Римини

Они часто пели. А я сидела в этом ресторанчике каждый день, с полудня до золотого часа, чтобы нарисовать еще один кровавый средиземноморский закат. Весь день слышался то негромкий, чистый голос одной официантки, то хрипловатый — другой. Кажется, это были близнецы, во всяком случае, я их различала только по голосам и цвету футболок.

Казалось, поют они так же как дышат — не потому что им как-то особенно весело, а потому что это такая же естественная функция их организма. О чем они пели? Я толком не знала итальянского, но иногда подпевала, путая слова. А они тихо смеялись, пролетая мимо, и заглядывали в мой альбом. «Красиво», — однажды сказала одна из них по-английски, показав на мой рисунок. Я смутилась и закрыла альбом рукой.

Кафе-терраса пряталось на краешке пляжа. Мало кто добирался сюда, поэтому мне здесь и нравилось. Сезон закончился, зонты и лежаки убрали, и тени от частокола голых зонтичных опор штриховали пляж. Облетевшие, голые одуванчики. С начала лета моим любимым местом стал шезлонг с маленьким столиком под раскидистым фикусом. Но дни и расстояния становились короче. От шезлонга на террасе до кромки воды летом нужно было порядочно петлять через песчаные тела. А осенью — всего лишь десять шагов. Терракотовая плитка уже только приятно грела, а не обжигала. Я все еще иногда купалась, лениво скользя вдоль берега. А потом возвращалась к своему столику и просила у птиц мохито или каплю густой нефти эспрессо.

В тот день утром я вышла на балкон своего гостиничного номера, и впервые почувствовала запах осени. Порыв ветра уронил со столика зеркальце, оно разлетелось на куски, и холодная рука снова сжала сердце.

Я включила смартфон, увидела одно непрочитанное сообщение от Сергея:

«Привет! Мне кажется, я сегодня видел Марка на Цветном бульваре. Странно, но он сделал вид, что не узнал меня.»

«Это точно был он?!» — спросила я, путаясь в буквах.

«Я все-таки десять лет с ним проработал. Вроде он. Я так удивился, что не успел его догнать, он уже куда-то слинял. Но я не понимаю, с чего бы ему скрываться?»

«Я завтра прилечу, встретимся на Трубной в три?»

«Может, и зря. Но я тебе обещал сообщить в любом случае.»

«Ты все правильно сделал, спасибо.»

Златибор

Что мне всегда нравилось в Марке — он был легкий на подъем. Вроде бы и работа у него была такая — всегда на ногах, а все-таки он всегда был готов сорваться куда-нибудь, особенно в горы. В студенчестве он серьезно увлекался фристайлом, а сейчас мог отрываться только в отпусках. Тогда мы и познакомились, в университете, и с тех пор не расставались.

Мы поехали в Златибор, это было ближе всего к месту последней работы Марка. Их съемочная группа делала серию репортажей в Белграде. Мы с Марком не виделись три месяца — такая уж у моего мужа была работа. Как только съемки закончились, я сразу прилетела из Москвы и мы вместе на первом попавшемся арендованном внедорожнике рванули в горы. В горах мы ослепли от снега и счастья, и сняли самый дорогой и просторный коттедж. В нем стоял аромат дерева и печи, а из окна были видны горы.

Наши знакомые подшучивали надо мной из-за того, что я — больше фанат апре-ски, чем катания на сложных трассах. Но не Марк. Иногда он катался со мной на зеленой трассе для новичков, но ему, конечно, было интереснее на могулах и черных, профессиональных трассах. Поэтому чаще я каталась одна, расслаблялась в спа или работала в нашем коттедже — у меня тогда было много заказов.

Иногда мы по вечерам зависали в баре и пели караоке, или просто сидели у большого окна с видом на горы и пили глинтвейн. В последний вечер, помню, снаружи уже стемнело, и в оконном стекле отражалась люстра и мы с Марком. Почему-то этот момент мне запомнился больше всего, а всё, что было потом — как сон.

Совершенно непонятно как я отпустила Марка кататься в тот день — погода становилась все хуже. Серое небо опускалось нам на плечи, и вокруг кружили снежные пчелы. Они жалили меня в лицо. А он только шутил и ловил мой нос рукой в перчатке. Весь день я нежилась в горячих источниках, а когда вечером вернулась в коттедж, Марка там не было. Его всё-таки вызвали на срочный репортаж, он ждал этого со дня на день. Записку, которую он оставил «Я уехал, рейс через час. На связь выйду позже. Целую!» я потеряла и мне потом нечего было предъявить полиции. Так что мы разминулись. А потом я уехала в Москву.

Москва

Наша московская квартира покрылось пылью во всех смыслах. Год назад, после Златибора, когда Марк пропал, я прослонялась в этих стенах ровно месяц, а потом уехала в Римини. Там, где не было его запаха, было легче ждать. На кухонном столе еще стояла кружка в горошек, из которой я пила перед тем, как уехать в аэропорт.

Я проверила вещи Марка — кажется, все было на месте. Тем не менее, он в Москве, инкогнито, если только Сергей не ошибся. На трюмо в прихожей лежали солнечные очки Марка, рядом висела на вешалке его куртка. Я посмотрела на свое отражение в зеркале:

— Странно. Чтобы видеть других, у нас есть глаза, но для того, чтобы увидеть себя, нужно зеркало. Но то, что оно отражает — ложь. Нам нужно отражаться в ком-то, тогда мы чувствуем себя целыми.

Я зарылась лицом в куртку Марка, пытаясь вспомнить его лицо. Всякий раз оно осыпалось стеклянным дождем осколков, похожих на тонкий лед, какой бывает на ноябрьских лужах по утрам.

Сергей пришел на встречу раньше меня. Он был мне рад и расспрашивал про терапию. Я его слушала вполуха, потом мне было за это неловко. Все-таки это единственный человек, который мне верит и поддерживает весь этот год. Обещала ему не пропадать. Снова. Подарила ему один из итальянских пейзажей. Кажется, он обрадовался.

Я стояла под зонтом у входа в бизнес-центр — шел дождь. У меня останавливалось сердце, когда появлялся какой-нибудь высокий темноволосый мужчина. Час, когда служащие бегут врассыпную из офисов, давно прошел, а я все стояла.

Когда появился Марк, я растерялась — у меня не было плана. Он вышел из крутящихся дверей холла вместе с девушкой. Они о чем-то говорили, и пошли в сторону центра вместе, под одним зонтом, а я зачем-то потащилась за ними. Вместе с нами шел дождь. Через пару кварталов он прекратился, и Марк со спутницей остановились, складывая свой зонт. Я в панике отвернулась и зачерпнула с асфальта мокрых янтарных листьев. Когда я снова посмотрела на них, они входили в ресторан на Петровском бульваре. Не знаю, чего было во мне больше — радости от того, что он жив, или горечи от того, что он вычеркнул меня из своей жизни. Я хотела знать только одно — «почему»?

Я шла к их столику почти вслепую — слезы все-таки выплеснулись наружу. Я вытерла глаза и посмотрела Марку в лицо.

Это был не он.

Его звали Руслан. В общем, они оказались нормальными ребятами и не послали меня куда подальше. Я показала им фото Марка и девушка — ее звали Рената — покачала головой. Да, не похож, но если смотреть издалека, сходство было. Особенно в походке, но это знала только я. И Сергей.

Они пригласили меня за свой столик. Я смотрела на них двоих, чувствуя одновременно облегчение и разочарование. Они были братом и сестрой, и между собой были похожи — темноволосые, скуластые, кареглазые. Руслан выспросил все подробности, и спросил, что я собираюсь делать. А что я могла сделать? Полиция? Сербская полиция ничего мне не могла сообщить — человек уехал из страны. А наша — ну, объявили в розыск, если будет информация — позвонят. На работе уверяют, что никуда не посылали его с журналистским расследованием. Марк не раз уезжал на месяцы, и иногда подолгу не выходил на связь из Африки — всякое бывало. Поэтому вариант со срочной секретной командировкой я долго не могла отбросить. В последний раз секретарь раздраженно попросила больше не звонить, потому что такой человек у них не работает.

Марк просто пропал. Будто там, в Златиборе, снежные пчелы унесли его в ледяную страну безмолвия.

— У вашего мужа есть друзья или родственники? Возможно, он попал в какую-то беду и прячется у них, — попытался предложить что-то полезное Руслан.

Я задумалась, комкая салфетку.

— Я обзвонила всех. Но вот сейчас вспомнила — в Карелии у Марка есть родня, двоюродная сестра. У меня нет номера их телефона, но я могла бы их найти там, в деревне. Мы там однажды были.

Руслан одобрительно кивнул:

— Обязательно поезжайте туда и проверьте. — Он говорил немного вычурно, словно русский был для него не совсем родным. — Нужно сделать всё, что возможное. Я слышал, там удобнее передвигаться на автомобиле. Вы водите?

— Да, но машины у меня нет. Может, возьму в аренду.

Они посмотрели друг на друга и Рената улыбнулась ему.

— А знаете. Возьмите нашу машину и поезжайте в Карелию, — Руслан движением ладони остановил мои возражения. — Нет-нет, это не подарок, потом вернете. Этот автомобиль в нашей семье не единственный, и сейчас он нам не нужен.

Рената поддержала брата:

— Я знаю, что вы могли бы поехать на поезде или как-то еще добрались бы, да и мы вам чужие. Но нас так тронула ваша история. Я чувствую, что вы говорите правду и желаю вам найти мужа. Только обязательно расскажите потом, чем все закончилось.

Я отметила это «нас». Может, близнецы читают мысли друг друга?

Утром я уже сидела в подержанном внедорожнике «Митсубиси» близнецов возле дома Ренаты. Руслан писал доверенность, положив лист бумаги на капот, а я разговаривала с Сергеем:

— Просто, понимаешь, ну не могу я сидеть, сложа руки, если есть какая-то возможность что-то узнать о Марке.

Сергей сказал расстроенно:

— Мне было бы спокойнее, если бы я поехал с тобой. Или чтобы ты осталась. Здесь, в Москве.

— Да ты не волнуйся, всё со мной будет нормально. Я тебе сразу сообщу, как только что-то узнаю, — пообещала я. — В любом случае, через три дня я вернусь. Если одна… ну, вернусь на работу в офис с удалёнки, буду ездить на метро, ходить в кино. Кошку заведу. В общем, стану нормальной.

Я старалась, чтобы мой голос звучал убедительно.

— Было бы здорово, — его голос потеплел. — Удачи тебе.

Из подъезда показалась Рената с корзинкой в руках.

— Тут бутерброды, сыр, в дороге перекусите.

Почему-то неловкости не было, словно я давно знала этих двоих. Я завела машину и поехала на север. Брат с сестрой махали мне вслед, а я подумала, что все делаю правильно.

Медвежьегорск

Я же знала эту схему. Ну, то есть я слышала, что раньше такие разводы были сплошь и рядом.

Карелия распахнула мне навстречу свою красоту — синюю радужку озер, жесткую шевелюру лесов, теряющихся на горизонте, прозрачный искрящийся воздух. Уже за полночь я ехала по трассе. Спать не хотелось, и потом, я планировала часа через два доехать до приличного отеля в Медвежьегорске. На повороте, когда я сбросила скорость, на капот неожиданно бросился человек. Я в панике выскочила из машины. Парень лет двадцати, лежит на асфальте, стонет.

— Откуда вы тут взялись? Как вы?

Я попробовала помочь ему встать — он застонал громче.

— Я руку сломал!

— Можете дойти до машины? Я отвезу вас в больницу.

Он дохромал до машины и сел, не прекращая стонать. Лицо вымазано в крови, испуганные глаза. Я пристегнулась, повернула ключ, сумев только со второго раза попасть в замок зажигания и… вырубилась.

Очнулась я на заднем сиденье своей-несвоей машины, где-то на обочине, в поле. Начинало светать, впереди виднелись домики поселка. Голова разваливалась как гнилой пень. Похоже, этот тип распылил мне в лицо газ из баллончика. Двери в машине открыты, ужасно холодно. Я надела шапку и застегнула пуховик. Рядом с водительской дверцей в траве валялось портмоне с документами и пустой рюкзак. Денег, карточек, айфона — ничего нет.

Хорошо, что я вчера вечером заправилась — почти полный бак. Я постояла в поле, глядя в розовеющее утреннее небо, расчерченное незамкнутыми треугольниками птичьих стай. Они летели на юг. А куда еду я, есть ли в этом смысл? Я заорала, выпуская гнев. Когда мне показалось, что я уже почти оглохла, я села в машину и поехала в поселок. У меня не было никакой, даже бумажной карты — кому они нужны сейчас, когда у каждого из руки растет смартфон?

В поселковом магазине я разжилась потрепанной картой и поехала дальше через Медвежьегорск, к родне мужа, в маленький городок Лоухи.

Лоухи

Через пять часов я была на месте. По памяти попетляв по улицам городка, я довольно быстро нашла нужное место. Деревянный крепкий дом, из трубы вьется дым — в здешних местах уже начиналась зима. Света, двоюродная сестра Марка никак не могла взять в толк, чего я от нее хочу.

— Не было его тут. Я Марка уже года два не видела. Да с тех пор как вы к нам приезжали и не видела.

Мы пили чай. Я рассказала ей, что Марк пропал год назад и я все еще ищу его. Рассказала про ограбление. Света помогла мне восстановить сим-карту и заблокировать банковские карты, но новые мне получить не светило до понедельника. И еще она одолжила мне свой старый кнопочный «самсунг».

— Я почему-то думала — вдруг Марк попал в какую-то историю и вы про него что-то слышали, — кажется, я пыталась убедить саму себя в том, что не зря поехала.

— Нет, дорогая, — Света сочувственно погладила меня по руке.

— Я была уверена, что что-то узнаю здесь. Знаешь, такое чувство, — я дотронулась до груди.

— Слушай. — Света тряхнула кудряшками, — Сходи к нашей колдунье. Вдруг она сможет сказать, где Марк. Да ты не удивляйся, мы тут привыкли советоваться с такими людьми. Это тебе не Москва. Количество магии в воздухе обратно пропорционально расстоянию до Москвы, так-то. Пусть посмотрит. Даже если он умер, лучше знать, неизвестность ведь хуже всего, правда?

Я расплескала чай — так у меня затряслись руки. Света накапала мне валерьянки, и мы пошли к колдунье.

Колдунья Жанна оказалась женщиной лет сорока, с тяжелым взглядом. Она долго меня разглядывала и велела Свете:

— Домой иди. Мы сами разберемся.

Света ушла, выразительно посмотрев на меня, и показала украдкой большой палец. Колдунья помолчала и заявила мне:

— Знаю я, где твой муж. То есть я знаю место, где ты его найдешь.

— А есть разница? — Удивилась я.

— Есть, — засмеялась ведьма. — Но тебе придется поехать к моей сестре, это рядом, но за границей, в Финляндии. Сорока сделает то, что нужно. Паспорт есть?

Я кивнула.

— Ну вот. Приедешь в Куусамо, найдешь Сороку по этому адресу, — она написала что-то на листе бумаги. — Скажешь, что от меня. Заплатить тебе мне нечем, знаю. За мою работу заплатишь после, так я буду уверена, что ты вернешься.

Я снова кивнула. Колдунья велела:

— Раздевайся. Напишу письмо, чтобы Сорока знала, что нужно делать. На бумаге нельзя, на словах нельзя, только так.

Куусамо

Пограничный финский переход был в часе езды от Лоухи. Я оставила машину на границе — на машине близнецов без документов дальше я ехать не могла. И на автобусе добралась до Куусамо.

Я вышла на автобусной станции и зашла в кофейню, чтобы собраться с духом. Спина дико болела при любом движении, от свежей татуировки с «письмом». Никогда бы не подумала, что у меня будет татуировка. Я достала листок с адресом и пошла искать дом Сороки. Здесь уже намело снега, начиналась зима. Я сообразила, что не спросила у колдуньи в Лоухи как выглядит ее сестра.

Оказалось, что она очень похожа на Жанну, только красится в блондинку. Я пришла к ней домой со странным письмом от сестры из России, а она нисколько не удивилась, напоила меня кофе и болтала со мной о пустяках (я не очень-то слушала), и замолчала только когда я сняла футболку. Она какое-то время стояла у меня за спиной, шепотом повторяя то, что прочла.

— Поняла. Одевайся. Завтра поедем на север. Я тебя довезу до Пустого Озера, а там ты сама пойдешь.

Мы поужинали рыбой с картофелем. Муж Сороки был финном и не знал даже английского, и я совершенно не понимала его. Поэтому ужинали в молчании — Сорока о чем-то сосредоточенно думала, а муж только вежливо улыбался.

Переночевала я у них в гостевой. А утром Сорока повезла меня к Пустому Озеру. Почему оно так называлось, она не ответила. И вообще больше хмуро молчала всю дорогу. В самом конце только сказала:

— Это опасно. Постарайся не умереть. И не засыпай. Иди только прямо. Ничего не могу тебе сказать, не знаю, что ты увидишь. Но ты поймешь, что пришла. Все понимают.

Она меня высадила на повороте и показала в бесконечную снежную пустыню — туда, мол, пойдешь.

Никакого озера я тут не видела, только снег. Но я пошла.

Зеркало

Началась метель. Я натянула глубже капюшон пуховика и плотнее затянула резинки на рукавах. С обувью было хуже — я поехала в Карелию в демисезонных ботинках, и ноги скоро замерзли.

Я не могла больше сидеть на берегу и бесконечно рисовать его лицо. Поэтому я здесь. Поэтому я поверила этой ведьме.

Метель становилась сильнее, и ветер, казалось, дул прямо сквозь меня. Словно не было на мне свитера и пуховика, словно я шла через этот белый шум голая. Прошло… сколько? Часы, дни? Я поняла, что у меня не было сил идти дальше. Ветер валил с ног, белые пчелы жалили лоб, ног я уже не чувствовала. Я села на землю, в эту небесную манну, которая не могла никого накормить. Я просто полежу здесь немножко. Просто отдохну.

Метель убаюкивала. Если лежать неподвижно, становится даже тепло. Я закрыла глаза. Наверное, я умру. Но это не важно. Я так устала.

Буквы неизвестного языка обожгли мне спину, и я вынырнула из сна в ветер и снег. В уже ничего не чувствующее лицо вонзались осколки льда, но я встала и снова пошла.

И вдруг метель прекратилась, как будто ее выключили. Появилось солнце. Передо мной стоял дом. Обычный финский дом, обшитый сайдингом. На перилах крыльца сидел ворон и смотрел на меня блестящим круглым глазом.

Я обстучала забитые снегом мокрые ботинки об крыльцо и поднялась по ступеням на негнущихся ногах в дом. Внутри была единственная комната с высоким потемневшим зеркалом. Из окон медом и молоком лился солнечный свет и заставлял щуриться глаза, уже привыкшие к пасмурному небу севера.

Я подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение. В зеркале вместо меня отражался Марк, живой и здоровый. Он внимательно смотрел на меня, как-то странно, по-птичьи повернув голову. Я поняла, что знаю, или это знала моя многострадальная спина, что это место — центр мира.

И я вдруг вспомнила горы, и как я бежала туда, где он лежал в снегу, страшно вывернув шею, и задохнулась от боли. Казалось, меня разорвало напополам, я завыла и упала на дощатый пол. Марк в зеркале, мой любимый, мой муж и лучший друг, безмятежно улыбнулся мне, и сквозь него, как через прореху в листе бумаги вырвалась вспышка света, и зеркало превратилось в солнце. Его тепло растопило холодные осколки того, что случилось. Я почувствовала, как невидимая обжигающая игла сшивает края моего сердца заново. Это было какое-то новое чувство — целостность, завершенность. Кто я без тебя, Марк?

Звякнул телефон, я вытащила его из кармана и прочла сообщение от Сергея: «Куда ты пропала?».