Сердце джинна
Лампу с джинном нашёл Водяной — на дне Невы. Повертел, подул в длинный носик, потряс. Внутри не булькало, крышка не открывалась. «Илом, что ли, забилось? — подумал Водяной. — А штуковина знатная. На чайник похожа».
Про джиннов он знать не знал. А находке не удивился — после осенних дождей в Неву чего только ни попадало. Половодье размывало берег и древние курганы. Водяницы потом собирали в притоках пёстрые стеклянные бусины, случалось, что и серебро находили, и даже золото. Такие находки хозяин Невы отбирал. В воде всё равно потускнеет, лучше на дело пустить — на меновую торговлю с чухонскими троллями.
Чайник оказался не золотой, а бронзовый, но красивый, узорчатый. Тролли такое любят, глядишь и поменяют на полный бочонок мухоморовки.
Секрет настойки на грибах тролли берегли пуще глаза, но готовым напитком торговали охотно, особенно за всякие замысловатые блестючки.
— Это что? — Старейшина троллей ковырнул крышку лампы сначала когтем, потом клыком. Что-то треснуло.
— Чайник, — уверенно ответил Водяной. — Люди такие на самовар ставят.
— Нет у нас самовара, — буркнул тролль, растирая челюсть. — Домовым отнеси. Пусть этот… кофей новомодный из чайника пьют.
— Оно красивое... — Младший сынишка старейшины робко потрогал лампу. — А что здесь написано?
— Где? — Старый тролль прищурился, разбирая узоры на пузатых бронзовых боках. — Чудные какие-то закорючки. Ни на руны не похожи, ни на буквы...
— Это восточное, — авторитетно заявил Водяной. Он видел такую вязь на старинных монетах. — Благопожелание, должно быть. Бери, не пожалеешь. Добротная вещь, а крышку и отбить можно. Дятлов попроси.
Старейшина хмыкнул, но кивнул сынишке. Тот мигом приволок старый глиняный горшок, плотно обмотанный берестяными лентами. Водяной приподнял крышку, и в нос шибануло крепим духом.
— Обижаешь! Пол-горшка мухоморовки — это разве цена? Бочонок давай.
— Не дам, самим мало. — Старейшина сокрушённо покачал головой. — Старая заканчивается, а новую не на чем настаивать. Беда у нас. Когда город на твоей реке строили, люди волчишек постреляли, оттого лоси расплодились. Сейчас у них гон, мухоморы жрут, как не в себя. А какие не жрут, те топчут. Под копыта соваться — себе дороже. Так берёшь или нет?
Водяной вздохнул и забрал горшок. Всё равно в реке чайник без надобности, а пол-горшка мухоморовки для сугреву осенью — лучше, чем совсем ничего.
О том, как он продешевил, Водяной узнал только на следующий год.
Проводив гостя, старейшина отдал чайник сынишке, наказав отчистить до блеска, а потом снести в город, показать домовым. Они там смекалистые, авось разберут заковыристую надпись. А сам прикорнул под осиной на тёплом осеннем солнышке. Разбудил его отчаянный вопль:
— А-а-а! Оно страшное!
Размахивая лапами и хвостом, сынишка взлетел по старейшине и дальше по осине — на самую высокую ветку.
— Чего? — Старый тролль протёр глаза, ахнул и протёр ещё раз.
В траве валялся, рассыпая солнечные зайчики, бронзовый чайник, а над ним клубилось синее облако. Дым не дым, туман не туман… В центре облака проявилась рожа с блестящими, как язычки пламени, глазами и крючковатым носом. Толстые губы шевелились, но звуки из них вылетали непонятные — вроде слова, но чудные, как закорючки на чайнике.
— Чего? — переспросил старейшина. — По-нашему говори. А не можешь, так молчи.
Рожа скривилась и что-то забормотала скороговоркой. У старейшины засвербило между ушами.
— Ты зачем это?! — подскочил он. — Колдун, что ли?
— Я джинн Дахнаш ибн Кашкаш, раб лампы и того, кто владеет лампой! — громыхнула рожа. — Я исполню всё, что прикажет мой господин.
Облако сгустилось в рослую, широкоплечую фигуру с синей кожей. Из длинных чёрных волос торчали острые кончики ушей.
— Джинн? — Старейшина поскрёб в затылке. — И откуда ты, такой красивый, взялся?
— Из лампы, о мудрейший. — Дахнаш поклонился, сложив ладони у лба. — Готов выполнить любое твоё приказание.
— Приказание? — Старейшина огляделся. Из-за деревьев с опасливым любопытством выглядывали тролли. — Да чего приказывать-то? Мы и сами с хвостами.
— Хвостами? — озадаченно уточнил джинн.
Осмелевшие тролли закивали и продемонстрировали длинные, похожие на коровьи, хвосты.
— Хвост есть — и всё есть, а нет хвоста, так и жизнь пуста! — назидательно сказал старейшина. — Вот так-то.
— Счастлив тот, кто ни в чём не испытывает нужды! — Глаза джинна вспыхнули. — Но если тебе ничего не надо, господин, освободи меня. Отдай мне лампу, и я более не стану обременять тебя своим присутствием.
Избавиться от иноземного колдуна показалось хорошей идеей. Старейшина потянулся за лампой.
— Погоди! А мухоморы?! — крикнул сверху тролльчонок.
— Ах да! — Старейшина крякнул. — Пожалуй, найдётся тебе работа, Дахи. Отправляйся-ка мухоморы спасать. Время уходит, того и гляди, без урожая останемся. А без мухоморовки зимовать, сам понимаешь, несподручно.
Круглое лицо джинна вытянулось.
— О свет моих очей, позволено ли будет узнать скудоумному рабу лампы, что такое мухоморовка? — спросил он.
Ему поднесли бочонок, резонно посчитав, что берестяного стакана таком здоровенному лбу будет мало. Дахнаш ибн Кашкаш выпил, блаженно улыбнулся и упал, как подрубленный.
Наутро, осушив с похмелья два родника, джинн попросил показать мухоморы. Тролли отвели его на пока не разорённую поляну. Джинн опасливо понюхал красные шляпки, надкусил одну и скривился.
— Какой безумец станет это есть?
— Безумцы и есть! — закивали тролли. — Лоси от мухоморов дуреют. И оттого ещё опаснее становятся.
Джинн заулыбался. Наконец-то речь пошла о понятных вещах. Раз есть опасность, значит, надо её устранить. Всё просто, и никаких хвостов.
— Показывайте своих лосей! — Он поиграл мускулами. — Сейчас от этих паршивых детей гиены мокрого места не останется.
— Э нет! — забеспокоился старейшина. — Лосей обижать нельзя, иначе хозяин леса Хийси разгневается. И тогда от нас всех мокрого места не останется.
Джинн помрачнел. Дело опять осложнялось.
— И как, по-твоему, о храбрейший из хвостатых, я должен… — он осёкся.
Тролли вдруг куда-то подевались, а совсем близко послышался дикий рёв. Джинну доводилось слышать, как трубят боевые слоны и рычат тигры, но этот звук показался ему гораздо страшнее. Земля затряслась, и появились огромные звери с рогами, как соха земледельца. Один убегал, другой мчался следом — напролом, ломая молодые деревца, стаптывая кусты и разбивая вдрызг дёрн. Россыпь мухоморов превратилась в кашу.
Когда топот стих, джинн слез с сосны, посмотрел в глубь просеки, оставленной лосями, и вытер пот со лба.
— Почтеннейшие! — позвал он. — Правильно ли я понял, что эти чудовища — любимцы хозяина вашего леса?
— Не только нашего, — отозвался старейшина, появляясь как из-под земли. — Хийси — хозяин всех лесов земли нашей Карьялы.
Джинн обречённо махнул рукой.
— Показывайте, где обитает этот воистину могущественный волшебник.
Хийси блаженствовал в центре круга каменных пирамид, сложенных из замшелых валунов. Щурился на солнышко, наигрывал на кантеле [1] и мурлыкал себе под нос.
Поблизости вежливо кашлянули. Звучный, незнакомый голос произнёс:
— Приветствую тебя, о солнцеподобный! Имею ли я счастье лицезреть владыку здешней земли?
Хийси открыл глаза, осмотрел склонившегося в низком поклоне джинна и кивнул.
— Не сомневайся, красноречивый. Я это, я.
Джинн поморгал. Он представлял себе лесного бога иначе: величественного, в короне из ветвистых рогов, в шёлковых одеяниях, играющего на золочёном ребабе [2]… Но Хийси походил на тролля — такой же лохматый, с длинным хвостом и когтистыми пальцами. На коленях у него лежала потемневшая от времени доска с натянутыми жилами.
— Я зовусь хозяин леса, — он тронул струны кантеле. — Каменных садов хозяин, Хийси — прозвище от века. Там, где ивы опускают до земли седые косы, там, где ягоды брусники расстилаются коврами, там звучат мои напевы...
— О-о-о! — восторженно протянул Дахнаш, мгновенно простив хозяину Карьялы непрезентабельный вид. — Воистину, сегодня счастливый день, ибо слышу я сладостные звуки поэзии!
Хийси польщённо усмехнулся.
— Ты чего хотел-то?
Джинн объяснил про лосей и мухоморовку.
— Что нужно троллям, я понимаю, — Хийси прижал струны широкой ладонью. — Но в чём твоя выгода?
— Я раб лампы… — Джинн помялся. — Уже сотни лет. Я хочу вернуться домой, в пустыню. Вернуться свободным. Тролли обещали, что отдадут мне лампу, если я выполню их задание.
— Лосей перегонять — дело непростое. Это мне подготовиться надо, подумать… месяцок-другой.
— Время уходит, о величайший! Через месяц мухоморовку уже не из чего будет делать.
— Да не люблю я это тролличье пойло. Мёд лучше. С клюковкой, — Хийси причмокнул. — Пробовал?
Джинн покачал головой. Хийси пошарил за спиной и достал деревянную миску, полную рубиновых ягод в золотистом меду.
— Угощайся.
Джинн осторожно взял одну ягоду, раздавил языком… Во рту растеклась горьковатая сладость с кислинкой. Это был вкус привольной земли с бескрайними лесами и болотами, с моховыми коврами и драгоценными узорами из клюквы, брусники и морошки. С янтарём сосен и серебром рыбьей чешуи в бархатной воде…
Дахнаш поставил на камень опустевшую миску и склонил голову перед Хийси.
— Благодарю тебя, о владыка. Я навеки сохраню твой дар в сердце. Безумием с моей стороны было бы предлагать свои услуги хозяину Карьялы, но… Возможно, я смогу чем-то тебя порадовать?
Хийси улыбнулся. Глаза его мерцали золотом, а в глубине их таился омут — древнее леса, древнее мира.
— Много ли ты знаешь сказок, сын пустыни?
— Тысячу, о владыка! — Джинн не хвастался. Однажды он нашёл библиотеку в заброшенном городе и прочитал все свитки с волшебными историями, прежде чем город снова занесло песком.
— Ты сказал, я услышал, — Хийси лукаво прищурился. — Ступай, порадуй троллей. Лосей я сам перегоню, а ты за это будешь мне сказки рассказывать. Как перескажешь все, какие знаешь, так и получишь лампу в полное своё владение.
Осчастливленные тролли притащили лампу в тот же день. Куда её спрятал Хийси, джинн не видел. Да это и не имело значения — договор есть договор. Дахнаш подсчитал, что освободится не раньше, чем через три года, но оказалось, что Хийси, в отличии от царя Шахрияра, готов слушать сказки не по одной за ночь, а с утра до вечера. Особенно когда пришла зима и дел у хозяина лесов поубавилось.
Джинну холод не понравился. К счастью, в подземном жилище Хийси было тепло, особенно если зарыться в кучу опавших листьев в обнимку с бочонком мёда.
Когда весеннее солнце нагрело каменный сад, джинн выбрался наружу. Белыми ночами послушать его сказки стали собираться звери, птицы и тролли. По весеннему половодью слухи о сказочнике из лампы добрались до Водяного. Раздосадованный хозяин Невы сам не явился, но дочерей послушать иноземные байки отпустил. С водяницами на посиделках стало ещё веселее.
Так хорошо Дахнаш никогда не жил. Ему даже начало казаться, что до встречи с Хийси он вообще не жил. Витал в облаках, закручивал песчаные смерчи, горячим шквальным ветром обрушивался на оазисы… Теперь об этом было стыдно вспоминать. А потом его поймал магрибский волшебник и заточил в лампу...
К осени сказки закончились. А мухоморовка — нет. И ягоды, и мёд, и хитрые щуки в бездонных бочагах. Поймать хотя бы одну из этих зубастых бестий стало заветной мечтой джинна. Возвращаться в родную пустыню расхотелось окончательно. Но и отказываться от своих слов было неловко — всё равно, что признаваться в слабости.
И тогда Дахнаш начал придумывать новые сказки — обо всём, что попадалось на глаза и поселялось в сердце. О смекалистых зайцах и хитроумных лисах, о суетливых сороках и коварных щуках, о дурашливых троллях и мудром хозяине леса. Сказки вились, цеплялись одна за другую, сплетались в бесконечную историю. Хийси порой подыгрывал джинну на кантеле, но чаще просто слушал, довольно улыбаясь.
А в углу его жилища, под кучей старых листьев пылилась всеми забытая, и никому больше не нужная лампа.
1 Кантеле — струнный щипковый инструмент карелов, вепсов, финнов, ингерманландцев. По виду напоминает гусли.
2 Ребаб — одно-двухструнный смычковый (иногда щипковый) инструмент арабского происхождения, с округлым корпусом и длинным грифом.