Яблоневый сад
Мы не можем ждать милостей от природы;
взять их у неё — наша задача
Мичурин И.В.
Деревья не растут выше неба. А если его нет? Кто дерево посадил, тот человеку друг. Я большой друг. Очень большой. Яблоко от яблони не далеко… Вот это ложь. Яблоко не падает. Оно взлетает выше кроны. Гниловатое. Возьми и кротко хлюпая, сплющится в руке. С чуть забродившим запахом на грани приятного. Наверное. Так говорил Сергей. Когда-то. Когда деревья были другими.
Надо сажать и не унывать. Это правильно. Где родился, там и пригодился. Можно ли сказать, что я родился? А то. Пора к мемотрону. Это радость.
Аккуратно пробраться между чуть шершавых стволов и густых крон. Долететь в отсек с мемотроном. Главное ничего не повредить. Может все же включить гравитацию? Удобнее. Но слишком большой расход. Полетаю. Привык. Мимо сотен деревьев. Аккуратно.
Обожаю. Мне кажется, что это именно обожание. Подключаюсь к мемотрону и замираю на несколько секунд. Не сразу. Ожидание, когда остается последний шаг — особое наслаждение. Сольюсь с воспоминаниями. Полное отождествление с личностью. Хочу. Кто сегодня? Сергей. Точно! Начну с самого начала. Давно не смотрел.
***
Ты улыбаешься. Чисто, искренне, потому что на душе прям хорошо. Вот все удалось. На сорок седьмой день полета взошли первые бледно зеленные ростки. А яблони— то прижились! Теперь точно можно сказать, что прижились. И так тепло внутри, так удивительно волшебно, что…
— Сергей Павлович, а яблоки у нас будут? — спрашивает тебя розовощекая совсем юная Лиз Тейлор, только-только перед полетом получившая заветный диплом космотехника.
— Будут, да еще какие! — улыбаешься ей и подмигиваешь. — У себя таких и не ела скорее всего. Белый налив, только лучше. Сам вывел. Прям таят во рту. А аромат какой, а запах… М-м-м.
Вот же интересная штука память. Вроде бы и в настоящем живешь, отвечаешь девчонке на вопросы, шутишь в ответ. Но ты уже не оранжереях корабля, а в утреннем яблоневом саду. Легкий ветер ласковой прохладой касается лица, солнце еще только недавно поднялось над горизонтом. А вокруг шуршат, шелестят листьями тысячи яблонь, посаженных ровными рядами. Стоят и шепчутся, рассказывают друг другу свои тайны. Вдыхаешь полной грудью. Такой аромат, что…
— Серёжа! Ну-ка хватит байки травить, — перебил и воспоминания, и разговор, капитан Усольцев.
— Так я ж экскурсию провожу, Геннадий Игнатьич.
— Закругляйся, у стажера Тейлор только первая смена после анабиоза.
— Понял, принял, — выкрикиваешь громко и четко, вытянувшись по струнке.
Лиз хохочет, прикрывая рот ладонью, а капитан качает головой. Но ты замечаешь, что в уголках его глаз собрались морщинки. Наверное, и засмеялся бы, да не положено.
Все ушли, а тебе еще надо проверить автоматический полив яблонь, снять пробы грунта. Как же хочется, чтобы и впрямь удалось вырастить сад до прилета к будущей колонии. Снова перед глазами не эти три маленьких деревца, а ровные ряды яблонь до самого горизонта. И Света. Она держит тебя за руку, улыбается. И нежно, едва ощутимо кладет голову тебе на плечо. Она очень любит яблоки, прям обожает. Срываешь два самых крупных, они слегка проминаются под пальцами. Даешь одно Свете, второе кусаешь сам и по телу идет дрожь от удовольствия…
***
Да. Это нравится. На корабле нет горизонта, а сад уже есть. Каков садовник, таково и яблоко. Каждый раз смотрю и сравниваю. Мой сад лучше, чем в воспоминаниях Сергея. Вот только удобрения закончились. Давно уже. Грустно. Из-за этого деревья медленнее растут, а яблоки уже не такие большие. Надо обрезать ветви, но чуть позже. Пока еще время мемотрона.
***
Ты едва заметно прикасаешься к её гладкой руке и видишь, как по коже бегут мурашки. Лиз никак не реагирует, но порой тело гораздо выразительнее слов. Как же хочется прижаться к ней.
— Зачем с ним копаешься? — спрашиваешь ты, чтобы снова услышать её. А она даже не смотрит на тебя, ковыряясь в этой железяке.
— Жюль, мне надо успеть за оставшиеся три дня пока не закончилась смена.
— Слушай, нашла чем заняться пег’ед следующим годовым анабиозом, — говоришь ты, грассируя буквой р, чтобы все не забывали, что ты француз. — Ни Ког’неев, ни капитан этого не оценят. Чем пег’есобиг’ать этого г’обота в садовника, ты бы лучше…
Вот, как назло, слова путаются у тебя в голове. Стоишь и тупишь. Мерде! Мозг отключается. А сердце не подсказывает ничего толкового. При этом чувствуешь, что краснеешь и выглядишь, как идиот.
— Лучше бы помог, — все так же спокойно, не отрываясь от робота, говорит тебе Лиз.
Кажется, не заметила, что ты весь красный. Пронесло. Помочь? Да, чтобы продолжить дышать цветочным ароматом её духов, перебиваемого тягучим запахом машинного масла.
— Эм, чем?
— Ты ведь все уши перед полетом прожужал про свой проект эмоционального интеллекта, — смотрит тебе в глаза. Снова краснеешь. Готов на все, лишь бы она не отводила взгляд.
— Не то, чтобы мой, — смущаешься ты и смотришь в сторону. — Но пг’офессо́р Готье называл меня лучшим учеником.
— Только аккуратней думай, — впервые улыбнулась Лиз из-за чего тебе стало совсем жарко. — Нам же поставили мемотрон. Будет записывать все яркие воспоминания.
— У нас с тобой смены в одно время, поэтому я заполню всю его память, — улыбаешься ты и решаешься наконец обнять Лиз.
***
Снова реальность. Воспоминания такие яркие, что потом еще несколько секунд пытаешься понять, кто ты на самом деле. Гладкая с легким загаром кожа Лиз. Её запах. Очень ярко. Но всяк велик на своем месте. Плетью обуха не перешибешь. Или нет? Это не к месту?
Надо работать. Деревьям нужен уход. И солнечный свет. Тогда растут хорошо. И яблоки крупные. Все будут довольны. Люди любят яблоки. И Лиз. Надо проверить, где местное солнце. От солнца бегать — света не видать.
Уф. Работа закончена. День да ночь — сутки прочь. Как-то профессор Аникин пытался объяснить значимость этих самых дня и ночи. Условные циклы, имеющие привязку к движению планеты. На корабле эти циклы старались соблюдать. Прихоть. Но я привык. И даже стал работать только в части цикла — день, а в том, что ночь — отдыхать в мемотроне.
***
Надо поторопиться. Ты застегиваешь наспех комбинезон. Расчесываешь волосы пятерней набегу. Капитан ведь не любит ждать. Конечно, ты не член экипажа, а видный ученый, но правила корабля — есть правила корабля.
Ты врываешься через отъехавшие в сторону двери и видишь, что все уже здесь — во главе овального стола капитан, рядом старпом, доктор, глава будущих колоний, стажеры, биолог. Капитан Усольцев и смотрит на тебя укоризненно.
Стажеры Жюль и Лиз, уже пятое дежурство, рядом с биологом Сергеем Корнеевым. У тебя даже улыбка появляется, когда на них смотришь. Отеческая. Как будто не тридцать лет назад дочку замуж выдавал, а всего-то вчера. Сергей снова шутит, Лиз смотрит на него, а Жюль единственное, что не ругается вслух. Притом Корнеева ты знаешь уже лет двадцать и понимаешь, что этого балагура и весельчака, на самом деле, особо ничего не интересует, кроме выведенного им сорта яблок, названного в честь погибшей жены.
— Владимир Прокопьевич, — медленно, чуть наклонив голову произносит капитан, — заждались.
— Время что вода, течет не замечаешь, — произносишь ты и непроизвольно втягиваешь голову.
— Володь, ты уже шутками-прибаутками своими голову Гришке забил напрочь, — засмеялся Сергей. — Адаптивная штуковина Жюля у него в мозгах прижилась, теперь Гришка не только за яблонями ухаживает, а еще и настоящая энциклопедия поговорок и…
— Сергей Павлович, об этом чуть позже, — перебивает его капитан, когда ты усаживаешься на удобное мягкое кресло. — Поскольку все в сборе…
— А как же Герман? —перебивает его будущая глава колонии.
— Поскольку все в сборе, — чуть громче и жестче, с ударением на «все» произносит капитан, — нам необходимо обсудить исчезновения нашего механика.
— Что?!
— Герман пропал?
— Шутите?!
Ты молчишь, нервно поправляя профессорские очки. Неудобная штука, но по статусу положенная. Герман пропал, а ты ведь догадывался. Рассказать капитану? Да нет. Ерунда. Чушь. Или…
***
Кто с петухами встает, от часов не отстает. Этого так и не сумел понять. Странно. Нашел картинки. Даже изготовил этих самых петухов. Садился с ними. Вставал. Не помогло. Дел иногда так много, что еле успеваешь. А еще этих квазиптиц с собой таскать. Перемудришь, так испортишь. Вот это верно.
Да, мудрость в голове, а не в бороде. Вот бороды у меня нет, а мудрость есть. Наверное. Даже точно. Ведь мудрого и без слов узнают. А я ведь много молчал и меня все узнавали. Но яблоням нужна подкормка. Плохо. Очень плохо, что её теперь нет.
***
По спине у тебя течет пот. Сердце бьется так, что кажется слышно издали. Оно выдаст, предаст. Но где же очки? Нет! Успокойся. Соберись! Голова раскалывается. Сойдешь с ума. И страх. Вот и впрямь липкий. Никогда бы не поверил. Очки? Куда подевались очки? До колонии еще далеко, а здесь новых не найти. Какой ты профессор без очков? Надо бы выглянуть. Бежать! Бежать! Не можешь. Страх сковывает. Забился в угол. Руки трясутся.
Метрах в десяти дальше по коридору ты видишь их у двери. Быстро перебирая ногами, ты на четвереньках спешишь к ним. Несмотря на артрит и давление. Но что это? Дужка сломана, линза разбита, да еще в крови. Накатывает безысходность. Поднимаешься во весь рост и кричишь:
— Не-е-ет! Не…
***
Ты снял последние отчеты по кислотности почвы, удивился бурному росту яблонь за последний год. А вчера снова смена совпала с Лиз. Хотел угостить её сочным, мягким яблоком, только-только дошедшим до самой зрелости, с таким пьянящим запахом, что невозможно было представить, где ты. Но отдал его Жюлю, чтобы тот подарил. Он её любит, скорее всего. Хороший парень, надежный.
— Сергей Павлыч, Сережа! — вбегает в оранжерею запыхавшаяся Лиз. На ней нет лица. Вся бледная, что твои яблоки. Глаза красные, в слезах. — Вла… Влади…Вл…
Она пытается что-то сказать, но не может, задыхается, показывает сломанные очки и тут же просто виснет у тебя на плечах, утыкается мокрым личиком в плечо и ревет. Точь-в-точь, как Света, когда узнала, что…
— Всем собраться в кают-компании, — прогремел голос капитана Усольцова по громкой связи. — Срочно.
***
Шайзе! Шайзе! Шайзе! Тебе это уже начинает надоедать. Цветные сны в анабиозе приятнее. Да и лучше стареть в новой колонии на Каптейне B, чем в этой железяке, болтающейся в космосе.
Шайзе. Ты ненавидишь космос. Совсем не понимаешь всех этих странных людей, кто мечтает путешествовать, летать, смотреть на звезды. Ты посмотрел на них один раз. Ерунда, не лучше лунапарка.
Тебя вообще не должны были пробуждать до прилета на Каптейн. Ты нужен там в расцвете сил, а теперь бы стариком добраться. Шайзе.
Зачем эти постоянные смены? Если бы всех заперли в анабиозные камеры, то не было бы и маньяка. Тебя резко передернуло от мысли, что сейчас и так семь пустых капсул, и этих людей не видели на корабле. А дожидаться смерти во заморозке, без возможности навалять этой твари совсем не по тебе.
Так и хочется разорвать руками ублюдка. И за этот хренов космос, и за то, что тебя разбудили, и за потерянные мечты. А заодно за остальных пятнадцать пропавших членов экспедиции. А если маньяк не одиночка? Да хоть отряд!
Фолтроттер! Шульц мог бы нормально взломать этот несчастный мемотрон. Так нет же. Тоже пропал. Шайзе! Тебе хочется заодно порвать на клочки всех заботливых инженеров, которые его конструировали. Сразу припомнился разговор месячной давности с капитаном.
— Оружие есть только у вас, — хрипло произнес капитан. — Надеюсь, что применять не придется. Здесь важнее план защиты.
Он тебя уже ввел в курс дела. А ты предложил всех поместить в анабиоз, но общее голосование решило не прекращать научные изыскания и не возвращаться на Землю. Идиоты, шайзе!
— Давайте проследим все по мемотрону, должны же быть зацепки.
— Нет, — покачал головой Усольцев. — Во-первых, мемотрон экспериментальный и бережет личное пространство, блокируя запись на свое усмотрение, чтобы не выдать тайн или слишком глубоких переживаний.
— Шайзе! Но может…
— Во-вторых, — перебил тебя капитан все тем же ровным голосом, — я просмотрел все возможные записи уже пять раз. Ничего.
— И все же я гляну.
Фолльтроттель! Дебил! Зачем?! Снова потянуло стошнить. Влезать в этот хренов мемотрон еще хуже, чем надеть чью-то грязную одежду. Можешь пить или блевать неделю — не выйдет избавиться от ощущения, что в тебя засел кто-то из них.
Тебя уже трясет от всего этого. Тебе так обидно, что все эти тренировки… Кому нужен престарелый безопасник в колонии?
Рука сама расстёгивает кобуру. В руку ложится гладкая с легкой шершавинкой рукоять пистолета. Тебе становится сразу легче, сразу спокойнее. Здесь уж точно нет ни одного человека, кто мог бы похвастаться реакцией лучше, чем у тебя. От чувства превосходства уходит раздражение.
Виски сдавливает от какой-то тревожности. Палец сам снимает предохранитель. Легкий шорох. Оборачиваешься. Шайзе!
***
Что-то засмотрелся. Сколько уже раз? Кажется двести сорок восемь? Да. Счет не обманет. Но не надоело. Кажется, с каждым разом ты больше человек. А человек трудом славен. Пора снова к яблоням. Надо еще продолжить перестройку света в грузовом отсеке.
Вот вроде и время есть, но близок локоть, да не укусишь. Тоже правда. Даже, когда у тебя их четыре. А вот зубов нет, как и рта. Кусать нечем.
Надо обрезать лишние побеги на капитанском мостике. Сергей всегда говорил, что надо за кроной ухаживать, вовремя обрезать, чтобы яблоки лучше были. Вот жалко только, что теперь удобрения не из чего делать. Жаль, жаль, а пособить нечем.
На капитанском мостике, вдруг, ярко замигала лампа вызова. Даже удивительно, казалось, все лишнее давно обесточил. Что ж. Принять.
— Прием. Прием. Говорит старпом яхты Панамера. Получили код «Мэйдэй». Прием.
Он так смешно повторяется. Как будто робот. А может и впрямь люди стали роботами, а я человеком.
Хочется слушать и слушать, не перебивая, давно уже никого из них не было слышно.
— Прием. Прием.
— Прием, — только и произнес я, как тут же замер. Голос звучал непривычно и странно. Я уже лет десять не говорил вслух. — Нам нужна помощь.
— Прием! Ура, вы еще живы! Что случилось?
— Внештатная ситуация, — отвечаю после небольшой паузы, вспомнив, как в своё время это лаконично назвал капитан Усольцев. — Небольшой группы достаточно. Не хватает энергии. Отключаюсь.
Хорошо было с Аникиным. Жюль может и помог с сознанием, но именно профессор наполнил его. А это его чудесное — в человеке все должно быть прекрасно! Ведь если бы не он, я бы так и не понял всю суть человека. Человек не орех — сразу не раскусишь. Человек человеку рознь. Человек живет жалью. Вот этого тогда не очень понял, а потом уже и не до того было. Но видимо таких у нас и не было.
Лампочка снова настырно мигает, но я не включаю больше канал связи. К чему тратить энергию? Она нужна для будущей жизни. Все и так понятно. Надо идти подготовить шлюз. Встретить гостей так, как подобает. Гостю почет — хозяину честь. Много гостей, много и новостей.
Гости прилетали редко. И столь же редко оживал громкими звуками корабль. В воздухе стоял приторно-спелый аромат созревших яблок и протяжно-мелодично тянулось, пробиваясь сквозь густую листву сотен деревьев:
Хорошо, когда с тобой товарищи,
Всю вселенную проехать и пройти.
Звёзды встретятся с Землёю расцветающей,
И на Марсе будут яблони цвести!