Собачий Бог

Ноги путаются в густой траве и старом валежнике, хлесткие ветки стараются ударить по глазам. Кто-то влажно и шумно дышит совсем не далеко, шепчет неразборчивое. То ли зовет за собой в темноту леса, где едва видные тропинки ведут через болото в тайное место. Круг из потемневших от времени бревен, мертвый ворон на большом камне. И тени вокруг, бормочут и призывают кого-то… Приди, даруй, спаси. Вот ветки раздвигаются и в круг выходит …

Сашка вскинулся на топчане и отбросил волглое от пота одеяло. Снова болото и лес в непонятном и повторяющемся сне. И всегда кончается на одном месте. Темная фигура вот-вот выйдет из леса.

Он поднялся и открыл маленькое, под самым потолком, оконце. Вместе с холодным воздухом, ночью стукнуло заморозком, в комнату осторожно ступил бледный рассвет. Печку бы затопить, можно и воду греть поставить, лениво подумалось Сашке. Он слушал, как сердито кричат чайки с невидимого отсюда, но близкого Итиля, и стучит колотушка сторожа.

С улицы послышались шаги, потом гулко в утренней тишине стукнула дверь на лестнице, которая вела к этой подвальной комнатушке. Сашка накрылся одеялом, оставив только нос и глаз.

Вошла мать, принеся запах самогона и одеколона. Зашуршали одежда и бумажные свертки.

— Сашка, не спишь? — спросила мать, обронив ношу на свой топчан.

— Сплю, отстань — ответил он. — Опять вино пила?

— А ты поучи, поучи мать, ирод окаянный, — пьяно забубнила она. — Я ему гостинцев принесла, а он перечит. Вишь, мне добрый человек пряников дал, и сахару отсыпал. Обещал ситца еще подарить. Врет небось, ну да ладно. Накось, спрячь куда все это. Да все не ешь. Ирод ты, замучил меня.

— Утро, а ты все ходишь, — ответил Сашка, окончательно просыпаясь.

— Ты меня побуди через часика два, утомилась я, — отворачиваясь к стене. — Пойдем на ярманку выступать. И помойся, а то псиной от тебя несет, спасу нет.

— Не хочу выступать, и мыться не буду, — сказал Сашка, но ведро воды все-таки достал.

Но мать ничего не ответила, она заснула как есть в одежде и уже тихо сопела.

Прямо в окно загавкал дворницкий кобель, старый и глупый пес. Сашка зарычал в ответ и гавкнул так, что кобель с визгом убежал. Зря конечно, кобель просто почуял запах и пришел полюбопытствовать. Может и правда помыться, тоскливо подумалось Сашке. Все одно до самого обеда ждать, пока мать проспится.

***

Ветер нес с реки запах тухлой рыбы и угольного дыма от грузовых барж. Они встали почти на самой грузовой пристани, где она постепенно переходила в торговые ряды. Товар тут с ходу перекупали ушлые приказчики и тут же несли перепродавать в свои лавки.

Сашка сидел в клетке и сквозь мешковину смотрел на катящиеся по каменной мостовой бочки, большие тюки с хлопком и пахнущие вкусным короба со снедью.

На саму ярманку, в торговые ряды, их с матерью не пускали. Мол, нечего честных людей пугать. А здесь можно, здесь разрешалось. Мать зазывала любопытных, стараясь перекричать шум.

— Подходи, смотри на диковину псоглавую. Тело человека, голова собаки. Говорит, понимает, лает! Есть бублики, на потеху публики! Десять копеек за посмотреть!

Сашка подыгрывал ей, гавкая сквозь мешковину, рыча и завывая дурным голосом, аж самому стало страшно.

— Эй, чернобровая, давай я лучше тебе кой-чего покажу! И денег не возьму!

Заржали несколько голосов, это грузчики остановились передохнуть и позубоскалить.

— Ну шагай, иди… Не мешай на хлеб-соль денюжку добывать, — без злобы ответила мать.

Она встала злая почти в обед. Ворчала, что вода уже остыла. Поцапалась с дворником, назвала его иродом и моровой язвой. Сашка не отвечал на ее сердитость, пройдет к вечеру, особенно если день удачный будет.

Рядом кто-то остановился. Сашка разглядел кожаные сапоги, хоть и в пыли, но добротные. Небось купец, или удачный приказчик. Не голь перекатная, а с деньгами человек.

— Ну чего там? Собака, или волк? Не обижу денюжкой, коль не обманываешь. У меня их пачка целая.

Мать сняла мешковину и Сашка зажмурился от света. Перед ним стоял пьяненький купец, в мятом картузе и с редкой бородкой.

— Псоглавец! — опешил купец, разглядывая Сашку. — Тулово человека, а голова песья! А оно говорить может?

— Может, — ответил Сашка, переходя на речь.

— А еще чего такого показать? — удивлялся купец, рассматривая Сашку.

Рядом остановились несколько грузчиков, и даже подвода с рыбой. Возница открыл рот, смотрел на Сашку и мелко крестился.

Сашка вышел из клетки, снял штаны и пустил струю на мостовую, около сапог купца.

Грузчики заржали, показывая на Сашку. Мол, не промах.

— Стало быть, это сын твой? А кто же отец? Кобель, получается? — недовольно спросил купец, не понравилась ему усмешка. — Значит, ты сука и есть. Держи, на ублюдка своего.

— Под кого я ложусь не твое дело, милый человек, — ответила мать.

Купец вытащил мятую рублевку и бросил на мостовую. Грузчики тоже покидали. Кто копейку, кто две, зазвенела мелочь. Возница достал рыбину и шмякнул на мостовую, как оплату, и покачал головой.

Сашка проворно собрал мелочь и спрятал рупь к себе. И рыбу взял, дворнику отдать, пусть собаку покормит.

— Брось рупь ентон, не бери его — закричала мать на Сашку.

— Не брошу, — заупрямился Сашка. — Дворнику за комнату платить, мяснику платить…

— Поучи мать, ирод… Иди вон по мешковину и сиди там.

Сашка заполз в клетку и мать накрыла его мешковиной. До вечера они насобирали семь рублев, вполне себе удачный день. Вечером мать взяла его с собой в трактир, чего сроду не было.

***

Половой усадил их рядом с окошком, подальше от всех в угол, и сразу принес суточных щей, с густым наваром и большой костью. Сашка сразу схватил кость и начал грызть, обжигаясь и вылизывая языком разваренную мозгу из кости. Половой неодобрительно покосился на Сашку, но промолчал, как получил деньги, только перекрестился.

Мать отдала ему свою кость и черпала свои щи, заедая краюхой ржаного хлеба.

— Взрослый ты уже совсем, Сашка. У тебя сегодня вроде как день рождения, — сказал она. — Мы уж с тобой все крупные города по Итиль-реке объездили. Намытарилась я, сил уж нет. Может корни где пустим? Земли купим, или лавку какую заведем. Да хоть в работницы пойду, или стряпухи.

Сашка насторожился. Он-то ждал, что она будет пилить его, а тут вон какой разговор.

— Пробовали уже корни пускать, — пробурчал Сашка. — Сама знаешь, потом гнать начнут из города, если беда какая. Мол, урод-проклятый, накликал беду.

— А хочешь, в деревню глухую уедем?

— Еще хуже, там вообще народ дикий, — ответил Сашка.

Он вспомнил, как они пытались ездить по крупным деревням. В первой же их чуть не проткнули вилами, по наущению попа. Бесовщина, мол.

Половой принес бутылку, пару рюмок и соленых огурцов. Мать хватила рюмку, не закусывая.

— Я ведь красивая, мужикам нравлюсь, — сказала она в сторону. — Да только никто ведь не возьмет меня. Только поиграться на ночку, и то спасибо. Вот поэтому и на тебя кричу, и вино пью, и деньги извожу. Ну вот зачем я тебе такая пропащая? Шел бы ты от меня. Где-то ведь живут такие, как ты.

Сашка отложил кость. Он не задумывался о будущем. Время для него тянулось одинаково ровно. Города, ярманки, мелочь на мостовой, сердитая мать. Не сказать, что ему это нравилось, но все лучше, чем сидеть взаперти.

Мать как-то занеможила много лет назад, и целый месяц он сидел в старом доме. Нанятая старуха оставляла ему снедь на крыльце каждое утро. Днем он сидел и смотрел в окно на играющих детей, а вечером тихонько выл на луну.

— Ну, чего скажешь? — спросила мать.

Сашка молчал. За соседним столом сидели грузчики, может быть те самые, с причала. Стояла у них бутыль с мутной белой, да кусок хлеба. Они тянули бесконечную песню о чем-то своем. Грустную и беспросветную, как их судьба.

Сашка завыл под их песню. Сначала тихонько, потом громко. На улице его вой подхватили собаки. Он выскочил из трактира и побежал сломя голову, распугивая рыком вечерних прохожих. Он бежал и бежал, пока мостовая не кончилась. Сторожевая застава, редкие домики около городского вала.

Он зашел в первый попавшийся двор, нашел сеновал, зарылся в свежескошенную траву и проварился в сон.

Снова круг, камень с мертвым вороном. Ветки раздвигаются, из леса выходит человек с собачей головой. Он поднимает ворона, разрывает ему горло и лижет горячую кровь. Псоглавые люди вокруг кланяются Собачьему Богу, просят защиты. Появились пришлые, несут свою веру и свои обычаи. Они не такие как они, с человечьими головами. Что с ними делать?

Собачий Бог не знает. Смотрит на свое племя, чувствует их запах, они все его дети. Он живет на этих землях испокон веков, и это племя его семья. Только они не могут больше плодить, вымирают. Нужна свежая кровь, нужны пришлые.

Сашка проснулся и провел рукой по лицу. Липкая и соленая кровь на пальцах, рядом лежит разодранный ворон. Муть в голове прояснилась, ушла тревога и стало спокойно.

***

Мать проснулась. В комнате было душно от печки. Она открыла форточку и впустила морозный воздух. Стояла звенящая утренняя тишина, даже собаки не лаяли. За окном раздались шаги, потом заскрипела дверь. Сашка вошел и сел прямо на пол, привалившись к стене. Мать достала бутылку белой и выпила из горлышка, утерев губы.

— Я была девкой, молодой и глупой. Остановила у соседей на постой мужик, странник. Сказы всякие рассказывал, про времена древние. Про народ псоглавый, который жил давным-давно. Голос красивый, сам статный. Позвал на сеновал, я ночью и пришла. Вот такая мать у тебя была, даже и не знаю, как звали его.

А потом ты появился, маленький такой, смешной. Отец говорит, иди к речке, пусть вода грех унесет. А ты маленький, скулишь. Не поднялась рука. Выгнал меня отец из дому, плакал, землю бил, а все одно выгнал. Потому как согрешила.

Так и скиталась. Показывала тебя по городам, тем и жили. Я так думаю, есть ведь еще такие, как ты. Где-то на берегах Итиль-реки, в глухих лесах, может и не врал странник тот? Может и найдем их, Сашка?

Сашка лег на топчан и укрылся одеялом. Знобило, хотелось горячего чая. Какое ему дело до других? Его стая здесь, здесь ему и жить.

— Найдем, мать. Давай спать, завтра на ярманке выступать.

Мать тихонько заплакала в подушку.

Сашка повалился на топчан и сразу заснул.

Ему снился теперешний Собачий Бог. Он измельчал, и теперь отирался возле городов. Он все позабыл, и его все позабыли.

Ночами Собачий Бог спаривался с молодыми суками и побеждал в драках местных кобелей. Днем он бродил по дорогам, напрашиваясь на постой и рассказывая истории из прошлого.

Суки несли от него крепких и умных щенков, которые охотно разбирали люди. Ночами Собачий Бог выл на луну и вспоминал свое прошлое. И все собаки выли с ним, вспоминая давно позабытое прошлое.

Это был последний сон, больше Собачий Бог не снился Сашке.