Ночь Костра

 

 

Маша повернула ключ в замке: внутри двери что-то брякнуло, и она открылась.

«И всё?» — подумала молодая женщина. В её представлении квартира по цене состояния должна была иметь соответствующие запоры.

«Надо будет поменять», — сразу отметила она про себя, разглядывая хлипкий замок, оставшийся, вероятно, с момента постройки дома, как и сама дверь. Маша украдкой бросила оценивающий взгляд на массивную сейфовую дверь соседей по площадке.

Квартира в старинной высотке в самом центре — престижном закрытом районе столицы досталась ей по наследству от пожилой родственницы — двоюродной бабки, о существовании которой Маша знала, но даже и предположить не могла, что удача может свалиться именно с этой стороны. За месяцами ожидания наследства последовали недели получения разрешения на проживание в этом районе. И наконец, фанфары!

Молодая женщина затащила в дом свои пожитки — три огромных чемодана, закрыла дверь и начала обход.

А обходить было что.

Огромный холл, семь комнат, кухня-гостиная, два санузла и кладовая, видимо, по причине возраста родственницы не переделанная в гардеробную.

— Хо-ро-мы! — громко, по слогам крикнула Маша, с наслаждением прислушиваясь к эху, раздававшемуся после каждого слога.

Следующими словами были «Ни-ког-да!» — «никогда она не будет больше жить в съёмных каморках, где каждый чих слышен на пять этажей вверх и вниз»; и «Ни за что!» — «ни за что она не продаст эту прекрасную квартиру».

Раздался тихий стук в дверь.

На пороге стоял невысокий мужчина средних лет, тщательно причёсанный, хотя уже прилично полысевший, одетый в тёмный костюм-тройку.

— Добрый день, — визитёр слегка поклонился, приветствуя молодую женщину. — Я — управляющий домом Антон Робертович Вальховский.

И именем, и видом мужчина напомнил Маше администратора театра.

— Консьерж сообщил мне, что вы прибыли, — тем временем продолжил Вальховский. — По всем вопросам, касающимся квартиры или дома, прошу ко мне. Я с радостью помогу вам, если это будет в моей компетенции. И кстати, поздравляю вас с наследством.

— Спасибо, — сказала Маша потупившись. Она терялась перед этим человеком, словно он был её начальником.

— Позволите войти? — спросил он.

Маша шагнула в сторону.

Вальховский был деликатен, но вёл себя уверенно. Маша поняла, что он далеко не первый раз заходил в эту квартиру.

— Мне нужно вас проинструктировать относительно правил поведения в доме, — начал он, бросив внимательный взгляд на чемоданы, но одновременно сохраняя незаинтересованный вид.

— Правил поведения? — недоумённо спросила Маша.

— Правил поведения или общежития, если вам так угодно. Дом — он ведь общий для всех жильцов, и чтобы каждому в нём жилось комфортно, все жильцы должны соблюдать определённые несложные правила.

— А-а, ясно, — протянула она. — Имеете ввиду не шуметь, не курить, не сорить?

— И это тоже, хотя такие элементарные вещи должны быть с пелёнок заложены в каждом.

Маше стало стыдно.

Антон Робертович целую вечность занудно бубнил на канцелярском языке о совете дома, часах тишины, вызове консьержа и другой подобной ерунде, о которой сколько не слушай, вспоминаешь лишь тогда, когда она нежданно нагрянет. Мария молча делала вид, что внимает.

— И ещё одно, — Вальховский замялся, словно подбирая слова. — Не знаю, насколько вы в курсе, но в нашем районе — весьма непростом, позволю себе заметить — есть одна… м-м-м… скажем так, традиция.

— Да? — наконец подала голос Маша.

— Или негласное правило, если вам так будет угодно, которое соблюдают все без исключения домовладельцы. Правило, повторюсь, негласное, в законах не прописанное, но выполняется оно неукоснительно.

— Какое правило?

— Раз в год проводится некое… мероприятие — «Ночь Костра». В нашем доме оно тоже проходит. Я не хотел бы, чтобы оно стало для вас неприятным сюрпризом, поэтому моя обязанность, как управляющего, предупредить вас, чтобы вы успели, так сказать, подготовиться. По крайней мере, когда в вашу квартиру… — он снова запнулся, — постучат люди, мой вам совет: просто впустите их.

— Не понимаю… Они будут что-то жечь?

— Нет, жечь они ничего не будут. Бывает, но редко. Просто не препятствуйте им зайти в ваш дом, может быть, даже угостите их чем-нибудь, чтобы… задобрить.

— Что-то вроде Хэллоуина?

— Хм, возможно, — Вальховский на миг задумался. — Вы знаете, да, есть некие общие черты. В общем, как раз сегодня у вас будет возможность познакомиться с этой традицией и сравнить. Так сказать, во всём можно найти положительный момент.

— Сегодня?!

— Поверьте моему опыту, для вас сегодня — самый оптимальный день для знакомства с этой традицией.

— Но я совсем не готова, — Маша развела руками. — Только переехала. У меня и еды никакой нет… Если соседи придут, мне даже угостить их нечем.

— Соседи не придут, — Вальховский улыбнулся одними губами.

— Но вы же сказали «люди».

— Другие люди. Не соседи.

— Я-а-асно, — протянула Маша, которой было ровным счётом ничего не ясно. — А во сколько начало этого мероприятия?

— Точного времени нет. После заката, когда окончательно стемнеет.

— Я ещё успею подготовиться, — она с облегчением выдохнула.

— Тогда спокойной вам Ночи Костра, если вообще можно так выразиться. Завтра я обязательно к вам загляну.

Маша попрощалась с управляющим и взглянула на часы. До вечера оставалось несколько часов, и новая хозяйка продолжила обход своих владений.

Ремонта в квартире не было очень давно. Стены напоминали старое латанное одеяло: обои выцвели и порвались во многих местах. Дыры на них были залеплены газетами или кусками других обоев.

С мебелью была та же история. В одной из комнат стояла продавленная тахта, покрытая тёмно-коричневым лаком, который потрескался от времени и местами облупился. Ещё Маша нашла комод, круглый дубовый стол — такой тяжёлый, что еле смогла сдвинуть его с места, и пару дешёвеньких табуретов. Замызганный кухонный гарнитур с покосившимися дверцами и почерневшая плита жирной точкой завершали картину.

В общем, обстановка была нищенской. Её пожилая родственница явно нуждалась — тем более было непонятно, почему она не продала квартиру и не жила припеваючи на вырученные деньги в районе попроще.

«Ничего страшного, — подбадривала себя Маша, открывая закрытые на шпингалет балконные двери. — Главное, стены есть, остальное нарастёт».

Она шагнула на балкон размером со сцену в небольшом театре и обомлела.

С балкона открывался захватывающий вид на правительственные колонные здания, главную кольцевую улицу и парящую над землёй наземную часть метро. Вид поражал буйством красок, форм и сочетаний. Повсюду бегали стаи автомобильных букашек, заглатывающих и выплёвывающих людей. У Маши возникло ощущение, что она стоит в самом центре шкатулки с секретом и видит все маховички и шестерёнки, приводящие механизм в движение.

«Ну что, Вилли Вонка, — усмехнулась Мария про себя, — на твоей фабрике новый победитель».

Она взглянула вниз и увидела на балконе этажом ниже женщину, облокотившуюся на ограждение. И хотя Маша видела только выбеленные, красиво уложенные волосы и обтянутую тонкой блузкой часть спины незнакомки, этого было достаточно, чтобы понять, что женщина богата.

Маша посмотрела в том же направлении, что смотрела молодая женщина. Перед парадным входом дома был припаркован блестящий новенький кадиллак, хромом заигрывающий с лучами идущего к закату солнца. Двое мужчин в белых джемперах и брюках уселись в автомобиль, махнув на прощание блондинке. Незнакомка скрылась из виду.

Всё это напоминало хроники калифорнийских миллиардеров, героиней которых Маша никогда не была, но по сериалам знала: увлекает.

Движимая любопытством, она почти наполовину высунулась со своего балкона. Теперь она видела большую часть нижнего.

Если тот, на котором стояла Мария, мог поразить лишь прочностью бетона, то нижний балкон была отделан с нарочитой, бросающейся в глаза роскошью. Белые кожаные кресла, восточный ковёр на полу, кальян, стеклянный столик — даже эта малая часть говорила: «Здесь живут неприлично богатые люди».

Маша в растерянности прикусила губу. Опыт соседства с алкоголиками, бездельниками, бедными студентами и ипотечниками у неё имелся, как жить рядом с миллионерами она не знала.

«Поживём — увидим», — Маша вернулась в комнату и принялась раскладывать вещи.

Самым ценным в её багаже была деревянная шкатулка с украшениями. Несколько золотых колец, две пары серёжек и тоненькие серебряные браслеты она купила себе сама. Старомодный перстень, который Маша никогда не носила, но любила им любоваться, достался от матери, а той, в свою очередь, от её матери, поэтому Маша считала перстень семейной реликвией и берегла в надежде когда-нибудь передать его своей дочери.

Шкатулка со всеми полагающимися ей по статусу почестями была водружена на комод.

Одежду Маша быстро раскидала по его же ящикам, а что-то и вовсе оставила в чемоданах до покупки шкафа.

«Не вовремя эта Ночь Костра, — проворчала она по себя, открывая на телефоне приложение по доставке еды. — С другой стороны, у меня есть оправдание, — она обвела глазами более чем скромную обстановку. — Скажу, что только въехала, ведь это правда».

Когда опустились сумерки, Мария была полностью готова к приходу гостей.

Она решила одеться без излишней нарядности: джинсы и белая футболка показались ей идеальным вариантом для человека любого достатка. Немного поразмыслив, Маша надела старый перстень — мол, небогато у меня, зато с историей.

Пыльная и знойная завеса дня сменилась тёмно-синим шёлком поздней вечерней прохлады.

Маша открыла окна и с наслаждением вдохнула свежий воздух.

— Нет, я не хочу! — донёсся до неё приглушённый женский крик.

Мария осторожно вышла на балкон и прислушалась.

— Послушай, это всего на одну ночь! Потерпи! — мужчина явно сдерживался, чтобы не перейти на крик.

— Давай уедем, прошу! — молила женщина. — Пожалуйста!

— У тебя истерика! Ничего страшного не случится! Будет то же, что и всегда!

— Я больше не могу это терпеть… я не хочу… — послышались рыдания.

Маша насколько могла высунулась с балкона и взглянула вниз.

На кресле, уткнувшись лицом в спинку, лежала дневная блондинка. Её плечи вздрагивали от рыданий. Рядом стоял, по всей видимости, один из калифорнийских миллиардеров — Маша не видела его лица, а только идеально стриженную макушку.

— Перестань! — раздражённо сказал мужчина. — Я налью тебе выпить.

Рыдания перешли в тихие всхлипывания. Блондинка подняла голову и бросила мужчине вслед:

— Виски, полный бокал, пожалуйста…

Неожиданно женщина обернулась, и её глаза встретились с глазами Маши.

Мария испуганно отпрыгнула от балконного ограждения. Она хотела тихонько юркнуть назад в комнату, но затем сообразила, что лучше будет сразу объясниться с соседкой, чем каждый раз потом умирать от стыда при встрече. Маша снова выглянула вниз.

В этот раз блондинка стояла и смотрела прямо на Марию.

— Извините, я не подсматривала — сказала Маша. — Просто случайно услышала крики и подумала, может, кому-то нужна помощь.

— Так вы не из этих? — спросила женщина.

— Я только сегодня переехала в эту квартиру. Меня зовут Мария.

— Не повезло вам: переехать в такой день.

— Так получилось. Я даже и не знала об этом празднике…

— Празднике?! — блондинка закинула голову назад и издала гортанный истеричный смешок. — Да, тут вы, наверное, правы. Для этого быдла Ночь Костра, действительно, праздник. Праздник равноправия! Пусть и на несколько часов.

Женщина достала тонкую коричневую сигарету из пачки на столике, закурила и, казалось, потеряла к Маше всякий интерес. На балкон с двумя наполненными стаканами вышел мужчина.

Марии стало неловко, и она молча, не прощаясь, ушла в комнату.

Странные слова блондинки были Маше непонятны и оставили простор для пугающих раздумий. Остаток вечера она провела в напряжённом ожидании, прислушиваясь к звукам за дверью и снизу, откуда иногда доносились приглушённые крики.

Через какое-то время в дверь позвонили. Звонок звучал резко и настойчиво, его звук в пустой квартире показался оглушительным.

Маша встала с тахты, поправила одежду и бесшумно подбежала к двери. Глазок помутнел от времени, и сколько Маша не пыталась рассмотреть звонившего, она видела лишь тёмный силуэт.

— Кто? — спросила молодая женщина, продолжая пытать левый глаз.

— Ночь Костра!

Раздался громкий удар в дверь, и Мария в испуге отскочила от неё. Она на мгновение засомневалась — открывать ли, но, вспомнив совет Вальховского, всё-таки решилась.

«Нужно впустить и угостить» — скороговоркой повторила она про себя и с натянутой улыбкой открыла дверь.

Впрочем, ей помогли в этом. Как только дверь приоткрылась, несколько человек снаружи навалились на неё, заставив распахнуться, а Машу — отшатнуться назад.

В квартиру с рёвом ввалилась толпа — человек двадцать. На некоторых были маски, другие выглядели, как обычные прохожие, на минутку заскочившие посмотреть, что происходит. В основном, это были молодые парни и девушки.

Едко запахло алкоголем.

Незваные гости, громко хохоча и улюлюкая, разбрелись по квартире. Кто-то включил громкую музыку.

Маша не понимала, как ей себя вести. Её возмущало наглое поведение ворвавшихся в квартиру людей, но, может, так было принято — может, это был своеобразный ритуал?

Она прошла в комнату, в которой стоял стол с закусками. Роллы валялись на полу. Один из парней в маске свиньи увлечённо топтал их, пытаясь попасть в такт рычащей музыке.

— Это угощение! — Маша попыталась перекричать хриплый голос из динамика.

Давитель роллов лишь мотал головой в ритм песни, продолжая втирать рис с рыбой в старый паркет.

— Это угощение! — снова крикнула Маша.

Колонка внезапно смолкла на «ще». В наступившей тишине собственный визг оглушил Марию.

— Что ты говоришь, куклёныш? — парень в джинсовой куртке с продольными прорезями, надетой прямо на голо тело, схватил Машу за ворот футболки и притянул её лицо к своему уху.

— Это угощение, — пробормотала Мария.

— Ах, угощ-е-ение, — протянул парень. Все, кто был в комнате, заржали. — Хочешь дёшево отделаться?

— Нет, — Маша не знала, что нужно говорить.

— Думаешь, кинула нам, как собакам, стрёмную жрачку, и мы свалим? Нет, детка, это Ночь Костра!

Он отпустил ворот Машиной футболки и, вскочив на стол, под новый шквал адских аккордов стал отплясывать прямо на аккуратно разложенных кусках «Маргариты». Сыр прилип к подошвам его сапог и тянулся, когда парень поднимал ноги, отчего он стал похож на марионетку на нитях — только идущих снизу.

Сок и вода полетели на пол, жалобными толчками выплёскиваясь наружу.

Человек шесть или семь — все, кто находился в комнате, по примеру парня на столе начали с диким визгом прыгать под музыку по бледно-зелёным липким лужицам. Пол быстро покрылся бурым месивом.

В ужасе Мария выскочила в холл, наткнувшись на ещё одну компанию. Дверь санузла была открыта. Краем глаза Маша увидела мужчину в маске волка, который, лёжа в ванне, курил, свесив из неё ноги в грязных армейских ботинках.

Мария почувствовала, как её схватили за плечи, и толкнули на высокого парня в косухе. Тот толкнул её на девчонку в маске Белоснежки, та — ещё на кого-то. Маша оказалась в кольце рук и тел, которые кидали её, словно мяч, друг другу.

Она закричала и рванулась, что было сил, из цепких лап человеческой сколопендры. Многорукое и многоликое чудище, хохоча и улюлюкая, выпустило её, и Мария вбежала в гостиную.

Паркет в гостиной был заблеван. Мария поскользнулась и ничком растянулась на полу, вызвав новый взрыв хохота.

Она лежала в вонючей жиже, задыхаясь, раздавленная и униженная. Волна гнева захлестнула её и придала сил. Женщина вскочила на ноги и во весь голос, сжав кулаки, заорала:

— Пошли вон из моего дома! Убирайтесь!

И уже никого не боясь, Маша начала толкать незнакомцев к двери.

— Сука свихнулась! Подруга, ты ничего не попутала! — слышала она со всех сторон.

— Я сейчас полицию вызову! — закричала Маша.

Мария толкалась и пихалась, но лишь сильнее вклинивалась, словно в пластилин, в плотную людскую массу, которая обволакивала и сковывала её.

Кто-то схватил её за руки и с силой развёл их в стороны. Мария извивалась и брыкалась, но вырваться не могла. Наконец обессилев, она повисла на своих руках. Перед ней, возвышаясь на целую голову, стояла высокая крепкая девушка в белом медицинском халате, надетом поверх куртки.

В Машином разуме, помутневшем от злости и бессилия, мелькнула мысль, что она сошла с ума: всё, что она видела и слышала всего лишь игра её заболевшего воображения, на самом деле она буянит в пустой квартире, пугая соседей, которые вызвали санитаров.

— Вы из психушки? — из Машиной груди вырвался то ли стон, то ли всхлип.

— Я — Надя, — ответила девушка в халате.

Только сейчас Маша разглядела её чёрные волосы, заплетенные в две косички, которые тонкими антеннками торчали по бокам крупной головы.

— Дайте стул, — сказала Надя.

Кто-то толкнул табурет в её сторону. Надя, скрутила Машины руки, и по-прежнему не отпуская её, усадила на табурет.

— Это для твоего же блага, — сказала она Маше, указав глазами на руки. — Позовите Нормана, у нас новенькая, — бросила Надя через плечо в толпу, с интересом и громкими комментариями наблюдавшей всю сцену.

Маша совсем расклеилась. Может, новые соседи решили так подшутить над ней — это как раз в стиле богачей. Почему Вальховский ничего не сказал, почему не предупредил, что всё будет так страшно и омерзительно? Слёзы обиды катились по её лицу.

— И кто это у нас здесь дебоширит? — раздался над её головой насмешливый мужской голос.

Маша проморгалась от слёз и уставилась на незнакомца. Перед стоял молодой человек приятной наружности: высокий, с русыми волосами, небрежно зачёсанными на бок, одетый, как турист или археолог, в брезентовую парку.

— Отпусти, — кивнул он Наде, и та освободила Машины руки от своей железной хватки.

Парень присел перед Марией на корточки, вытащил из кармана упаковку влажных салфеток и вытер её лицо и волосы от слёз и блевотины.

— Так лучше, — сказал он, и из глаз Маши, готовой к любым карам небесным, но не к проявлению участия, снова покатились слёзы.

— Ты кто? — спросил он.

— Маша… Мария, — всхлипывая проговорила Маша.

— Мать Христа тоже звали Марией, — сказал парень. — А тебе вещи жалко.

Машу снова обуяла обида.

— Мне не жалко вещи! — с вызовом выкрикнула она парню в лицо. — Просто это омерзительно! Все эти люди! Я им ничего плохого не сделала!

— Ты давно здесь живёшь?

— Сегодня переехала, — пробурчала Маша.

— Ясно. Меня зовут Норман. Раз уж никто не ввёл тебя в курс дела, придётся мне, — сказал он. — Сегодня Ночь Костра…

— Да мне все уши уже прожужжали с этой дурацкой Ночью Костра! — раздражённо перебила его Мария. –Знала бы, что вы такие сволочи, ни за что дверь бы не открыла! Я на вас в полицию заявлю! — выплюнула Маша в лицо молодого человека в порыве отчаянного бессилия.

— Полиция не приедет, — спокойно сказал Норман. — Она не приезжает на вызовы в Ночь Костра. И ты правильно сделала, что открыла дверь. Было бы гораздо хуже, если бы ты не открыла.

Маша подавленно молчала. По сути она ничего не могла сделать против этой пьяной беснующейся толпы. Норман сунул руку в людскую массу, словно фокусник, вытащил оттуда второй и последний Машин табурет и сел напротив неё.

— Когда ты сидишь ночью в тепле у костра, отдыхаешь и наслаждаешься горячим ужином и питьём, кто-то в эту ночь ещё идет сквозь тьму и холод, и твоя обязанность — священная обязанность — пригласить этого кого-то к костру, если он вдруг окажется рядом. Ты обязательно должен пустить остальных к своему костру, ведь когда-нибудь путником, бредущим в ночи, можешь оказаться ты сам: ты потеряешь свет и не успеешь вовремя разжечь костер, и вот тогда ты сможешь идти на огонёк, и его хозяин пустит тебя к костру погреться. Путники ведь не смогут забрать костер, хозяином останешься ты, но поделиться теплом и светом ты обязан. В этом и состоит суть Ночи Костра. Хозяин Костра и бредущие по холоду и тьме уравниваются на какое-то время — становятся товарищами ко костру, возникает некое хрупкое равновесие, условное, конечно, но озябших оно согревает.

— Впервые слышу об этом, — буркнула Маша, невольно заинтересованная объяснением Нормана.

— А где ты жила до переезда?

— В северо-восточной части.

— Старая добрая рабочая слободка, — улыбнулся Норман. — А здесь как оказалась?

— Не ваше дело! Наследство получила.

— Ну, поздравляю! — засмеялся Норман. — Теперь раз в год точно будем встречаться. Не грусти! С нами весело, если не заморачиваться на мелочах!

— А если хозяин костра не пустит вас?

— Тогда его костёр изрядно может пострадать, да и за него самого ручаться будет сложно, — ответил Норман.

Гороподобная Надя, стоявшая за его спиной, довольно хмыкнула.

— А если… если кто-нибудь из жильцов — ведь они богатые, у них наверняка есть оружие — убьёт кого-нибудь? Вы не боитесь?

На этот раз хмыкнул Норман, а Надя угрожающе скрестила руки на груди.

— Не боимся. По законам Ночи Костра всё оружие обернётся против самого хозяина. Применив оружие, он развяжет нам руки.

— А если ваши люди применят первыми?

— У нас его нет, — настала очередь Маши недоверчиво хмыкнуть. — Это так. Мы знаем правила игры и чётко им следуем, иначе всё закончится. Не останется даже призрака нашей идеи.

— Ночь Костра происходит каждый год?

— Каждый. В ночь посредине между весенним и осенним равноденствием. Я бы назвал её третьим равноденствием, — Норман улыбнулся.

— Ну что ж, друзья мои! — сказал он, обращаясь ко всем. — Мы сильно шокировали Марию — прекрасную хозяйку этой квартиры. Давайте поблагодарим её за гостеприимство, у нас осталось ещё много не менее интересных костров!

Толпа загудела, зашевелилась и вяло начала вытекать из гостиной, оставляя за собой грязные следы и пустые бутылки.

— А это, — Норман снял с Машиного пальца старинный перстень, — я возьму на память. Ещё увидимся, Мария!

Он подмигнул Маше и пружинистой походкой вышел из квартиры, растолкав замешкавшихся у двери.

— Не бузи, и всё будет хорошо, — Надя ободряюще похлопала Машу по плечу и потопала вслед за Норманом.

«Тоже мне, Санчо Панса», — зло подумала Маша в широкую спину, обтянутую белым халатом.

Затем она встала и, как сомнамбула, побрела по квартире. Этот обход был печальным.

Квартира и до этого представляла собой жалкое зрелище, но по крайней мере в ней было чисто, теперь же она напоминала притон: в ней воняло, повсюду валялись бутылки и окурки, пол был усыпан битым стеклом и загажен — Маша боялась даже рассматривать чем именно, на обоях яркими пятнами выделялись новые дыры и непристойные надписи. Маше вдруг совершенно чётко стало понятно, почему её бабка не делала ремонт — в её возрасте в этом не было никакого смысла: очередная Ночь Костра и можно было начинать заново. В комнатах прямо на полу валялись пьяные, некоторые были полностью раздеты, одни — в отключке, другие ещё шевелились. Во всей квартире горел яркий свет, равнодушно в отвратительных подробностях выпячивая осквернённое жилище.

В одной из комнат Маша увидела свою деревянную шкатулку, которая валялась на полу пустая и разломанная. Лак на крышке почернел и вздулся пузырями, похоже было, что кто-то её поджигал — ещё одна отметина Ночи Костра.

Чувство горечи, обиды и несправедливости заставили Машу снова расплакаться. Её слезами, пролитыми за эту ночь, можно было потушить не один костёр.

«Только такое дурачьё, как я, могло подумать, что что-то достаётся просто так», — самобичевание было одним из любимейших её развлечений, которое, как Маша до этого полагала, осталось в прошлой, доквартирной, жизни.

На тахте, у которой была отломана спинка, обжималась какая-то парочка. Маша, не зная, куда ей деваться в собственном доме, села на пол и прислонилась к стене. Ей даже показалось, что она заснула или забылась на какое-то время. Из этого состояния её вывели знакомые громкие крики.

Шум и гам не смолкали с самого начала этой жуткой ночи, но сейчас кричала блондинка — Маша сразу узнала этот голос.

Она поднялась на ноги и пошатываясь вышла из квартиры. Закрывать дверь смысла не было. Лифты не работали, и Маша пошла на лестницу, тут же снова попав в атмосферу «праздника».

Странные личности, пьяные, фрики в масках сновали по лестнице вверх и вниз, сидели на ступенях, горланили песни, слушали музыку и пили. Маша спустилась на этаж ниже и вышла на площадку, потревожив парочку, занимающуюся сексом прямо на полу.

Дверь в квартиру соседей снизу была тоже открыта. Сверху над ней краской из баллончика кто-то вывел надпись: «Добро пожаловать в ад».

Блондинка и калифорниец были сильно пьяны. Калифорнийца происходящая вокруг вакханалия не волновала и даже немного веселила: он время от времени вскакивал с дивана, хватал девушек за руки и начинал с ними отплясывать, но блондинка была настроена агрессивно и «бузила» — как сказала бы Надя: только так можно было назвать пролетевшую в нескольких сантиметрах от головы Нормана тяжелую квадратную бутылку, которая вывела из строя парочку «костровцев», стоявших с ним рядом.

Когда Маша вошла в блестевшую лаком, кожей и серебром гостиную, блондинка как раз собиралась метнуть следующую бутылку. В баре за её спиной их было достаточное количество, чтобы занять её этим делом на всю оставшуюся ночь.

— Успокой её, — кивнул Норман Наде. — Что на них всех сегодня нашло?

Надя, широко расставив руки, начала наступление.

— Не подходи, убью! — закричала метательница, замахнувшись бутылкой. Калифорниец пьяно захохотал.

Но Надя продолжала идти, не реагируя на угрозы. Блондинка сделала несколько шагов назад и бросила бутылку, но промахнулась. Раздался звон бьющегося стекла, и толпящихся в комнате людей обдало снопом опаловых брызг. Толпа загоготала и оживилась. В блондинку полетел стакан. В ответ она схватила следующую бутылку.

— Не бузи, — Надя упорно шла вперёд. Толпа, словно стая, следующая за своим главным охотником, шаг за шагом двигалась за ней. Одно движение, знак, и живая лавина набросится и поглотит женщину.

Блондинка, вероятно, чувствовала это и не решалась снова сделать бросок. Она всё отступала и отступала, пока не упёрлась спиной в балконные перила.

Зажатая в ловушку, женщина успела замахнуться, когда Надя бросилась на неё. Какое-то время они боролись, хотя силы были явно неравными. Блондинка всё больше перегибалась назад через перила, пытаясь как можно дальше отвести руку с бутылкой, до которой Надя пыталась дотянуться. Толпа улюлюкала и громко скандировала «Надя!».

Блондинка наполовину свесилась за ограждение балкона, в какой-то момент её ноги оторвались от пола, лишив опоры и Надю. Обе женщины исчезли в чёрном провале...

Крики разом смолкли, только калифорниец продолжал размахивать полным стаканом, без конца повторяя «А-дя, А-дя».

Норман первым подбежал к перилам и посмотрел вниз. Вслед за ним балкон тут же заполнила людская масса. Послышались испуганные вскрики и мрачный гомон толпы. Костровцы в панике и ужасе начали выбегать из квартиры. Машу задевали и толкали, но она продолжала стоять и, не отводя глаз, смотрела на чёрный проём, где еще несколько секунд назад боролись две одетые в белое женщины.

— Это вы виноваты! — бросила она спешащему вместе со всеми Норману, когда тот пробегал мимо неё.

Он остановился.

— Думаешь, мы могли бы это делать, если бы они, — он кинул на калифорнийца, — действительно были бы против? Не будь дурой! Не мы настоящие хозяева Ночи Костра!

Квартира быстро опустела. В разгромленном жилище остались только Маша и пьяный миллионер, который настойчиво предлагал ей выпить в приятной компании.

Она медленно вышла на знакомый балкон и, хотя знала, что увидит внизу, всё-таки выглянула в чёрный проём.

На узорно выложенной плитке под светом фонарей распластались два тела. Дорого окрашенные локоны блондинки, разметавшиеся по земле, обрамляли её голову словно лучи солнца. Рядом лицом вниз, с чёрными косичками в разные стороны, лежала Надя. Вокруг собирались люди…

Оставшуюся часть ночи Маша не помнила: она всё-таки приняла предложение калифорнийца выпить. Видимо, после этого она добрела до своей квартиры и рухнула на сломанную тахту, то ли уснув, то ли потеряв сознание. Очнулась она, когда полуденный солнечный свет уже вовсю заливал комнаты, деликатно сглаживая следы прошедшей ночи, от тактичного стука в дверь.

— Добрый день, — вежливо и невозмутимо поздоровался Вальховский, как будто Маша не стояла перед ним растрёпанная, в грязной вонючей одежде, а в квартире её царили порядок и чистота. — Позволите войти?

Маша молча отшатнулась от двери и побрела на кухню — её мучила жажда.

— Если позволите, Мария, — последовал за ней управляющий, — осмелюсь предложить вам услугу по уборке. У нас на подряде отличная клининговая компания: от вчерашней ночи не останется и следа. Не беспокойтесь, для вас это будет бесплатно.

— Трупы она тоже убирает? — прохрипела Маша осипшим спросонья и с похмелья голосом.

— Ситуация ночью сложилась неприятная, понимаю…

— Неприятная? Люди погибли!

— М-да… Что ж поделаешь, печально. Но, заверяю вас, ни у одной из сторон нет претензий друг другу. Несчастный случай, бывает, — Вальховский развёл руками.

Маша уставилась на управляющего. От возмущения она не находила слов, ей захотелось ударить это холёное лицо, разодрать в клочья костюм-тройку. Она отвернулась и долго пила воду, стараясь успокоиться.

— Зачем она вообще это терпела? — пробормотала Маша, имея ввиду свою покойную родственницу.

— Думаю, ей это нравилось, если вы о прежней хозяйке вашей квартиры, — проговорил Вальховский.

— Нравилось?

— Да. Ей нравилось наблюдать, как глумятся, простите, над её высокомерными соседями, которых она считала выскочками и нуворишами. Ночь Костра потакает разным вкусам: у кого-то они садистские, у кого-то мазохистские, кто-то просто развлекается, глядя на представление со стороны, как ваш покорный слуга, — Антон Робертович слегка поклонился.

Вальховский оказался прав: через несколько часов о Ночи Костра напоминало лишь влажное пятно на плитке перед подъездом, которое быстро высыхало под лучами летнего солнца. На лестничной клетке пахло свежей краской и бытовой химией, лифты работали, вставленные стекла сияли новизной.

Маша больше не сопротивлялась и просто ушла, когда управляющий привёл в её квартиру бригаду рабочих, которая отмыла пол, переклеила обои и вынесла сломанную мебель. Она долго бродила по району, пытаясь отыскать вокруг отпечатки прошедшей Ночи Костра — на улицах, на лицах, но не находила их. До неё вдруг отчётливо дошло, что только первые несколько дней, может, месяц, она старательно будет обходить то страшное место перед входом, где в её памяти всё ещё лежали два тела, но потом она наступит на это пятно раз, затем второй, а вскоре равнодушно пройдётся, как ни в чём не бывало.

Когда она вернулась к себе домой, там стоял новенький мебельный гарнитур с большой двуспальной кроватью.

— Презент от Совета дома на новоселье, — пояснил Вальховский в ответ на Машин вопросительный взгляд.

Через месяц в квартире снизу появилась новая блондинка, и жизнь, казалось, окончательно пошла своим чередом. Но иногда, сидя на новенькой кровати, Маша вдруг прятала голову в колени, когда ловила себя на мысли, какой день она непроизвольно высчитывает по календарю.

Ещё через пару месяцев Маша продала доставшуюся по наследству квартиру и на вырученные деньги купила маленький домик в пригороде. Воспоминания о странной и страшной ночи постепенно сглаживались в её памяти и когда-нибудь превратились бы в обрывки кошмарного сна — наверное, но от времени она натыкалась в интернете на видео с лидером набирающего силу движения — молодым симпатичным мужчиной, который знакомым движением небрежно смахивал набок русую чёлку. На мизинце его руки тускло отливал старинным золотом некрупный перстень.