leppe

Седьмая гармония

1

На базаре чуть в стороне от основных рядов, в стороне от глиняных горшков, тканей, овощей и копченостей торговала странная парочка. Мрачный худой корзинщик Лотан с чёрной, немного седой бородой и вечно веселый Зур, торговец огненными цветами. Раньше, когда они стояли в рядах, мальчишки, едва раздобыв медную монету, покупали у Зура огненного сверчка и, не отойдя и пары шагов, тут же взрывали покупку на ужас окрестным торговкам.

Долго так продолжаться не могло, и единогласным решением рынок отринул от себя Зура с его цветами во имя Равновесия. Чёрный Лотан, не долго думая, ушел вместе с ним — не потому, что ему так нравилась Зурова бесконечная трескотня и частые взрывы «сверчков», а потому что, сколько бы Зур ни трепался, о чем бы ни говорил, он никогда не лез в Лотановы дела и, особенно, никогда не пытался заново женить его. У него не было «вдовой подруги, покладистой и трудолюбивой», «племянницы невиданной красы» и, особенно, «младшей дочки, губы словно мёд». А если и были, Зур о них благоразумно молчал.

Не молчал он обо всём остальном — о высоких ценах на серу, о криворуких заготовителях бамбука, из-за которых некоторые огненные цветы не распускались, а взрывались чуть ли ни на прилавке. О вонючих производителях селитры из дерьма, заваливавшихся ночью к нему домой для обсуждения новых поставок.

— После них проветрить невозможно, три дня кусок в горло не лезет! — причитал Зур.

Чёрный Лотан кивал, он никогда особенно не вслушивался в Зурову болтовню, воспринимал её как жужжание назойливой мухи, а тут нечто подозрительное привлекло его внимание. С запада на базар вошел покупатель в странной накидке. Лотан не мог понять, какого она цвета — вроде обычная песчаная, как у многих горожан, но, стоило солнцу зайти за облако, она становилась зелёной, синей или вообще какой-то пестрой.

Одно из двух — или Лотан слишком долго сидел на жаре, его чёрную голову припекло, и в глазах начало рябить, или в городе впервые за почти двадцать лет появился последователь Шиму, сил беспорядка.

Лотан отложил недоплетенную корзину, сказал Зуру:

— Последи, я скоро вернусь, — и выскользнул из лавки.

 

2

Человек в накидке как ни в чем ни бывало ходил по рядам. Долго разглядывал железные цепи в кузнечном ряду, взвешивал их в руке, перебирал звенья. Потом изучал специи и что-то купил в платяном мешочке.

Остальные не замечали в человеке ничего странного. Продавцы любезно показывали ему товар, мальчишки-зазывалы кричали ему как обычно, покупатели вежливо с ним раскланивались. Только бездомные собаки прятались по углам и, ощетинившись, следили за ним. Бездомные собаки и Лотан.

Человек в накидке свернул к стекольщикам. Взял тёмно-зеленую склянку для вина, посмотрел её на просвет, покрутил то так, то эдак. А после нырнул в суконные ряды и там исчез.

Лотан побежал за ним, направо, налево. Казалось, заметил на повороте, кинулся следом — но это оказался совершенно обычный прохожий в обычной песчаной накидке.

Лотан постоял ещё пару минут, вглядываясь в толпу. Но ничто не бросилось ему в глаза. Обычная рыночная суета, никто не пестрит, не меняет цвет. Музыкант выводит что-то на дрянном расстроенном сиуне.

На мгновение Лотан вслушался. Несомненно, первая гармония, гармония летнего утра. Звукоизвлечение плохое, плектр цеплял струны под каким-то нелепым углом, от этого ноты получались вялые, размазанные. Старый Недер с таким звукоизвлечением его бы и на порог не пустил.

Лотан огляделся ещё раз. Последователя Шиму не было нигде.

 

3

Ночью Лотан спал плохо. Сначала ему снилось как он, безбородый юнец, дрожащими от волнения руками стучался в ворота старого Недера. Недер хриплым голосом закричал:

— Идите прочь, сучьи отродья!

Но Лотан не уходил, он знал о скверном характере мастера. Он стучался ещё и ещё. Стучался, наверное, целый час. Наконец, за воротами послышались шаги, потом показались клубы табачного дыма, а следом и сам Недер с вечной трубкой в зубах:

— Какого кислого хрена тебе от меня надо, сопляк?

И Лотан, запинаясь, попросил принять его в ученики, поклонился, и протянул бутыль грушевого самогона.

Недер бутыль взял, но во двор его не пустил. Показал на старый отцовский сиун у Лотана за спиной.

— Играй драную гармонию летнего утра, чтоб его черви съели, — и захлопнул ворота перед Лотановым носом.

 

***

Потом ему снился заснеженный перевал. Тот самый заснеженный перевал. Бледный свет звёзд отражался от белого наста. Руки у Лотана были в крови, одежда в крови, на снегу огромное тёмное пятно, и из пятна торчала чёрная бесформенная кочка.

От тёмного пятна во все стороны по снегу расходились следы — перепончатые следы шимунов. Лотан вглядывался в темноту, но никого не видел. Он косился на бесформенную кочку, но боялся к ней подойти.

Из-за гор слишком поздно выкатилось ленивое Солнце, в голове заиграла драная гармония летнего утра. Чтоб его черви съели.

Лотан закрыл глаза. Он боялся увидеть во что превращается чёрная кочка.

 

4

Его разбудил стук в дверь. Лотан поднялся и первое время не мог понять, где находится. Он зажег лампу, невольно посмотрел на руки, потом на свою лачугу. Глянул в окно — за окном темно. Хотел прикрикнуть на незваных гостей («какого кислого хрена?..»), но понял, что на самом деле благодарен им за пробуждение. Заснеженный перевал снился ему часто, и настоящий кошмар начинался именно после рассвета.

Лотан молча открыл дверь. В дом нырнул низкорослый человек, с ног до головы закутанный в серый плащ.

— Ты один? — прошептал он.

Лотан показал: скамейка для сна, корзины, короба, лоза, стол. Вместо стула ещё один короб. На столе ломоть хлеба. Вода в кувшине.

Человек кивнул и скинул плащ:

— Потуши свет, за домом могут следить.

Лотан хотел возмутиться, но вгляделся в лицо непрошенного гостя. Что-то было знакомое в этих цепких голубых глазах, в крупном носу с вмятиной, а особенно в уродливом шраме на правой щеке.

И Лотан задул лампу:

— Простите, не узнал вас без персикового одеяния, господин Фаго.

— Не надо имен. Стены у тебя тонкие, снаружи всё слышно.

Лотан толком не знал, чем занимался господин Фаго — только что он был какой-то важной шишкой в Храме Равновесия. Несколько раз Фаго с прислужниками появлялся на базаре, покупал, кажется, дорогие шелка или драгоценности. По крайней мере, корзинками точно не интересовался.

— Добро пожаловать в мою конуру, — сказал Лотан, — будьте как дома.

В кромешной тьме господин Фаго попытался сесть за стол, наткнулся на шедшую под самый потолок стопку коробов и с грохотом уронил всё на себя.

Одна из коробок стукнула его по голове, он взвизгнул как поросенок, придавленный за сараем.

— Я зажгу, всё же, свет, — Лотан чиркнул спичкой, поставил лампу повыше, откопал Фаго из-под коробов, а самими коробами заслонил окно, чтоб с улицы ничего видно не было.

Фаго отряхнулся, зло посмотрел на бессчётные корзины и уселся за стол. И, надо отдать ему должное, в ту же секунду превратился из придавленного поросенка обратно в важного господина:

— Как ты, наверное, знаешь, в следующее новолуние одна из опор Равновесия уходит на покой.

— Не слежу за новостями.

— Тогда я тебе говорю: Иолика, которая стала опорой ещё при Гуве Справедливом, с трудом держит саму себя, не говоря уже о Мировом Равновесии. Наши разведчики в дальних землях докладывают: то тут то там появляются осмелевшие последователи Шиму. Говорят, их видели даже в городе.

Лотан подумал про сегодняшнюю погоню и заинтересованно поднял бровь.

— …но мало того, — продолжал Фаго, — никому об этом не рассказывай, но три дня назад на дороге к Соляному Озеру храмовый гонец столкнулся с настоящим шимуном. Если бы не быстрый конь… — Фаго покачал головой:

— Одним словом, если не провести обряд в ближайшее новолуние, Равновесие наверняка нарушится.

Лотан поскреб бороду:

— И что вам нужно от меня, обрядовые корзинки?

По лицу Фаго на мгновение пробежала улыбка.

— Конечно же, нет. Корзинок у нас предостаточно. Дело вот в чём. Матушки подготовили одну многообещающую послушницу. Совершенно чистую, как лист бумаги. Но наши храмовые музыканты никак не могут сочинить подходящую ей торжественную последовательность. Боюсь, школа игры на сиуне после твоего ухода и смерти старого Недера понесла невосполнимые потери.

— Я двадцать лет не брал в руки сиун и не собираюсь, — сказал Лотан.

— А я и не прошу! Что ты, что ты!..

— Есть ещё Гэлок, — подумал вслух Лотан, — он играет не хуже самого Недера.

— Гэлок прекрасно учился у мастера Недера, да. Но, боюсь, он перенял от него не только искусство игры на сиуне. И справляется с винным угаром гораздо хуже учителя.

— …ещё Сьюнда с островов.

— Сьюнда пропала лет пять назад, говорят, уплыла на юг. Дело не в этом. Нам не нужно, чтоб ты играл на сиуне, нам нужен всего лишь совет. Придёшь, посмотришь на послушницу, поговоришь с музыкантами, и свободен!..

Лотан сложил руки на груди и мотнул головой:

— Нет. Я в это дерьмо больше не полезу.

Господин Фаго опять на мгновение улыбнулся:

— Я надеялся, до этого не дойдёт. Я надеялся, ты и без меня понимаешь, какую угрозу представляет собой Шиму...

— Почему! Ты! Думаешь! — зарычал Лотан, но Фаго жестом остановил его и тихо сказал:

— Пойдём, покажу тебе кое-что.

 

5

Фаго закутался в серый плащ и повел его по темным улицам. На углу из тени кустов за ними вынырнули ещё две серые фигуры и пошли на почтительном расстоянии. Когда Лотан указал на них, Фаго только отмахнулся. «Охрана», — понял Лотан.

Они долго плутали по городу, наконец спустились в тихом месте к реке. Там охранники их нагнали, вытащили из тростника небольшую лодку и сели на весла. Фаго расположился на носу, а Лотана посадил у кормы.

Довольно долго они плыли по тёмной реке. Охранники гребли почти беззвучно. Только листья на прибрежных деревьях шелестели на ветру и то тут, то там сбрасывалась рыба. Старая, уже довольно худая луна отражалась в водной ряби.

«До новолуния дней пять», — подумал Лотан. Времени почти не оставалось.

Наконец, лодка подошла к одному из островов и нырнула в высокую траву. Фаго и Лотан сошли на берег. Фаго повёл его кустами, осторожно ступая на землю.

Вскоре в просвете показался пологий песчаный спуск. На спуске горел костер, из глубины острова к нему подтягивались фигуры в плащах изменчивого цвета.

— Мы вовремя, — скорее прошелестел, чем сказал Фаго, — сейчас начнется.

Фигуры собирались ещё полчаса — а может всего пару минут, трудно определить время, когда стоишь в кустах и боишься шелохнуться.

И вдруг, словно по невидимому знаку, все скинули плащи и оказались совершенно голыми. Их тела светились в черноте ночи.

И тут же последователи Шиму, а это определенно были они, разбились на пары и тройки и начали беспорядочно сношаться, разрывая тишину безумными криками.

Лотан удивленно глянул на Фаго, но тот дал ему знак ждать дальше.

И вот, когда многие участники (судя по звукам) уже были близки к свершению, из леса появилась ещё одна последовательница. Она вела на веревке белую козу.

 

***

У Лотана в голове вспышка из прошлого: он поднимался по взгорью. За спиной чехол с сиуном. Рядом — Ита в красном платье с золотой вышивкой. Прекрасная юная Ита, прекрасный юный Лотан.

 

***

Коза блеяла и упиралась, но послушница настойчиво тянула её к реке. Одновременно из тёмной воды показалась гладкая голова.

Это шимун!

 

***

Опять вспышка: Лотан и Ита забрались высоко в горы, до снежных шапок. Развели костер, Ита укуталась в шерстяное одеяло и уснула. А Лотан не мог уснуть — ему казалось, вот-вот и он поймет седьмую гармонию, уловит ее суть!..

Он взял сиун и, чтобы не разбудить Иту, отошел шагов на пятьсот.

 

***

Коза орала всё громче и громче. Шимун вырастал из воды, показались его скользкие плечи.

Лотан дернулся вперед, схватить проклятую тварь, убить её голыми руками, но Фаго остановил его.

 

***

Молодой Лотан перебирал струны, звук отражался от скал. И вдруг!..

 

***

И вдруг шимун зарычал и бросился вперёд. Послушница отскочила в сторону.

 

***

Горы разорвал страшный крик.

Ита!

Лотан отбросил сиун и побежал. Ноги поскальзывались в снегу.

 

***

Шимун схватил козу.

Хряп!

Животное исчезло в пасти.

 

***

Опять перевал. Костер потух, на снегу огромное тёмное пятно. В середине тёмного пятна чернела бесформенная кочка. Во все стороны от пятна уходили перепончатые следы шимунов.

 

***

Оргия загалдела во всю мощь и принялась сношаться с утроенной силой.

 

Фаго потянул Лотана за рукав:

— Самое время уходить, — шепнул он.

 

***

Обратно плыли молча. Уже вернувшись в город, Фаго сказал:

— Жду твоего решения до...

— Я согласен, — прохрипел Лотан, — идём.

 

6

Фаго привел его в самое сердце города. Вот уже и Великий Храм Равновесия навис над ними всеми семью персиковыми башнями, казалось, если протянуть руку, непременно коснешься его мраморных стен. Но тут Фаго вильнул влево, в переулок.

Они спускались по замшелой брусчатке. Узкий проход петлял между глухими стенами домов, временами приходилось буквально протискиваться между ними.

Наконец, Фаго открыл неприметную калитку и пропустил туда Лотана.

За калиткой оказался небольшой фруктовый сад и крайне угрюмый садовник, вооруженный длинным ножом с широким лезвием.

Садовник угрожающе двинулся на Лотана, но, увидев господина Фаго, почтительно удалился.

Они прошли в дом, поднялись по черной лестнице три пролета и вышли в большую пустую комнату с завешенными окнами.

— Жди здесь, — сказал Фаго и скрылся за одной из дверей.

 

Лотан постоял в середине комнаты, посмотрел по сторонам. Ничто не привлекало его внимания — голые стены, покрытые белой известкой, двери, ведущие неизвестно куда. Серые непрозрачные занавески, полностью закрывающие окна. Он прошёлся из стороны в сторону. Послушал, что происходит за дверьми. Ничего не услышал. Казалось, весь дом вымер.

Приблизился к занавескам и осторожно отодвинул одну из них. Внизу была тихая улочка. На небольшом куске травы спала тощая собака. В подворотне стоял сутулый человек и курил трубку. Стоял, похоже, давно и никуда не собирался уходить.

В темных окнах дома напротив виднелась какая-то фигура. Люди господина Фаго? Скорее всего.

Лотан поправил занавеску и вернулся в середину комнаты.

Наконец, за дверью раздались шаги, она распахнулась, и внутрь хлынула река людей. Первым шел господин Фаго. За ним — двое храмовых музыкантов с сиунами наперевес. За музыкантами — трое высоких женщин в обычных крестьянских платьях. Но для крестьянок они держались слишком важно, слишком торжественно. "Их только что вынули из персиковых одежд", — понял Лотан.

И последнней зашла невысокая девушка в льняной рубахе до пят. Её большие глаза смотрели в пол, русые волосы заплетены в тугой пучок, а уши оттопырены.

— Знакомьтесь! — проговорил Фаго, — знаменитый Лотан, лучший ученик Недера. Лотан, это храмовые музыканты Муст и Абуст, жрицы Алия, Элия и Зулия, а вот наша замечательная послушница Калари, будущая опора Равновесия!

Музыканты поклонились, жрицы едва заметно кивнули, а Калари покраснела до ушей.

Фаго распрощался и убежал куда-то по срочным делам. Жрица Алия, явно главная в тройке, хлопнула в ладоши, и слуги внесли семь стульев. Стул для Калари поставили к самой стене, перед ним, как бы отгораживая девушку, разместили три стула для жриц. Музыкантов и Лотана посадили у противоположной стены.

— Показывайте, что вы насочиняли, — сказал Лотан, и музыканты ударили по струнам. Когда Фаго говорил, что мастерство игры на сиуне ушло вместе с Недером, он не преувеличивал. Криворукие ослы играли хуже того оборванца на базаре! Хотя, казалось бы, куда хуже.

— Так, стоп! — закричал Лотан, — откуда эта первая гармония? С чего вы взяли, что летнее утро подходит? Вы другие-то пробовали?..

Муст и Абуст переглянулись (Лотан не понял кто из них кто, да и ему было наплевать) и не менее ужасно запиликали в гармонии лунной ночи. Кошка, которую тянут за хвост, и то мелодичнее орёт!

Лотан схватился за голову.

— И это всё?.. — слабеющим голосом прошептал он, но нет! Это было не всё! Музыканты, если их можно так назвать, знали ещё и третью гармонию. Ну, то есть как — знали. Могли бесчеловечно в ней что-то изобразить, от чего у Лотана уши свернулись в трубочку.

— Ааа! — закричал Лотан, — убирайтесь, это невыносимо!

Он отобрал у Муста (или Абуста?) сиун и вытолкал обоих на лестницу.

— Надо всё начинать сначала… — бормотал он, взял стул и поставил поближе. Он посмотрел на послушницу и спросил:

— Вы сейчас о чем думаете?

Самая важная жрица фыркнула:

— Как ты смеешь говорить напрямую с будущей опорой Равновесия!

— Почтенная, — сказал Лотан, — мне работать надо. Никакой опорой без подходящей музыки она не станет. А с этими, — он кивнул на дверь, — вам только кур в амбаре женить.

Важная жрица не повела и мускулом на лице, наклонилась к Калари, шепнула ей на ухо. Девушка ответила.

— Она ни о чем не думает, — сказала жрица.

Лотан вздохнул:

— Ну, что ж. Тогда я буду пробовать.

Он посмотрел на сиун. Завертелись, обгоняя друг друга, мысли, воспоминания, сомнения. Снежный перевал. Крик отражается от гор.

Лотан тряхнул головой, схватил инструмент и заиграл.

Сначала всё звучало именно так, как он и ожидал — нелепо, неточно, с ученическими ошибками. Ведь он не занимался почти двадцать лет. Но через несколько минут он уже перестал мешать самому себе, и сиун запел в полную мощь.

 

7

Для начала Лотан, на всякий случай, повторял первые две гармонии — мало ли, в исполнении тех полудурков никакая музыка ни у кого не отзовется. Жрицы держались стойко — спина прямая, лицо торжественное. Вот что значит многолетний опыт!

Но даже проглотившая жердь Алия не смогла скрыть радости в голосе, когда ближе к вечеру, наконец, сказала:

— На сегодня довольно!

Жрицы одновременно встали. Встала и Калари. Они прошествовали к выходу. Уже в дверях послушница обернулась и тайком улыбнулась Лотану.

 

На следующий день послушницу сопровождало уже не три, а две жрицы. Калари чувствовала себя чуть свободнее и время от времени украдкой подглядывала за Лотаном.

А он то так, то эдак обыгрывал третью гармонию — гармонию майской грозы. Небольшие, нот на пять, мелодии, казалось, пробуждали какой-никакой отклик, но когда Лотан возвращался к ним позже, отклика не было и в помине.

 

На третий день Калари пришла всего с одной жрицей, и то не с самой главной. Лотан ещё подумал — тянули они соломинку или нет? Как выбирали — кто потеряет целый день на стуле, глядя на жалкого музыкантишку?..

А жалкий музыкантишка перешёл к четвертой гармонии — ух, и тяжело же она ему далась у старого Недера!..

Недер, да покоится он с миром, считал — каждую гармонию надо прочувствовать. Пережить. Поэтому для гармонии морских волн он заставил Лотана тащиться на побережье. Само по себе путешествие было непростым — все эти бутыли с крепким вином — «недельный запас продуктов», как их называл Недер, хриплые издевки:

— Что ты еле плетешься?! У меня брага дозревает, надо вернуться до зимы!

Табачный дым, окутавший их словно синее облако… Но хуже всего оказалось на месте — октябрьское море бушевало, непрерывно лил дождь, а Недер сидел под навесом, крутил в руке стакан и кричал:

— Громче играй! Что ты там мямлишь, как девственник в весёлом доме?!

Эх, Недер, Недер, забавный ты был старик…

 

Дело близилось к вечеру. Жрица уже не просто клевала носом, а раскатисто храпела. Но что значит какой-то жалкий храп для того, кто мог переиграть осенний шторм!

Лотан за три дня разыгрался уже в полную силу, пыльцы свободно бегали по струнам, выпуклые и звонкие ноты отражались от голых стен, то ласкали, то будоражили — как настоящие морские волны на каменистом берегу.

И вдруг резкий крик откуда-то снизу разладил музыку.

Лотан замер.

Жрица мгновенно проснулась.

Удар! Ещё удар!

— Элия! Алия! — позвала жрица, но ответа не было.

Они вскочили со стульев, Лотан встал спиной к Калари, отгораживая её от входа.

Казалось, снизу все затихло.

— Пойду проверю, что там, — сказала жрица и вышла.

 

8

Её не было минуту. Не было две.

Лотан слышал — за его спиной часто-часто дышит будущая опора Равновесия. Обернулся.

Бледная как бумага.

Подошел к двери. Ничего не слышно. Приложил ухо.

Мёртвая тишина.

Ещё раз посмотрел на Калари. “Она сейчас в обморок упадет”, — подумал он.

Схватил стулья, как мог заклинил ими дверные ручки.

Подошел к окну, со всей силы рванул занавеску. Занавеска упала.

На улице уже стемнело, в подворотне никого, в окнах дома напротив никого. Только тощая собака спала на том же клочке травы.

Лотан распахнул окно, кое-как привязал занавеску и выбросил свободный край наружу.

— Надо уходить, — он протянул руку девушке, — мы тут как два соломенных чучела на стрельбище.

Она кивнула.

 

9

Они спустились на улицу и побежали.

Вдруг из темноты на них двинулся человек с бешеными глазами. На нем был плащ изменчивого цвета.

В руке сверкнул нож.

Человек бросился на Калари.

Лотан со всей силой двинул ему сиуном по голове.

Сиун загудел, но, как ни странно, уцелел. А человек в плаще медленно осел на землю.

 

10

Они долго плутали по темным закоулкам, избегая широких улиц и больших площадей, избегая богатых дворов и храмовых построек — словом, всего, что хорошо освещалось. Наконец, ближе к рассвету они вышли к реке и там спрятались в одном из лодочных сараев.

В сарае воняло рыбой, на стене висела рваная сеть, в середине стояла пробитая старая лодка, а вместо пола — влажная земля.

Калари едва держалась на ногах и дрожала от холода, льняная рубаха не слишком подходила для ночных пробежек. Лотан отыскал для неё кусок плотной парусины.

— Ложись спать в лодку, я покараулю, — сказал он.

Калари кивнула. Лотан подсадил её, она улеглась на дно, укуталась в парусину, моргнула большими ресницами, заплетающимся языком пробормотала «спасибо большое» и тут же уснула.

 

Лотан не думал, что в сарай кто-нибудь заявится — в конце концов, кому сдалась вся эта рухлядь? Но всё равно не решался оставить спящую девушку одну. Он поискал ещё по сараю, вооружился каким-то ржавым гарпуном, сел в углу и старался не спать. Через щели между досками он следил за окрестностями. Толком ничего не происходило, только женщины с бельём прошли на речку, а потом обратно.

Калари проспала до самого вечера. Проснувшись, она встретилась взглядом с Лотаном, заулыбалась и сладко потянулась как кошка:

— Привет!

— Привет-привет, — Лотан протянул ей гарпун, — разбуди меня когда совсем стемнеет, схожу поищу какой-нибудь еды.

 

11

Когда Лотан возвращался обратно и нес в охапке овощи, собранные на чьих-то огородах, вышла луна. Тонюсенький старый серп. Глядя на неё, Лотан заторопился. “Завтра ночью”, — понял он.

Пока будущая опора Равновесия жадно грызла огурцы, Лотан проверил сиун, как он себя чувствует после удара? Сиун был, что удивительно, в полном порядке. Вот интересно — музыкантов они делать нормальных разучились, а сиуны клепают хоть гвозди забивай.

— Нам надо дальше работать, — сказал он, поправляя колки, — времени почти не осталось.

— Угу, — она набила полный рот.

 

Наконец, жестокая расправа над овощами подошла к концу. Даже осталось несколько целых плодов и горка огрызков “на потом”. И Лотан заиграл. Для начала в гармонии морских волн, ведь в тот раз их бесцеремонно прервали.

Но Калари откровенно скучала, елозила на месте. Прошлась по хижине, стукнулась обо что-то в темноте.

Лотан остановился:

— Сядь, пожалуйста. Когда ты суетишься, я не чувствую отклик.

— Да-да...

Он, конечно, слукавил — отклик был более чем очевиден. Четвертая гармония не подходила совершенно. Если из майской грозы ещё можно было хоть что-нибудь выжать, морская волна вообще легла как дохлая рыба.

Но пока где-то рядом бродят живые шимуны, “хоть чего-нибудь” совершенно не достаточно!.. Музыка должна подходить безупречно! Что ж, пятая гармония… Лотан надеялся, до неё дело не дойдет. Уж очень она была личной для него, слишком уж напоминала об Ите.

Лотан заиграл совсем тихонько, едва касаясь струн, но уже после первых нескольких переборов Калари закатила глаза и задёргалась словно в припадке.

Он никогда ещё не видел такого сильного отклика.

 

***

После посиделок с Недером на морском берегу прошло уже несколько лет, а Лотан никак не мог продвинуться дальше в музыкальных исканиях. И старик, как ни удивительно, от него отцепился и всё больше запирался в погребе наедине с перегонным кубом. То ли решил, будто Лотан ни на что больше не годится, то ли просто предпочитал вино окружающему миру.

Как бы там ни было, однажды Недер заболел, и заболел сильно. Его лицо пожелтело, он с трудом ходил, держась за правый бок, и время от времени изрыгал что-то бурое.

Лотан со всех ног побежал в ближайший поселок, отыскал там знахарку, долго уговаривал её подняться на холм к старику. В конце концов, знахарка послала вместо себя молодую черноволосую ученицу с серыми пронзительными глазами.

Звали её Ита.

И вечером, когда она уже вернулась обратно в поселок, Лотан осознал пятую гармонию. Гармонию первой любви.

 

12

На следующий день Лотан и Калари пошли в Великий Храм Равновесия. Не было смысла прятаться, не было смысла ждать чего-то. Или они дойдут до Храма и поучаствуют в обряде — тем более, Лотан составил безупречную последовательность в пятой гармонии. Или дождутся новолуния. Калари станет уже никому не нужна, никто не попытается её зарезать. Но зачем тогда все эти усилия?! А если беспорядок-Шиму уже захватил город, и на каждом углу стоят шимуны и хотят их сожрать, прятаться тем более бессмысленно.

Найти дорогу к Великому Храму, к счастью, не составляло труда — его семь персиковых башен видны из любой точки города, даже от рыбацких трущоб. О, эти персиковые башни, этот персиковый цвет!.. Цвет рассвета, цвет хрупкого равновесия между днем и ночью, между порядком и беспорядком!..

Они шли по улицам, и прохожие странно смотрели на них. То ли их уже искали по всем закоулочкам, и на каждом столбе висели рисунки с их лицами, то ли из-за шедшего от них запаха тухлой рыбы, от которого буквально сшибало с ног. Да, наверное из-за рыбной вони.

Храмовая стража первый момент даже не хотела их пускать внутрь, но к ним прибежали Алия, Элия и Зулия, и маленькой собачкой вьющийся за ними Фаго. Все в парадных одеждах Равновесия (персиковых, естественно) и в высоких обрядовых шапках.

— Где вы пропадали?! — закричал Фаго, — мы искали по всему городу!

— На дом напали люди Шиму.

Фаго на миг улыбнулся:

— Да, я подумал, что вы так и решили. Но тут вот какая забавная штуковина, дело в том…

— Нет времени, — оборвала его Алия, — обряд через три часа.

— Да, да, конечно, высокочтимая...

Алия придирчиво осмотрела Калари со всех сторон и отправила её во внутренние покои с Элией и Зулией. Потом кинула строгий взгляд на Лотана:

— Слуги! — она хлопнула в ладоши, — этого тоже отмыть и переодеть!

 

13

Когда Лотана привели в святилище, Калари уже стояла в середине, воздев руки кверху. Платье на ней было из тончайшего (персикового) шелка, распущенные русые волосы струились по спине. Вокруг неё кольцом расположились жрицы в высоких шапках. Для Лотана стоял небольшой стул, на котором лежал прекрасный сиун работы, кажется, мастера Фефона. В худшем случае, одного из его учеников.

Лотан благоговейно поднял инструмент. Такого великолепия он не видел со смерти Недера — у старика в тайной комнате на бархатной подушке лежал Фефонов сиун, Недер сам играл на нём только пару раз, а уж ученикам даже дышать в ту сторону не давал.

Такой сиун пел сам по себе, музыканту почти ничего не нужно было делать.

 

Лотан дождался знака и заиграл. Святилище мгновенно наполнилось нежной и немного грустной мелодией в пятой гармонии.

Из восточной двери святилища вышла старуха с такими длинными седыми волосами, что они волочились за ней по полу. Старуху вели под руки две крепкие жрицы. Её странные белесые глаза без зрачков смотрели мимо людей куда-то вдаль.

Это была знаменитая прорицательница Зея.

 

Её ввели в кольцо жриц и соединили её руки с руками Калари. На мгновение старуха закрыла глаза и тут же отбросила девушку от себя.

— Кого вы мне привели?! — проскрипел древний голос, — в ней царит беспорядок!

Лотан перестал играть. Ошарашенная Калари озиралась по сторонам.

Высокочтимая Алия вышла из кольца и отвесила ей пощечину:

— Мерзавка! Что ты наделала?! Что вы творили там с этим отребьем?!

 

В тот же миг южные врата святилища распахнулись, в них вошел Фаго. За ним шла ещё одна послушница. Выше Калари на две головы, статная, с соломенными волосами и стальным взглядом. За послушницей шёл десяток жриц. Лотану показалось, их персиковые одежды слегка отличались от одежд Алии и прочих. Словно это был другой персиковый.

А замыкал шествие Гэлок. Бесспорно, лучший ученик Недера. И он совершенно не выглядел, как человек, увлекающийся крепким вином.

 

Слуги выставили Лотана, Калари и первых жриц из святилища. Лотан не видел, происходящего внутри, только слышал. Гэлок совершенно не потерял форму, играл на непревзойденном уровне что-то в гармонии лунной ночи.

И вот из святилища донесся торжествующий крик.

Эту послушницу старуха не отвергла.

 

14

Щека у Калари горела от пощёчины, глаза покраснели, из них лились слезы. Она то и дело шмыгала носом.

— Не переживай ты так, — сказал Лотан, — это какие-то подковерные игры карлика. Нет в тебе никакого беспорядка.

Калари замотала головой:

— В том-то и… дело… что… есть!..

— Ну, перестань, правда. — Лотан улыбнулся, — мало ли что ты там себе надумала!..

— Но ты же не понимаешь! Я же тебя!..

Лотан остановил её:

— Забудь, Калари. Это всё ерунда. Прощай!

 

15

После появления новой опоры Равновесия, всё довольно быстро изменилось.

Сперва в городе появились несколько человек в белых плащах. Последователи Ашу, сил порядка. Чтобы уравновесить разгулявшийся беспорядок. И это ещё как-то было похоже на Равновесие.

Но их становилось всё больше и больше. Ни о каких шимунах никто уже и не слыхивал, но зато по улицам стройными рядами ходили люди в белом и наводили порядок во всем, до чего только могли дотянуться.

И карлик Фаго был у них во главе. Весь в белом, верхом на белом коне.

На улицах не валялся мусор, не бродили попрошайки. Никто не боялся ходить по темноте. Цветы в горшках росли одинаковой высоты.

Люди на рынке не могли нарадоваться.

А потом следом за мусором и попрошайками стали исчезать и они.

Первым пропал торговец вином Гун. Потому что вино, а особенно крепкое, пробуждает зверя.

И люди согласились — да, в вине было что-то немного беспорядочное. Хотя иногда, вечером, после тяжелого трудового дня не плохо бы пропустить стаканчик-другой... Но — да, пробуждает зверя. Непорядок!

Затем исчезла швея Долия. Потому что в её платьях женщины выглядели слишком возмутительно. Вызывали у мужчин (и даже у некоторых женщин) совершенно низменные чувства. Непорядок!

И вот, однажды вечером Лотан закреплял свои корзинки длинной веревкой на ночь. Делать это стало совершенно не обязательно — ведь никто больше не воровал, воровство страшное проявление беспорядка, и за него теперь полагалась смертная казнь. Но Лотан связывал все скорее по привычке. И потом, ночью мог подняться ветер. На ветер Фаговы бойцы пока управы не придумали.

Лотан уже собирался уходить, как Зур, торговец огненными цветами, подошел к нему и шепнул на ухо:

— Можешь у себя пару ящиков спрятать?

Лотан поднял бровь.

— Кружат вокруг меня эти… — продолжил Зур, — огненные цветы, мол, создают беспорядок.

— Домой ко мне принеси.

Ночью Зур отдал Лотану коробок двадцать взрывчатых цветов, и больше в городе его никто не видел. Не то он сбежал на юг, не то его забрали в Полуденный Дом… Лотан надеялся на первое.

 

16

Раньше Лотан доходил от дома до базара за четверть часа. Теперь, когда на каждом перекрестке Служба Порядка проверяла пропуска и грамоты, на это уходило часа полтора. А если он, чего доброго, нес с собой корзинки на продажу, приходилось выходить из дома затемно, ведь пока они на каждой заставе сунут нос в каждую корзину...

И вот, он в очередной раз скучал в очереди на рынок. Перед ним с десяток продавцов, после него ещё десятка полтора. Все стояли молча, никто не возмущался — ведь склока верный признак беспорядка, таких сразу уводили в Полуденный Дом.

И на столбе Лотан увидел бумагу:

«Граждане семи городов и семи земель! Бывшая послушница Равновесия и Порядка Калари была неоднократно замечена в беспорядочных действиях, а на преобладание в ней сил Шиму указала сама Великая Прорицательница Зея.

Ввиду опасных умений и знаний бывшей послушницы, а также ради поддержания Порядка и Равновесия во всех семи городах и семи землях, приказываю на рассвете пятого дня осеннего месяца Шог на площади перед Великим Храмом Равновесия и Порядка казнить бывшую послушницу Калари через повешенье.

Вечно заботящийся о вас, верховный жрец Порядка и Равновесия, почтеннейший Фаго».

 

***

Весь день Лотан был особенно молчалив. Он и обычно-то слова лишнего не бросал, но тут даже редкие покупатели не могли ничего из него выдавить. Отчаявшись узнать, сколько стоит короб или корзинка для цветов, они просто совали ему в руку несколько монет и забирали товар.

Перед глазами у Лотана стояли те самые ступеньки Храма. И площадь перед ним. И зареванная Калари.

Он представлял себе, как именно там, именно на этом месте сейчас сооружают виселицу.

Какая-то невидимая струна у него в душе натягивалась, натягивалась и закату лопнула.

 

***

А ночью на складе храмовой утвари разгорелся невиданный ранее пожар. Огонь вздымался до самого неба. Сгорели обрядовые одежды и благовония, расплавились свечи, а главное — огонь уничтожил многотысячный запас обрядовых корзинок, а без них нельзя ни службу отслужить, ни проповедь прочитать, ни казнь осуществить.

 

***

Ещё до рассвета в дверь Лотановой лачуги замолотили кулаки.

— Всё бросай, — сказали мордовороты в белом, — послезавтра от тебя нужно полсотни обрядовых корзин, сделанных с молитвой и по всем заветам.

— А?.. — Лотан ещё толком глаза не открыл.

— По приказу почтеннейшего Фаго! — добавили мордовороты и ушли.

 

***

Корзинки Лотан привез сразу на площадь к Великому Храму, который возвышался над городом всеми семью белыми башнями.

Служка долго осматривал корзинки:

— Что-то тяжелые… Точно по всем заветам?..

— Лоза ещё не просохла, — отвечал Лотан.

Служка с пониманием кивал.

— Отличная работа, — говорил он, — между прутьями нож не просунешь! А то другие корзинщики какую-то ерунду принесли. Криво, косо… Только гнилую морковку в них держать. Ваши немедленно украсят площадь!

 

17

Виселицу соорудили на совесть. Явно не для одной Калари — ещё много в городе сторонников беспорядка.

Корзинки… Да, это его корзинки вокруг помоста! Ему хватило бы одной-двух, но белые постарались, самые красивые вывесили на показ. Они же не знали, что в корзинках есть ещё небольшой подарочек от старины Зура (где бы он ни был).

Зевак набилась целая площадь. Пришли мужчины, пришли женщины, даже дети пришли. Всем хотелось посмотреть на последнюю пляску бывшей послушницы — ведь в царстве Порядка осталось так мало развлечений!..

Близко к помосту их, конечно, не подпускали — держали за ограждением шагах в тридцати. «И это хорошо», — отметил для себя Лотан.

Когда вывели Калари, всю в синяках и кровоподтеках, с обритой головой, худую как смерть, Лотан едва не потерял самообладание.

На балкон храма Равновесия и Порядка вышел Фаго в белом балахоне и высоченной белой шапке, рядом с ним, тоже в белом, слепая прорицательница Зея в сопровождении белых жриц. Заметив их, толпа попритихла.

Но вдруг обнаружилось — где-то на подступах к площади неизвестный рассыпал целую коробку огненных сверчков. И мальчишки (и девчонки) этих сверчков подобрали. Более того, они этих сверчков подожгли.

При первых же взрывах, Фаго и прорицательпица исчезли в башне.

Белая стража ринулась в толпу искать нарушителей, но кто-то ещё более неизвестный бросил огненного сверчка прямо в обрядовую корзинку на виселице.

И вот тогда действительно загремели взрывы!..

 

***

Площадь заволокло дымом. Лотан рванул через загородку, наугад оттолкнул кого-то. Вскочил на помост, ухватил Калари, прыгнул с ней куда-то вниз.

А корзины с начинкой всё взрывались, на сосновой виселице быстро занялся огонь. Храмовая стража на мгновенье опешила.

Но вот уже раздались четкие приказы, кто-то прибежал с ведрами воды.

Но к тому времени Лотан и Калари уже скрылись в одном из переулков.

 

18

В городе за последние полтора месяца опустело много домов. Кого-то забрали в Полуденный Дом, а большинство сами собрали пожитки и уехали, пока служба Порядка до них не добралась.

Лотан повел Калари в один из таких брошенных домов невдалеке от Великого Храма.

Он осторожно отодвинул доски заколоченного окна, подсадил Калари, влез сам и так же осторожно поставил доски на место. Потом по темным запыленным комнатам провел её на кухню, поднял крышку подвала.

Калари наощупь спустилась по ступенькам, он пошёл за ней. Когда он опустил тяжелую крышку, они оказались в полной темноте и тишине. Только слышалось отрывистое дыхание измученной девушки.

— Постой, — сказал Лотан. Он чиркнул спичкой, спичка не загорелась. Чиркнул ещё, его лицо и руки осветились дрожащим пламенем.

— Спускайся, я сейчас зажгу свечку.

Он пошарил под верхней ступенькой и вынул длинную жёлтую свечу. В её бледном огоньке в подвале оказалось уютно и спокойно. На полу Лотан постелил ковёр с узором из цветов, стояла пара стульев и небольшая постель. На одном из стульев лежал старый Лотанов сиун. На втором стоял кувшин молока, накрытый краюхой хлеба.

Увидев всё это, Калари сначала заулыбалась, но тут же у неё затряслись плечи, она закрыла лицо руками и зарыдала.

 

19

Лотан дал ей хорошенько выплакаться, потом накормил. Она жадно пила молоко и почти не жевала хлеб. Лотан осторожно протянул руку и погладил её по голове. Калари перестала жевать и посмотрела на него большими влажными глазами.

Сверху по брусчатке застучали сотни сапог белой стражи.

— Быстро они, — пробурчал Лотан, — думал, ещё пару часов будут обломки разгребать.

Калари поднялась и скинула грязное рваное платье. Она стояла голая на ковре.

— Иди ко мне… — прошептала она.

Лотан покачал головой:

— Нет. Одевайся.

— Лотан!..

— Я не отвергаю тебя, не думай. Но нельзя, — он показал наверх, — нельзя всё оставлять вот так!..

Калари не мигая смотрела на него.

— Я вчера видел на улице настоящего ашуна, — говорил Лотан, — белого до боли в глазах.

Она тяжело вздохнула, прикрылась платьем и кивнула.

 

20

Лотан заиграл, но гармония первой любви больше не работала. Он быстро повторил первые четыре — тоже без ответа.

Заиграл в шестой. Гармония снежной вьюги, Лотан выучил её вместе с Итой на том самом предгорье. Примерно за месяц до нападения на перевале.

Он играл и играл, но чувствовал, что шестая тоже не ложится. И внутри рос ужас. Ни одна из известных ему шести гармоний не подходила! Остается только седьмая, заветная седьмая гармония, проклятая седьмая гармония! Он вспомнил, как последний месяц вместо того, чтобы быть с Итой, чтобы радоваться жизни, как одержимый пытался ухватить эту седьмую, только и думал о ней целыми днями и ночами!..

Шаги сверху усилились. Теперь к ним прибавились удары топора. Кажется, белая стража уже ломала дверь.

Всего пара минут, пока стража не вытащит их отсюда как улитку из раковины. И Лотан вложил в музыку всё своё отчаянье. Он думал об Ите, о чёрной кочке её тела на заснеженном перевале. Думал о Калари. Об этой несчастной девочке, полтора месяца просидевшей в застенках Полуденного Дома.

И он услышал свою музыку как бы со стороны и понял. Это и была седьмая гармония.

Гармония невосполнимой потери.

Калари закатила глаза, закачалась из стороны в сторону в состоянии глубочайшей отрешенности…

 

***

Музыка играла все громче и громче. Она поглотила подвал, поглотила дом, поглотила всю улицу.

Топор застучал реже, а потом и вовсе перестал. Шаги сапог по брусчатке стихали.

Главное не останавливаться, главное удерживать тонкую грань Равновесия!..

 

КОНЕЦ


13.05.2023
Автор(ы): leppe
Конкурс: Креатив 32, 4 место
Теги: фэнтези

Понравилось 0