Никогда не забуду
Когда вечер клонился к закату, Чаки вышел на охоту. Солнце Калифы — яркое, жесткое...
Мне под вечер не хотелось спать. Солнце было хлёстким в лучах, а Калифа никогда не спит.
Я подобрал флеш на пяти картах Холдема. Противник ответил фул-хаусом.
Мне исполнилось дикие семнадцать....
Оно всегда значит одно: гуляй!
То есть, трахай всех возможных, напропалую, кури нетабак, нюхай невоздух...
Да, к сожалению, так и случилось. И к зиме я загремел в местную психушку с жестоким отходняком, на сердце дало...
Медсестра была просто вежливой. А мне показалось: нежно-участливой. Ну, девушка лет 20-ти, светлая личиком. И на мои взгляды отвечала неким теплом. Когда между нами случилось то, что показывают в порнофильмах, мне стало почему-то погано .Я так и пребывал бы в своей тоске, но она заглянула ко мне...
— you, okey?
— Да, нормально.
Она замялась, хотела уйти. Я сказал: "Ноу, стэй, плиз. Хони, ай лав ю."
Ничего, более дурацкого мой язык сочинить не мог.
Она осталась. Предложила ампулу, но мне не хотелось уходить в рай без неё.
Если когда-нибудь сменится тренд и меня спросят — как следует лечить зависимых?
Отвечу: сексом!
Дело в том, что желание иметь красотку посильнее иных зависимостей...
Бредово, но правда: я навсегда забыл яркие иллюзии от препаратов, химвеществ, только когда начал спать с медсестрой.
Медсестричкой. Кайлой. Она так отрывалась в кровати, что я потом, в полумгле палаты, не верил своим глазам, глядя на её стабильно-всегдашний, аккуратно-снежный халат и синюю маску. Она делалась такой официальной, чужой, но после — своей, милой, родной. Когда кончаешь, всегда кажешься себе грязным, рад забыть... если только девушка не прильнёт, утешив словом или рукой. Тогда вот снова чувствуешь себя в порядке, нормальным мужчиной. Мы так зависимы от них в постели...
Наверное, мужчинам не следует говорить откровенно о своих дамах, пикантных случаях с ними, но прошло слишком много лет — вода тех рек безвозвратно утекла и ничего не вернёшь. Грусть приходит при воспоминаниях, но ничего нельзя воплотить в реальность.
Она опять предлагала мне ампулу, а я хотел снова и снова иного...
От зависимости я избавился очень внезапно — загадочно для врачей с дипломами, хотя меня предупредили: она затаилась, не расслабляйся...
В бег солнечных дней родной Калифы пришли чернокожие рэперы и взяли власть над улицами... Нет, я мог бы справиться в мано-а-мано с почти любым из них, но их, в целом, слишком уж было много...И мы, "белоснежки" — ирландцы, мексы, руссы, прочие — сдали им наши улицы...Когда-то короли сражались за страны, а мы — сражались за улицы!
Я конкретно подсел на вискарь в те дни, он там разливался всюду и стоил недорого, особенно зерновой, небрендовый.
Мать-американка стабильно присылала мне деньги на кредитку. Отец-учёный уже перебрался в Россию. Я ничего не смыслил в политике и в их отношениях... а надо было, только потом понял!
Когда "Боинг" спалил свою резину в Шереметьево, я был накачан коньяком от всегдашне прекрасных стюардесс.
Отец по прежнему лабал микросхемы в НИИ, я пытался устроиться на работу. Ходил по кабинетам. Меня то посылали, то привечали.
Стал коммерческим представителем, ходил по конторам с прайс-листом, где, по возможности: заключал договоры на поставку продукции.
Потом грянуло то, про что нам запрещено говорить, но не думать?..
Я остался один в неведомом. В чужой для меня тогда стране.
Наверное, она почуяла мою тоску и стала много мягче, нежели с другими коммерсантами... Она: хорошенькая, фигуристая, или как ещё сие назвать? С ладным личиком, стройными ножками. Чего ещё надо? Среагировал. Эрегировал.
Я тупо пригласил её сходить в кино. Хоть и не видел афишу.
Она с доброжелательной улыбкой согласилась.
Брюнетка, красящая себя ещё в более тёмную ночь. Меня привлекала не только симметрия её губ, носика, глаз... Но и особое расположение, понимание, а после и сладкая нежность. Когда девушка гладит скулу, заглядывает прямо в душу, отдаётся наполную...
Впрочем, мужчинам лучше о таком не говорить. Это очень личное, чтобы подвергать критике.
Но я, вроде, автор и потому "про это" говорю, не будучи Генри Миллером или Чаком Палаником... Дело в том, что для Генри секс был профессиональным вопросом. А для Чака — вечной усмешкой. Для меня же, хоть и не поставлю себя в ряд с ними — секс, отношения, с ним или без... просто прибежище, уютная нора среди бурь.
Если бы можно обойтись без него, я с удовольствием бы сделал. Но просто так сложно остаться вдруг одному, теряя себя. Не стал вновь зависимым или водочником, только из-за неё! Считается, что раз став таким — останешься "повёрнутым" навсегда. Нет, я всегда готов отказаться от ампулы фэнтази-деградации во имя томного взгляда подруги.
И больше скажу: лучше дрочить на картинки, чем идти в безвозвратное. Жаль молодых, сбившихся с Пути. Не всегда есть понимание, да, а любви — вообще дефицит. Просто наступает возраст, когда хочется именно L., но она не приходит...
Сие испытали мы все, а вот сходить с ума и бросаться под каренины поезда не следует! Ибо завтра ты станешь конкретно другим человеком. Но, боже ты мой, сколькие бросились... Я всегда помню своих юнопацанят. Оное не изменишь. Помню каждую вашу прерванную жизнь и скорблю с каждой рюмкой. Вы лучше всех!
А про дам...Мы ведь должны раскрыть жизнь, душу в текстах... А я вот, к сожалению, не уверен, что у меня есть душа!