Вторая попытка

За окном мелькали серые стены тоннеля. Архивариус прикрыл сонные глаза, оперся ладонью о прохладное стекло и позволил себе расслабиться. Между Беляево и Калужской перегон длинный. Вагоны несутся, то замедляясь, то ускоряя ход. Кажется, пора готовиться к выходу, но поезд, словно играя, тут же начинает разгоняться.

Архивариус не мог вспомнить, когда он последний раз спускался в метро. Пятнадцать? Двадцать лет назад? Память работала нехотя, воспоминания ускользали. Раньше не было назойливой интерактивной рекламы, вагоны выглядели проще, но пассажиры не изменились — такие же уставшие и хмурые. Правда, их предки по утрам торопились на заводы и в офисы, а эти едут с вечеринок и ночных клубов — отсыпаться, чтобы к обеду зависнуть в вирт-камерах, отрабатывая социальную норму. Архивариус перестал напрягать память и поддался накатившей дреме.

Наконец состав начал с тихим шипением тормозить. Из динамиков женский голос мелодично пропел:

— Станция «Калужская». Федеральный архив.

Один из телохранителей робко тронул Архивариуса за плечо:

— Сергей Викторович, подъезжаем.

Архивариус поднял тяжелые веки и подошел к дверям, поймав свое отражение в темном стекле. Немолодое уставшее лицо, слегка раскосые глаза, короткий рыжий ежик и аккуратная с сединой бородка. Он помассировал виски, прогоняя давящую боль: впервые за много лет всю ночь промучился бессонницей. Вытащил из нагрудного кармана тюбик и вытряхнул на ладонь пару стимулирующих таблеток.

В федеральном архиве Архивариус начал работать сразу после университета, в две тысячи сороковом. И с тех пор, двадцать лет, каждое утро ездил на «Калужскую». Сначала на метро, потом, получив повышение, пересел в комфортное служебное авто. Теперь же от его элитных апартаментов до башни архива можно добраться за две минуты. Вызвать личный аэромобиль и прыгнуть по крутой параболе. Но сегодня Архивариусу захотелось пройтись до «ракушки» с красной буквой «М» и, заставляя охрану понервничать, довериться «металлическому червяку».

Архивариус вышел из вестибюля метро и отключился от городской сети, оставив в доступе только рабочие инфопотоки. Трехсотметровая башня архива тянулась к осеннему московскому небу рядом от входа в подземку. Гладкие глухие стены с узкими окнами-бойницами резко выделялись на фоне аквариумов торговых и офисных центров.

Еще сто лет назад здесь тянулись полями окраины Москвы. Художники-диссиденты воспевали местные пустыри и гордились оторванностью от цивилизации. Теперь же вокруг асфальт, развязки трасс и лес многоэтажек. Мегаполис ушел далеко на юг, поглотив деревеньки и отняв у них имена для своих районов.

Автоматические двери впустили Архивариуса внутрь. В вестибюле на широком экране традиционно мелькали кадры восстановленной кинохроники. В это утро — сюжет из временного среза столетней давности. На площади трех вокзалов рядом с парковкой шла бойкая торговля цветами. Таксисты в пиджаках и кепках суетились у горбатых «Побед», а жительницы пригорода в белых косынках одаривали спешащих москвичей яркими розами и тюльпанами. Из-за экрана приглушенно доносилась музыка, стройный хор бодро пел: «Страна моя, Москва моя…»

Милая, но дикая эпоха, далекая от идеалов современной социальной прозрачности. Правнуки этих людей теперь живут в Глобальном мире — без войн и конфликтов, нелепых границ, разделяющих страны, и барьеров между личной и коллективной памятью.

Архивариус отогнал накатившую сонную слабость и прошел в кабинет. Вполуха прослушал доклады операторов ночной смены, выпил чашку кофе, переоделся в стерильную спецовку и направился к шахте лифта. Пока кабина с тихим шелестом поднималась на верхний этаж, Архивариус представил, как за стеной во всю высоту башни тянутся, играя зелеными бликами, «марсианские изумруды» — кристаллы фотонной памяти. На каждом этаже они насквозь прошивают черные пластины квантовых вычислителей и уходят в глубь подземных ярусов.

Архивы веками пытались упорядочить обрывки человеческой истории. Горы бумаг, снабженные примитивными описями. Позднее — электронные каталоги с незатейливым поиском. Теперь же реальность непрерывно копируется: из космоса сетью спутников глубокого зондирования, на поверхности — миллионами видеокамер, смартфонами, голографическими коммуникаторами, трекерами и биометрическими браслетами. Потоки звука и видео, петабайты изображений и текста ежесекундно стекаются в цифровые недра, чтобы остаться в вечности.

Москва, Париж, Нью-Йорк, Пекин… В центре каждой агломерации теперь высятся башни архивов. С безразмерной памятью и гигантской вычислительной мощностью, они превратились в столпы цивилизации.

Архивариус хорошо помнил, как монтировался первый марсианский кристалл и модуль вычислителя. Тогда, еще молодым специалистом, он запускал и отлаживал начальную версию нейросети архива с несколькими сервисными службами. Спустя два десятилетия архивом управляют сотни тысяч программ, занятых маркировкой и связыванием поступающей информации. Они, словно пряхи, тянут нити судеб, кропотливо сшивая события жизни каждого жителя планеты. Секунда за секундой, слой за слоем ткут полотно истории.

Выйдя из лифта, Архивариус миновал шлюз безопасности и остановился у входа в рабочий зал. Пустое помещение с белоснежными круглыми стенами и пологим куполом походило на обсерваторию, но вместо телескопа его центр занимала вирт-камера последней модели. Архивариус вынул из кармана сенсорные перчатки и переступил порог.

* * *

Встав на подвеску, Архивариус проверил отклик системы и скомандовал:

— Локация Москва. Показать состояние срезов!

Зал исчез. Архивариус парил в небесной синеве, наблюдая, как в центре виртуальной проекции обретает вещественность стометровая перевернутая пирамида. Наглядная модель архива Московской агломерации.

Архивариус повел рукой, и пирамида расслоилась, словно разделились коржи огромного пирога. Верхние темные срезы — настоящее время, ниже — прошлое. Каждый слой соткан из множества тончайших нитей. Настоящее плотно упаковано событиями, но вглубь времени нити судеб редеют. Вершина пирамиды и вовсе едва угадывается в редких прозрачных пучках. Если постараться, то где-то там, в самом низу, можно найти еле заметную изначальную нить судьбы святого Буколы, тысячу лет назад осевшего в лесу на Боровицком холме.

Архивариус отдал новую команду:

— Верхний срез!

Пирамида развернулась, показав темное треугольное основание. Подлетев к нему вплотную, Архивариус шагнул внутрь и оказался в центре звездного роя. В черной пустоте ярко вспыхивали и гасли миллионы цветных точек — в архив поступали и выполнялись запросы информации. Связанные общими темами, они собирались в подобия звездных скоплений.

Под ногами Архивариуса тянулась широкая светящаяся полоса биографий. Актеры, певцы, политики, реже художники и ученые — всегда под пристальным вниманием. Многие из них давали полный доступ к своей личной жизни. Чуть в стороне закручивалась спираль запросов о происшествиях. Здесь, как обычно, повышенный интерес к катастрофам и несчастным случаям. Недавний взрыв марсианского челнока создал новый виток с требованиями от чиновников, страховых компаний и родственников погибших. Но самыми яркими цветами пылали звезды, где шел обмен между архивом и государственными системами. Транспорт, энергетика, коммунальные службы, безопасники, медики — все используют ресурсы архива.

Обработкой запросов занимаются архивные демоны — программы поиска данных. Всегда голодные, они питаются собранной информацией. Жадно ловят новые задания и находят пищу, двигаясь по нитям судеб.

Архивариус огляделся и отметил ровное свечение звезд. Значит, демоны справляются без посторонней помощи. Но есть запросы, которые не обходятся без личного участия архивистов. Стоило Архивариусу развести руки, как звездный мир пришел в движение. В поле зрения показалось скопление «красных гигантов» — запросы от службы безопасности. Безопасники уже лет десять не ведут собственных расследований. То, что сразу не зафиксировала электроника, могут позже восстановить работники архива.

— Загрузить профиль эксперта! — Архивариус считал своим долгом время от времени выполнять работу простого архивиста, проверяя исправность системы.

В ответ к нему подлетел один из красных шаров. Архивариус взял его в руки и зажмурился от яркой вспышки. После тишины и «космического» мрака дневной свет слепил, а звуки голосов грохотали. Рядом истошно кричала женщина:

— Оставьте нас в покое! Дайте жить своей жизнью!

Архивариус открыл глаза. Он стоял в центре жилой комнаты. Обыск еще не закончился. Люди в черной униформе сновали среди разбросанных вещей и опрокинутой мебели. В углу двое безопасников надевали наручники на девушку в изорванном платье. Они повалили ее на живот и пытались удержать руки на спине. Девушка отчаянно кричала и вырывалась. Одно ее бедро оголилось, и Архивариус машинально отметил красоту и стройность ног арестантки. Поморщился. В последнее время архивистам все чаще приходилось расследовать преступления «молчунов». Сектанты, исповедующие тайну личной жизни, создавали немало проблем для работы архива.

Отметив отличное качество динамической голограммы, Архивариус осмотрел комнату, поднял глаза и на потолке под слоем штукатурки разглядел ячейки металлической сетки. Старый, но эффективный способ экранироваться от следящей техники. Другое дело, как местным обитателям удалось незаметно доставить и смонтировать громоздкую конструкцию?

Соединив кончики пальцев, Архивариус создал между ними подобие сферы. В ее глубине один за другим замелькали предметы, разбросанные по квартире.

— Дальше, дальше. Стоп. Дальше, — едва слышно командовал Архивариус, всматриваясь в изображение.

Оторванные каблуки, пуговицы, обрывки бумаги появлялись внутри сферы и тут же покрывались символами и пиктограммами. Архивные демоны пытались по линиям судеб отследить путь каждого предмета, сообщая о найденной информации.

Внимание привлек спичечный коробок. Старый, потрепанный, с исчирканным серным слоем, он явно выбивалась из общего ряда. Такими, если и пользовались, то далеко за пределами центральной Москвы. Тут же угодливо выскочило сообщение — куплен год назад на блошином рынке за четвертой МКАД.

— Искать по предмету! — приказал Архивариус, заставляя демонов отследить линии судеб, связанные с коробком.

И почти сразу внутри сферы запустилось объемное видео. Хозяйка квартиры пробиралась в толпе среди прилавков. Тонкое ситцевое платье облегает стройную фигуру, копна рыжих волос, гладкая белая кожа, карие до черноты газа, легкая улыбка на губах — девушка выглядела ярким цветком среди бурьяна.

— Отключить личные данные, — Архивариус не хотел знать даже имени арестантки. Чем меньше эмоциональной вовлеченности, тем чище расследование.

Плечо девушки оттягивала серая холщовая сумка. Двигая пальцами, Архивариус приблизил изображение. Ткань сумки растаяла, обнажив лежащие в ней металлические ячейки. Всплыла подсказка — куплено на том же рынке в кровельной мастерской.

Архивариус развел пальцы, и сфера исчезла. Дальнейшее не требовало его участия. Очевидно, хозяйка квартиры по кусочкам возила сетку домой и незаметно клеила на потолок. Сектанты упорны и изобретательны.

«Чего вы хотите добиться? — мысленно произнес Архивариус. — Хаоса? Возвращения в темные времена?» И вслух продолжил:

— Да что вы знаете о жизни? О нужде? О голоде? — он невольно нахмурился, в висках застучала утренняя боль. — Открытость личной истории — смешная цена за безопасность всего человечества! Предотвращение катастроф и преступлений, диагностика болезней, управление агломерациями...

Архивариус осекся. С чего он вдруг разволновался? Он растерянно обвел взглядом разгромленную комнату, вызвал виртуальную консоль и заверил результаты расследования. Развернулся, шагнул сквозь стену и снова оказался среди звезд. К нему тут же подлетел еще один красный шар. Архивариус взял его и продолжил работу.

* * *

После окончания смены Архивариус решил пройтись до дома пешком. День выдался не из легких. Ночная бессонница, поездка в метро, к тому же из головы не выходила арестованная сектантка. Охрану он отпустил. Хотелось в одиночестве подышать воздухом и привести мысли в порядок.

К своим сорока с лишним Архивариус не обзавелся семьей. Работа съедала все время и силы. По выходным он брал сверхурочные, в отпуск ходил неохотно. К тому же архивистов побаивались. Работники архива, и даже Главный архивариус, не могут без особого разрешения читать нити судеб. Но обыватели верят — для архивиста прошлое любого человека как на ладони. Не каждая женщина готова мириться с «всезнанием» мужа. Архивариус и сам давно отвык думать о женщинах. А сегодня изменил привычке. Он снова и снова вспоминал лицо арестованной девушки, ее карие глаза, белую кожу и легкую улыбку. Было в ее чертах нечто особенное — волнующее и манящее.

Архивариус шел через парк. Для конца сентября вечер выдался неожиданно теплым. Листья уже осыпались, покрывая желтыми пятнами извилистые дорожки, и меланхолично шуршали под ногами. Автоматы-уборщики, раздраженно жужжа, рьяно очищали асфальт от разноцветного мусора. Хорошая погода выманила людей на улицу. Мимо с веселым визгом проносились стайки подростков, и чинно проплывали коляски со спящими карапузами.

«Куда ее теперь отправят?» — вертелось в голове у Архивариуса. Обычно у «молчунов» снижают социальный статус, что означает высылку в далекие африканские агломерации с минимальным уровнем социальных стандартов. В этом есть логика. Система обслуживает тех, кто для нее открыт. Ему вспомнилось детство, когда в первые волны пандемий только начали вводить глобальный электронный контроль — простейшие следящие приложения в смартфонах и наручные трекеры. Сколько тогда было возмущений, протестов и даже восстаний и войн. Рушились страны, мир перекраивался. Люди выжили там, где электроника молниеносно находила очаги заражения и изолировала заразившихся. Фанатики, исповедующие личную тайну, в глобальном мире обречены.

Архивариус представил, как рыжеволосая девушка идет по пыльным улицам Могадишо. Ее красивая белая кожа на глазах чернеет и трескается. Если повезет и хватит здоровья, арестантка протянет года два-три. Архивариус поморщился. Головная боль снова напомнила о себе. Он грузно сел на скамейку у детской площадки.

Неподалеку в песочнице возились мальчик и девочка лет пяти. Долетали обрывки жаркого спора:

— Маринка! Не клади сюда камни, здесь дорога.

— Но я хочу сделать клумбу! Пусть дорога идет мимо.

— Машина поедет и раздавит твои цветы.

— Сережа, ты непослушный!

В небе над детьми завис полицейский дрон. Скользнул красным лучом по лицу Архивариуса и полетел дальше, определив высший социальный статус.

Архивариус не успел зажмуриться. И теперь на внутренней стороне век плясали красные пятна. Они напомнили ему еще один давний сюжет. В то время никто не называл его Сергеем Викторовичем, а большинство знакомых звали просто Сергеем и очень редко — Сережей. Он жил в столице Новосибирской агломерации и учился в интернате для одаренных детей, оставшихся без родителей после пандемии шанхайского гриппа.

Первый день выпускного учебного года. Сквозь окна аудитории бьет яркий солнечный свет и приятно греет щеку. Сергей поворачивает лицо к окну и на миг слепнет. Мир покрывается яркими пятнами. Скрипит дверь. Сергей силится рассмотреть, кто вошел, и сквозь слепоту постепенно проступает хрупкая девичья фигурка, две светлые косы, взгляд темных карих глаз исподлобья.

Родители дали ей редкое имя — Лика. Раньше она жила в Восточной агломерации. Мать ее погибла во время пандемии, а отца, инженера-ядерщика, перевели в Новосибирск. Он, как все восточники, полностью отдавался работе, и способную к математике дочь пристроили в специализированный интернат. Администрация выделила им квартиру в центре Академгородка, и Лика предпочитала жить дома, а в интернат ездить только на пары.

Сергей с ней быстро сдружился. Через неделю набрался смелости и подкинул ей записку с системой многомерных уравнений. Решением были адрес и время. Вечером, в назначенный час Лика пришла на свидание.

Они оба жили в мире чисел и формул. Проблема выбора будущей профессии и своего места на социальной пирамиде казалась им несложным уравнением, которое они решат, когда отвлекутся от более важных задач. Неразрешимым оставалось лишь одиночество. Математика, при всем могуществе, не могла заменить простого человеческого тепла и внимания. Дружба с Ликой спасла Сергея от судьбы изгоя. Он чувствовал, что и сам стал для Лики спасением.

В интернате они выбрали совместный проект. Строили математическую модель быстрых вычислений на структуре марсианских кристаллов. В то время с Марса доставили первые образцы «изумрудов», и многие пытались использовать их уникальное свойство упаковывать и извлекать информацию.

Сергей и Лика дни напролет проводили за выводом формул и составлением алгоритмов. На лекциях сидели рядом, а после пар бежали к Лике домой. Наспех готовили перекусить и погружались в расчеты. Ее отец приходил поздно, так что им никто не мешал.

Прошла осень. Их дружба переросла в нечто большее. Сергей заметил, что его мозг непрерывно ведет один и тот же расчет, трансформируя окружающий мир в код из четырех символов: «Л», «И», «К», «А». Что бы ни происходило, Сергей постоянно думал о ней. Украдкой смотрел, как ее тонкие пальцы танцуют по кнопкам планшета, как она хмурится и беззвучно шевелит губами, пытаясь сформулировать пришедшую мысль, как наклоняет голову над экраном и, поймав мысль, замирает словно хищная кошка перед броском. Лика стала неразрывной частью жизни Сергея, наполнив теплом холодный мир чисел.

Однажды он случайно коснулся ее волос и тут же задохнулся от нахлынувшего жаркого возбуждения. В мыслях он трогал губами ее нежную кожу, искал случая обнять и прижать к себе, но Лика сама взяла его за руку и повела в спальню.

Они любились долго и неловко. Целовались, впитывая вкус и запах друг друга. Сергей, сначала робко, а потом страстно исследовал ее тело. Входил в нее, будто падал в бездонный омут и, достигнув мягкого скользкого дна, терялся в безвременье.

Закончив, они нагие и потные включали планшеты, и еще с большим усердием отдавались богам математики. Будто чувствовали вину за то, что на время покинули мир топологических инвариантов и матричных преобразований.

Так незаметно прошла морозная сибирская зима. Весна же навсегда изменила их жизни. В один из первых теплых дней Лика не появилась утром на занятиях. На сообщения и звонки не отвечала. Сергей еле высидел до перерыва и помчался к ней домой. Бежал не разбирая дороги, не замечая лужи и мокрую тротуарную жижу.

Дверь открыл отец Лики. Увидев Сергея, нахмурился:

— Ну, заходи на мужской разговор.

Сергей покорно прошел в кабинет, оставляя за собой следы от грязных подошв — мимо закрытой комнаты Лики и стоящей у дверей незнакомой женщины в белом халате. В кабинете царил полумрак. Лишь на массивном рабочем столе тускло горела лампа и сквозь щель в занавесках пробивался тонкий луч дневного света.

По дороге к столу отец Лики рывком задернул штору, будто обрезал все хорошее, что могло еще случиться в жизни Сергея, грузно сел в массивное кресло и произнес:

— Лика беременна.

Он достал из нагрудного кармана клеенчатую пачку, извлек сигарету и закурил. Сизый дым клубился в круге света лампы и растворялся в сумраке комнаты, наполняя ее терпкой вонью. А Сергей словно летел в темную пустоту, слыша сквозь шум ветра:

— Аборт она делать не хочет. И тебя видеть не желает. Боится, что отговоришь оставить ребенка.

Ветер усилился, не давая дышать, завывая:

— Сам-то ты готов стать отцом?

Сергей не знал, что ответить, он долетел до самого дна, и там его жизнь со звоном разбилась. Мира, где они с Ликой жили друг другом и математикой, больше не существовало.

С тех пор Сергей Лику не видел. На занятия она не ходила, он же боялся приблизиться к ее дому. Твердил себе, что она предала его и их общие мечты. Ушел с головой в проект, в одиночку закончил расчеты.

В начале лета Сергея без экзаменов зачислили в МГУ на кафедру прикладной математики. Стояла жара, когда он сел на скоростной поезд и помчался в самый центр Московской агломерации. Всю дорогу просидел у окна. Смотрел, как мимо мелькают березы и постепенно забывал прежнюю жизнь, словно сбрасывал старую кожу. Спустя несколько лет их с Ликой математическая модель стала основой первой версии ядра архива.

Архивариус откинулся на спинку скамейки. Он знал, почему память извлекла из забвения эпизод далекой юности. Арестованная девушка унаследовала от отца немного — рыжие волосы и слегка раскосый разрез глаз. Остальными чертами она походила на мать. На Лику.

Дети в песочнице продолжали спорить о том, где пройдет дорога. Девочка надула щеки и сердито отвернулась от партнера по игре. Архивариус встал со скамейки. «Уступи ей, — мысленно обратился он к теске. — Иногда нужно чем-то жертвовать, чтобы остаться рядом». Но вслух ничего не сказал. Развернулся и побрел в сторону дома.

* * *

Домой Архивариус не попал. Возле подъезда повернул и припустил вдоль парковки. Нашел свой аэромобиль, забрался в салон и ввел маршрут. Машина загудела, медленно оторвалась от земли и взмыла в темнеющее вечернее небо.

За бортом мегаполис включил ночную иллюминацию. В лучах прожекторов белой колонной вздымалась башня архива, драгоценными камнями сверкали небоскребы нового Делового центра, радужными лентами светились здания правительственного квартала, обрамляя перламутровый купол евразийского штаба Глобального правительства.

Постепенно огней поубавилось, потянулось первое, а за ним и второе замкадье. Через час аэромобиль начал снижаться. Сделал вираж и сел на крыше серой многоэтажки, найдя свободный пятачок среди строительного мусора.

В полной темноте Архивариус спустился по бетонной лестнице, прошел по едва освещенному коридору и остановился у двери, обитой матовыми стальными листами. Электронный замок щелкнул, распознав хозяина, дверная панель с шипением отъехала в сторону. В нос ударил застоявшийся воздух, в открывшемся проеме вспыхнул белый электрический свет. Архивариус прикрыл рукой глаза и шагнул внутрь.

Полвека назад в здании размещались многоярусные гаражи, но застройщик разорился, помещения перестроили и по дешевке распродали. Когда Архивариус перебрался в Москву, он купил здесь лофт, потратив госпремию за лучший студенческий проект. Обеспечил себя и жильем, и лабораторией. Правда, вскоре съехал — статус ведущего архивиста, расшифровавшего структуру марсианских кристаллов, позволял получить элитное жилье ближе к центру. Старая квартира пустовала. Архивариус изредка наведывался сюда, чтобы закинуть ненужные вещи.

Путаясь в целлофане, он протиснулся между коробок и открыл дверь в студенческую лабораторию. Здесь все осталось по-прежнему. Вдоль стен небольшого зала тянулись стойки с серверами, обвитые неряшливо пучками цветных проводов. Посередине стояла старая вирт-камера первой модели. Здесь создавалось ядро архива и отлаживались основные алгоритмы. Студентом ему не хотелось каждый день мотаться с окраины в центр, и он сделал небольшой «хак» в сеть башни архива. Хотел потом закрыть, но все не доходили руки.

Архивариус щелкнул настенным рубильником. Комната ожила. В стойках, охлаждая воздух, загудели кулеры, по приборным панелям забегали световые индикаторы. Архивариус подошел к старому деревянному шкафу, достал раритетный вирт-шлем и сенсорные перчатки. Надел. Кряхтя, еле втиснулся в крепления вирт-камеры, рассчитанные на стройное молодое тело.

Виртуальное пространство оживало неторопливо. Для полного погружения мощности не хватало. Медленно прорисовалась сетчатая изнанка цифрового мира, потом начала появляться едва оформленная зеленая пиксельная «плоть». Архивариус вызвал меню и выбрал костюм — боевой космический скафандр для виртуальных сражений. Студентом он тратил и на это время. Единственным достоинством скина был прикрепленный к поясу карман для артефактов.

Архивариус прочертил рукой круг и вытащил из цифрового марева нечто похожее на старый компьютерный терминал. На секунду задумался и, обгоняя мигающий курсор, ввел несколько строк кода. Монитор ожил, по темному экрану поползли ряды цифр и символов. Архивариус улыбнулся. Прошли годы, но память исправно хранила команды для управления ядром архива. На лбу Архивариуса обозначилась вертикальная складка, глаза сощурились, пальцы заплясали по клавишам.

Через час он закончил работу. Расправил затекшие плечи и удовлетворенно хмыкнул, нащупав в разбухшем кармане на поясе закрытую жестяную банку. Снова склонился над клавиатурой и ввел еще пару команд. На щитке шлема замигала пиктограмма голосового ввода.:

— Локация Москва, — привычно скомандовал Архивариус. — Показать состояние срезов!

Пиксельная взвесь пришла в движение. Из зеленой массы начала медленно проступать стометровая перевернутая пирамида. Не дождавшись окончания процесса, Архивариус открутил крышку банки и извлек из нее примитивного поискового демона, похожего на сороконожку. Подлетел к поверхности призрачной фигуры и по локоть погрузил в нее руку с насекомым. В динамики тут же ударила какофония звуков, перед глазами зарябили хаотичные кадры видеопотоков. Архивариус скривился и скомандовал отключить шлем от сенсоров сороконожки. Потом разжал пальцы и ощутил, как ожившее насекомое, извиваясь, выскользнуло из ладони. Через пару минут на щитке шлема замигал красный индикатор. Демон нашел нужную нить и начал считывание.

Архивариус соединил кончики больших и указательных пальцев обеих рук и подождал, пока в образовавшемся ромбе засветится подобие плоского экрана. Всмотрелся в блеклую картинку и увидел Лику. Молодую, почти девочку, какой он помнил ее с юности. Светловолосая с темно-карими до черноты глазами, в ситцевом цветастом халатике, она сидела на кровати и держала на руках младенца. Ребенок спал, пригревшись в свертке из байкового одеяла. Миниатюрное красное личико изредка кривилось в беззвучном плаче, и тогда Лика качала младенца, издавая тихое: «Ш-ш-ш…»

Картинка внезапно смазалась, уступая место новому сюжету — сороконожка заглотила следующий временной срез. Ребенок повзрослел — сидит на горшке и пускает слюни. Рыжие кудряшки достают до плеч. Лика устало примостилась рядом на полу. Под глазами у нее темные круги, но на лице улыбка. Архивариус тоже невольно улыбнулся, будто Лика улыбалась ему.

Снова скачок. Демон надежно заглотил нить и ускорился. Изображение на миг стало ярким и четким. Лика ведет за руку рыжеволосую девочку лет пяти. Та что-то увлеченно рассказывает матери. Выдергивает руку и бежит собирать опавшие кленовые листья. Лика зовет дочку. Архивариус силился расслышать имя ребенка, но голос Лики потерялся в тресках помех.

Он попробовал замедлить сороконожку, но демон уже заглотил новый сюжет. Сквозь пиксельный снег Архивариус узнал квартиру Лики. В кадре снуют люди в черной униформе. Идет обыск. Камера движется из комнаты в комнату — везде перевернутая мебель, по полу рассыпаны листы бумаги, книги, одежда.

Оператор находит Лику. Она стоит у стены. Руки заведены за спину, растрепанные волосы скрывают лицо. Рядом на стуле сидит прокурор в синем кителе. Его губы беззвучно шевелятся. Внезапно прорвался звук. Сквозь помехи слышно: «…Нарушение закона о социальной открытости… Наказание путем высылки в Центрально-Африканскую агломерацию…»

Архивариус зажмурился, а когда открыл глаза, демон уже сделал новый скачок. На экране салон скоростного поезда на Москву. Среди пассажиров девушка-подросток лет четырнадцати-пятнадцати. Спит, прислонив голову к окну, рыжий локон выбился из-под съехавшей зеленой вязаной шапки. За стеклом, сливаясь в цветные полосы, мелькает тайга. Скачок. Уже знакомый сегодняшний сюжет, в котором повзрослевшая рыжеволосая девушка лежит на полу, а два безопасника заламывают ей руки. Изображение задергалось, пошло рябью и пропало — демон соскочил с нити. Архивариус развел онемевшие пальцы, разрушая виртуальный экран.

Старые сервера не могли прорисовать даже упрощенное рабочее место архивиста. Но Архивариусу хватило небольшого стабильного интерфейса, в котором он прокручивал, считанное демоном видео. Лика и ее дочь. Его дочь. Почему он за столько лет не вспомнил о своем ребенке?

Архивариус еще раз прокрутил кадры ареста Лики. Оказывается, она не бросила математику. Стены ее квартиры были исписаны формулами и расчетами. Что-то не давало покоя. Наконец Архивариус понял. На стене за спиной Лики он увидел знакомую систему многомерных уравнений. Провести вычисление не составило труда. Результатом оказались номера букв алфавита. Архивариус расшифровал текст и замер. На экране светилось: «Любой ценой спаси дочь».

* * *

Архивариус взглянул на часы. Три утра. За пределами виртуального мира, за бетонными стенами лаборатории бурлит ночной мегаполис. В такт музыке мигает подсветка кафе и ресторанов. Горожане, охваченные безумными ритмами, толкаются на стадионах и в клубах. Нетрезвыми толпами бродят по аллеям и скверам. Над их головами кружат аэротакси с резвящимися пассажирами. Всюду веселье и отчаянные попытки забыть проблемы прошедшего дня. Лишь в глубине правительственных кварталов темно и спокойно. В клетушках миграционного центра сидят арестанты, ожидая транспорт для высылки. И среди них — рыжеволосая девушка с карими глазами. Его дочь, имя которой он так и не узнал.

Архивариус вздохнул, снова вызвал терминал и начал бегло вводить новые строчки кода. Через два часа он устало отстранился от монитора. Проверил карман на поясе и нащупал спичечный коробок. Прошептал:

— Да, Лика. Я спасу ее… Я всех спасу.

Он посмотрел в зеленое марево под ногами, непроизвольно задержал дыхание и нырнул в цифровой туман.

Широко загребая руками, Архивариус спустился туда, где пирамида превращалась в пучки тонких бесцветных нитей. Похожие на водоросли, они колыхались в зеленой мути. Еще полчаса Архивариус потратил на поиски главной из них.

«Со святого Буколы все началось, им же и закончится», — подумал он, вынимая из кармана спичечный коробок. Открыл, вытащил из него длинную красную нитку и соединил с концом бесцветной нити Буколы. Та мгновенно окрасилась алым, красный поток перекинулся на смежные нити и начал подниматься все выше и выше, охватывая всю пирамиду.

Убедившись, что процесс стабилен, Архивариус расслабился и позволил телу свободно дрейфовать в пиксельной взвеси. Его подхватило невидимое течение, опрокинуло на спину и, кружа, медленно понесло. На небе вспыхивали и гасли квадраты пунктирной разметки, в динамиках звучала нестройная музыка. Архивариус смежил веки, и его накрыла теплая волна. На миг захотелось остаться в здешнем инобытии, ни о чем не думать и не заставлять себя выбрать лучшее решение из худших.

В юности он прочел рассказ о путешественнике во времени. Тот в далеком прошлом по неосторожности убил бабочку, и эта смерть необратимо изменила будущее. В отличие от незадачливого темпорального туриста Архивариус точно рассчитал, как, подправив одну судьбу, можно переписать всю историю.

На запястье завибрировал браслет. Архивариус поднес к глазам индикатор. «Началось!» Запущенный процесс, словно горящая в степи трава, добрался до ядра архива. Архивариус представил, как в марсианских кристаллах перестраиваются нейронные связи, волнами меняются нити судеб, мечутся поисковые демоны, обезумевшие пряхи переиначивают ткань истории. Скорость изменений растет. Поглотив московский архив, процесс перекидывается на башни других агломераций. Вскоре агония сотрясает все архивы мира: структура кристаллов рушится, переиначивается и стирается накопленная за десятилетия информация. Хаос охватывает системы жизнеобеспечения. Блокируется работа государственных служб, сходят с орбит спутники слежения, открываются двери тюрем и изоляторов.

Архивариус прислушался. Словно откликнувшись на его мысли, сквозь шлем пробился резкий прерывистый звук — истошно вопили упсы, сообщая об отключении электричества. Окружающее пиксельное марево задергалось, пошло темными пятнами и начало скукоживаться, словно тлеющая бумага. Тьма быстро расползалась, пожирая цифровую вселенную. Прошла минута, и Архивариус оказался в мертвой черной пустоте.

Он снял с потной головы шлем и зажмурился от резкого света аварийных ламп. Отстегнул крепежи и вывалился из вирт-камеры. С трудом встал на ноги, выбрался в коридор и по бетонным ступеням поднялся на крышу.

Начинало светать. Архивариус огляделся и не увидел привычных огней ночного мегаполиса. Там, где раньше сияла иллюминация, теперь едва угадывались темные контуры зданий. Протяжно, по-звериному, завыли сирены. В нескольких частях города одновременно вспыхнули красные отсветы начинающихся пожаров. В небо потянулись рукава густого черного дыма.

Только сейчас Архивариус почувствовал, как сильно устал. Он сел на холодный бетон и закрыл глаза. Ему привиделась рыжеволосая девушка, бегущая по объятым паникой улицам. Свободная от личной истории, она может выбрать себе любое имя и любую судьбу.

Вой сирен усилился. Внизу, совсем рядом, послышались выстрелы, крики, звон разбитого стекла.

— Теперь, Лика, каждый может начать жизнь с чистой страницы, — прошептал Архивариус. — Каждому теперь дана вторая попытка.

Он поднял веки, рывком встал на ноги. Пристально посмотрел на очертания городских зданий. Развернулся, подошел к аэромобилю, потыкал по панели управления. Машина стояла мертво и на команды не реагировала.

Под ногой звякнуло. Архивариус наклонился и поднял ржавый кусок арматуры. Покрутил, приноравливаясь, в руках. Прошел по периметру крыши к скобам пожарной лестницы и, перебравшись через перила, начал спускаться.