В шкуре беглеца
Эти звёзды — золото ночи, но за них не купишь ни хлеба, ни виски, приятель...
Карл вздохнул от горьких мыслей. Чем же кончится то, во что он влип?
"Если они найдут меня, пусть конец мой будет быстрым и без боли, господи... пуля и точка."
Он лежал на траве, чувствуя затылком её росистую мякоть и смотрел в тёмное небо. Не спалось: нервы. Но здесь его искать не должны! Срок выплаты долга Кривому Донни настал три часа назад. Но что теперь те несчастные три тысячи долларов, когда при нём барсетка с пяти десятью... И это деньги всё того же Донни. Рвёт и мечет небось там сейчас. Хочет растерзать Карла своими руками.
Да коротки руки, исчез из города Карл.
Сюда громилы Кривого сунуться не догадаются, подумают: сбежал на машине или автобусе. На дорогах и будут искать. А он — в поле, совсем недалеко. Завтра будет уже в лесу. Случайность на грани волшебства — чужие деньги сами упали ему в руки, следом возник внезапный соблазн оставить их у себя. Не ждал, не просил барсетку, набитую сотенными, когда тоскливым утром поехал к Донни домой — умолять подождать считать проценты на старый долг. Всё утро зубрил фразы перед зеркалом, играя мимикой и тоном голоса, чтобы те звучали убедительно жалобно.
Для храбрости хлебнул виски.
А открыла ему жена Кривого — Энни, хмельная уже с утра, а может ещё с вечера, особа с аппетитными, меж складок алого халата, бёдрами, сверкающими белизной под бриллиантовым солнцем утренней калифорнии. Карл опешил, даже дежурное "Хелло, миссис Косински" застряло рыбьей костью в глотке. Энни стояла там с ослепительным нимбом над головой. Поморгав, Карл решил, что это огромный бутон крема. Чего быть не могло. Крем на головы себе не лепят даже самые экстравагантные калифорнийки. И тогда до Карла дошло, что на голове Энни Косински просто обычное душевое полотенце.
И ничего сюрреалистичного не происходит. Его слегка отпустило, он звонко кашлянул.
— Вы курьер за баблом для мексиканцев? — низковатым голосом, видно севшим от ледяных коктейлей, спросила Энни. Он восхищался её точёными скулами, видел движения перламутровых губ, не поняв сути сказанного. Карл пролепетал:
— Где... — начал он, но имя "уличного банкира", известного решалы и быка Донни Косински так долго ползло из горла Карла, что мадам на пороге опередила его резким: "Сейчас! Стой, жди!" И прикрыла рыжую, как виски в утреннем бокале Карла, дверь.
Он стоял, ждал. Недолго. Слышались чертыхания, возня и стуки, потом дверь подалась к лицу Карла, на пороге вновь стояла Энни.
Халат окончательно растрепался и Карл осознал, что видит округлости её грудей почти на две трети.
Но ведь годом ранее он уже видел именно это, при чём размером со слона: когда проезжал каждый будний день в офис на работу по хайвею. Донни женился на фотомодели и добился для неё контракта на рекламу французского шампуня, вот она и висела над городом полуобнажённой.
Да, Донни никогда не был клерком, как один из его особенно щуплых должников, Карл...
— Вот! — Энни вручила ему пухлую барсетку, чувствительно пихнув той в карлов живот. Он инстинктивно схватил "подарок". Стрельнув на прощанье зелёными глазами в лоб раннего гостя-мямли, Энни добавила, — и скажи ему, Чаки или как там тебя, что если не придёт домой в семь — я подаю на развод!
"Ну что же, передам Донни барсетку, заодно и поговорим" — решил было Карл, подходя к машине. Донни обычно с полудня до трёх часов принимал долги, проценты, выдавал новые суммы под процент, в баре "Хола Гаучос", сегодня просто раньше свалил туда, похоже.
Чем и спутал план Карла на это утро.
В своём стареньком Форде Скорпио, заводившемся с горем пополам и дребезжащим всеми своими больными поршнями, Карл из любопытства чуть приоткрыл молнию на барсетке. Ох, зря он это сделал тогда... Сотенные. Тугие пачки.
У денег особый запах, безошибочно узнаваемый. Особый он и у крови. Руки задрожали, мысли забегали, дыхание участилось. "А что меня тут, в городе, держит? Работы нет — фирма разорилась. Дом в закладе ещё на десять лет. И того, что брал ранее у Донни хватило лишь на погашение уже накопленного долга перед банком... А в Техасе — дядя Арт, можно инкогнито рвануть к нему на перекладных" — размышлял Карл.
Можно даже на восточное побережье к бывшей, но из-за стервы Мэг он продал коллекцию дорогих вин, доставшейся ещё от деда, через отца. Иначе Мэг забрала бы и дом, легко доказав, что платила ипотеку все восемь лет она. Да, она, просто так было удобнее — Мэг работала в том самом банке-кредиторе. Но жили ведь они, день изо дня покупая еду, оплачивая наряды Мэг, театральные походы Мэг, сумочки и косметику Мэг... на его зарплату. Но не докажешь. Слишком ушлые юристы у бывшей.
Жизнь его после развода покатилась под откос — не быстро, не сразу, порой давая ложную надежду. Стал чаще пить виски, пропуская выходы на работу. Его не успели уволить: фирма по поставке сухого льда и химии для борьбы с насекомыми разорилась сама в кризис. "Голосуй за величие нашей страны! Голосуй за сенатора штата..."
На углу улицы показался чёрный Кадиллак, похожий на машину из похоронного бюро Честейн. "Такие тачки знаем у кого..." — мелькнуло в голове Карла, он двинул рычаг и вцепился в руль.
Джип стервозная Мэг разбила за месяц до развода, пришлось заводить этот израненный ржавчиной, студенческих времён Карла Форд.
А сегодня судьба послала ему либо шанс, либо скорую гибель. Но разве крутыми рождаются? Донни со своей бычьёй шеей тоже ведь когда-то был маленьким, вопящим засранцем в роддоме.
Может, и в вечном клерке Карле спит нечто сильное, тёмное? Говорят ведь, что у всех есть свои демоны, как обратная сторона у Луны. Когда несчастный фордик поравнялся со стильным кэдди, Карл увидел будто из куска скалы выточенное лицо.
"Эль блонди Чаки" — всплыло в памяти имя, но подробностей о Чаки он вспомнить не мог. Доверенное лицо Донни, раз ездит за баблом. По спине пробежал холодок: у Чаки точно есть ствол. Сейчас хмельная особа модельной внешности откроет блондинчику дверь, они поймут, что барсетка оказалась не в тех руках, и понеслось... он представил, как блестящий хромом радиатор кэдди мнёт багажник и без того хлипкого фордика. И вдавил педаль в пол. По салону прошла дрожь, обороты просели перед громким рыком слегка прогоревшего глушителя. Фордик набирал скорость.
Карл крутанул руль, подавая влево. Латинский квартал, можно затеряться меж однообразных проулков. В тени от узких стен фордик выглядел органичной частью невесёлого пейзажа. Вкусно пахло тако и хот-догами. Раз он чуть не сбил пацанёнка цвета меди на скейте. Раз на правое крыло попало что-то, выплеснутое из окна сверху. Он сделал ещё пару поворотов, потом вдали показалось залитое лазурью без стен пространство. Там объездная, вокзал. Машину надо оставить, а дальше — на любом автобусе, куда угодно, только подальше. Или что похитрее придумает.
Он сомневался, что Кривой Донни знает, на какой машине ездит его должник, а теперь и вор, но ребята "уличного банкира" очень скоро выяснят это. Потому и прощай фордик, не больно дорогая потеря.
"Да и дома у меня ни одной ценной вещи, всё заложено в ломбард или продано соседям, дожил" — с щемящей грустью подумал Карл.
Он был почти белым воротничком, почти одним из янки, но всегда только почти.
Первые семь лет жизни сам жил в таком вот квартале. И звали его тогда Карлито Эстевес. Мать Мария всегда была нервной и молчаливой.
Но потом отец его, автомеханик Джерри Джонс из Пасадены, развёлся-таки со своей женой Венди, которую Карлито видел потом только раз, когда та приезжала скандалить с его матерью, "поганой потаскушкой из Медельина"... И женился Джерри на Марии, признав отцовство и вызволив их из донной нищеты, взамен дав тихую жизнь в другом городке, где Джерри открыл свой автомагазин, а его сын Карлито Эстевес стал вдруг Карлом Джонсом.
Человеком с претензией на все блага общества.
И вот, он уезжал сейчас на фордике из нищего квартала снова, будто отмотав время назад и выиграв другую жизнь. Белые киты двухярусных автобусов заплывали на круглое плато вокзала, иногда стонали клаксонами на всю округу, а там дальше струилась быстрыми машинками восточная объездная.
— Хей хо, мистер! Часы нужны? Глянь какой роллекс...
— подскочил к нему некто в сине-зелёном наряде рэпера, с картузообразной бейсболкой.
— Нет! — рявкнул боязливо Карл, зашагав быстрее и сжав барсетку до побеления пальцев. В спину донеслось разочаровано:
— Но ты же не спросил, сколько я прошу за них, мистер! Сущие центы! "Виски! Мне нужен стеклянный Джек, а не твои китайские роллексы..." Карл затравленно огляделся в поисках магазина. Вон заправочная станция. Там должно быть.
Стоп, а если решалы Кривого Донни уже идут по пятам?! Сердце ошпарило — вокзал, мать его... вокзал — первое о чём они подумают!
Он встал, как вкопанный. Нельзя на вокзал!
И пистолета, если что завертится, нет. Может у того "хей-хо-тупака" спросить — где тут ствол раздобыть можно? Градины пота набухали на висках и скатывались по щекам.
Ещё не было душно, но солнце уже припекало. Карл стал сдёргивать рукав сизой ветровки, затравленно озираясь. Солнцезащитные очки — хватился он и вспомнил, что те остались в бардачке фордика. Чёрт с ними, он теперь весь долбаный магазин оптики скупить может. Про пистолет у продавца подделок решил не спрашивать...
В магазине на заправке на него хмуро посмотрел продавец. Карл стремительно зашагал к кассе, не замечая ничего вокруг. Рука продавца нырнула вниз под столик с кассовым аппаратом. Карл сообразил вдруг, что выглядит как обдолбанный шухер средь бела дня, да ещё с этой ветровкой, перекинутой через кисть — мало ли, что под ней скрыть можно, по мнению продавца... а под столиком у того либо тревожная кнопка, либо дробовик.
Сейчас же Карлу не нужны ни копы, ни дуло в лоб. Электрошокер! Из той рекламы — Карл узнал эту трубочку с серебристыми "глазками" по краям, такой он когда-то купил Мэгги. Вот что мелькнуло в руке продавца, похожего на небритого дня три толстячка из кинокомедий детства — Дэни Вито, де Вито, как там его...
В карловом детстве отец ухохатывался по вечерам над этим актёром, полулёжа в кресле с неизменной банкой "Будвайзера" на коленке, пока Мария готовила что-то, непременно со специями и с мясом.
— Вот деньги! У меня есть деньги! — почти кричал Карл, толстячок за кассой отшатнулся. Господи, какие же вкусные были даже запахи на той кухне из детства...
— Хот-дог, бутыль Джека, скиттлс!
Когда он расстегнул барсетку, продавец убедился своими глазами: деньги у этого клиента есть, да какие!
— Вы ограбили банк? — шутливо спросил толстячок, вдруг расслабившись и пряча шокер обратно.
Карл ответил холодной миной, сердце вдруг стало сбоить, теряя ритм, потом заколотилось как бешеное. Он процедил:
— Нет, ложь... не докажете.
Продавец захлопал глазами, потом спохватился:
— Так вы сказали... эм, драже скиттлс, виски...
— Да.
— Заправляться будете?
— Нет.
— А, и хот-дог вам ещё...
— Да.
— Виски среднюю или большую, мега или мини у нас нет... Ой, и больших не осталось, вижу. Средняя сойдёт?
— Да.
— Хот-дог погрею, минуту.
Карл обернулся — не следит ли кто за ним. Нет. Пока нет.
— Достаньте электрошокер обратно, пожалуйста!
— Что? Зачем?
— Я его покупаю.
— Он нужен мне самому... О, ну раз даёте такую сумму... Держите, он ваш. Видно, спешите, раз нет времени до оружейного доехать. С такой суммой, разумеется, нужна и защита, понимаю.
Карла неимоверно раздражали разговоры об имеющихся деньгах, но он нашёл в себе силы успокоится. И вдруг ответил неожиданно мягко, с новым для себя чувством внутренней тишины от выжженного в пепел страха:
— Да, вы верно понимаете, мистер де Вито. Толстяк слегка завис после слов незнакомца про какого-то Вито, но решив никак не реагировать, ибо странности у всех свои, лишь бы жить ему не мешали, он повернулся к микроволновке и полкам с алкоголем.
Отпустив с покупками странного клиента, толстяк увидел, что тот остановился напротив стенда с солнцезащитными очками по пути к двери. Похоже, очки заинтересовали клиента, и получивший нахаляву лишние три сотни баксов сверх обычной цены шокера, толстяк весело выкрикнул: "Можете взять одни, за счёт заведения". Тихо потом добавив, когда вновь остался один в своей забегаловке:
— Им и цена-то семь баксов, дольше недели не живут.
Карл не знал, будет ли он жив через неделю, но решил стоять до последнего. Не он виноват, что конгрессмены лгут, фирмы банкротятся, а жёны превращаются в стерв. И не его промашка, что в генетической рулетке рода человеческого ему выпало быть щуплым полукровкой с дипломом непрестижного колледжа. Тогда как у Донни — широкие плечи и кулачищи Халка, плюс фотомодель в постели, Феррари в гараже и каждый день проценты с бедолаг-должников. Но теперь Карл легко врагу не дастся. А тот отныне где угодно, и потому — весь мир словно тир с мишенью по имени Карл!
"Думай так и выживешь, если не сбрендишь ранее от паранойи!"
Выйдя из магазинчика, обошёл автовокзал сбоку, дальше — зашагал по зелёному газону к объездной, срезал по оврагу расстояние до подземного перехода и пошёл по длинному, глухому тоннелю с зажжёнными, жёлтыми лампами на стенах. Ни звука от автострады сюда не доносилось. Ни единой живой души тут не было. Пахло отсыревшим бетоном. Так он оставил позади все двенадцать полос движения: машины проносились где-то там, над его головой.
И вот ночь. Поле в двух милях от города. Три часа ночи. Звёзды, что так обманчиво похожи на золото. Не купить хлеба за них, потому приходиться рисковать и брать своё, по правилам и без. Карл стал задрёмывать, алкоголь из магазина дал томное расслабление.
Энни Косински возникла вдруг перед ним яркой и чёткой картинкой, как в настенной "плазме" бара "Хола Гаучос", правда Донни там жену не светил, там всегда гремел спортканал — супербоул или бейсбольная лига. Энни обворожительно улыбалась ему сейчас. Распахнула халатик, и там... "Это всё твоё милый" — проворковала она, почему-то голосом Мэгги.
Над головой Энни Косински вдруг заколыхалась чёрная клякса, и скрипучим фальцетом Кривого Донни, клякса изрекла: "Давай, завали её прямо в моём доме, бро, делай что хочешь, пока она тоже не стала стервой. Я ведь, к сожалению, импотент." И потом Донни заржал, захрюкал... Энни тоже повеселела, рассмеявшись ласковым колокольчиком. И сообщила: "Я не ханжа вроде Мэг, можешь делать это со мной в любой позе, давай уже, но учти — потом Донни отрежет тебе твоего шалунишку..."
Игривый тон Энни явно контрастировал со смыслом сказанного. Карл очнулся от хмельного сна и плюнул во тьму. Вновь послышалось хрюканье, что было и при смехе Донни во сне, только звуки эти принадлежали теперь самой реальности: рядом с Карлом в поле было нечто живое! Оно поодаль шебуршилось, похрюкивая и шумно сопя. Под лунным диском бликовала склянка виски между Карлом и этим там неясно чем. Вспомнил про электрошокер, стал шарить ладонью. Тут сообразил — во тьме, наверное, обычный ёж, а вовсе не чудовище. Не страшный гризли или дикий вепрь, эти по ночам еду не ищут, вроде... Карл мало знал о животных, кое-что лишь обрывками помнил со школы.
Он выдохнул и опять повалился на спину. Всё хорошо, всё по плану. Завтра дойдёт до леса, где полно кемпингов для туристов, перекусит в самом далёком. А за лесом его ждёт окончательное спасение: железная дорога. Заблудиться там ещё умудрится надо — весь лес в указателях, велодорожках, тропках с номерами. Первые годы после свадьбы, они с Мэг нередко выезжали на пикнички в этот дружелюбный лесок. Скажи тогда кто, что он вернётся в лес тот с крадеными у решалы деньгами, сказал бы, что собеседник рехнутый идиот.
Какая же хитрая зверюга жизнь, подумалось Карлу... "всегда шулерская игра, но если у кого всё идёт гладко, по давнему плану, считай избежал бомбардировки, приятель."
Он постучал шокером о бутылку, чтобы спугнуть чёртова ёжика. Едва проступили смутные блики на горизонте, когда он вновь проснулся от озноба, на траве разве что инея не было, рубака и брюки промокли от росы. Ни спичек, ни зажигалки, ни дров. Но есть виски. Окоченевшими пальцами он подцепил бутылку и потащил ту к себе. Стал откручивать пробку, зажав меж колен стеклянный прямоугольник и сжав меж рёбер двух ладоней саму пробку, одновременно дыша на пальцы и чувствуя терпкий дух перегара. "Ничего, посильней напивался" — подбадривал себя Карл.
Сейчас он жалел, что не брал уроки выживания в дикой природе, мода на это одно время затмила в родной калифе всякие там фитнесы, бассейны. Но, если на то пошло, стоило и за телом все годы получше следить или хотя бы кофе и сосисек жирненьких поменьше кушать. И не детективы по вечерам часами смотреть, а хоть раз самому в тир на урок стрельбы сходить, если на то пошло. Эх, если бы всё знать наперёд...
Виски сползло обжигающей лавой в животе и свернулось тлеющим комом где-то напротив пупка. Верная барсетка подпирала бедро. Шокер был под рукой. Слегка прошелестело в сторонке, где до того хрюкало-сопело. На сей раз вроде просто ветерок. Ах, конечно, там ведь целлофан и бумажный пакетик от ход-дога! Вот что привлекло ежа. Карлу хотелось завтракать, он подумал, что будь этот ёж сейчас там — он, возможно, использовал бы электрошокер или ботинок и сожрал бы того... Но спичек-то нет, и дров для костра. Нельзя же есть ежей сырыми? Или их вообще нельзя есть?
"Я ничего о мире не знаю" — понял он вдруг с тоской, даром четверть жизни перед экраном торчал. А чуть прихватило: вдруг ничего не знаешь о ёжиках и револьверах. Он стал шлёпать ладонями по лежащей на траве ветровке, вырвал из кармана телефон и убедился, что аккумулятор временно мёртв. В то злополучное утро не успел подзарядить на день. Кривой Донни обзвонился, наверно, бесясь с каждым недозвоном всё сильнее. Из такой, недоступной связи с должником, Донни всё понял, конечно. Убедился лишний раз. Но вот насколько глубоко в систему пустил свои щупальца Донни — было неведомо Карлу... кто из полиции, мэрии, больниц работает на "организацию". Частью коей являлся Донни — картель, тайный клуб оффшорных миллионеров, парни из Медельина, просто местный рэкет...
Он сделал затяжной глоток, размышляя о будущем. Холодно не будет, если идти быстро — сообразил он. Рывком встал на ноги, поскользнувшись и припав на колено... влага забралась даже на стельку ботинка, хлопковые носки — хоть выжимай. Солнце ещё покажет себя, и этот холод утра покажется далёкой грёзой под раскалённым солнцепёком. Такое с утра обычная вещь, из своего дома прохлада всегда казалась ему приятной, освежающей, не жестокой и сырой, как здесь. Спать в одежде на траве сплошная мука. Пора дальше в путь, раз тревога уже не даёт спать. "Лучше днём прятаться, а идти ночью..." — мелькнула догадка, но он отбросил сию идею. Ведь ночь заведёт неизвестно куда. Это же по знакомой дороге, да с револьвером в кармане, можно и ночью. В стороне снова зашелестело, будто ближе... он не придал звуку значения, занятый сборами в путь, похоже там лишь ветерок.
Пришла мысль, что от барсетки нужно избавиться. Достав из неё денежки, разумеется. Шпионы Донни могли быть и в персонале лесной турбазы. Плюс чёртова барсетка ведь как магнит для всяких продавцов "роллексов"! Или, хуже, куда более ушлых разводил и ворюг. Потом-то он точно добудет иголку с ниткой и прошьёт в брючине тайный крепёж для пачки стобаксовых, да. Накинув ветровку, допив виски и зашвырнув бутыль прочь, он потянулся к барсетке под ногами.
Краем глаза заметил движение сбоку... Пакет из под хот-дога полз к нему. Под светлеющим небом, Карл видел похрустывающие очертания пакета. Видимо, теперь остатками хот-дога с автозаправки решила поживиться мышь-полёвка. Бестолковое животное не понимает, что смерть стоит в двух шагах от её паразитной, никчемной мышежизни. Дело одного маха ботиноком. Внезапная жестокость пробудилась в нём, гнев на всех, кто вот так лезет втихую к нему. И он с рычанием занёс ногу... Молотоподным движением опустил ногу — бухнул где-то рядом с пакетом, поскользнувшись от мощного движения...
— Ахх... — Карл упал на локоть, а колено придавило пакет, и что-то скользкое, липкое выползло из него... Боль! Он завопил, катаясь по траве.
Змея без труда прокусила летние брюки.
И теперь струилась в росистой траве, уползая прочь и бликуя гибким, извилистым телом.
— Тварь! Тва-а-а-а.... — Карл сорвался на отчаянные рыдания, колотя кулаками земле. Разум подсказывал: ещё не поздно очистить рану от яда. Но, когда он попробовал дотянутся до укуса, чуть выше и чуть сбоку колена, не смог... нельзя так извернутся. Он ведь лишён любых змеиных преимуществ. Отсосать яд из раны не получилось, а пробуя выдавить его — он загнал тот ещё дальше, глубже в сосуды... кричать было бесполезно.
Думал: мышь в пакете, но там оказалась та, что охотиться на мышей... Думал, что решает судьбу глупого грызуна, но то его судьба решалась.
Ослепительная ясность мыслей. Я умираю. Карл даже усмехнулся. А после накатила сонливость. Приятный, уютный паралич. Яд попал в кровоток.
"Ты дала мне урок, нежданная гостья" — успел с хмельной благодарностью подумать он. Прежде, чем погрузиться в галлюцинации... Там его грызли десятки змей, ползущих из нор.
Но он возрождался после их яда неуязвимым. И с чёрными узорами татуировок на теле, а звали его отныне — Карлито Неубиваемый.
Молва ходила о нём по миру, все хотели увидеть его, чтобы он укусил: через действо такое дав бессмертие.
Жил Карлито в белоснежной вилле кинозвезды. Бывая же в городе — захаживал к Донни. Тот служил ему пажем и официантом, а Энни Косински всегда предлагала Карлу массаж.
Она готова была и на большее, ради укуса его... потом он мутил дела с картелем и принимал дипломаты с долларами.
После презентабельных мачо, в кабинет захаживали люди с первых обложек журналов, миллиардеры — обсудить вопросы закулисного управления миром. Одному из них, верному последователю, он даровал благо укуса Карлито Эстевеса, Неубиваемого Змея... Поднял руку свою в чёрных тату, та удлинилась и зашипела, ибо ладонь превратилась в продолговатую, змеиную морду....
Хоровод иллюзий схлынул на миг. Яркая зелень перед его носом. Млело ещё не жгучее солнце, чуть воспарив над линией горизонта. "Жив. Но надо идти. А не то беда. Тело должно справится с отравой."
Идти не получалось, он полз по собачьи. Даже оно было тяжко, сердце будто капкан поймал и впился острыми зубцами. Каждые три секунды он останавливался. Одолевала одышка, будто не полз потихоньку на своих коленях и кистях, а изо всех сил бежал.
Про барсетку забыл, думая только о жизни. Когда же вспомнил о ней и обернулся — та бугрилась в полсотне метрах. Ему-то казалось, он уже вечность в пути. К спасительному лесу. Но за деньгами, что не успел переложить в карманы — надо вернуться. Иначе зачем это всё. Пусть на путь до неё уйдёт ещё одна вечность. Только сначала он самую малость вздремнёт...
В газете написано, о чём без умолку твердили и в телевизоре: "Карлито Змей Эстевес открыл биолаборатории, вывел новую расу неуязвимых!" Энни Косински рассмеялась, поглаживая ему грудь юркими пальчиками. Ступни Карлито покоились на спине Кривого Донни, тот всей своей массивной тушей служил подставкой для ног хозяина.
— Мой змей, — ворковала Энни, пальчики её шустрыми тараканчиками засеменили вниз к животу, — у змея есть именно мой, скрытый от прочих, змеёныш, да-а? Карлито хмыкнул. Донни из под ног хмуро отозвался:
— Но что делать с ортодоксами, босс? Мы собрали компромат на половину из них, но медиахолдинги могут заартачиться. Карлито благодушно отмахнулся:
— Ватикан вроде пофыркал для вида в прессе, но господа в рясах — столь частые гости на наших вечеринках в Монако...
— Хозяин укусит меня, как обещал, когда всё получится?
— Да, Донни. У меня яда теперь хватит на весь мир.
Карл застонал, чувствуя пульсирующую боль в ноге. Рану беспощадно жгло. Кожа вокруг укуса набухла, лиловела сливой. Но он был благодарен боли — та привела его в чувство, галюны пропали. Барсетка с деньгами бугрится по-прежнему там, где запомнил. Полз к ней, рыча от боли в ноге. Но слабость дала знать о себе, он повалился на спину. В голове зашумело. Обморок.
Грохот с небес приближался к нему. Да, вот моя кара, понял Карлито. Ведь нельзя же так просто влезать в планы всевышнего. И быть сверхчеловеком. Хозяин вселенной хочет поиграть ещё свой расклад здесь. Грохот был совсем близко, он сметал пыль, волосы на голове Карлито буйно плясали от ветра господня. Ангелы подняли его и понесли в колесницу небесную. Один из них кричал, сквозь грохот, вещающий о возмездии:
— База, база, это восточный аэропатруль, мы нашли туриста, у него укус змеи, летим в третью городскую, нужна реанимация! "Карлито не нужна никакая реанимация. Только мартини, бикини и Ламборджини..." — думал Неубиваемый Змей Эстевес, отмахиваясь от нелепого наваждения.
Где его будто доставляли в больницу на вертолёте. Приснится же такое... вот как душу калечат ранние походы на мессы с матерью-католичкой. Весь бизнес под откос можно пустить из-за сомнений и чувства вины. Отрезвляющую вонь сунули под нос. В вену воткнули жало иглы и тело затрясло — куда-то быстро катили ложе его. Карл проморгался. Люминесцентные лампы на потолке. Вокруг люди в зеленоватых халатах с масками на лицах.
— Вам ввели антидот и успокоительное, мистер Джонс, — заявил кто-то в маске, нависая над ним. "Паспорт в кармане брюк — вот почему они знают имя. Гадай теперь, кто тут и когда настучит обо мне Донни.
Так хорошо быть Карлито, так сложно быть Карлом..."
И всё же, он был рад спасению. Стены вокруг, а не трава со змеями, уже хорошо. И долго спал без снов. Теперь с чувством времени всё было в порядке. Тело тоже вновь казалось знакомым, ощущения уже не сводились к холоду и боли. Дверь в коридор была приоткрыта, пациентов развозили на утренние процедуры. Над кроватью что-то иногда тихо пикало, по простыне сновали желтоватые отблески. Электроника больничная, понял он. Не зря же датчики на груди, висках, даже под нос нацепили что-то.
В больнице и король станет лишь массой больной плоти, Карл горько усмехнулся.
Барсетка лежит себе где-то там на траве сейчас. Или нет? Кто-то из спасателей взял её? Но вертолёт с ним улетел сразу, в спешке... а вот если его имя где-то всплыло, у знакомых Донни в полиции, например, место ночёвки в поле могли обыскать. И если деньги даже вернулись к Донни — не значит, что Карл прощён. Надо бежать! Снова бежать... Но стоит лишь отцепить датчики, это враз увидит в пультовой дежурная медсестра — так ведь оно работает? Когда отец лежал после аварии в хирургическом, всё работало так! Что же делать? Вновь заныла рана.
Вошла — женщина — судя по характерным округлостям фигуры и волосам, выбивающимся из под шапочки. Лицо — под белой маской. Эпидемия что ли в городе...
В руках вошедшей был блестящий овал подноса. Она приблизилась к лежащему и молча подняла маленький шприц. Надо — значит надо, подумал Карл. Наверно, ещё одна доза от яда змей.
му показалось, что руки медсестры дрожат, но может это тени от штор наплывали на них?
— Успокоительное? Мне сейчас нужно быть... неспящим, — сказал он. Медсестра мотнула головой — нет, мол, не успокоительное.
Он подал руку навстречу шприцу. Сделав укол, она вдруг расплакалась и залепетала:
— Простите, но у меня маленькие дети, а мистер Косински так добр к нам, что простил мужу долг... Я буду молиться о вашей душе!
И она выбежала прочь.