Тысяча девятый
— Казнь тысячи, тридцатое декабря десятого года после Великого Перемещения, — отчеканила Мира, лежа на кровати с задранными на стенку ногами. — Инициатором казни является Вяйнямёйнен, вынужденный пойти на подобные меры в связи с катастрофическим ростом преступности...
Ивий Карне, король хийси, любитель сдирать с людей кожу под настроение, сидел в комнате-вагоне Миры на большом бин-бэге и слушал, как та готовится к контрольной по новейшей истории. Сидеть так ему было удобно, потому что он мог беспрепятственно раскинуть вокруг себя белоснежные крылья с когтями на концах и на сгибах, их перья переливались в свете ёлочной гирлянды, которой Мира украсила свой вагон изнутри. Сам же Ивий на первый взгляд походил на прекрасного принца, и это сходство усиливал белый камзол, точно состоявший из лишайника. А вот на второй взгляд становилось ясно, что половину его длинных волос составляют перья, похожие на дреды, брови тоже из мелких пёрышек, а аристократическое лицо как бы немного неправильное, точно маска, скрывающая то ли что-то странное, то ли страшное, то ли прекрасное.
За стеной запищал мамин мобильный, и Мира услышала, как та ответила:
— Да, Аля. Здравствуй. Да, всё хорошо. Нормальный у меня голос.
— Хийси казнили тысячу человек, — продолжила Мира.
— Тысячу восемь, — сказал Ивий.
— Я знаю, что у твоего Саши хорошая должность! — повысила голос мама за стенкой. — И что у него отец был инженером на Старой Земле! Нет, Роберт мне не изменяет! Никто никому не изменяет, Аля!
— Ненавижу, — пробормотала Мира.
— Историю? — усмехнулся Карне.
— Нет, тётку, — Мира спустила ноги со стены и села. — Когда мы жили с бабушкой и дедушкой, она постоянно приходила и доводила маму до слёз.
— Зачем она с ней говорит? — спросил Ивий. Глаза его переливались в полумраке и казались то золотистыми, то лиловыми.
— Потому что бабушка расстроится, если они не будут общаться!
— Аля, у нас всё хорошо. Нет, Мира не курит, — голос мамы начал дрожать.
***
Папа Миры выиграл архитектурный конкурс и теперь должен был присутствовать на торжестве вместе с семьёй.
Едва все отбыли, как Ивий покинул своё гнездо на крыше вагончика и включил телевизор. Как и многое, сделанное богами в Сновидении, он был имитацией технологии прошлого, выращенной в террариуме на фабрике, и представлял собой гибрид моллюска и гриба.
К фильмам Старой Земли Ивий пристрастился быстро, как иные привыкают к алкоголю, и повинна в этом была мама Миры, которая рисовала под телевизионный бубнёж. Ивий же вместе с богами и другими хийси покинул тот мир чуть больше сотни лет назад и знал, что происходило на Земле лишь теоретически. Он пытался понять, какими были люди до того как попали в Сновидение. А ещё под телевизор неплохо думалось.
Поглядывая на экран, где крутилось «Убийство в Восточном экспрессе», Ивий сделал себе кружку кофе с молоком, щедро сыпанув сахару. Свет он не включал, довольствуясь отсветами от телевизора, ёлочными огнями и собственным ночным зрением. С кофе он уселся на диван, свесив крылья за спинку и привычно подумав о том, во что он превращается. Раньше-то он любил сидеть на дне реки подо льдом, а телевизор ему заменяли сонные зимние рыбы.
Ивий перешёл к «Касабланке» и второй кружке, когда услышал, что наружная дверь открылась. Через секунду он понял, что это не семья Миры (он чуть не сказал про себя «моя семья») — ключ в замок вставляли неуверенно, точно не умели им пользоваться.
— Какой ужасный дом, — услышал Ивий женский голос.
Мужской голос пробурчал неопределённое согласие.
К дому была пристроена терраса или тамбур, похожая на трубу из толстенного, скрепленного мощными железными рамами, стекла. Наружный её конец оканчивался прозрачной лёгкой дверью, другой же упирался в дверь железную, основную. Месяцем ранее, в ноябрьских, покрытых первым снежком, сумерках, Ивий застукал у двери двух воришек, совсем молодых, худых и трясущихся, пытавшихся вскрыть замок. Он с полминуты наблюдал за ними с крыши и успел услышать слова «доза» и «не хватает», после чего отвёл душу: одному оторвал ногу, другому руку, после чего выколол обоим глаза и выбросил тела в лес. О случившемся Ивий Мире не рассказал, и не потому, что хотел это скрыть, а потому, что не счёл эпизод достойным внимания.
Сейчас голоса раздавались из прозрачного тамбура, и Ивий пришёл в ярость. Наверное, придётся выволочь эту шваль наружу, чтобы не пачкать кровью пол... И кофе остынет. Последний факт усилил злость Ивия, и он рывком распахнул дверь.
Женшина, копавшаяся в замке, отлетела к прозрачной стене. Невысокий мужчина упал на спину и завозился на плиточном полу, пытаясь встать. Его тёплая клетчатая кепка слетела, обнажив лысину в венчике пегих волос. Ивий развернул крыло и ударил.
Удар, скорее всего, сломал бы женщине рёбра, а может, и позвоночник, но хийси остановился в последний миг. Что-то в женщине показалось ему знакомым, и потому он лишь прижал её к холодному стеклу.
Она была постарше матери его хозяйки, но вот звук, с которым билось её сердце, кровь текла по жилам и её дыхание — весь её общий ритм напоминал ритм Миры. Ивий заколебался — к родственным связям хийси относятся трепетно. Женщина была одета в добротное зимнее пальто с норковым воротником, из норки же была сделана её круглая шляпка, а в ушах поблёскивали золотые серьги
— Ты кто? — спросил он, наклоняясь к женщине ближе.
— А... Алина... Алина Митрофановна Зингер. Соня... София... Моя сестра.
— Сестра..., — Ивий выдохнул женщине в лицо запах прелой листвы.
— Это она! — взвизнул мужичок на полу. — Забери её, если хочешь наказать!
— Саша..., — потрясённо пробормотала женщина.
Мужичок заскрёб ногами и пополз к выходу, Ивий, не глядя на него, вытянул второе крыло и когтями подтащил к себе.
— Так что же ты делаешь здесь, Алина? — похожее на красивую маску лицо Ивия придвинулось ещё ближе.
— Я... Приехала навестить её, — почти пискнула Алина. Коготь Ивия отказался в опасной близости от её глаза.
— Это она придумала! — снова подал голос мужичок.
— Не замолчишь — я вырву тебе по ребру с каждой стороны, — сказал ему Ивий. — Посмотрим, получатся ли из них женщины.
Мужичок обреченно затих на полу. Послышались голоса и звук шагов.
— Алина! — воскликнула мама Миры. — Ивий! Что здесь вообще происходит?!
Равнодушно, точно ничего не случилось, Ивий отпустил Алину и отошёл в сторону. Та сползла по стеклянной стене на пол. Мама Миры кинулась к ней. Затем она заметила болтающиеся в замке ключи с голубой ключницей.
— Я же их маме оставила! — сказала она. — А не тебе!
— Бабушке, — пояснила Мира неподвижному Ивию.
— А я их взяла! — с вызовом произнесла Алина, поднимаясь с помощью сестры. — Я твоя старшая сестра и имею право знать, как ты живёшь.
Папа Миры помогал подняться Александру.
— Ты пыталась вломиться в наш дом! — воскликнула мама Миры. Губы её предательски задрожали, совсем как во время телефонных разговоров.
— Убить их? — спросил Ивий.
— Не надо пока, — ответила Мира.
Алина в ужасе посмотрела на них обоих.
— Соня! — сказала она. — Почему у вас дома — хийси?!
***
— Точно не хочешь, чтобы я их прикончил? — спросил Ивий, которого Мира затащила в свой вагон, чтобы обсудить дальнейший план действий.
— Очень хочу, — честно сказала Мира. — Но мама расстроится, так что пусть живут. Только...
Она замялась.
— Будь хийси, насколько это возможно.
По бесстрастному лицу Ивия скользнула хищная усмешка. Они оба прислушались.
— Это ужасно, как ты живёшь, — едва Ивий скрылся из виду, как тётя Алина села на своего любимого конька. — У вас, что, вагоны вместо комнат?...
— Пойдём, — вздохнула Мира и отодвинула дверь своей неправильной комнаты.
К счастью, перед уходом мама Миры поставила расстраиваться в холодильник пирог с мясом и сейчас он пекся в духовке.
— Господи, Соня, он так у тебя сгорит! И противень у тебя неудобный, надо круглый, чтобы...
— Аля...
— Ты никогда не слушаешь! И это... существо...
«Существо» взмыло на крышу вагона, а оттуда на балку. Глаза тёти Алины расширились, а дядя Саша вжался в диван. На журнальном столике стояла бутылка с коньяком, которым папа успокаивал расшатанные нервы тёти Алины и дяди Саши. Жестом папа предложил выпить и Ивию, а он только этого и ждал: слетел вниз, подняв ветер и в несколько глотков осушил бутылку. Мира украдкой показала ему большой палец. Место за столом Ивий выбрал сам — между тётей Алиной и дядей Сашей.
Разговор не клеился. Папа рассказывал о банкете, на котором они побывали, о своём проекте, но говорил только он, мама рассеянно кивала. Присутствие тёти Алины удручало её, а тётю Алину удручало присутствие Ивия. Ивия не удручало ничего, он задавал папе вежливые вопросы и вилкой ел пирог так изящно, что Мира чувствовала себя грубой и неловкой. Король хийси проникся торжественностью семейного сборища, и на его похожем на выбеленную инеем сосновую кору камзоле проросли мелкие серебристые древесные грибы, и огни ёлки отражались от них. От него вкусно пахло хвойным лесом, а крылья его иногда задевали спины тёти Алины и дяди Саши, отчего те вздрагивали. А потом у дяди Саши зазвонил телефон.
И, наверное, из-за Ивия, он схватился не за тот карман и вместо телефона вытащил плоскую фляжку, попытался торопливо засунуть её обратно, но она вылетала из его неловких пальцев и упала на стол. Фляжка была потёртая, красная звезда на ней едва просматривалась, поперёк неё шли три царпины. Нервы тёти Алины не выдержали. Ей очень хотелось много чего высказать Соне, её семье и их невоспитанной дочери, но рядом сидел этот крылатый, пахнущий сосной, белый демон, который, похоже, только и ждал команды «фас», зато её супруг такой защиты не имел.
— Саша! Ты можешь не позориться! Зачем ты таскаешь с собой эту гадость?!
С точки зрения Миры фляжка, может, и не отличалась красотой, но и от определения гадости была далека, так что неудивительно, что дядя Саша огрызнулся:
— Это память об отце, и ты это знаешь!
— Так держи дома свою память!..
Маме с папой явно было неловко, Ивий же, не обращая внимания на перепалку, взял фляжку за ремешок и стал рассматривать.
— И что с ним случилось? — спросил он.
Тётя Алина и дядя Саша замерли и уставились на Ивия. Наконец дядя Саша произнёс:
— Его растерзали хийси, когда я был ребёнком.
— Я обманул тебя, — сказал Ивий Мире. — Тысяча девять.
Мира же не понимала ничего.
— Лемпо и Вяйнямёйнен запретили в Сновидении огнестрельное оружие, и это было единственное, в чём они были согласны друг с другом, — продолжал Ивий. — У этого же молодца была кличка Инженер, потому что он из хлама собирал примитивные ружья. С подельниками собирал дань с тех, кто жил рядом. Иногда — убивал.
— Мой отец, — пробормотал дядя Саша, и Мире стало его жаль — таким растерянным он выглядел, и никак не решался взять фляжку у Ивия. — Он просто чинил вещи...
— И починил вертолёт, — кивнул Ивий. — Хотел улететь на нём, когда все началось. Жену и ребёнка он оставил. Мы с братом догнали его, я придержал вертолёт, а Карне выломал дверцу и, когда вытаскивал Инженера, то помял его фляжку.
И когтистые пальцы Ивия легли ровно на царапины.
— Мы разорвали его пополам и бросили в упавший вертолет. Винт долго вращался. Водку мы распили на месте Казни Тысячи.
Ивий проскрежетал когтями по фляге.
— Мать хотела найти отца, — глухо проговорил дядя Саша, и Мира его не узнала. Это был не тот дядя Саша, который смотрел на неё с ехидной улыбочкой и любил задавать каверзные вопросы.
— Там был дуб, — снова заговорил он. — На нём висели люди со вспоротыми животами. Некоторые ещё шевелились. Земля хлюпала под ногами и запах... Мать искала отца, но нашла фляжку. Вяйнямёйнен велел не снимать тела, и мы ходили туда до лета, пока они... не высохли.
— Твоя мать таскала тебя смотреть на трупы? — с отвращением спросила тётя Алина.
Ивий рассматривал фляжку, мама с папой подавленно молчали, а дядя Саша смотрел куда-то внутрь себя. И Мира догадывалась, что он видит вращающийся вертолетный винт...
— Где вертолёт? — спросил он вдруг.
— Десять километров к северу от дуба, — ответил Ивий. — В болоте, оно сейчас замёрзло.
— Саша! — взвизгнула тётя Алина. — Ты туда не пойдёшь! И почему твоя мать врала, что твой отец был инженером?! Я бы...
— Не вышла б за меня? — дядя Саша посмотрел на неё точно впервые.
— Я этого не говорила! Но ты никуда не пойдёшь!
— Я должен похоронить отца, — дядя Саша стал вдруг совсем старым, хотя был всего лет на пять старше папы.
— Идти нужно прямо на север, — уточнил Ивий.
— Не надо ему подсказывать! — от ярости и возмущения тётя Алина забыла о страхе перед хийси.
Она вскочила, задев крыло Ивия и стала расхаживать вдоль стола.
— Соня! Почему ты молчишь! Давай, включайся! Скажи ему, что зимой в лесу опасно!
Мама неопределённо пожала плечами.
— Думаю, Саша — взрослый человек и может сам решить, что ему делать.
— Соня!...
— Мира ходит в лес и ничего, — сказал папа. — Аля, ну что ты в самом деле... Не нагнетай.
— Мира! — тётя Алина повернулась к ней, и Мира вздрогнула. Она никогда не видела в глазах взрослого человека такой ярости и ненависти. — Мы — не вы! Мы — нормальные люди, а не...
— А не — кто? — каким-то новым голосом спросила мама.
Тётя Аля уставилась на неё, совсем как недавно смотрел на неё саму дядя Саша.
— Это ты виновата! Если бы ты всё мне рассказывала... Если бы хоть в гости пригласила!
— Чтобы ты закатила такую же отвратительную истерику и опозорила меня и мою семью перед королём хийси?
Тётя Алина открылась рот. Затем закрыла его.
— Я?! Я тебя опозорила?!
— Простите, Ивий, — вздохнула мама. — Моя сестра — очень нервничает.
Мама и Ивий посмотрели друг на друга, и Мире показалось, что в переливчатых глазах Ивия мелькнули искорки смеха.
— Саша! — сказала тётя Алина. — Мы уходим! Вызови такси...
***
— Он же пойдёт туда, — сказала Мира, расчесывая перед зеркалом волосы. Она уже переоделась в пижаму и расстеленная кровать ждала её.
— Его дело, — Ивий сидел на полу, опершись о стену, под локоть вместо подушки он подсунул позаимствованную у Миры плюшевую акулу. Гирлянда в вагончике мигала поочередно всеми цветами, и король хийси становился то синим, то зеленым, то красным.
Мира положила щётку и повернулась к нему.
— А разве тот дуб и то болото — это не владения короля Карне? Может...
Мира помолчала.
— Кто-нибудь из его подданных может проследить за дядей? Ну, чтобы он не провалился никуда. Он же только на работу ездит и обратно. А лес... Это не его тема.
— Ложись! — Ивий бросил акулу на кровать Миры и встал. — Я поговорю с Карне.
— Спасибо, — Мира улыбнулась и села на кровать. — А то, если тётка овдовеет, она же житья никому не даст.
— Выдадим её замуж снова.
— Как у тебя всё просто, — Мира зевнула. — Будешь уходить — выключи гирлянду.
Когда дверь за Ивием закрылась, Мира лежала какое-то время в темноте и через минуту услышала, как Ивий устраивается на крыше вагона в своих одеялах и подушках. А Ивий наверху думал, что семья Миры заставляет его общаться с его собственной семьёй, и это так странно.
Где-то в болоте неподвижно торчал заснеженный и неподвижный вертолётный винт.