Поглощение

Поглощение

 

1. Въезд

Звук выстрелов вывел меня из оцепенения. Кто имел дело с оружием, не спутает его звук ни с каким другим. Стреляли короткими очередями, и точно не охотники, хотя охотничий сезон стоял в разгаре. Больше я ждать не мог. Схватив ящик с инструментами, я помчался к участку Лукина. Замок на высокой калитке из профнастила поддался минут через десять. Сразу за забором стоял старенький квадроцикл, на котором Лукин объезжал территорию товарищества. Мне повезло: бак был полный.

На трассе я снова услышал стрельбу. На это раз звук был глуше и шёл не со стороны города, но это ничего не значило: до него было пятьдесят километров. Связь пропала три дня назад, как и Лукин, одолживший мой кроссовер «часика на два сгонять домой за своими». На вторые сутки его отсутствия до меня вдруг дошло: Лукин не просил меня покормить пса, значит, задерживаться дольше чем на день он точно не собирался. А теперь вот пальба…

Машин почти не было, только старая шестёрка, свернувшая на просёлок с другой стороны дороги, да промчавшаяся мимо на космической скорости бэха — в будний день, когда на трассе обычно не протолкнуться. Но я лишь слегка удивлялся — ровно до того момента, пока на дорогу не вывалилась окровавленная фигура.

Это была женщина, молодая, раненая и очень напуганная. Я резко затормозил, вильнув от неожиданности.

— Пожалуйста…помогите, — её губы дрожали от страха и боли.

Инстинкт шептал мне, отдаваясь эхом в окружающей пустоте, что рассусоливать сейчас не время.

— Держаться сможете?

Она кивнула и тяжело вскарабкалась на сиденье позади меня. Я выжимал из старичка всё, что мог: и чтобы успеть, и чтобы не слышать её стоны.

Въезд и выезд из города оказались полностью перекрыты. Поперек дороги стояли фуры в два ряда и несколько тяжелых, на вид бронированных, автомобилей с пулеметами. Лениво прохаживались автоматчики.

Я подъехал к одному из них.

— Разворачивайся, — солдат махнул рукой в обратном направлении.

— Со мной раненая, ей срочно нужно в больницу.

— Закрыто всё. Разворачивайся, сказал!

Я выругался.

— Что происходит-то, объясни?!

— Ты откуда, мужик? — солдат смотрел на меня с интересом.

— С дачи еду.

— В областном центре и прилегающих районах объявлено чрезвычайное положение, — солдат лениво тянул слова, — разрешено применение оружия. Въезд и выезд из областного центра до особого распоряжения запрещены.

— Терракт что ли? — не понял я.

— Нет, из-за провала. Оттуда что-то типа радиации пошло. Опасно, в общем.

— А люди? Их эвакуировали?

— Много вопросов. Давай! — солдат показал мне в обратную сторону уже не рукой, а дулом «Абакана».

— Позови командира! У меня раненая! Что я должен с ней делать?! Бросить на дороге?! — для убедительности я даже готов был пустить слезу.

Солдат махнул кому-то рукой.

— Что тут? — спросил подошедший лейтенант.

— Командир, женщина тяжело ранена, кровью истекает, — после услышанного мне позарез нужно было попасть в город. — Её бы в больницу...

Лейтенант внимательно осмотрел мою пассажирку.

— Ещё живая.

Только после этих его слов я вдруг понял, что всё то время, пока я разговаривал с солдатом, женщина молчала и не шевелилась, тяжело навалившись мне на спину.

— Жена?

— Соседка по даче, — соврал я, решив, что в версию с женой не поверят: ни один нормальный мужик не будет называть жену «женщиной».

— Имей ввиду, из города ты выехать не сможешь, — глядя куда-то в сторону, тихо произнёс лейтенант. Я кивнул.

— Больница скорой помощи вчера ещё принимала. Может, там кто-нибудь остался, — он повернулся к солдату, — пропусти.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я лейтенанта.

Автоматчик жестом велел ехать за ним.

До сих пор мне не был виден выезд из города из-за стоящих поперек дороги фур. Теперь я его видел. Многокилометровая очередь из машин в три-четыре ряда и сидящие в машинах, на машинах и на обочине вдоль дороги люди. Тысячи людей.

 

2. Больница

Район, в котором я жил, находился километрах в пяти от въезда в город — всего, однако первым пунктом моего плана была больница. Я ждал, что в городе будет неспокойно, но то, что я увидел, напоминало кадры из фильмов о войне. Судя по всему, враг стоял у ворот. По городу сновали полицейские и военные патрули, бронетранспортеры, военные грузовики. Довольно быстро я понял, что правила дорожного движения уже не действуют. Люди с сумками, рюкзаками и чемоданами толпами шли куда-то. Складывалось ощущение, что весь город разом решил переехать. На улицах валялась брошенная мебель, вещи, щерились осколками разбитых окон здания. Минут через сорок я подъехал к больнице. Осторожно опустив свою нечаянную попутчицу на сиденье, я отправился за помощью. Двери приемного покоя были сняты с петель. Какие-то люди выносили из здания медицинское оборудование, опечатанные ящики и грузили в машины скорой помощи.

— Где мне найти врача? — перехватил я одного из них.

— Нет никого, все уехали, — он высвободил руку и пошел дальше.

Через приемный покой я зашел внутрь больницы. И снова ставший уже привычным хаос и кавардак. Я останавливал каждого, кого встречал, но ответ оставался тем же. Единственным обитателем третьего этажа был парень, собиравший документы в коробку. На нём была куртка с надписью «скорая помощь».

— Вы — врач?! Нужна помощь! — я собирался вцепиться в этого парня мёртвой хваткой.

— Я санитар. Врачей нет. Больница не работает, — он даже не взглянул на меня.

— Слушайте, у меня там серьезно раненая женщина. Она без сознания. Помогите, пожалуйста, — умолял я его, — может, есть хоть кто-нибудь?

Парень вздохнул и повернулся ко мне.

— Могу дать вам бинт и перекись, если хотите. Больше ничего нет.

— Пусть ее посмотрит хоть кто-нибудь! Это же больница! Не может быть, чтобы здесь никого не было! — я не верил, что в этом огромном девятиэтажном здании с реанимациями, рентгенами, операционными и кучей сложной медицинской аппаратуры не осталось ни одного врача, ни одной медсестры — никого, кто мог бы помочь.

Парень помедлил.

— Ладно. Поднимитесь на пятый этаж, найдите ординаторскую. Там должен быть Антон, студент из меда. Попросите его, может, он поможет. Больше никого нет, — видимо, на моем лице отразилось что-то такое, отчего он добавил, — правда.

Всё, что смог Антон — констатировать смерть моей попутчицы.

— Большая кровопотеря. Огнестрел в правый бок, возможно, печень задело, — он бессильно развел руками.

Вдвоем мы сняли тело несчастной с квадроцикла и положили на землю.

— Надо полицию вызвать, наверное? — мрачно спросил я.

— Никто не приедет. Теперь даже на улицах тела не убирают, — Антон салфеткой оттирал руки от крови.

— Антон, расскажи, что происходит. Я только приехал, ничего не понимаю. Вокруг апокалипсис какой-то: связь пропала, военные на въезде сказали о ЧП, в людей стреляют, и никто этому не удивляется…

— Про провал-то знаете? — спросил Антон. Я кивнул. О провале над старыми шахтами в северо-восточной части города трындели уже больше недели отовсюду. Диаметр провала был большой, около трёхсот метров, и он продолжал быстро расширяться. Глубину провала так и не смогли измерить, словно там образовалась бездна.

— Оттуда пошел какой-то газ, — продолжил Антон, — или радиация, не знаю точно. По телеку сказали, вроде вспышка в земном ядре или мантии. Короче, погибли люди, говорят, много. Как только появились первые видео, сразу обрубили всю связь, интернет, телевидение. Никто ничего толком не знает, но раз ЧП объявили… — он пожал плечами, — сами видите, что творится. Все больницы закрыли, врачей эвакуировали. Ещё кого-то из населения вывозили, но я уже не вникал. Кто поумнее был, уехали сами, пока не было оцепления.

Я ошарашенно таращился на Антона.

— А остальные?

— Не знаю, — протянул Антон. — Вроде эта хрень из провала заразная. Может, и остальных эвакуируют, когда поймут, что карантин не требуется. Сами знаете, как это у нас происходит: чем хуже ситуация, тем меньше говорят людям.

— А ты почему не уехал вместе с врачами?

— Я на Северо-Востоке живу. Когда район оцепили, я как раз дежурил. У меня дома бабушка, родители и сестра остались. Я не знал, что с ними. Сидел здесь до последнего, думал, может, какие-нибудь вести от них будут или сами сюда приедут. Вот, не успел… — он плотно сжал губы. — Ну что, понесем ее в морг или здесь оставим?

 

3. Дом

Двор нашей многоэтажки, обычно забитый припаркованными машинами, походил на пустырь. Мне не хотелось оставлять квадроцикл у подъезда, но тащить его с собой на седьмой этаж было не с руки. Своими ключами я открыл родную дверь и вошел в квартиру, в которой жили двое моих сыновей и почти уже бывшая жена. По беспорядку в квартире я понял: они собирались в спешке и не сегодня. Записки я не нашел. Возможно, что-то знали соседи.

Я позвонил в квартиру к Сергеевым, с которыми мы по-соседски приятельствовали. Дверь никто не открыл, но осторожное поскребывание у двери и топот детских ног заставили меня проявить настойчивость.

— Сергеевы, это ваш сосед, — подал я голос. — Может, знаете что-нибудь о моих?

Металлом звякнул отпираемый замок, и дверь медленно открылась. За ней стоял девятилетний Костик Сергеев, рядом топталась маленькая Маша.

— Здрасти, — сказал Костик.

— Привет. А где мама с папой?

— Они вчера уехали за продуктами, и их все еще нет.

Мне стало не по себе.

— Можно зайти, Костя?

— Проходите, — Костик открыл дверь шире, и я вошел.

— Не знаешь, случайно, где мои? — спросил я, а сам осматривал квартиру. Все окна были закрыты и целы. Я плотно задернул шторы.

— Не знаю, — ответил Костя. — Все куда-то уезжают. Мы в окно видели.

— Поменьше смотрите в окно. Лучше поиграйте или книги почитайте. Шторы не отодвигать. Вечером свет не включать. Лучше фонарик или ночник. Ты меня понял, Костя? — я прошел на кухню и заглянул в холодильник.

— Почему? Что случилось? — дети хвостиком ходили за мной. Еды в холодильнике им двоим хватит на пару дней.

— Авария на заводе, — не моргнув глазом соврал я. — Но все уладится.

— А почему мамы с папой так долго нет? — спросила Маша.

— Задержались где-то. На дорогах огромные пробки, — я погладил девочку по русой головке. — Не переживай, приедут.

Две пары детских глаз с надеждой смотрели на меня.

— Костя, закройтесь на все замки и незнакомым дверь не открывайте. Сидите тихо. Если услышите в подъезде шум, не высовывайтесь. Понял? — Костик кивнул головой. — Повтори.

— Сидеть тихо. Свет не включать. Шторы не открывать. Двери тоже.

— Молодец. Я к вам позже еще зайду.

Убедившись, что Костя закрыл дверь на замок, я вернулся к себе в квартиру. Идти к другим соседям смысла не было. До вчерашнего дня Сергеевы-старшие были дома, и если бы жена захотела передать мне, куда она поедет с детьми, то передала бы это только через Сергеевых.

Оставались мои родители. Я написал записку — на всякий случай, и вышел из квартиры.

 

4. Родители

Квадроцикла у подъезда не было. Ожидаемо. По пути от больницы до дома я дважды видел, как вооруженные люди останавливали на дороге машины и вытаскивали оттуда напуганных водителей и пассажиров. Я молил бога, чтобы никто из них не позарился на небольшой двухместный квадроцикл. О возможной участи Сергеевых, наверняка отправившихся за провизией на своем джипе, я старался не думать, но вряд ли они уехали из города, бросив детей.

Придется идти пешком. Я тяжело вздохнул. Надежды на то, что кто-нибудь рискнет подвезти здорового мужика в расцвете сил, не было.

Через час я без происшествий добрался до пятиэтажки, в которой жили мои родители. Из подъезда мне навстречу выскочил худенький паренек с набитой спортивной сумкой. Увидев меня, он испуганной прытью рванул через клумбу. Для мародеров наступило золотое время.

Я поднялся на третий этаж и нажал на кнопку звонка. Дверь никто не открыл — это становилось плохой приметой, но у меня имелся свой комплект ключей.

В квартире стояла тишина. Слышно было только равномерное тиканье старых советских ходиков — любимых маминых часов. Тик-так, тик-та…

Я нашел родителей в спальне. Мама лежала на кровати, а отец рядом — на полу. От его нижней челюсти почти ничего не осталось. Безотказный отцовский карабин сослужил ему последнюю службу.

Записку я увидел позже, когда немного отошёл и начал соображать. Мол, прожили долгую счастливую жизнь и решили уйти сами, потому что бежать нет ни сил, ни здоровья, да и некуда. А умирать в страшных муках от подземного излучения они не хотят. Всех любят. Живите счастливо.

Я не знал, что мне делать дальше. Похоронить родителей я не мог и бросить их в квартире тоже. Маломальская надежда на то, что жена с детьми находятся здесь, растаяла. Где теперь их искать, я понятия не имел. Объезжать всех родственников, друзей, знакомых? Для этого нужна машина. Эта логически простая, но разумная мысль дала толчок к действиям.

Я переложил тело отца на кровать к маме, достал из шкафа простыни и накрыл ими тела родителей. Проверил карабин: в магазине остались патроны. Из металлического шкафа, где отец хранил оружие, я достал ещё две упаковки с патронами, одна из которых была вскрыта, и сунул их в карманы своей куртки. Ключи от гаража и отцовской двенашки висели на своем месте — в ключнице. Отец был человеком старой закалки и считал кощунством оставлять машину на ночь во дворе.

Напоследок я обвел взглядом родительский дом — место, где мне всегда были рады. Затем повесил карабин на плечо и вышел.

 

5. Гараж

Гаражный кооператив находился в пятнадцати минутах ходьбы от дома родителей. Шлагбаум на въезде торчал вверх в запретном приветствии, двери большинства гаражей были взломаны.

Я ускорил шаг. Двенашка стояла на месте. Машина оказалась набита вещами и продуктами. Видимо, родители сначала планировали уехать.

Я выгнал машину из гаража и, зная, что отец поступил бы также, решил закрыть ворота на замок. Жалостливые воспоминания мгновенно улетучились из моей головы, когда что-то твердое уперлось мне в затылок.

— Только дернись, и я тебе башку прострелю, — уверенно произнёс мужской голос.

Я знал — прострелит. Время такое: и повода не надо. Я сам бы так поступил.

— Руки медленно поднял, — приказал тот же голос и для убедительности сильнее надавил оружием на мой затылок. — Делай, как я говорю, и не пострадаешь. Мне нужна только машина.

Я поднял руки.

— Хороший инструмент у тебя в машине. Патроны где? — спросил этот кто-то, пока невидимый для меня.

— В магазине, — ответил я.

— Остальные?

— Больше нет.

Я скосил глаза в сторону, откуда раздавался голос, и увидел поцарапанные чёрные берцы и камуфляжные штаны.

— Уверен?

— Сам поищи, — ответил я с напускным спокойствием.

Незнакомец искать не стал — осторожный, гад. Сейчас он уедет, и я опять останусь ни с чем.

— Слушай, забирай машину и карабин. Только подбрось меня до одного места. Можешь связать мне руки, на голову мешок надеть, если хочешь. Мне нужно к семье…прошу…пожалуйста…

Незнакомец помолчал, затем спросил:

— Куда тебе?

— На Машиностроителей. Пешком туда часа три идти. Вряд ли меня кто-то подвезет.

На Машиностроителей жили родители жены. Мысль поискать своих там возникла по пути в гараж. Моя жена со своими родителями не ладила, общалась редко и по необходимости, но в такое время это был вариант.

— Машиностроителей — это Северо-Восток — скорее утверждал, чем спрашивал голос.

— Да, — выдавил я нехотя, памятуя о рассказе Антона.

— Там все мертвы, — безапелляционно заявил незнакомец.

— Да откуда ты знаешь?! — заорал я. — Ты там был?! Ты видел?!

— Можешь сам посмотреть, — спокойно ответил он.

Я медленно, с опаской повернулся. Незнакомец оказался высоким крепким мужчиной лет тридцати, может, чуть больше. На его камуфляжной куртке была нашивка с надписью «ОМОН» и капитанские погоны. Правой рукой он держал меня на прицеле «Макарова».

— Смотри, — повторил он и показал левой рукой куда-то в сторону и вверх.

Я взглянул туда, куда он указывал. Просто небо.

— И что? — спросил я недоуменно.

— Внимательно смотри. Если ничего не видишь, поверти головой или наклони её.

Я сделал так, как он сказал, и… увидел. Вдалеке, над северо-восточной частью города висела какая-то необычная оптическая иллюзия. Свет в том месте странно преломлялся, создавая в воздухе слабо поблескивающие светло-фиолетовые переливы, видимые только под определенным углом. Это странное свечение имело четкие границы, по крайней мере в той части, которая была мне видна, и по форме напоминало купол.

— Это не газ… — протянул я, пораженный необычной картиной.

Капитан усмехнулся.

— Это точно не газ. Эта штука уже весь Северо-Восток накрыла. И продолжает расползаться. Все, кто попадает в это… — он замялся, подбирая подходящее слово, — излучение, погибают. Поверь, живых на Северо-Востоке не осталось. Советую тебе валить из города, пока не поздно. Я лично так и собираюсь сделать.

— Не может быть, чтобы там все погибли. Наверняка кто-то ещё остался, может, спрятались или пытаются уехать … — я цеплялся за последнюю надежду.

— Нет. На Северо-Востоке стоит первая линия оцепления. Выехать из района не дают никому. Есть еще вторая и третья линии, — теперь мне стало ясно, кто и почему стрелял за городом. — И от этого, — он кивнул в сторону купола, — не спрятаться, поверь.

— Выезд из города перекрыт. Я слышал автоматные очереди в пятидесяти километрах от города. Похоже и там стоят. Ты ведь тоже не сможешь проехать.

— У меня есть волшебные корочки, — все еще держа меня под прицелом, капитан шагнул к машине. — Удачи.

— Стой! Скажи, что там происходит, — я смотрел на него умоляющим взглядом, — там, где это излучение, что там с людьми происходит?

— Не знаю, не видел. Только слышал. Крики… — он замолчал, а потом решительно повернулся и сел в машину.

Старенькая двенашка резко тронулась с места. Я остался без машины, оружия и надежды.

 

6.Северо-Восток

Быстро стемнело. Я шёл на автомате, не выбирая направления, просто чтобы двигаться. В который раз сегодня я снова не знал, что мне делать дальше. Не знал, что с моей семьей, живы ли они. Бежать из города без них казалось мне бессмысленной затеей — куда, ради кого?

Через некоторое время я вдруг понял, что иду в сторону Северо-Востока. Что ж, узнать, что это за излучение такое, лишним не будет. Я накинул на голову капюшон куртки и уже уверенно зашагал в сторону Северо-Востока.

Город выглядел безлюдным. Повсюду черными скалами возвышались громадины многоэтажек с редкими вкрапинами тускло светящихся окон. Глядя на них, я впервые с момента ухода из дома вспомнил о Косте с Машей. Оставалось надеяться, что они послушали меня и не включили свет. Дурное время толкает людей на всякое.

Стояла непривычная для миллионного города тишина. Изредка раздавались выстрелы, ещё реже слышался шум мотора. В обычные дни в это время начинался час пик. Шум автомобилей, визг тормозов, гудки, гул толпы…я даже затосковал по всему этому. Я старался не попадаться никому на глаза, но пару раз мне встретились небольшие организованные группы людей. Они передвигались быстро, тихо и явно были готовы дать отпор или напасть сами, если это потребовалось бы. Я благоразумно обходил их.

Через пару часов я подошел к Северо-восточном району города. Капитан оказался прав. Район был плотно оцеплен. Я прошел примерно по километру в ту и другую сторону от того места, где вышел к району, никаких промежутков или даже щелей, в которые можно было бы проскользнуть. Солдаты стояли плотной цепью, вооруженные не только автоматами, но и, насколько я успел разглядеть, огнеметами и гранатометами. Их поддерживала бронированная техника. На всех без исключения военных были надеты противогазы. Линия оцепления была освещена включенными фарами стоящей позади техники и мощными переносными фонарями.

В этот раз я не рискнул подходить ближе. Всё выглядело катастрофически серьёзно.

Из-за темноты я не мог разглядеть излучение. Да и оцепление, скорее всего, стояло на приличном расстоянии от его края.

Я сидел на бетонном кольце технического колодца примерно в двухстах метрах от солдат, наблюдал и ждал удобного случая, чтобы попытаться проскользнуть. Мне казалось, что в темноте это будет сделать проще, чем днём.

Что я надеялся найти по ту сторону оцепления? Правду или смерть? Или смерть была единственной правдой?

Не знаю точно, сколько я ждал, — телефон разрядился, а наручных часов у меня не было — по моим ощущениям прошло около часа, когда началось необычное движение среди военных. Они грузили фонари и генераторы, рассаживались по машинам, по-видимому, снимали оцепление. Большая часть военных уехала, оставшиеся организованно отходили, периодически оборачиваясь и осматривая покидаемую территорию. Я не стал прятаться. Вскоре солдаты дошли до меня. Двое из них остановились и осветили меня нашлемными фонарями.

— Здесь не положено, — произнёс один из них. Через противогаз его голос звучал приглушенно.

— У меня семья на Северо-Востоке.

Солдаты продолжали топтаться рядом. Я заметил на их рукавах нашивки с буквами «РХБЗ».

— Мужик, иди отсюда. Твоей семье не уже не помочь. Сам погибнешь.

— Из-за излучения? Оно расширяется? — я безуспешно вглядывался в темноту.

— Да. Через полчаса провал начнут бомбить, — прогнусавил солдат через противогаз.

— Бомбить? — мне показалось, что я ослышался.

— Лучше вали отсюда побыстрее, — солдаты пошли дальше.

Я машинально поплёлся за ними.

— А вдруг там есть живые? Точно известно, что там все мертвы? — я с усилием выговорил последние два слова.

— Никто из разведчиков не вернулся. Семь групп. В эфире не отзываются, — военный отвечал мне, не оборачиваясь, и я с трудом разбирал, что он говорил. Противогаз искажал звуки.

— Это излучение заразное? — сообразил я, наконец, задать один из главных вопросов.

Солдаты не ответили. Я обернулся. На фоне тёмно-серого с синими прожилками неба неровными чёрными зубцами проступало очертание района. Ни одного огонька.

Издалека послышался шум вертолёта. Вскоре показался он сам, отмеченный в тёмном небе красными и белыми светящимися точками. Я остановился, провожая вертолёт взглядом. Он сделал несколько кругов над Северо-Востоком, прочесав район мощным прожектором, затем сбросил светящиеся метки — ориентиры для бомбардировщиков.

Солдаты ушли далеко вперёд, но я не стал их догонять. Я не верил, что по ту сторону оцепления не было живых людей. Теперь они могли покинуть обречённый район. Но никого не было. Только тьма, провал и излучение.

Спустя некоторое время, я услышал нарастающий гул двигателей самолёта. В чёрном небе видны были только его бортовые огни. То, что произошло потом, было запредельным для обычного человека, для обычной жизни. Мой разум лишь фиксировал, но не мог осознать и принять.

Взрыв был оглушительный. Яркая вспышка ослепила, затем последовал удар. Меня отбросило взрывной волной на метр. Вокруг стоял звон бьющегося стекла, с Северо-Востока доносился грохот рушащихся зданий. Я поднялся на ноги и посмотрел в ту сторону, куда самолёт сбросил бомбу. Виднелись всполохи огня, ветер доносил запах гари.

Снова послышался гул двигателей: самолёт сделал круг и возвращался. Я упал на землю и прикрыл голову руками. Взрыв. Я обернулся. В небе над Северо-Востоком висела гигантская медуза. Купол излучения переливался ярко-голубым светом. Только сейчас я осознал, как огромна эта полусфера, накрывшая собой весь район. Теперь излучение напоминало не свет, а материю, если не живую, то точно действующую по своим законам. В какой-то момент граница полусферы изогнулась волнами. Волны росли и расходились в стороны всё дальше, пока вся сфера не вспыхнула красно-фиолетовым светом, на мгновение очертив новые границы купола. Они были больше прежних раза в полтора. Несколько секунд купол мерцал затухающим красно-фиолетовым светом, затем снова стал невидимым.

Я не знал, что думать: пропало излучение, так своеобразно «взорвавшись», или расширило свои границы этой вспышкой? Нужно было ждать рассвета: только днём можно убедиться, что излучение исчезло. Я был уверен, что военные тоже наблюдали за куполом. Если завтра они вернутся в город, значит, бомбёжка сработала.

Вечерний морозный воздух бодрил. Погружённый в собственные мысли о родителях, семье, о том, что будет дальше, я не заметил, как прошёл весь путь до дома.

В квартире ничего не изменилось, оставленная мной записка лежала нетронутой. Желудок болезненно сжался: в суматохе этого безумного дня я совсем забыл о еде. В темноте, не зажигая свет, я прошел на кухню, открыл холодильник и вспомнил о детях, других — соседских.

Их родители тоже не вернулись. Дети были до смерти напуганы. По словам Костика что-то сильно бабахнуло и дом два раза тряхнуло. Я ничего не мог им сказать. В голову не приходило никакого, хоть отдаленно правдоподобного вранья. Мы быстро поужинали и легли спать: дети в своей комнате, мне досталось место в гостиной Сергеевых на диване. Я падал от усталости и, если бы излучение сейчас настигло меня, я, возможно, и не возражал бы.

 

7. Храм

Проснулся я рано, около семи утра. Солнце только всходило, и было еще темно. Очень скоро я обнаружил, что электричества в квартире нет. Света не было и на лестничной площадке, и в моей квартире. По-видимому, без электричества остался весь дом. Прихлебывая из кружки холодный растворимый кофе, я стал ждать.

Восход принес за собой пасмурное серое утро. Я долго всматривался в небо над Северо-Востоком, наклоняя голову в разные стороны под разными углами, но так ничего и не увидел. В душе радостно пискнула надежда.

Решив на всякий случай ещё немного подождать, я выглянул с балкона во двор. Он был по-прежнему пуст, только на скамейке у подъезда, небрежно развалившись, спал какой-то мужик. Может, и вправду всё закончилось? Дрых бы он без задних ног, если бы… И вот тут я увидел.

Оно было совсем рядом. Километрах в двух от нас.

Произведя в голове нехитрые расчёты с расстоянием до Северо-Востока и временем, прошедшим с момента взрывов, я понял, что теперь излучение за час расширялось примерно на полтора километра.

Я разбудил детей и велел им быстро собираться, а сам побежал к себе. Вода, пара фонариков, зажигалка, салфетки — всё это могло понадобиться в походе. В нашем своеобразном, странном походе, больше похожим на бег. Не найдя дорожной аптечки, я сунул в рюкзак початую бутылку водки из холодильника, а в качестве оружия прихватил кухонный нож и молоток.

Дети уже ждали меня, полностью одетые. В их рюкзачки я сложил продукты в дорогу.

Лифт не работал, и нам пришлось спускаться по лестнице.

— Помогите! Мы застряли! Вы нас слышите?! — из шахты лифта послышались крики и стук.

Я подошел к плотно сомкнутым стальным дверям лифта и громко позвал:

— Эй, там! Я вас слышу!

— Помогите нам! Мы застряли! — отозвались два голоса — мужской и женский.

Я раздумывал. Времени, чтобы помочь застрявшим выбраться из лифта, будет потрачено много. Излучение приблизится к нам почти вплотную. Эти люди ещё смогут спастись, а вот у меня шансов уйти с детьми не останется.

— У нас есть деньги! — раздался из лифта голос мужчины. — Мы заплатим! Только помогите нам выбраться!

— Пожалуйста! — умоляющим голосом добавила женщина.

Кому сейчас нужны деньги.

— У вас есть машина? — спросил я.

Застрявшие не отвечали несколько секунд, видимо, тихо обсуждая между собой мой вопрос, затем мужчина крикнул:

— Есть!

— Где она стоит? Во дворе пусто!

— Мы её спрятали!

— Где?!

— Думаешь, мы идиоты?! Мы тебе скажем, где машина, ты на ней уедешь, а мы здесь останемся!

— Хорошо! — их опасения были разумными. — Идти до неё далеко? Я с детьми!

— Километра три! — ситуация прояснялась.

— В каком направлении?!

Снова молчание.

— Слушай, мужик! Мне некогда стоять здесь и лясы точить! Время идёт! Либо ты отвечаешь, либо я ухожу! — возле лифта меня держал только шанс достать машину.

— Ладно, ладно! К Берёзовскому мосту!

Я не мог помочь этим людям: Берёзовский мост выводил прямо на дорогу к Северо-восточному району. Машину они, скорее всего, спрятали за мостом — там было много складских и технических строений, либо под мостом. Теперь это не имело значения. До машины было не добраться. Я развернулся, взял Машу на руки и стал быстро спускаться по лестнице. Костик бежал следом.

Крики о помощи сопровождали нас до самого выхода из подъезда.

Мужик на скамейке не спал. Кто-то убил его выстрелом в затылок. Неудачная бомбёжка ускорила не только распространение излучения, но и процесс расчеловечивания. Ночью город превратился в чудовищный аттракцион выживания.

В голове у меня сложился примерный план действий. Без машины нельзя было рассчитывать на то, что мы сможем уйти на безопасное расстояние: Машу приходилось нести на руках, да и девятилетний мальчишка не сможет идти слишком долго в быстром темпе. Все те машины, что встречались нам по пути, были исковерканы или с пустым баком.

Последняя надежда оставалась на учебный аэродром за военным училищем, в котором до пенсии преподавал мой отец. Одно время я частенько бывал у него на работе и очень хорошо знал территорию училища. На аэродроме в ангарах и гаражах обычно стояло много военных грузовиков, автобусов и разного другого транспорта для перевозки личного состава и обслуживания территории.

До училища идти было километра четыре. Оно находилось недалеко от выезда из города — того самого, где вчера утром меня пытались развернуть назад.

По дороге мы не встретили ни единой живой души, а вот трупов вокруг было навалом, как будто в городе произошла бойня. Костя испуганно шарахался от них, а Маша закрывала глаза руками.

Наконец, показались решётчатые ворота училища с красными пятиконечными звёздами на створках. Тащиться на аэродром с детьми было небезопасно и долго. Я осмотрелся кругом, подыскивая место, где можно оставить их на время, и увидел метрах в пятидесяти небольшой белый храм, наверное, не так давно построенный, потому что раньше его здесь не было. Храм мне подходил.

Тяжёлая дверь храма легко заскользила, отворяясь, и я мысленно перекрестился: не придётся терять время, вламываясь через чёрный ход.

В церкви находилось человек десять, может, чуть больше. Они были напуганы нашим появлением гораздо больше, чем мы, когда увидели их внутри.

Немолодой священник в облачении стоял у алтаря — шло богослужение. Я поздоровался и вежливо извинился за наше вторжение, на что служитель заметил:

— Извиняться не надо. Храм открыт для всех. Раз вы здесь в такой час, значит, Господу так было угодно. Что же вы за Господа извиняетесь? — священник опустил глаза в свой талмуд и продолжил молебен.

Невзрачная прихожанка в платке сунула каждому из нас по свечке и указала, где мы можем их зажечь и поставить. Я отправил детей заниматься свечами.

В церкви, кроме священника, молились пять женщин и шестеро мужчин, один из которых был инвалидом, а двое — совсем старики. Их лица были скорбными, печальными, прихожане часто крестились, некоторые тихо плакали. В общем, всё выглядело довольно безобидно.

Женщина, которая дала нам свечи, стояла возле высокой подставки рядом с одной из икон и собирала огарки в коробку. Стараясь двигаться тише, я подошел к ней.

— Извините, можно я здесь детей оставлю ненадолго? — спросил я вполголоса. — Мне нужно отлучиться, а на улице сейчас неспокойно, сами знаете…

— Вам лучше у отца Евгения узнать, — участливо ответила мне женщина, — дождитесь конца службы.

Ждать было некогда.

— У меня нет времени. Пусть дети здесь посидят, — с нахрапом сказал я. — От вас требуется только одно — не выгонять их.

Прихожанка ахнула и испуганно попятилась.

— Если вы находитесь в храме, то будьте добры, уважайте и сам храм и молящихся в нем людей, — я обернулся. Отец Евгений с чинным видом стоял за моей спиной.

— Я всего лишь прошу не выгонять детей. Мне нужно на аэродром. Возможно, там остался какой-то транспорт, — попытался я оправдаться.

— Куда бежать собираетесь? — мне показалось, что в голосе священника прозвучала ирония.

— Вы в курсе, что излучение всего в нескольких километрах от вас? — спросил я в тон ему.

Среди прихожан послышался испуганный ропот. Некоторые побежали к выходу, чтобы убедиться в правдивости моих слов.

— Кто захочет уйти, идите. Я вас благословлю. Сам я останусь здесь, что бы ни случилось, и буду молить Господа о спасении и милосердии для всех нас, — отец Евгений был или безумцем, или не из робкого десятка. Продержался же он как-то всю ночь с этими убогими.

— Ступайте с Богом, — перекрестил он меня, — я присмотрю за вашими детьми.

— Они не мои, — буркнул я.

— Уже ваши, — ответил батюшка.

 

8. Аэродром

На территорию училища я попал без труда. Ни часовых, ни дежурных на КПП — совершенно пусто. Аэродром находился примерно в полукилометре от казарм, и на нём признаки жизни имелись.

На стоянке рядом с лётным полем стоял вертолет Ми-8, вокруг которого сновали несколько человек. Это был шанс.

Я заорал во весь голос и стал махать руками, привлекая к себе внимание. От группы военных отделился солдат. Обрадовавшись, я побежал ему навстречу. Фонтанчики бетонных крошек взвились в метре от моих ног на долю секунды раньше, чем я услышал автоматную очередь.

— Ни с места! — раздался окрик. — Стрелять буду!

Я замер. Солдат держал меня на прицеле.

— У меня нет оружия! — я медленно поднял руки.

— Пошёл отсюда! Даю пять секунд!

— Подожди! У меня тут недалеко двое маленьких детей! Возьмите их с собой!

— Три секунды! — его голос звучал неумолимо.

— Ты человек или нет?! Мне не уйти с детьми, понимаешь, машины нет! Они погибнут! Заберите детей!

Рядом с моими ногами снова взметнулись фонтанчики.

— Следующий на поражение!

Я попятился назад. Солдат наблюдал за мной. Я развернулся и побежал в обратную сторону, каждую секунду ожидая получить пулю в спину. Метров через триста я обернулся. Солдат отошел назад к вертолету, но явно был наготове на случай моего возвращения. Я решил не терять время и поискать транспорт в дальних от аэродрома строениях.

Из-за будки постового при въезде на аэродром послышался свист. Я остановился: после «приветственной» стрельбы всякое можно ожидать. Гаражный приятель шагнул мне навстречу.

— Волшебные корочки не сработали? — спросил я с издевкой.

— Без обид, ладно? Тогда каждый из нас был сам за себя, а теперь мы в одной лодке.

Я зашел за будку вместе с капитаном.

— Ты оказался прав. Они не дадут отсюда никому выбраться. Стреляют в людей, жгут машины, сволочи. Я всю ночь колесил, — капитан сплюнул в примятую траву и с надеждой посмотрел мне в глаза, — этот вертолет — наша единственная возможность. Нам надо только через оцепление перелететь, и мы спасены.

— Ты умеешь управлять вертолетом? — недоверчиво спросил я.

— Это и не нужно. Убьём всех, кроме лётчика. Его возьмем в заложники и заставим нас перевезти.

План, честно говоря, звучал дерьмово. Пятеро военных, и все вооружены.

— Во-первых, мы не знаем, кто из них лётчик. А во-вторых, где гарантия, что вертолёт не взлетит, когда начнется заварушка. Да и оружия у нас нет, а у них автоматы.

Капитан вытащил из кармана бинокль и подал мне.

— Я за ними уже два часа наблюдаю. Смотри, — он указал рукой в сторону вертолёта. Я приложил бинокль к глазам. — Видишь мужика без автомата в коричневой кожанке, того, который повыше? Это и есть пилот. Второй в такой же кожанке, наверное, штурман, на него плевать. Он нам не нужен. Конечно, есть риск, что пилот попытается взлететь, придется его ранить или еще как-то выкручиваться, — он помолчал. — Вот насчёт оружия загвоздка. У меня только мой ПМ и твой карабин, но там нет патронов. Есть ещё пара светошумовых гранат.

Я вернул ему бинокль и вынул из куртки две упаковки патронов, которые так и лежали в карманах.

План был следующим. Каждый из нас занимает свою позицию рядом со стоянкой. В первую очередь нужно убрать автоматчиков. Их трое. У лётчика со штурманом автоматов не было, но наверняка имелись пистолеты. Капитан бросает светошумовую гранату, после чего я снимаю того солдата, который стрелял в меня, капитан — любого из двух других автоматчиков. Затем предлагаем оставшимся сдаться. Если этого не происходит, капитан бросает вторую гранату, мы наступаем, убиваем оставшегося автоматчика со штурманом и захватываем лётчика.

Последний раз я участвовал в чём-то подобном лет пятнадцать назад во время учений, когда проходил срочную. По-настоящему в людей я никогда не стрелял. Оставалось надеяться на тактическую смекалку и опыт капитана.

Мы обговорили детали, подготовили оружие и заняли свои места. Капитан намеренно выбрал позиции, до которых мы могли добраться быстро и незаметно. Он засел метрах в восьмидесяти от вертолета за одним из высоких металлических отбойников для газовки. Я — за небольшим кирпичным строением примерно в ста метрах от вертолета. Ми-8 стоял ко мне хвостом. Грузовая кабина вертолета была ещё открыта, но военные уже закончили погрузку и устроили перекур. Момент был подходящим. Я взял на прицел своего автоматчика и замер в ожидании условного сигнала.

Граната звонко ударилась об бетонное покрытие. Солдаты обернулись. Я спустил курок. Звук моего выстрела совпал с резким, оглушающим хлопком гранаты. Поваливший вслед за этим густой белый дым не давал мне разглядеть, что происходит у вертолёта. Капитан выбежал из-за отбойника и, пробежав несколько метров в направлении вертушки, метнул вторую гранату, а затем выстрелил несколько раз в гущу дыма. Это было не по плану. Ничего не понимая, я тоже начал палить в ту сторону, чтобы прикрыть напарника. Всё смолкло. Дым постепенно рассеивался.

На земле лежало три тела — двое автоматчиков и кто-то в кожаной куртке. Остальных не было видно. Капитан уже добежал до вертолёта и пригнувшись сидел за его задним шасси рядом с открытой створкой грузовой кабины — прямо напротив меня. Я рванул к нему. Автоматная очередь из вертолёта заставила меня упасть на землю. Капитан начал палить в ответ. Когда я дополз до него, он перезаряжал пистолет.

— Сиди здесь, — бросил он мне, — держи боковую дверь под прицелом. Увидишь движение, стреляй.

Боковая дверь вертолета была тоже открыта. От страха и напряжения сердце выскакивало из груди, в ушах шумело. С другой стороны вертолета раздались одиночные выстрелы, звуки бьющегося стекла и несколько коротких автоматных очередей. Прижимаясь к борту, я подбежал к открытой сбоку двери, сунул ствол карабина внутрь кабины и вслепую выстрелил несколько раз. Раздался глухой вскрик, и неровная автоматная очередь покрошила бетон стоянки. С другой стороны вертушки снова раздались выстрелы из пистолета, и все стихло. Я выждал минуту.

— Капитан!

Ответа не было. Пригнувшись, я заглянул под днище вертолета. Капитан лежал на спине. Обогнув с хвоста борт, я подбежал к нему. Его грудь была прошита пулями в двух местах, на губах пузырилась кровавая пена, но он был еще жив. Я приподнял его голову. Капитан показал на карман куртки и прохрипел:

— Машина… от въезда… вправо, — его взгляд застыл.

В кармане лежали ключи от отцовской двенашки.

Пилот был мёртв. Он сидел в наушниках на своем месте, завалившись на приборную доску, наверное, хотел взлететь. Рядом валялся пистолет. Солдат, смертельно раненый в живот, корчился на полу кабины. Ему оставалось недолго: отцовский карабин предназначался для охоты на крупного зверя. Я взял бинокль, собрал автоматы и направился к выходу с аэродрома. Вертолёт был для меня бесполезен. Если, конечно, отец Евгений или кто-нибудь из прихожан не умел им управлять.

 

9. Выезд

Капитан спрятал машину в кустах в трёхстах метрах от въезда. Мотивы его отчаянных поступков стали ясны мне в одну секунду. На заднем сиденье в автолюльке от плача надрывался ребенок. Я положил автоматы в багажник и взял ребёнка на руки. Он сразу успокоился. Рядом с автолюлькой лежала большая сумка с детскими вещами. Порывшись в ней, я вытащил бутылочку с белой жидкостью и сунул её в рот малышу. Его это устроило.

Я нашёл всех в небольшом одноэтажном здании за храмом, что-то вроде трапезной. Батюшка, прихожане и дети сидели за длинным столом и чинно пили чай, как будто мир вокруг не рушился. Прихожан осталось заметно меньше.

— Я смотрю, Господь к вам неравнодушен, — священник взглядом указал на автолюльку.

— Да, я ищу машину, а нахожу только прицепы, — тупо пошутил я. После произошедшего я был немного не в себе, в голове шумело.

— По силам и испытания, — батюшка вытянул губы уточкой и шумно втянул чай из чайки. — Справитесь.

Две женщины подошли посмотреть на ребёнка.

— Это мальчик или девочка? — спросила одна из них.

— Я не знаю, — я отдал им люльку и сумку с детскими вещами.

— Собирайтесь, — велел я Маше с Костиком и подошел к отцу Евгению.

— Мне придется оставить младенца здесь, — я снова почему-то оправдывался перед ним, — на мне и так двое.

Маленький ребенок в дороге был обузой. Неизвестно, как и куда нам придётся ехать или идти, а тащить с собой орущего младенца равносильно самоубийству. К тому же за такими маленькими детьми нужен особый присмотр. В моём положении это было невозможно.

— А его родители где? — спросил священник. — Мы слышали на аэродроме стреляли…

— Небольшая заварушка с военными. Мы просили их забрать с собой детей, вояки ни в какую, — немного слукавил я. — Отец ребенка погиб, где мать — не знаю.

— Тогда у меня к вам тоже будет просьба, — уклонился от прямого ответа отец Евгений. — Возьмите с собой дочку нашей прихожанки. Девушке шестнадцать лет, она не доставит вам хлопот. Мы дадим вам в дорогу продукты, воду и деньги. Вера поможет вам с детьми.

— С чего вы взяли, что мне можно доверять? — ухмыльнулся я. — Может, я изнасилую и пристрелю её за углом.

— Ну… вы не бросаете чужих детей.

Провожали нас все. Отец Евгений без устали крестил детей, меня и двенашку, женщины плакали, прощаясь с Верой. Излучение огромной стеной нависало уже совсем рядом, застилая небо фиолетовыми переливами.

— Тьма над нами, — произнёс священник.

— Скорее, свет, — мрачно утонил я.

В зеркале заднего вида долго горел золотом купол храма. Ехали мы молча.

Я старался не думать о том, что капитан погиб напрасно. Его дитя, пусть и в заботливых руках, но сгинет в излучении вместе с остальными прихожанами и отцом Евгением. Старался не думать о том, что при желании можно было увезти всех в несколько поездок, шанс был. Я малодушно промолчал, а никто из оставшихся даже не заикнулся об этом. Что делает отец Евгений сейчас? Молит бога о спасении? Спасение было рядом, вот в этой самой двенашке. Он это знал. Если бы он попросил, я не смог бы отказать. Почему он не стал бороться за всех, как за Веру? Я отгонял от себя эти мысли, они сводили меня с ума.

По пути мы видели лежащие на обочине тела и сгоревшие автомобили. Похоже, город зачищали. Один раз наперерез нам выбежал человек, я просто объехал его и прибавил газу.

Затормозив недалеко от выезда, я залез на крышу машины и осмотрел дорогу в бинокль. Трасса, ведущая из города, была полностью заблокирована грудой машин. Вся многокилометровая пробка, которую я видел при въезде, оставалась на месте. Только живых людей рядом больше не было. Часть машин, стоящих ближе к посту, были сожжены, остальные просто брошены. Оцепление на выезде сняли.

Миновать затор не составило труда. Я хорошо знал объездные пути. Наш путь лежал на дачу. Если дальнее оцепление ещё не сняли, а я был в этом уверен, то дорога к спасению шла именно через сады.

 

10. Дача

На всякий случай, мало ли кто мог забрести в сады в такое время, я проехал к своему участку не через центральный вход, а по узкой лесной дороге, которую знали немногие.

Участок и дом стояли нетронутыми. Я велел детям отдыхать, ночью мы должны перейти оцепление, а сам отправился проверить участок Лукина.

Калитка, которую я взломал перед отъездом, была заперта. Я заглянул под большие двустворчатые ворота, которые не доходили до земли сантиметров десять. Сердце обрадованно ёкнуло. Прямо за воротами стоял мой кроссовер, немного помятый, пробитый пулями, но очевидно на ходу. Я не верил своим глазам. Лукин здесь! Это обнадёживало. Вместе мы точно придумаем, как выбраться из этой передряги. Со всей силы я начал дубасить кулаком в ворота. Довольно долго никто не открывал. Затем раздались знакомые шаги.

Лукин выглядел плохо, от него разило перегаром. На участок он меня не пустил, сам вышел за калитку.

— Ты как здесь? — испуганно спросил он, поёживаясь, — я думал, ты к своим уехал.

— У меня нет встроенных колес, — ответил я удивлённо. Лукин как будто и не помнил, что произошло. — Кто взял мою машину и пропал? Пришлось реквизировать твой квадроцикл.

— А-а, значит, это ты, — равнодушно протянул он, — хорошо.

— Ты семью вывез? — спросил я.

Он замялся.

— Нормально всё, — прозвучал странный ответ.

— Ночью я хочу перебраться через оцепление, — перешел я к главному, — вы с нами?

— Нет, — твёрдо ответил он, — нам уже крепко перепало.

Я вспомнил о пулевых отверстиях в своей машине.

— Жаль, вместе было сподручней, — я был разочарован. — Что будете делать? Излучение ведь может и сюда дойти.

— Там видно будет, — снова уклонился Лукин от ответа.

— Тогда я заберу свой кроссовер? Ехать мне придётся не по асфальтированной дороге. А тебе оставлю отцовскую двенашку, — предложил я.

— Ладно, — не сразу ответил он. — Я вещи из машины вытащу и подгоню её к тебе. Двенашка мне не нужна.

Это было не похоже на Лукина. Я поднялся на второй этаж своего дома и посмотрел в сторону его участка. Лукин и правда возился с моим кроссовером, выкладывая из него какие-то баулы. Он был один. Ничего необычного — того, что позволило бы думать, что он или его семья в опасности, я не заметил. В дальнем углу участка, где Лукины обычно сажали картошку, была выкопана глубокая яма с кучей свежей, черной земли по одному краю. Когда я уезжал, ямы не было. Понаблюдав какое-то время, и не заметив больше ничего странного, не считая поведения самого Лукина, я спустился вниз.

Вера, высокая тоненькая девушка с большими карими глазами и гладко причесанными темными волосами, видневшимися из-под платка, накрывала на стол.

— Будете? — робко спросила она меня, кивнув на тарелки.

— Вера, можешь снять платок, если хочешь. Ты же не в церкви, — предложил я ей, думая, что она стесняется.

Она улыбнулась.

— Мне так легче. Как будто мама и батюшка ещё со мной, — она опустила голову, смутившись своей откровенности, и прошептала, — понимаете?

Мне ли тебя не понять, Вера! Но мертвецов слишком накладно таскать с собой.

Пообедав я начал сборы. Подготовил вещи и тактично попросил Веру переодеть длинную юбку на более удобные спортивные брюки и надеть шапку — не месяц май всё-таки. Девушка, залившись краской, пошла переодеваться.

Вскоре Лукин подогнал машину.

— Может, все-таки с нами? — спросил я напоследок.

Он мотнул головой.

— Нет. Бессмысленно.

— А где вас обстреляли?

— На Балке.

Балкой назывался участок трассы в пяти километрах товарищества. Значит, Лукин пытался выбраться. По крайней мере, теперь я знаю, где находится оцепление.

— Возьми хоть автомат, — предложил я. — Мало ли кто забредёт. Будет чем пугнуть.

Он удивленно присвистнул.

— Автома-а-ат! А ты прибарахлился! Нет, спасибо. Мне и моя старенькая «Сайга» сойдет. Удачи. Привет семье.

Он развернулся и понуро побрёл к своему участку. Я не стал ничего говорить ему о своей семье — долго, сложно, печально.

 

11. Оцепление

Мы выехали, когда стемнело. В паре километров за садовым товариществом находилось небольшое озерцо, наполовину заросшее и закрытое со стороны трассы лесом. К этому озеру вела дорога, накатанная здешними садоводами — любителями рыбной ловли. Она огибала весь дальний от трассы край озера и выходила к лесу. Однажды мы с Лукиным в поисках грибных мест заехали по ней в лес и удивились, когда, выехав из леса на трассу, оказались за Балкой. На эту дорогу я и рассчитывал. Если все пойдет по плану, мы сразу окажемся за оцеплением.

Ехать пришлось медленно, машину подбрасывало на кочках. До выезда из леса я решил фары не выключать, был велик риск скатиться в озеро или врезаться в дерево.

Когда лес начал редеть, я погасил свет. Оставалось проехать километра полтора по холмистой местности, затем начинались поля. По моим расчетам мы уже проехали Балку, а значит, и оцепление. Но я ошибался.

Все оказалось просто. Обстреляли Лукина, может, и на Балке, но вот оцепление находилось чуть дальше — в поле. На открытой местности, где и мышь невидимой не прошмыгнет.

Военные стояли плотно, как и на Северо-Востоке, с фонарями, тяжелыми грузовиками и фурами, преграждающими проезд.

Оставив машину с детьми примерно в километре от оцепления, я подобрался, как можно ближе, и стал наблюдать в бинокль. Изредка то с той, то с другой стороны доносилось глухое постукивание: не одни мы пытались прорваться ночью. Время от времени поля перед оцеплением облетал вертолёт, освещая их сверху прожектором. Но самое интересное обнаружилось чуть позже. Я не сразу заметил бронетранспортер, уверенно и быстро выкатившийся в поле. Ребята в нем основательно подготовились к прорыву — это не автомат отжать. Началась перестрелка. БТР плевался жёлтыми огоньками в разные стороны, ему отвечали тем же. Послышался нарастающий гул вертушки. Я словно наблюдал за спортивными соревнованиями с трибуны, только ценой победы здесь были чьи-то жизни.

Представление продолжалось недолго. Раздался короткий взрыв. Как будто наткнувшись на невидимую преграду, бронетранспортер вздрогнув развернулся поперек своего движения и замер. Поле было заминировано. Через минуту храбрый броневичок был подорван несколькими выстрелами из гранатомета. Высокий столб густого дыма ещё долго висел над ним.

Нужно было искать другой путь. С одной стороны от нас виднелся густой смешанный лес. Через него вряд ли проедешь, только пешком, и лучше днём, чтобы не заблудиться. С другой стороны тянулись поля, насколько далеко, я не знал. Через них можно было попытаться проехать ночью на машине. Я решил двинуться туда.

Довольно быстро выяснилось, что местность оказалась пересеченной — с пригорками, глубокими рытвинами и густыми зарослями высокой сухой травы. Испугавшись, что машина застрянет, я повернул назад. Оставалось ждать рассвета и выбираться пешком через лес. Укрывшись в небольшой рощице за полем, мы уснули.

Я открыл глаза. Утро выдалось по-настоящему осенним. В машине было холодно. Размяв затекшую шею, я обернулся. На заднем сиденье, свернувшись комочком, спал один Костя. Я вышел из машины и осмотрелся. Девочек поблизости не было.

— Костя, — я потряс мальчика за плечо, — Костя!

Он сразу сел, испуганно моргая глазами.

— Где Маша с Верой?

— Они хотели в туалет, — казалось, он не до конца ещё проснулся.

— Костя! — прикрикнул я на него и с расстановкой, делая ударение на каждом слове, произнес, — куда они пошли.

— В туалет, — чуть не плача ответил он. — Я ночью проснулся. Они не спали. Вера Маше про видение рассказывала. А потом она сказала, что они сходят в лес в туалет и чтобы я не ходил за ними. Я ждал их, а потом уснул, наверное…

— Какое ещё видение?! — рявкнул я на Костю.

— Про бога, — по щекам мальчишки катились слезы, — Вере бог явился. Он сказал ей, что ангела потерял. И если ему вернут его ангела, то он отзовет излучение назад. И всё будет хорошо, как раньше. И все вернутся. И мама с папой. Все.

Несколько секунд парализованный страшной догадкой я не мог сдвинуться с места. Спазм сдавил мне горло. Я оставил Костю в рощице, наказав ему никуда не уходить, и рванул на машине напрямик к полю.

Две хрупкие фигурки были отлично видны на желтоватой глади выкошенного поля. Девочки шли, держась за руки. Тёмная фигурка Веры и маленькая, в розовой курточке, Маши. Я подумал, что не успею, и почти сразу же раздался взрыв. С такого расстояния вряд ли что-то было видно, но я все-таки увидел. Розовую курточку.

Я хотел сдаться, я не хотел больше играть в бессмысленные салки со смертью — кто водит. Только мысль об испуганном мальчишке, который совершенно один сейчас в лесу, заставила меня повернуть назад.

— Вы не нашли их? — первым делом кинулся он ко мне.

— Их увезли солдаты, — отрезал я, всем видом давая понять, что не желаю вдаваться в подробности.

Я потерял свет, я больше не видел его — в себе, в Костике, вокруг. Тьма была над нами, тьма в нас. Некуда больше бежать. Нечего больше бояться. Пожалуй, единственное, от чего бы я не отказался — от смерти. Победитель вечен.

 

12. Излучение

Мы вернулись на дачу. Я не знал, где граница излучения, и для меня это было уже неважно. Мы просто будем сидеть в доме и ждать. Всё равно что.

Меня охватило какое-то странное оцепенение, и мне это нравилось. Голова была лёгкой, а тело казалось тяжёлым, и моё сознание словно парило надо мной же, постепенно рассеиваясь. Реальность ускользала от меня.

Из этого странного оцепенения меня вырвали ставшие такими привычными за последние пару дней звуки выстрелов. Стрелять мог только Лукин.

Приложив немалые волевые усилия, я заставил себя встать, взять карабин и дойти до его участка. Калитка и ворота были заперты изнутри. Я стукнул кулаком по забору и позвал Лукина. Никто не отозвался. Никогда не любил дежавю. Считаю, что это утрата контроля над самим собой и над действительностью. Но всё-таки я наклонился и заглянул под ворота. Убитый пёс лежал сразу за ними в луже крови.

Недолго думая, я прострелил замок калитки и забежал на участок. Перевернутая тележка, брошенные инструменты, повсюду раскидана земля, и никого. Окна первого этажа были плотно занавешены. Я дёрнул ручку входной двери. Раздался выстрел. Пуля пробила дверь в пяти сантиметрах от моей шеи.

— Лукин, это я! Не стреляй! — я был уверен, что стреляет именно он.

— Только сунься, падла! Я тебе пасть прострелю! — раздалось в ответ. — Думаешь, я не знаю, кто ты?! Меня так просто не возьмёшь!

Он засмеялся. Это был смех сумасшедшего. Я выстрелил в окно второго этажа и услышал, как он побежал по лестнице наверх. Затем пальнув по замку, я вошёл в дом.

Тела жены и сына Лукина лежали почти сразу у входа, все в земле. Лукин продолжал упрямо палить в двор. Выглянув в проем распахнутой двери, я увидел дёргающееся от пуль тело собаки.

— Лукин! — крикнул я, когда по моим подсчетам у него должны были закончиться патроны. — Я поднимусь наверх и пристрелю тебя, если ты не объяснишь мне, что здесь происходит!

— Я знаю, кто ты! И кто они! Твари из проклятого излучения! Думаешь, я поверю, что мои жена и сын могут ходить и разговаривать, когда я сам их похоронил?! Я видел, как они умерли! Это вы, твари, вселились в них и в собаку! Я видел ваши мерзкие хари! Ничего, живым я вам не дамся!

Я кинулся по лестнице на второй этаж. Лукин бился в агонии, перерезав себе шею охотничьим ножом. Вскоре он затих. Я с удивлением отметил, что меня не тронула смерть друга.

Костя сидел в кресле в том же положении, в котором я его оставил. Было странно, что его никак не взволновали выстрелы. Я размышлял о внезапном сумасшествии Лукина, палившего во всё живое и мёртвое. О таком же внезапном помешательстве Веры, потащившей за собой на верную смерть Машу. Ведь я с первого взгляда понял, что с Лукиным что-то происходит. Понял, но сделал вид, что не замечаю этого. Спасал свою шкуру. Бросил друга в беде.

Тихое бряканье по стеклу. Я оглянулся. В окне маячило знакомое лицо. И с его шеей было всё в порядке. Меня вырвало.

Я растолкал Костю. Он выглядел так, будто вышел из гипноза.

— Костя, — я смотрел ему прямо в глаза, — ведь это ты отпустил Машу. Ты должен был следить за ней, как старший брат. А ты проспал! Что ты теперь будешь делать? Машу не вернуть!

Лицо мальчика исказилось, он заплакал. Громко, навзрыд. Да, Костик, чувство вины не для впечатлительных, беременных и детей. Почти сразу же наверху послышался топот маленьких ножек и раздался детский смех.

— Маша! — плач на лице мальчика сменился радостным изумлением. Он сделал шаг к лестнице, ведущей на второй этаж.

— Подожди, — придержал я его.

Излучение настигло нас. Мы были внутри него. Не знаю, когда это случилось. Наверное, ночью, когда мы спали в машине в той рощице. А Вера не спала. Оно незаметно овладевает сознанием. Растворяет его в себе, поглощая нас. А если ты сопротивляешься, ударит по самому больному. И тогда ты сам сделаешь всю грязную работу.

Судя по всему, в скором времени ко мне выстроится очередь из мертвецов. Но мало было понимать, что незваные гости мертвы. Лукин ведь понимал. Излучение преподнесёт новый сюрприз, от которого ты перережешь себе горло или застрелишься, или повесишься — вариантов не счесть. Эх, занимательная нам уготована смертушка!

Мне нужны были автоматы и карабин. И снотворное — ведь мы с Костей спали в рощице. Пока мы спали, излучение не действовало на нас.

Стараясь не смотреть на улыбающегося Лукина у входа, я вытащил из кроссовера всё оружие. Мамин феназепам лежал в аптечке на кухне. Проигнорировав Веру, предлагавшую травяной чай, я вытащил аптечку из шкафа. Наверху радостно смеялся Костя. Прихватив пятилитровую бутыль воды и попавшую под руку еду, я со всем скарбом забрался на второй этаж.

Конечно, Маша была там в своей розовой курточке. Я велел Косте принять таблетку, дулом автомата вытолкал лже-Машу из комнаты и запер дверь, для надёжности подперев ее тяжелым комодом. Затем я тоже принял таблетку.

Мы с Костей легли на диван. Догадаться, что никакие баррикады и замки не задержат наших гостей надолго, было несложно. Но я надеялся, что до тех пор мы успеем уснуть. Ведь излучение — это свет, который ищет тьму в тебе и обязательно найдёт, но, если ты спишь, вход в твой разум закрыт.

Сунув остатки фенозепама в карман, я взял дверь на прицел. Те, кто за оцеплением, справятся с излучением, придумают что-нибудь — испытания даются по силам, а мы пока будем спать. Не хотелось бы проснуться в исчезнувшем мире.

Дыхание Кости стало ровным. Мальчик уснул. В дверь кто-то тихо поскрёбся, затем толкнул ее. Комод, подпиравший дверь, пошатнулся. Мои глаза слипались, голова стала невыносимо тяжёлой. Последний миг моего затухающего сознания отметил распахнувшуюся дверь и чёрный провал за ней. Я полоснул из автомата. Может быть, уже во сне…