Умение прощать

Саймон

Мне не о чем переживать в свои тридцать. Я уже добился всего того, чего когда-либо добивались Билл Гейтс и Стив Джобс. Моя компания полностью контролирует свой сегмент рынка, а я контролирую её совет директоров. В списке самых богатых женихов планеты я стою на первом месте, если верить «Форбсу», и на третьем с точки зрения «Синьхуа». Моё тело полностью здорово, мой разум кристально чист и будущее светло.

Хочу ли я чего-то, жалею о чём-то — конечно же нет.

Вчера на мою электронку, защищённую лучшими профессионалами, пришло анонимное письмо. Просто дюжина фотографий десятилетней давности. На них был я в компании других людей. Четыре парня и девушка. Обычные фотографии из колледжа, которые есть у каждого. Никакого криминала, никакой непристойности.

Я не мог понять смысла.

Если это шантаж — то чем и как меня шантажируют? Если это кто-то из знакомых по кампусу — почему анонимно? И вообще, разве это не хитрый фотошоп?

Сегодня наш специалист по кибербезопасности подтвердил — фотографии подлинные. Именно десятилетней давности.

Десять лет назад я знал этих людей. Рядом с ними я улыбался и дурачился. Вот только сегодня я не могу вспомнить никого из них. Каждый раз, когда я пытаюсь это сделать, в висках начинают стучать молоточки. Ничего страшного или слишком болезненного. Просто чип, вшитый в соответствующую зону моего мозга, напоминает о том, что мне вспоминать не следует. То самое ноу хау нашей фирмы — контроллер памяти. Чудо средство, избавляющее от стресса, продлевающее жизнь на десятки лет, увеличивающее социализацию в обществе.

Если ты хочешь, чтобы твой продукт пользовался успехом на рынке — в первую очередь потребляй его сам. Один из законов Саймона Грина. Именно поэтому первый контроллер был вживлён в мой мозг.

Девять лет назад.

В висках снова застучали молоточки.

Пять человек.

Хью Фицжеральд.

Энтони Кирсано.

Патрик Флэнаган.

Рой Гордон.

Элис Найшуллер.

Даже мысленно произносить эти фамилии больно. Мне подготовили справку на каждого из них. Четверо живут в Калифорнии, об Элис Найшуллер сведений нет. Единственный её родственник, отец, Эрик Найшуллер отставной военный сейчас на пенсии, живёт в окрестностях Тихуаны.

Наверное, мне стоит всё забыть, стереть из головы. Это несложно. Одна психокоррекция со специалистами.

Если бы в письме была угроза! Или требование выкупа! Или оскорбления!

Десять лет назад я учился в Беркли с этими пятью людьми.

Нам было весело.

Почему я не должен это помнить?

***

Эрик

Моя жизнь уже кончилась. Я отдал своей родине долг, а взамен она отобрала у меня семью. Правда, всё ещё каждый месяц присылает чеки — так что грех жаловаться.

Это место я выбрал сам. Старый дом на берегу океана. Наверное, на мой выбор повлиял Майкл Фрэнкс из «Морской полиции». В сериалах часто врут, но не в этот раз. Жизнь в Мексике в паре часов езды от границы на берегу океана оказалась именно такой, как в наших сериалах. Чудесные закаты, полный холодильник пива и красотки латинос, для которых я, или, если быть точным, моя пенсия, является лакомым куском.

Каждый погожий вечер я смотрю на падающее в океан солнце и вспоминаю свою девочку. Она так любила убегать от волн и слушать крики чаек.

И так изо дня в день.

Сегодня моё уединение было нарушено. К дому подъехал пикап с калифорнийскими номерами. Из него вышел ухоженный мужчина. Успешный коуч с улыбкой в тридцать два зуба, готовый рассказать тебе за твою последнюю сотку баксов о том, как ты станешь миллионером. Надо лишь правильно себя мотивировать.

— Мистер Найшуллер? — обратился он ко мне.

— Нет его, умер! — честно ответил я, не вставая с кресла-качалки и делая очередной глоток пива.

— Мистер Найшуллер, я учился с вашей дочерью Элис в Беркли десять лет назад. Не могли бы вы сказать, где она сейчас?

Настырность этого парня раздражала.

— Могу. Элис сейчас на муниципальном кладбище Окленда.

— Она там работает?

Я сфокусировал взгляд на лице этого идиота. Как только смысл сказанного дошёл, он растерялся и удивился. Искренне удивился.

— Простите, пожалуйста. Когда это произошло. Как?

— Десять лет назад. Она вскрыла себе вены.

— Почему?

Алкоголь действует на меня расслабляюще. Он замедляет разум, гасит рефлексы. И от него не превращаешься в улыбающегося дебила, как от травки. Но даже в таком состоянии тупизна нежданного гостя начинала бесить.

— Ты мне скажи. Вы же были друзьями.

— Я?

Я понял, что он не притворяется. Нет смысла так притворяться. Он затараторил:

— Я не помню ничего. Послушайте, на мою электронку пришло письмо с фотками десятилетней давности. На фотках я, ваша дочь, ещё четверо парней. Но я ничего не помню. Я не могу вспомнить!

Из носа у него потекла кровь, но он этого даже не заметил. Кровь запачкала его дорогущий костюм, стоящий, наверное, дороже моего дома.

— И почему ты не можешь вспомнить?

— У меня в голове чип. Он блокирует все негативные воспоминания. Я понимаю, суицид вашей дочери — это явно негативное воспоминание. Поэтому я ничего не помню.

— Почему моя дочь вскрыла себе вены?

После этого вопроса гость обхватил голову обеими руками и упал на песок. Пару минут я думал, что он сдохнет, но он очухался. Достал из кармана пузырёк с таблетками, бросил одну под язык, поднял голову:

— Извините.

— Часто с тобой такое?

— Один-два раза в месяц. Это из-за чипа, ничего страшного.

— Ну так вытащи его, — посоветовал я.

— Нельзя. Это первое поколение. Через полгода после вживления вокруг него наросли нейроны. Сейчас удаление может привести к необратимым изменениям в коре головного мозга.

— В вашей рекламе об этом не говорится! — хмыкнул я.

— В рекламе никогда не говорится о недостатках товара, иначе это не было бы рекламой! — пожал он плечами.

— Логично! — согласился я.

— Мистер Найшуллер, что вы обо мне знаете?

Я поднялся со своего кресла-качалки:

— Пойдём в дом.

Он пошёл.

В доме я включил старенькую пятидесятидюймовую панель. Последнее видео, записанное моей Элис. Я вернулся с задания на базу. Увидел его и увидел сообщение от полиции её кампуса. Я думал она подралась с каким-нибудь парнем — она у меня боевая. А она вскрыла себе вены.

Через сутки после этого видео.

Пять минут.

Последние пять минут, на которых я вижу свою девочку живой. На видео Элис обнимает этого склеротика.

Я достал из холодильника ещё одну бутылку пива и вышел во двор, сел в своё кресло. Я ещё недостаточно выпил, чтобы смотреть на неё сегодня.

Он вышел через полчаса. Он был бледный, хватался за дверь, стену дома.

— Помогите мне разобраться, что произошло.

— Ты же миллионер. Или нет, миллиардер! Я добился успеха, а ты? — передразнил я его рекламу.

— Я не могу сосредоточиться на этом самостоятельно. Вы же видите.

— Найми частных детективов, — я отхлебнул пива. Оно было уже тёплым и противным, но идти за новой бутылкой к холодильнику не хотелось.

— Я забуду. Не смогу. Мой мозг не позволит мне это сделать.

— Ну так отдай приказ своему помощнику. Вы же всегда так делаете. Отдаёте приказы помощникам. Пусть он разгребает.

— Я не могу доверить ему такое.

Этот парень попал в Беркли явно не из-за денежек своего отца. У него были мозги.

— Какой у тебя план?

Он достал из кармана пиджака листок:

— Здесь адреса четырёх человек. Хью Фицжеральд, Энтони Кирсано, Патрик Флэнаган, Рой Гордон. Мне тяжело думать про них. Пожалуйста, помогите мне встретиться с ними и узнать …

— Что узнать? — уточнил я.

— Ваша дочь была так счастлива. Она бы ни за что не вскрыла себе вены!

Второй раз за вечер я сфокусировал взгляд на его лице. Он не врал. Он искренне хотел узнать причину смерти моей девочки.

— Не пожалеешь?

— Нет.

Выбора у меня не осталось.

***

Саймон

У миллиардеров вроде меня всегда возникают проблемы с доверием, и Говард Хьюз типичный тому пример. Сколько раз за последние годы ко мне доставляли это послание? Послание о Элис Найшуллер. Я не знаю и не могу знать.

Чип не даёт мне вспоминать травмирующий опыт, а личный секретарь не будет лишний раз беспокоить всем, что не относится к бизнесу. Посторонних людей ко мне не подпустит охрана. Близкие не прочь урвать лишний кусок моих активов.

Половина моих знакомых просто не заинтересована в том, чтобы помочь мне найти правду, а вторая половина заинтересована в том, чтобы использовать её против меня. Именно для этого и создавался чип. Чтобы убрать весь этот негатив из памяти. Чтобы думать только о хорошем.

А в результате я еду в машине с ветераном Ирака и Афганистана, отцом девушки, которую я даже не помню, на встречу с людьми, о которых я ничего не знаю.

Десять лет назад он был в командировке в Афганистане. В личном деле сказано, что он морпех. Пурпурное Сердце, Серебряная Звезда, Морской Крест. Он самый настоящий герой. Встретить его доживающим старость на берегу океана в окрестностях Тихуаны это … неправильно, что ли.

Но такому человеку можно верить. Он не предаст. А ещё он, так же, как и я, хочет узнать правду.

Первый в моём списке Хью Фицжеральд, наследник многомиллионного состояния. Золотой мальчик. Не настолько успешный, как я, но тоже элита. Почему-то в моём навигаторе вбит адрес в центре Сан-Бернардино. Но мне не хочется думать на эту тему.

Я пытался несколько раз заговорить с Эриком, но он не любит богатых. Это понятно. Он не смог добиться успеха. Зато он рассказывает истории про Элис. Какой она была бойкой и смелой. Как она вела хозяйство. Как она воспитывала его, несмотря на свой возраст.

Я начинаю в неё влюбляться. Влюбляться в девушку, которая десять лет назад целовала меня на видео, которое отсылала своему отцу-морпеху.

Мы остановились возле риэлторского агентства. Я вошёл внутрь первым. Меня встретил молодой человек в идеально отглаженном костюме, белой сорочке с чёрной бабочкой. Шикарность встречи портили плохо работающие кондиционеры. Температура в помещении была ненамного ниже жары, стоящей на улице. Фирма явно переживала не лучшие дни.

— Здравствуйте! Мы рады вас приветствовать! Специально для вас у нас есть выгодное предложение!

Взгляд продавца был сосредоточен только на мне. Эрик взял его за обшлага пиджака и развернул к себе.

— Мне нужен Хью Фицжеральд!

— Это я, — растерялся продавец.

Я смотрел на него и не узнавал. Время не пощадило Хью. За десять лет он поправился фунтов на тридцать, волосы поредели, всё лицо обрюзгло. Этот человек выглядел лет на десять старше меня.

— Элис Найшуллер!

Эрик произнёс эти слова спокойно, глядя в глаза Хью.

— Это не я! — взвизгнул тот.

Эрик посмотрел на меня с немым вопросом: «Оно мне надо?»

— Хью, ты помнишь меня?

Я пытался поймать его взгляд.

— Да-да, конечно! — зачастил он. Я вас видел в Пасадине. Хотя нет. Конференция в Сан-Хосе. Мы же с вами общались.

Эрик снова встряхнул его.

— Элис Найшуллер.

— Это не я!

Ответ был рефлекторным. Я понял, что добиться большего невозможно.

— Хью, ты же был миллионером. Что с тобой произошло?

В первый раз его лицо исказилось в искренней гримасе.

— Неудачный развод отца. У нас отняли всю собственность за налоги. Он сейчас сидит, а я не могу покинуть этот долбаный город.

Печальная картина. Жениться сейчас может только полный идиот или конченый лузер. По крайней мере, в Калифорнии. К сожалению, политик без семьи до сих пор ноль без палочки, а деньги без власти мусор.

Дональд сделал свой выбор — полез в политику. Жаль его, конечно, но в бизнесе неудачников сжирают. И то, что произошло с его сыном — проза жизни.

Эрик ударил Хью под дых.

— Элис Найшуллер.

Тот согнулся, но всё-также прохрипел:

— Это не я.

— Оставь его, у него психологическая блокада, — посоветовал я Эрику.

— Поясни.

— Очевидно, над ним поработал опытный психолог. Ему поставили блок на воспоминая. Даже если он захочет, он не сможет ничего тебе рассказать.

— Это как чип в твоей башке? — грубо уточнил Эрик.

— Нет, чип стоит тысяч двадцать баксов плюс две тысячи в год на обслуживание. И он блокирует весь негатив. А это точечное воздействие, доступное только профессионалам с применением запрещённых препаратов. В общем, до полумиллиона.

— Вот у этого?

Эрик с сомнением посмотрел на Хью, пытающегося восстановить дыхание.

— Его отец входил в первую сотню богатеев Калифорнии ещё несколько лет назад.

— О’кей! Подожди меня в машине.

Я не видел причин отказываться. У меня в запасе оставались ещё трое людей, способных пролить свет на события десятилетней давности. Я вышел из офиса и нырнул п прохладу автомобиля. Кондиционеры — великая вещь!

***

Эрик

Всю дорогу он болтал без умолку. Рассказывал о своей жизни, о своей фирме, о чудо-чипах, помогающих забывать то, что не хочешь помнить. Я не выдержал и спросил прямо.

— Что ты сделаешь, когда узнаешь правду?

Минут пять я наслаждался тишиной. Потом рекламная кампания продолжилась.

Я не понимал, что я здесь делаю. Зачем я еду в машине этого миллиардера. Он же всё равно всё забудет. Это всё уйдёт в песок. Но в его поведении был животный магнетизм, заставлявший двигаться за ним.

А потом был офис в Сан-Бернардино и типичный менеджер. С оплывшим потным лицом, двадцатью лишними фунтами веса и затравленным взглядом. Менеджер с промытыми мозгами.

Лет пятнадцать назад, в Афганистане, как-то ребята поймали живым шахида. У него не сработал пояс смертника. Ему было пятнадцать. Его надо было допросить на предмет сообщников.

Он молчал сутки. Ребята испробовали на нём всё. Простое избиение, электроток, лили воду через полотенце, раздробили молотком пальцы, угрожали отрезать яйца. Всё бесполезно.

А потом пришёл цэрэушник. Крутой парень, о существовании которого нам даже знать не полагалось. Он разговорил этого шахида минут за десять.

Потом он объяснил, что есть технологии психологической блокады. Человека программируют, как долбаный тостер, на совершение определённых действий. И он даже не понимает, что происходит. Программист расставляет своего рода растяжки, и как только они сработают, мозг шахида перестаёт работать. В общем, задача — обойти растяжки. Каждый твой вопрос должен быть максимально нейтрален.

Мы ведь животные, и у каждого из нас есть инстинкт самосохранения. Его нельзя заблокировать — можно только обмануть. Когда ты допрашиваешь того, кого запрограммировали, надо только нащупать тот момент инстинкта, который не был обманут.

Я выпроводил мажора из офиса, закрыл дверь и направился с Хью в подсобку.

Там я ударил его под дых.

— Ты террорист?

— Нет, сэр! — выдохнул он, когда смог.

— Я ударил его снова.

— Только террорист будет молчать.

— Я не виноват!

— Ну извини!

На этот раз я ударил его в челюсть. Выбил пару зубов. Он упал на пол и заныл.

— Зачем вы меня бьёте?

— Ты помогаешь террористам.

— Я ничего не знаю!

Я пару раз ударил его ногой по рёбрам. Я бил спокойно, без малейшего проявления ненависти. Очень важно, чтобы избиваемый не принимал это за личное.

— Тогда тебе не повезло.

Пришлось дать ему серию ударов ногами. Потом поднять и кулаком разбить нос. Наконец он сломался:

— Она училась со мной в колледже.

— Отлично! — обрадовался я и похлопал его по щеке. — И?

— Я не виноват!

Он опять получил удар под дых. А потом ещё десяток ударов по рёбрам и один в пах. После чего я снова привёл его в вертикальное положение.

— Она училась с тобой в колледже, — в моём голосе не было ничего кроме доброжелательности и внимания.

— Я не …

Он успел остановиться в последнее мгновение. Я надеюсь, что, когда он смотрел в мои глаза, он видел в них ту грусть, которую я испытывал.

— Она сама виновата!

— Отлично! — обрадовался я. — В чём?

И его прорвало:

— Она была такой сучкой. Вся такая типа умная. Всё знает. Подцепила этого лошка Саймона. Он типа сам тоже умный. Да нахрена быть ему умным, когда его папаша сенатор! Ему и так всё на блюде. А они такие все супер. Только она всегда умнее его была. Красивая сучка и умная — его это так бесило. Он её трахал и бесился!

— Ну вот видишь? — подбодрил его я. — Курить будешь?

— Я не курю! — рефлекторно ответил он.

Я достал пачку, вытащил из неё сигарету с пластмассовой зажигалкой, прикурил и затянулся.

— Простите, у нас не курят! — взвился Хью.

Я выдохнул дым в сторону от него и спросил:

— Ты её насиловал?

— Я не виноват!

Снова рефлекторный ответ. Он был уже капитально избит. Я устал. Выбор несложен, снова выводить его из состояния психологической блокады или оставить всё, как есть.

Для тех, кто не понял, на вопрос: «Насиловал ли ты женщину?», есть два варианта ответа: «Нет!» и все остальные.

Восемь лет назад детектив, ведший дело Элис, ушёл на пенсию. Я встретил его и поговорил. В общем, в крови у моей дочери были обнаружены следы рогипнола. Ну, то есть, в суде доказать наличие этих следов невозможно, но …

Кажется, я уже говорил, что выбора у меня не осталось.

***

Саймон

Со мной это бывает крайне редко, и ощущение каждый раз прикольное. Я еду в своей машине по пустыне. Рядом со мной сидит суровый мужик в возрасте за полтинник. Судя по внешности, костолом. Я не понимаю, что я делаю и зачем. Навигатор ведёт в направлении Салинаса.

Надо срочно оценить ситуацию. Мужик расслаблен, агрессии не проявляет. Значит, его пригласил в машину я. Учитывая мою подозрительность — к этому есть веские причины. Что такое Салинас? Кроме того, что это город из произведений Стейнбека, мне не известно о нём ничего. Наших филиалов там нет.

Я смотрю на его лицо. Довольно часто в такие моменты всплывает имя человека. Вот и в этот раз. Эрик Найшуллер. Ветеран Ирака и Афганистана. Куча медалей. Частный детектив?

— Так на чём мы остановились? — непринуждённо спрашиваю я.

— Что? Опять чип? Проверил бы ты его что ли.

Я сказал ему про чип. Значит, он важен. Возвращаются воспоминания.

Послание в электронке. Энтони Кирсано и Рой Гордон. У них почему-то указан один адрес, по которому мы и едем. По идее, я должен помнить их, так как учился вместе с ними в Беркли. Но я помню лишь строчки подготовленного для меня досье. Дети приличных родителей, закончили университет успешно, сейчас муниципальные служащие. Никаких приводов в полицию. Добропорядочные граждане. Что я хочу у них узнать?

— Историю десятилетней давности.

Наверное, я задал последний вопрос вслух, поэтому Эрик ответил. Что ж, судя по всему, мне это необходимо.

По дороге до Салинаса я рассказывал о пути своего успеха. О той самой Американской Мечте, которая в моём случае сработала на сто процентов. Правда Эрик всё время напоминал про моего отца-сенатора, но какое это имеет значение? Я всего добился сам. Не взял из семейного бюджета ни доллара.

Возле дома, к которому нас привёл навигатор, на флагштоке развивалось два флага — государственный и шестицветный. Эрик хмыкнул:

— Как здорово, что я живу в Мексике!

Я решил пропустить это мимо ушей.

Двое мужчин, вышедших нас встречать, выглядели бодро, молодо и подтянуто. Спортивные тела, ухоженная кожа и улыбки на миллион долларов. Именно такие и добиваются успеха в жизни.

— Мы можем вам чем-то помочь? — поинтересовался один из них, подходя к моей машине.

— Я Саймон Грин! — представился я, выйдя из неё.

— Не может быть, дорогой, это же Саймон!

Они обступили меня, стали обнимать, хлопать по плечам. А я даже не мог понять, кто из них Тони, а кто Рой. За моей спиной раздался голос:

— В дом не пригласите?

Улыбки парней сразу стали натянутыми.

— Эрик Найшуллер! — представился костолом, протягивая руку для рукопожатия.

Хозяева конечно же пожали её, но я чувствовал, как возрастает напряжение.

Мы прошли в дом, чудесно обставленный в стиле хай тек. Сели в дизайнерские кресла, нам налили травяной чай, подали имбирное печенье. Я пытался подвести нас к главной теме, но Эрик, с его бесцеремонностью, сразу начал задавать неловкие вопросы:

— Отличный дом. Чем вы занимаетесь?

— Мы госслужащие. Адвокаты, защищающие права граждан.

— Серьёзно? — не смог сдержаться я.

По моим представлениям государственный защитник — не самая престижная работа. У тех, кому он обычно требуется, просто нет денег на хотя бы нормального адвоката.

— Ну, у нас есть своя специфика, — пояснил один из хозяев.

— Дорогой, чего стесняться? Мы занимаемся правами секс-меньшинств.

— Это так выгодно? — снова не удержался я.

Дом с участком стоит не меньше десяти миллионов. Даже если это ипотека — надо зарабатывать приличные деньги.

— Мы не жалуемся.

Ну что ж, оставалось только порадоваться, что хоть у кого-то всё сложилось в наше тяжёлое время. Я перешёл к главному.

— Вы помните Элис.

— А ты разве нет? –удивился один.

— Постой. «Невергрин». Я помню вашу рекламу.

— «Невергрин»?

— Стирают негативные воспоминания и эмоции. Ну же, это модно! Я тебе говорил, давай вставим!

— Да-да! Тогда понятно. Элис — однозначно негативные воспоминания. Она была вся такая секси, свободных нравов.

— Сучка, крутила мужиками как хотела. Как она тебя тогда охомутала. А стоило немножко её проучить, поставить в рамочки …

— Что вы с ней сделали? — прервал их поток воспоминаний Эрик.

Он спросил абсолютно безэмоционально.

— Да ничего противозаконного! Не в Беркли! Это была просто дружеская шутка. Мы же все были друзьями!

Они были искренни, как бывает искренен любой адвокат.

— После всей этой истории мы приняли решение не общаться с женщинами. От них непонятно, чего ожидать! Истерички! Сучки!

Эрик плюнул на пол и вышел из дома. Я извинился перед Тони и Роем, так и поняв, кто из них кто, и пошёл вслед за ним. Время близилось к вечеру. Нам надо было ещё найти мотель перед последним пунктом маршрута.

Уже в машине Эрик спросил меня:

— Ну и как тебе эти педики? Не жалеешь, что нашёл их?

— У них шикарный дом в престижном районе, — пожал я плечами. — Это их путь к успеху.

— Ну-ну, — хмыкнул он.

***

Эрик

Наблюдать за работой этого чёртова чипа жутковато. Вот этот Саймон треплется на тему того, как он успешен, вот связывается с охраной, якобы сообщить о своём местоположении, но попутно пробивая мою личность. Но мне-то скрывать нечего. Двадцать лет в армии. Пять командировок, куча медалек. Да ещё и его начальник охраны передаёт привет — мы с ним пару раз в Заливе пересекались. А потом вдруг бах, и по радио передают, что в Сан-Бернардино произошёл несчастный случай. Некто Хью Фицжеральд покончил с собой, оставив предсмертное сообщение в фейсбуке. Страшно скончался, бедняга, облил себя бензином и поджог.

И всё. На несколько секунд Саймон превратился в робота. А он ведь был за рулём! Хорошо хоть, что мы были на хайвее, и его дорогущий электрокар перехватил управление. Потом он пришёл в себя и пытался сообразить где он и что делает. Косо смотрел на меня, о чём-то напряжённо думал. Я подсказал ему цель нашего путешествия. Он ожил.

Тони и Рой превратились в педиков. Преуспевающих, пышущих здоровьем и благополучием педиков. Всё, что они могли сказать о моей Элис — это гадости. И что они ни в чём не виноваты. И что именно она изменила их жизнь, заставив понять свою внутреннюю сущность.

Я даже хотел плюнуть на них. Они уже получили всё, что заслуживают.

Во сне ко мне снова пришла моя девочка.

Где-то в час ночи я поднялся, взял машину Саймона и поехал к их дому. Я думал они спят, пробрался внутрь …

Я раньше ничего не знал о таких приличных домах в таких приличных районах. Теперь этот пробел в образовании заполнен. В каждом таком грёбаном доме есть грёбаный подвал. А в подвале.

Тони и Рей насиловали женщину, зафиксированную в специальной дыбе. Один сзади, другой в рот. Они были так сильно заняты, что даже не заметили меня. Я поднялся наверх в спальню. По идее, именно там можно было бы найти оружие. Не ошибся. В прикроватной тумбочке обнаружился дурацкий кольт кобра. Убить из такой игрушки можно только по ошибке. Я проверил наличие патронов в барабане, спустился в подвал, подошёл к тому, что насиловал женщину в рот и выстрелил в лицо его приятелю. А потом ему в висок.

Ничего сложного. Подхватил падающее тело, опустил его на колени, вложил револьвер в руку покойника и сделал ещё пару выстрелов в стену.

Потом занялся женщиной. Освободил её из дыбы.

— Я ничего не видела, о’кей? — сказала она.

Бодро сказала. В её голосе чувствовался страх, но не тот, который испытывают жертвы сексуального насилия. Я понял, что у меня отвисает челюсть. Она увидела мою реакцию.

— Ты думал. Меня насилуют? — она хмыкнула и начала одеваться, как ни в чём не бывало.

— Как-то так, — вздохнул я.

Одевшись секунд за десять, она подошла ко мне.

— Папаша, это просто клиенты. Ты мне шестьсот баксов должен, кстати.

На вид ей было лет восемнадцать. Мулатка. Красивая. Она вытащила из сумочки свой телефон. Я его вырвал.

— Эй, мне отсюда на своих двоих валить? — возмутилась она.

— Я тебя довезу, — ответил я.

Не объяснять же ей, что звонить из дома, где убили двух людей — это навлекать на себя полицию.

— Ага, и грохнешь по пути.

— У меня была дочка твоего возраста.

Я вышел во двор, сел в машину и оставил открытой пассажирскую дверь. Решил подождать минут пять. Был конечно риск, что может проехать полицейский патруль, но, честно говоря, терять-то мне нечего.

Она села минуты через три.

— А если я тебя всё-таки грохну по дороге? — уточнил я.

— Не-а! — ответила она, пристёгивая ремень безопасности. — Я в мужиках разбираюсь.

Надо думать! Наверное, она ожидала, что я буду читать ей мораль. Я лишь спросил, куда её подвести и молчал всю дорогу. Она же просто рассказывала, что это постоянные клиенты. Извращенцы, конечно, но платили хорошо. А ещё обещали помочь в колледж поступить. И даже потом к себе на работу взять. Надо только лесбухой заделаться. Но она уже с одной подружкой договорилась. И тут я всё её будущее обломал.

Я довёз её до места, куда она просила, и вернул телефон, стерев свои отпечатки пальцев. Она вылезла, захлопнула дверь, постучала по стеклу. Я опустил его.

— Ты действительно меня не грохнул!

В её голосе было искреннее удивление.

— Удачи тебе в жизни! — улыбнулся я в ответ.

— Как хоть тебя звать?

— Эрик Найшуллер. Живу в Тихуане на берегу океана.

— Клёво, наверно! — вздохнула она.

Я уехал.

***

Саймон

Наконец-то удалось прослушать диктофон. Десять лет назад у меня была подруга Элис. Она покончила с собой. К этому причастны четыре человека — мои бывшие друзья. Хью Фицжеральд, Энтони Кирсано, Рой Гордон и Патрик Флэнаган. С тремя из них мы уже поговорили. Мы это я и Эрик, отец Элис. Остался четвёртый, живущий В Бэр-Валли округа Алпайн. Что выпускнику Беркли делать в такой глухомани на границе штата я понять не мог.

Мы с Эриком позавтракали в забегаловке возле мотеля и поехали. В машине чувствовался запах дешёвых духов. А ещё расход топлива показал, что ночью она куда-то ездила. Осталось только порадоваться за Эрика, что в его возрасте он ещё пользуется услугами проституток. Хотя представлять, как он делает это в моей машине, было неприятно.

Чтобы отвлечься, я заговорил о конечной цели:

— Ладно, ты узнал, что десять лет назад они сделали какую-то мерзость с твоей дочерью. И что ты будешь делать? Ведь десять лет прошло. Они стали другими. Не пора ли простить их?

— Зачем?

Вояки — они такие. Их жестокость нужна для защиты страны, я понимаю. Но одно дело понимать.

— Ты разрушаешь себя. А значит, не можешь двигаться дальше. Не можешь добиваться успеха. Ты сидишь на берегу океана в Мексике и тратишь жизнь зря, когда кругом столько возможностей!

— И всё что надо, чтобы взять их — это отказаться от дочери.

— Элис умерла. Её не воскресишь.

Говорить это было больно, но необходимо. Мы все должны научиться отпускать своё прошлое. Такова жизнь.

— Ты прав. Я не могу воскресить свою дочь, — согласился Эрик.

Но в его словах я чувствовал какой-то подвох.

Когда мы уже подъезжали к конечному пункту пути, мне пришла эсэмэска от нашего специалиста по компьютерной защите. Ему удалось найти отправителя письма на мою электронку. Адрес вывел куда-то в окрестности Тихуаны. В голове раздался тревожный звоночек, но мы уже приехали.

Небольшая сельская церковь максимум человек на двести. На пороге священник в чёрной одежде с белым подворотничком и библией в руках. Как только мы с Эриком вышли из машины, он поприветствовал нас.

— Здравствуй, Саймон!

— Я тебя знаю? — удивился я.

Святой отец был примерно одного со мной возраста, но его взгляд, казалось, вдавливает в землю.

— Я Патрик Флэнаган.

— Эрик Найшуллер! — мой компаньон протянул ему руку.

— Спасибо, что приехали.

Патрик не пожал протянутой руки. Он просто пошёл в церковь. Мы последовали за ним. За алтарём оказалось небольшое помещение. Стол с компьютером, пара стульев и лежак для одного человека. Как только мы вошли, и Патрик закрыл дверь, Эрик Найшуллер приступил к допросу:

— Элис Найшуллер!

Патрик сел на стул, безмятежно откинулся назад и посмотрел на меня в упор.

— Совсем ничего не помнишь?

— Нет! — искренне ответил я.

— Это изначально была твоя идея. Тебя злило, что Элис была умнее тебя. Теперь вспоминаешь?

У меня в голове будто бы произошёл атомный взрыв. Перестало хватать воздуха в лёгких. Я опустился на лежак.

— Нет. Я ничего не помню.

— Ты сказал, что это розыгрыш. Ролевая игра. Ты типа связанный, наблюдаешь, как твои друзья имеют твою девушку. Она будет согласна. Прикол такой, на камеру снятый.

Я понял, что теряю сознание.

— Ты всё врёшь! Всё было не так. Ты во всём виноват!

— Я виноват! — кивнул он. — Именно я снимал. И я был одним из членов в групповухе, пока ты наблюдал связанный. Отличное получилось порно!

***

Я где-то в дикой природе. Рядом нет ни одного следа человеческого присутствия. У меня прострелена нога и не хватает среднего пальца на левой руке — в нём был вмонтирован джипиэс-трекер. Телефона тоже нет. Остался только диктофон.

Наверняка у меня случилась перегрузка из-за негативных воспоминаний. Вот только как я оказался на природе?

Наверняка, был в каком-то лагере. Чёртов скаутский сбор. Корпоратив фирмы. Надо кричать, звать на помощь. Кто-нибудь обязательно придёт.

…

Никого. Последняя надежда — диктофон.

— Если ты не виноват, то и прощать тебя не за что! — ободряющая фраза, произнесённая незнакомым голосом.

Я действительно не виноват. Меня прощать не за что.

Надо лишь перемотать на начало …

***

Наверное, я уже это говорил.

Я — Саймон Грин, миллиардер. Нахожусь сейчас в дикой природе. У меня прострелена нога и не хватает среднего пальца на левой руке. Нога уже начинает издавать тошнотворно-сладкий запах. Хочется есть и пить.

Я не знаю, как я здесь оказался. Я не знаю почему.

У меня в руках диктофон.

Первая фраза, которую я слышу:

— Если ты ни в чём не виноват, то и прощать тебя не за что.

Я ни в чём не виноват!

***

Я — Саймон Грин.

Я ни в чём не виноват!

***

Эрик

Я сижу в своём кресле-качалке на берегу океана, пью пиво и смотрю на закат. Видит Бог, я сделал всё, от меня зависящее, чтобы прекратить это. Я дал возможному следствию все наводки.

Но сначала, в первый же день моего возвращения, все новостные ленты взорвались сообщениями: «Известнейший миллиардер Саймон Грин погиб в результате несчастного случая в национальном парке Йосимити»

Когда я оставлял его там, он твердил, что ни в чём не виноват. Так что, прощать мне его не за что. Вот я и не простил его за Элис.

Теперь в моей коллекции появилось ещё одно видео. Порносцена с моей дочерью в главной роли. Её парень, связанный Саймон Грин, наблюдает, как мою Элис трахают трое парней в масках. А она только кричит: «Да! Да! Да! Трахни меня! Вставь в меня поглубже!» Кроме тех моментов, разумеется, когда её рот занят членом одного из уродов.

Обычное ролевое порно. Никому ведь не объяснишь, что в крови моей девочки плещется алкоголь, смешанный с рогипнолом. И что спланировал всё тот самый связанный задрот, чтобы потом оказывать на неё психологическое давление. Чтобы она чувствовала свою вину перед ним.

Никто ведь не ожидал, что она воспримет это таким образом — вскроет себе вены.

Это был обычный студенческий розыгрыш.

Патрика Флэнагана я оставил в живых. Не только потому, что он сделал себе вазектомию ещё девять лет назад. Он единственный помнит события. И он сохранил видео.

Последнее видео, на котором моя дочь ещё жива.

Меня давно уже должны были поймать и экстрадировать на родину для смертной казни. Всё-таки я убил четырёх граждан США. Но вчера мне опять пришёл пенсионный чек.

Саймон просчитался в одном. Да, я морпех. Тупой вояка. Вот только моей военной специальностью всегда являлось обслуживание дронов. Я военный инженер-компьютерщик. Два года я выслеживал его в соцсетях, чтобы выйти на адрес личной электронной почты, а потом ещё три года слал сообщения.

Мне было важно, чтобы перед смертью ублюдок раскаялся.

Я не смог этого добиться.

Всё, что я от него слышал: «Я не виноват!»

Говорят, что мстить нельзя. Месть уничтожает тебя изнутри. Врагов надо прощать, как учил нас Иисус. Вот только уничтожила меня смерть Элис. А сейчас я снова могу жить.

Смотреть на закат, пить пиво, и видеть, как моя девочка бежит мне навстречу, спасаясь от волн.

А каждому, кто ни в чём не виноват, я готов сказать: «Значит и прощать тебя не за что!»