Конец гарантии
Жила-была. А вот кто? Она не знала. Смешно?
Первое воспоминание — зал с зеркалами и перекладинами. Вокруг восемь одетых так же, как она: в черное и обтягивающее. Все одинакового роста. Одинаковые лица.
Она полностью развернулась на вытянутых пальцах левой ноги и одновременно совершила круговое движение правой. Чей-то голос вырвал из непонятной задумчивости.
— Наконец-то девятая сделала фуэте!
«Девятая? Это же я! Я сделала что?»
В памяти роились голоса, какие-то команды. Ей раньше кто-то показывал движения и требовал повторять, но кто?
Перед глазами возникла фигура. Это потом она узнала, что перед ней был мужчина, что он толст и немолод, что на нем дорогой бежевый костюм. Мужчина возмущался и размахивал руками.
— Сделала последней!
Тут же раздался новый голос — спокойный и уверенный:
— Зато идеально! Для второго этапа обучения.
К толстому подошел худой. Выше толстого и намного выше ее. Черные волосы, черный костюм и бледная кожа.
Толстый не унимался. Его лицо с розовыми щеками выражало целую гамму эмоций. Про которые она уже знала: от неприкрытого отчаяния до агрессивного возмущения.
— Им уже по четыре года! Если так пойдет и дальше, то примой она станет только к концу гарантии!
Тонкий оставался невозмутимым. Надменный взгляд серых глаз скользнул по лицу девятой.
— Лейстер! — он слегка тянул слова. — Я считаю, что сегодня произошел выход на новый уровень. Давай попробуем следующий элемент.
Перед ней возникла знакомая фигура в синем трико. В голове словно щелкнуло: «Учитель танцев». У учителя оказался звонкий голос. Потом она узнала, что учитель — женщина.
— Девятая! Смотри на меня.
Она вздрогнула. Учитель танцев поднялась на пуантах, шагнула вбок и пошла крутить полуобороты. Сделав пять шагов, учитель остановилась.
— Девятая, повтори!
Через пятнадцать минут ей удалось сделать тур шене по периметру зала. Сделать без ошибок, разворачиваясь на прямых ногах и не застревая в углах. Худой посмотрел на толстого.
— Теперь ты веришь мне?
Лейстер засмеялся и слегка — насколько позволял живот — поклонился.
— О да! Приношу тысячу извинений, что усомнился в вашем искусстве, — толстяк широко улыбался и чуть-чуть подтанцовывал. — Теперь я уверен, что вложил деньги не в фантазию. У меня будет супер-труппа! — он глубоко вздохнул и потер руки. — Каковы рекомендации по будущему обучению?
Худой был сдержаннее: губы тронула улыбка гения, снисходящего до простого смертного.
— Ее необходимо изолировать от остальных. Это я сделаю. А тебе нужно поскорее придумать ей уникальное название. Мозг девятой почти сформирован. Чем меньше посторонних изменений в дальнейшем, тем лучше освоение главных функций.
Лейстер посмотрел на какую-то бумажку в своей руке.
— Как там у вас? Серия Кри-сто? Тогда уж Кри-ста, — толстяк повернулся к девятой. — Теперь ты — Криста!
С этого дня (дня?) Криста помнила тренировки. Она просыпалась, ее кормили-поили и вели в зал. Еда, отдых, зал, еда, возврат в комнату, сон и опять тренировка. Пищу и одежду доставляли молчаливые люди с простыми именами: «И-двадцать-пятнадцать» или «Дэ-двадцать — семьдесят шесть». Лейстер и учитель танцев их еще называли «слуги». Даже остальных танцовщиц из ее группы звали «Тиша» — от первой до восьмой. И только ее — Криста. Больше не было никаких отличий, пока не звучала команда: «Всем повторить!». Она всегда первой выполняла без ошибок, а иногда — единственной. Это стало смыслом и главной мечтой — быть лучшей. Зачем? Вопрос оставался без ответа. Говорить на тренировке позволялось только учителю танцев.
— Если будите болтать, из вас сделают удобрения!
— Не надо думать! Двигайтесь плавнее. Все, что от вас требуется — это красота движения.
— Растягивайтесь активнее! Иначе получите травму и вас отправят в чан для удобрений!
Что такое удобрения она поняла, только когда в зал поставили кадки с растениями. Высокие стволы, зеленые листья — Кристе они сразу понравились. Танцевать стало интереснее. Листья двигались, когда мимо них проскакивали танцовщицы, шелестели в ответ что-то свое. Она не понимала их речи, ей просто было приятно. Ведь учитель запрещал говорить.
Потом их привели в другой зал. Там не было зеркал и перекладин, зато был занавес и яма за ним. Когда тяжелое бордовое полотнище впервые разошлось в стороны, Криста увидела такой бесконечный простор, что чуть не упала. Ряды кресел, позолота балконов, мерцание люстр в полумраке — все звало в полет.
Команды учителя танцев быстро вернули из полета на сцену. Началась отработка движений под шум и крики — для этого в яме стоял большой «дина-мик» — так его называла учитель. Теперь они тренировались и в темноте, и под яркими прожекторами. Часто в разноцветной одежде. Потом стали появляться различные предметы. Их называли «декорации». Танцевать стало интереснее, но балерина все чаще возвращалась к вопросу «зачем?» — она и так лучшая в труппе. Но Тиши даже не пытались задать вопрос, а ее всегда одергивали: «Молчать!» Это продолжалось долго: пока труппе не исполнилось пять лет.
В этот день случилось необычное: вместо зала труппу повели к серебристому «ав-то-бу-су». Окна салона были затонированы до черноты. Тиши по одной заходили внутрь, а толстый и тонкий стояли у дверей. Все девять слуг-балерин давно переросли Лейстера, но до его собеседника им было далеко. Криста заходила последней, поэтому услышала вопрос тонкого.
— Труппа получилась неплохая. Но чем ты думаешь удивить зрителей?
— Слуга не боится умереть, — игриво начал толстяк.
— Ты собираешься… — в голосе тонкого послышалась брезгливость.
— Нет-нет. Что ты! — возмущенно перебил Лейстер. — Но без страха смерти она сможет делать то, на что ни одна разумная не согласится.
— Верно, — тон вернулся к спокойно-отчужденному. — Однако ты должен помнить: это экспериментальная модель. Генетический код не проходил полевых испытаний. Нельзя использовать ее не по назначению. И перемещения желательно ограничить сценой и комнатой.
— Боишься, что научится думать?
— Ты знаешь, что за этим последует, — угроза, прозвучавшая в голосе, была Кристе непонятной. — Наша планета все еще под пристальным вниманием Хранителей.
Толстяк рассмеялся.
— Не бойся! Мне нужна супер-прима, а не вундеркинд. Контактировать с ней стану лично я и слуги. Ну, и еще учитель — под моим контролем.
— Тогда проблем не возникнет.
Тонкий перевел внимательный взгляд на будущую приму, и та поспешила зайти в автобус. Она не понимала, что такое смерть и почему ее боятся.
Балет «Царевна» всегда считался сложным для исполнения. Особенно финальная сцена. Она по праву рассматривалась как одна из вершин мастерства балерины. По ходу действия зрителям рассказывалась древняя история о маленьком царстве, захваченном коварным врагом. Для придания законности своей власти диктатор Цебелис собрался взять в жены дочь убитого им царя. В конце балета царевна сбегала от ненавистного жениха на вершину скалы и бросалась в пропасть.
Лейстер не поскупился на декорации, и зрители остались довольны. Три сменяющие друг дружку картины: стена крепости, возле которой танцевали главную битву, белокаменные палаты и скалы, неотличимые от настоящих — все создавало атмосферу древнего мира. Костюмы танцоров радовали глаза: блестящие медью щиты и мечи, богатая одежда вельмож, высокий плюмаж на шлеме Цебелиса и бордовый с золотом плащ, как пламя рвущийся с плеч.
Царевна белой лилией скользила по сцене. Взлетала в прыжках, сверкая стразами на юбке и лифе и замирала в поддержках, потрясая гибкостью и растяжкой.
Годы тренировок позволили Кристе не видеть зрителей: только музыка и партнеры по учебным занятиям. Она заученно улыбалась или грозно хмурилась, но внутри — пела. Костюмы менялись трижды: золотая накидка и чулки перед сражением, траурные нарукавники с бордовыми шароварами после гибели отца и серебряный наряд невесты. Только белый лиф с голубыми лентами и невесомая диадема оставались символом дочери царя.
Восемь балерин кордебалета восхищали синхронностью движений и плавностью перестроений. Их точеные фигуры заставляли мужчин хвататься за бинокли, а женщин завистливо шипеть. Выход барабанщиц в сцене сватовства всех так завел, что спор Царевны с Цебелисом танцевался под ритмичные хлопки всего зала. Пламенная игра шаровар примы и плаща злодея вызвала бурные аплодисменты и одобрительные крики «браво!».
Но где же обещанная изюминка? Для чего Лейстер потратил столько денег и времени, создавая подобных слуг? Зрители ждали ответа.
И вот погоня. Дочь царя сбежала, но ее преследует войско захватчиков. Фрейлины в синих шароварах отвлекают забавным танцем солдат. Свет гаснет, оставляя на ярко освещенном пятачке прекрасную царевну: хрупкий белый цветок на фоне мрачного камня.
Зазвучала флейта. Под печальную мелодию платформа медленно повезла опустившую голову Кристу на вершину. Неожиданно ударил барабан, и царевна гордо подняла голову — она приняла решение. Последнее в своей жизни. Громко и энергично вступили трубы, и прима начала крутить фуэте. Первые десять — одинарные, спокойные и задумчивые. Но темп музыки ускорялся, и начались связки из двух одинарных и одного двойного. А платформа поднималась все выше.
По сцене пробежали ряженые в доспехи слуги. Цебелис попытался в нескольких прыжках-шпагатах дотянуться до царевны. В движение пришел механизм сцены — захватчики стали опускаться вниз. А в результате зрителям показалось, что они поднимаются вместе с царевной.
И вот осталась только скала, на вершине которой безостановочно крутилась прима. Во все ускоряющемся темпе, с высоко поднятой «рабочей» ногой. Тройной фуэте! Музыка достигла кульминации. Криста на миг замерла в луче прожектора, вскинув руки, и рухнула во тьму.
Зал взорвался овацией.
В комнату ее сопровождал лично господин Лейстер и целых два слуги: они несли цветы. Много цветов. С этого дня в ее комнате не переводились эти восхитительные создания. Всегда разные. Распорядок остался прежним: еда, тренировка в зале, которую называли теперь репетицией, еда, тренировка на сцене, которую теперь называли выступлением, еда, сон. Но появилось нечто доселе незнакомое: крики «браво!» и жаркие аплодисменты живых зрителей. Они наполняли ее тело неописуемой энергией, и будили желание показать все, на что способна.
В танце она забывала все. Криста летела по нотам, каждой клеточкой ощущая гармонию. Взмах руки выверен до миллиметра. Арабеск невесом, а движения воздушны. Она — прима. У нее отдельная комната с кроватью. Ее всегда сопровождает минимум один слуга. Но даже не это делает ее особенной. Танец. Она чувствует каждый звук, каждую паузу.
Как же тяжело было впервые услышать диссонанс. Но потом она поняла: невозможно ценить гармонию без ее отсутствия. Высота горы впечатляет на равнине.
Хотя горы Криста встречала только на декорациях.
А потом она увидела настоящие горы. И пальмы. Не маленькие в больших горшках, а высоченные, растущие свободно. И море. «А-эро-порт», «само-лет». Новые слова, новые ощущения. Ветер, приносящий странные запахи. Это продолжалось всего несколько минут, пока молчаливые люди в черных костюмах переводили труппу в автобус. И немножко удалось разглядеть сквозь темные окна по дороге.
В этот вечер она поняла, почему ее тренировали танцевать по маленьким квадратам в темноте.
«Танец саламандры». Горящие струи вырывались из пола, то опадали до крошечных искорок, то вырастали выше человеческого роста. А между ними бушевала стихия огня. Красный топ с золотым узором и красная мини-юбка. Светлые волосы взлетают в такт движениям. Бешеный ритм и замирания в плавных переходах. Прыжки в шпагате над разгорающимся оранжевым языком и точное приземление на пуанты.
Вытягиваясь в струну, она проскакивала мимо ревущих красных столбов, чтобы тут же прогнуться назад под сходящимися в арку фонтанами сиреневых искр. А, разогнувшись, быстро проходила тур-шене, уворачиваясь от вылетающих огненных гейзеров. Криста упивалась музыкой и пламенем. Ее руки мелькали среди раскаленных языков, сливаясь с ними в безумном движении. Она знала: больше так не мог никто!
Поначалу Лейстер на репетиции пытался сделать фон из восьмерки. Но потом отказался: сцена маленькая и зал только для избранных ценителей. Прима должна быть одна.
После сна в зале появились стулья со зрителями. Потрясенными и восторженными — Криста их не замечала. Пусть на краткий миг, но она растворилась в огненном танце без остатка и выложилась так, что в комнату ее унесли прямо со сцены.
А потом она проснулась от толчка. Криста открыла глаза и осмотрелась. Комнату освещал только ночник. У ее кровати кто-то стоял — явно не слуга. Человек что-то говорил, гладил ее. Одежды на нем не было, да и пахло от него странно и неприятно. Она привыкла к запаху пота — на тренировках его хватало, но тут воняло куда хуже. Танцовщица не понимала, чего от нее хотят. Не пугалась: просто не могла взять в толк. Лицо напоминало одного зрителя, смотревшего «Танец саламандры».
«Зачем он пришел?»
Дверь в комнату распахнулась, и в комнату вошел Лейстер. Он сильно нервничал и постоянно поправлял свой халат.
— Что вы здесь забыли? — голос толстяка срывался на визг.
— О! Маэстро! — голый повернулся. — Я готов заплатить…
— Здесь не бордель! У нее никогда не было секс-партнеров.
— Я буду первым! — голый покачнулся и чуть не упал на кровать.
— У нее секс-услуги генетически заложены на уровне «три»! Это все равно, что спать с холодильником.
— Серьезно?
— Она создана для сцены и больше ни для чего! Я заплатил за это сумасшедшие деньги, а вы хотите все поломать!
— Да-а?
Тут в комнату вошли двое «ох-ран-ников», накинули на голого покрывало и аккуратно, с уговорами, вывели из комнаты. Лейстер убедился, что его собственность не пострадала и тоже вышел. А Криста заснула, как ни в чем не бывало — тройка по неизвестным секс-услугам ее совершенно не беспокоила. Она знала: в танце ей нет равных.
***
Толстый и тонкий сидели за столиком на открытой террасе ресторана у озера и любовались «Танцем лебедя». Криста двигалась нарочито медленно. Казалось, гордая птица скользит по водной глади и готовится ко сну, плавно взмахивая крыльями и изгибая шею. На самом деле она прислушивалась к беседе, раз уж выпал такой случай. С некоторых пор прима стала интересоваться разговорами: команды учителя танцев наскучили своим однообразием. Тонкий спросил:
— Лейстер! Ты понимаешь, что вода в балете хуже, чем огонь? Ее не видишь, пока не поскользнешься.
— Но это же «Русалка»! Как подводная царевна будет танцевать в огне? Это не «Снегурочка»!
— Я тебя предупредил. Вода коварна.
Подвела не скользкая вода. Из строя вышел механизм подъема, и платформа с балериной резко наклонилась. Фуэте закончилось ударом опорной ноги в пол. Боль от щиколотки прострелила насквозь все тело и ударила в голову — Криста свалилась на пол. Слезы против воли брызнули из глаз.
Она глядела на опухающую лодыжку и не понимала, что делать. Лейстер что-то кричал, командовал. А она боялась даже дотронуться. Кто-то в белом халате сделал ей укол. Боль ушла, и в голове появилась отрешенность от всего. Будто со стороны она смотрела, как ее погрузили на носилки и унесли со сцены. Потом везли в незнакомой машине. В конце всех перемещений она оказалась в белой комнате на странном столе. Несколько человек в зеленых рубашках без пуговиц склонились над ней. На лицах повязки. Еще укол. Ногу засунули под странную трубку. Потом — Криста едва это чувствовала — что-то делали с лодыжкой. Периодически прима проваливалась в забытье. В конце процедур на ноге появился белый негнущийся сапог. Ее перевезли в маленькую комнату с кроватью, и она уснула.
После сна и еды немногословный слуга принес доску с экраном — «те-ле-визор»: Лейстер распорядился показать ей, как танцуют разные театры. Она с интересом смотрела один балет за другим. Затем запись кончилась, и телевизор самостоятельно переключился на обычные трансляции. Так Криста узнала, что мир — это не только музыка, танец и зрители. Она и раньше это понимала — путешествия на самолетах и виды из окна автобуса познакомили с его кусочками, но тут... Танцовщица пыталась понять незнакомые слова, разобраться в мельтешении зданий и машин. А потом начался фильм «Моря Лисандры», и она перестала даже вслушиваться в речь диктора. Мир, где нет пола, потрясал: его обитатели парили, не боясь падений и переломов. Красота кораллов и рыб, гибкость осьминогов и крепость клешней крабов огоньками праздничной гирлянды погружали приму в бесконечную и подвижную глубину. Криста впервые спала наяву: шум прибоя успокаивал, а морской простор звал слиться с ним.
Три дня, и она опять оказалась на сцене. От травмы не осталось и следа так же, как и от телевизора. Все продолжилось по знакомой схеме. Днем. А ночью появились необычные сны. Раньше Криста видела в них только танцы, даже летала она в зале с перекладинами. Теперь для нее шумело море, ветер теребил волосы и ласкал лицо. У Кристы появилась мечта: ощутить морскую волну. Но она о ней никому не говорила. Потому что и с ней никто и никогда не говорил, кроме Лейстера. А он задавал только простые вопросы.
— Хочешь есть? Хочешь спать?
И никогда не позволял ей самой задать вопрос.
Криста привыкла к травмам. Они были редкими и заживали быстро. Телевизор, правда, больше не показывал море — только балеты. Но иногда внизу картинки появлялись буквы и цифры. Кристе нравилось узнавать, как их зовут. Довольно быстро она разобралась с числами и научилась играть, складывая их и вычитая. Все-таки учитель танцев не зря считал вслух шаги и повороты. Со словами было сложнее, но она старалась. Тем более что других развлечений не было.
Через пять лет после премьеры «Царевны» всю труппу отвезли в «ин-ститут», где их обследовали врачи. Попутно при проверке зрения она полностью выучила алфавит. Получилось это случайно: девятку балерин собрал в одной комнате человек в белом халате и начал проверять зрение. Лейстер потом назвал его стажером и долго ругался: ведь стажер принес таблицы с буквами для людей, а не с подковами для слуг. Потом пришел тонкий, по одной отвел куда-то восьмерых Тиш и привел обратно. Затем сказал Лейстеру, что это был тест на разумность, и труппа его успешно прошла — ни одна слуга-балерина не смогла запомнить буквы! Криста так и не поняла, почему тонкий для этого теста дважды брал Тишу-пять, а ее — ни разу. Наверное, спутал. Лица-то у всех одинаковые, как и костюмы. Последующие репетиции отодвинули в дальний угол памяти это происшествие. Она опять занималась любимым делом.
Танец!
В залах и под открытым небом. Перед несколькими избранными и перед тысячами зрителей. Балеты, композиции, соло… Мечта спряталась под панцирем молчания. Море всегда плескалось вдали.
На этой репетиции что-то пошло не так. Нога соскользнула с уступа, и Криста ощутила боль в привычном месте. Голеностопный сустав, растяжение. Она помнила эти названия. Три дня, и она опять среди шестерых балерин-слуг. Две с недавних пор перестали участвовать в репетициях и выступлениях. На уступе прима запнулась. Безболезненно, но все же. Отработку движения продолжили на ровном полу. Но и на следующий день ей не удался сложный переход. Нога чуть не подломилась. Лейстер, лично смотревший репетицию, немедленно отвел в комнату и запретил тренировки. Больше ее в зал с занавесом не приводили.
Она лежала на кровати в своей комнате и смотрела на расклеенные по стенам афиши балетов — картинки с заклеенными текстами: Царевна в белом, Русалочка в серебристом и многие другие. Почему-то не было Саламандры. Видимо, этот танец не нуждался в афише. Неожиданно дверь распахнулась, и тонкий буквально влетел в комнату. Следом вбежал запыхавшийся Лейстер. Криста услышала окончание его фразы:
— …никогда и не ошибалась дважды подряд!
Тонкий наклонился и схватил Кристу за вылеченную лодыжку — она даже дернуться не успела. Длинные пальцы быстро ощупали сустав и выпустили ногу. Холодный голос тонкого напомнил о сугробе в «Снегурочке».
— То, что я и ожидал: начало артроза с невротическим синдромом.
— Как же так! Ей же… Ты же…
Тонкий резко распрямился. Он буквально давил на Лейстера.
— Я обещал, что она сможет быть на пике десять лет! — длинный указательный палец чуть не проткнул грудь балетмейстера. — А ты гонял ее в полтора раза дольше. Что ты хочешь? Гарантия распространяется на служение в обычных условиях, а не экстремальных.
Толстые щеки задрожали.
— Совсем ничего нельзя сделать?
Криста впервые видела балетмейстера настолько огорченным. Тонкий заговорил спокойнее.
— Извини, Лейстер, но история с труппой слуг подошла к концу. Двоих ты уже лишился, да и публика перестала удивляться твоим постановкам, — увидев, как сдулся толстяк, он кивнул. — Тебе нужен перерыв!
— А что делать с Кристой?
Мужчины даже не посмотрели на балерину.
— Сдай мне.
— Жалко.
— Ты все-таки с ней разговаривал.
— Нет! Только команды. Я…
— Тогда продай! Могу порекомендовать одного богатенького дуралея — он любит редкости. Хотел тут заказать невесть что, но ждать семь лет не захотел.
Криста проводила мужчин удивленным взглядом. Она не могла понять, как ее будут продавать. Да так и не поняла. Ее просто посадили в очередной автобус и отвезли в новое место.
О концертных залах пришлось забыть. Теперь Криста жила в большом двухэтажном доме. Раньше ей приходилось выступать в похожих перед избранными зрителями. В доме было множество коридоров с маленькими комнатами, среди которых она боялась потеряться, и большой зал на первом этаже. Особняк прятался среди маленького парка за высоким забором. Деревья и кусты постоянно обихаживал слуга Са-два. В доме он только спал: на кровати у входной двери вместе с небольшим животным — котом. В телевизоре она видела таких — серых и полосатых. Кот, кстати, был себе на уме: близко не подходил и целыми днями пропадал в парке. А вот Кристе за неделю, что она прожила здесь, всего один раз позволили пройти по гаревым дорожкам, сопровождая владельца — Петера Оттона.
Петер был моложе Лейстера. Такой же худой, как и безымянный тонкий, но куда ниже ростом — встав на пуанты, Криста оказывалась вровень с хозяином. Лицо его отличалось бледностью и часто застывало маской грусти. Как-то Петер в длинном монологе рассказал причину. Он не ждал от балерины сочувствия — просто выговаривался перед куклой. Криста не все поняла, но слова о страшной болезни запомнила. И то, что может стать ключом к спасению — тоже. Это было необычно. Потом, лежа на кровати в крошечной комнатке, Криста впервые задумалась о смерти. Для нее это было внове. Она видела, какой страх Петер испытывал перед болезнью: он постоянно сбивался при попытке ее назвать и прихлебывал воду из стакана. Криста знала, что такое боль.
— Жалко Петера…
В темноте сверкнули два пятна. Темный силуэт бесшумно скользнул к кровати. Она вспомнила про кота.
— Сендер?
Кот запрыгнул к ней, быстро обнюхал ладонь и провел по ней подбородком. Она погладила в ответ пушистую голову, провела по теплой спинке — Сендеру это явно понравилось. Получив ласку, зверек продолжил обход дома.
«Странно, я не видела ни разу, чтобы Са-два гладил кота».
На следующий день речь хозяина стала напоминать Лейстера.
— Хочешь есть? Хочешь спать?
И еще.
— Пора на тренировку!
Команда отдавала зал на первом этаже в ее полное владение. Слуга — Дэ-семь — быстро укатывал с пылесосом, а Петер садился в углу и смотрел. Тренировка всегда проходила днем, но Кристе хотелось другого. Ей не хватало аплодисментов, криков «браво» и восторженных глаз.
Говорить она решалась лишь с котом. Редко. Когда он позволял себя гладить.
Только через тридцать пять дней после переезда в зале засияла большая люстра. Она высветила картины на высоких стенах и крепкий дубовый стол, неожиданно для гостей оказавшийся в углу. Са-два и Дэ-семь, наряженные в камзолы словно из балета «Трубадур», сновали вокруг, разнося еду и напитки.
За столом собралось пятеро: сам Петер, его ровесник Туксон, семейная пара и седой старик в безупречном белом костюме, которого почтительно называли дон Корлеус.
Криста сидела в противоположном углу и ждала команду. От стола долетали обрывки разговора, к которым она жадно прислушивалась.
— Туксон, вы слишком много пьете!
— Что вы, леди Фрея, фрукты с Корсириана исчезают куда быстрее, чем я опрокидываю рюмку.
— Ах. Я без ума от них. Спасибо, дон Корлеус, что вы решились нарушить свое затворничество и прилетели на Лисандру.
— Ну-у. Наш хозяин пообещал мне показать что-то не менее редкое, чем урожай с моей горы.
Прима напряглась и тут же услышала голос Петера:
— Не буду томить, дон Корлеус, — он повернулся к ней. — Криста, твой выход! Покажи им «Саламандру»!
В потолок не взлетали горящие струи: сейчас их заменила прима. Уставшая от одиночества, танцовщица неистовствовала, огненными всполохами проносясь по залу. Отточенными движениями она создавала настоящий пожар. Наверное, впервые она так близко подходила к зрителям, но оно того стоило. Мужчины расстегнули вороты рубашек, Фрея замерла, выронив веер, а глаза Корлеуса засверкали, как у юнца.
Музыка стихла. Танцовщица вернулась в свой угол, пытаясь отдышаться, а в зале повисла тишина. Первым опомнился молодой Туксон.
— Браво!
Он бурно захлопал в ладоши.
— Браво!
К нему присоединились остальные.
— Это… Это невероятно! — леди Фрея часто замахала веером.
Туксон повернулся к хозяину.
— Потрясающе. Я таких слуг еще не видел. Петер! Одолжишь на ночь?
Оттон замахал руками.
— Нет, Туксон! И не проси! Мне сказали, что от секса она заболеет. А мне нужна прима Гранд балета.
— Эх!
Молодой человек буквально пожирал глазами танцовщицу и огорченно качал головой. Петер обернулся к старику.
— Дон Корлеус…
Тот величаво кивнул.
— Мой мальчик, ты действительно нашел нечто уникальное. Пожалуй, я тряхну свои связи, чтобы тебе помочь.
— Спасибо, дон Корлеус.
Вечеринка продолжилась. Гости обсуждали виды на урожай редких плодов, погоду на курортах и просто смешные истории. Под конец званого ужина Криста предстала в образе Лебедя. И опять были аплодисменты, но уже не такие бурные. Все правильно — этот танец успокаивал и навевал сон.
По знаку Туксона слуга наполнил бокалы.
— За удачу!
Криста мысленно присоединилась: удача Петеру не помешает.
Гости ушли, и слуги принялись за уборку. Оттон взял бутылку со стола и, пошатываясь, направился в свой кабинет. Криста неслышно последовала за ним, поскольку давно поняла, что в доме ее некому контролировать. К тому же ранее она выяснила: выпив, Петер не замечает ее странного поведения. В кабинете хозяин уперся левой рукой в стол и минуту разглядывал монитор. По картинке Криста определила, что он проверяет почту. Она не раз тайком подглядывала, как Оттон работает на компьютере.
«Только бы сейчас не выключил!»
Словно услышав ее мысли, хозяин хлебнул из горлышка бутылки и сделал шаг к низкому креслу в углу. В таком можно было только спать. Танцовщица подхватила Петера сзади под локти и помогла дойти. Тот что-то буркнул под нос, повалился в кресло и захрапел. Бутылка упала на пол. Криста подошла и поставила ее у ножки кресла.
Сердце гулко бухало, когда она шла к компьютеру. За время, что она жила в этом доме, ей удалось научиться складывать буквы в слова. Теперь она хотела большего.
Криста склонилась над столом. Клавиатура. Мышь. Она аккуратно коснулась кнопок. Ничего не произошло. Петер успел закрыть окошко с почтой, и теперь на мониторе горела пустая страничка поисковика. Танцовщица глубоко вздохнула, как перед прыжком «па де пуассон» и набрала слово, о котором мечтала: «Море». А затем нажала на первую ссылку.
И сразу оказалась среди пальм. Чистый песок и набегающие волны — балерина задохнулась. У нее получилось! Так же, как Туксон пожирал глазами Саламандру, Криста смотрела на синее море. Прима размечталась. Вот бы Петер нашел врача, вылечился и поехал на море. С ней... Ощутить волну!
Внизу замигал рекламный баннер: "Проверь слугу!".
«Слуга?» — балерина уставилась на буквы. Она сделала что-то не так?
Табличка сменилась текстом: «Проверь слугу! Отправляясь на курорт, не забудьте проверить своего слугу. Помните! Если в сложных движениях он стал допускать ошибки, значит, приближается окончание его гарантийного срока. Это опасно для Вас и окружающих. Если слуга допустит ошибку после окончания гарантии, вся ответственность ляжет на его хозяина.
Наш калькулятор покажет вам дни, оставшиеся до окончания гарантии. Для этого введите индивидуальный код слуги. Найти его вы сможете в правой или левой подмышечной впадине. Прикажите слуге поднять руку и запишите».
Криста стащила белый топ и осмотрела свои подмышки. Там всегда было чисто! И сейчас — никаких пометок.
— Уф-ф!
Она отдышалась и вернулась к монитору. Что такое? Внизу в красной рамке появился дополнительный текст. Она продолжила чтение.
«Внимание! У продвинутых моделей, созданных для услаждения глаз и любовных утех, метки скрыты ушными раковинами. Это позволяет им больше соответствовать требованиям эстетики, но затрудняет идентификацию».
Зеркало висело рядом с креслом, где сопел Петер — пришлось встать и идти. Руки внезапно стали тяжелыми, как во время танца в доспехах, но она заставила их подняться.
В указанном месте чернел мелкий шрифт, различимый даже в свете монитора. Буквы, цифры...
— Кри-сто, — разобрала танцовщица. — Так вот почему я — Криста.
Руки тряслись, когда она списывала код на клочок бумаги. Карандаш выскальзывал и падал на пол. Она опускалась за ним, а он опять падал. На ладонь капала вода. Только всхлипнув, она поняла, что плачет. Слуга! Она такая же слуга, как Дэ-семь.
Наконец танцовщица вернулась к монитору. Деревянными пальцами ввела код в калькулятор. Сразу загорелся ответ: «КРИ100 Ж Т12А10СУ3 00015564: Контрольный Регистрационный Идентификатор 100 (Особый заказ), Ж(енский пол), Танец 12 балл., Акробатика 10 балл., Сексуальные Услуги 3 балл., (порядковый номер) 00015564. До окончания гарантии 185 дней».
— Сто?
Ноги подкосились, и прима вцепилась в стол, чтобы не упасть. Цифры расплывались перед глазами.
— Сто восемь... десять пять!
Криста судорожно вздохнула. Теперь понятно, почему она не на сцене.
— Сто восемьдесят пять дней!
А она еще переживала за Петера: «Сто восемьдесят пять дней! А что дальше?»
Перед ней разверзлась пропасть. Пропасть, над которой нужно крутить фуэте.
Судорожно размазав слезы по щекам, она нажала: «Пояснения». Кошмар продолжился.
«Слуга не понимает, что такое смерть. Его мозг создан с ограниченными функциями. Не беспокойтесь. Утилизация проводится абсолютно безболезненно. Слуга просто засыпает».
Из горла вырвался хрип.
Какие пальмы? Ее ждет чан для удобрений! Через сто восемьдесят пять дней! Как двух Тиш.
Криста помотала головой.
— Нет!!!
Она ведь другая! Она знает, что такое смерть. Может быть, рано паниковать? Если Петер ищет способ вылечиться, то и ей нужно искать!
Она нашла ссылку: «Разумность слуги: Что делать?». И прочитала очередной короткий текст.
«Неправильно функционирующий слуга — опасен. И для Вас, и для Общества. Если вы заметили, что ваш слуга проявляет излишнюю разумность, интересуется несвойственными ему функциями, немедленно сообщите в службу гарантии. Вам совершенно бесплатно заменят такого слугу на исправного».
Криста рухнула на колени: «Все!»
Если узнают о ее особенности, ей не дадут даже этих ста восьмидесяти пяти дней. Сразу вспомнился тонкий на проверке зрения.
— Он знал! — Прима не заметила, что кричит. — Он все знал! Знал, кто я, и…
В руку ткнулось что-то пушистое — Криста с ужасом обернулась. Это был кот. Потом она поняла, что храп Петера прервался. Минуту она простояла на коленях не шелохнувшись, но сопение возобновилось. Тогда Криста поднялась и судорожно стала закрывать странички. Затем отправилась в свою комнату, опустилась на кровать и притворилась спящей.
— Сто восемьдесят пять дней!
Сендер тихо лежал рядом, и это единственное, что останавливало рвущийся из души крик.
На следующий день у монитора появился бумажный календарь. Он выглядел странно, потому что состоял из множества листков, сложенных один на другой. Календарь был очень толстый. Под черной датой стояла еще одна цифра — красная. Петер сорвал верхний листок с цифрой «Четыреста». Появилась: «Триста девяносто девять».
— За это время я должен найти лекарство!
Слуга-балерина не сразу поняла, в чем дело, но занялась подсчетами и выяснила, что ее гарантия кончится на листке «Двести пятнадцать». Вскоре она возненавидела календарь. Хозяин пока держался. Каждый вечер он включал музыку и давал команду.
Криста танцевала — это было все, что ей оставалось. Но она любила танец. Только в нем она забывала о календаре. Теперь в угловом кресле частенько лежал Сендер, а несколько раз она замечала рядом с ним еще одного кота. Черный, как самая мрачная ночь, кот появлялся с первыми тактами и исчезал, едва затихала последняя нота.
А потом Криста приняла решение. Когда на календаре появится страшный листок, она станцует в последний раз, и сама вызовет службу утилизации. Последний танец должен быть безупречен! Поэтому она с полной самоотдачей тренировала любимую «Саламандру».
В этот день Петер пришел неожиданно рано. Его глаза горели, а руки мелко подрагивали. Он начал собирать какие-то вещи, потом бросил их. Вытащил из шкафа бордовые шаровары с синей рубахой и приказал Кристе их надеть. Та подумала и натянула под них костюм Салмандры. Что-то ей подсказывало — близится Последний танец. Петер же кинулся к компьютеру, достал из кармана какие-то карточки и долго вводил с них данные. Ошибался. Ругался. Бегал по комнатам. Возвращался к монитору. Наконец подошёл к ней. Дыхание хозяина сбивалось, и говорил он короткими словами.
— Все, Криста! Выходим!
Сендер ткнулся носом в ладонь и тихо мяукнул. Она едва нашла в себе силы приласкать на прощанье единственного друга.
Они ехали по ущелью. Петер сам вел машину. Нервно, неуверенно, но сам. Криста впервые оказалась так далеко от города. Было неуютно: деревья и скалы совсем не напоминали декорации.
«Другой бы наверняка стало страшно, но когда тебе остается сто тридцать два дня до конца…»
Петер остановил машину, и Криста осмотрелась. Вокруг лишь большие камни и вьющаяся между них дорога.
«Что здесь случится?»
Но оказалось, Петер просто сверился с картой, что-то шепотом перечитал и продолжил поездку, считая повороты вслух.
— Первый направо. Первый налево. Второй направо длинный. Второй налево. Третий направо. Прямо. Съезд!
Машину затрясло на колдобинах, но водитель спешил. Пропылив метров триста, он обогнул громадный камень и заглушил мотор.
— Вылезай!
Криста невозмутимо выполнила команду.
Петер нервничал все сильнее: выходя из машины, он только с третьей попытки захлопнул дверь. В правой руке белел короткий тубус.
— Иди со мной.
Он схватил ее за руку и потащил вверх к дыре, из которой когда-то и вывалился камень, скрывший машину. Спотыкаясь и скользя, они дотащились до входа в пещеру. Петер глубоко вздохнул, шагнул внутрь. В темноте загорелся сиреневый прямоугольник.
— Нашел!
Он обхватил танцовщицу за талию и потащил в сиреневое.
Яркий свет ослепил Кристу, и она зажмурилась, чудом не упав. Потом открыла глаза.
Перед ней была комната, оформленная как в балете «Царевна»: светлые стены с гобеленами и золоченое оружие. У дальней стены замерли два воина в доспехах с саблями наголо. В центре журчал фонтан в виде мраморного тритона.
Рядом с фонтаном стоял седеющий мужчина в бордовом камзоле с роскошной мантией на плечах. Над его густыми бровями залегли настоящие волны морщин, а складки у носа оказались на редкость рельефными. Петер сразу направился к нему.
— Здравствуйте, мистер Пе...
— Для вас я господин Мескалио, — в голосе мужчины чувствовалась сила настоящего правителя. — Зачем пожаловал?
— Господин Мескалио. Я слышал, у вас можно купить чудо исцеления.
— У меня много чудес. И не всем они по карману.
— Я знаю, знаю. Я нашел то, чего ни у кого нет.
— Да что ты? Рабыню с окончившейся гарантией?
Петер вздрогнул, но не отступил.
— Это прима Гранд-балета!
— Ты обокрал Лейстера? — торговец — а это был именно торговец, несмотря на замечательный маскарад, — усмехнулся.
— Все честно. Я ее купил. Лейстер решил ее заменить. Но его новая не дотягивает. Да и не дотянет. Криста уникальна. Ее создавали по специальному заказу. Ей занизили остальные виды услуг в угоду танцу.
— А ты не замедлил проверить эти виды услуг? — Мескалио откровенно смеялся над покупателем.
— Нет!
Петер покрылся красными пятнами.
— Господин Мескалио! Посмотрите, как она танцует. Такой нигде не найти!
Важный господин зевнул, прикрывая рот ладонью.
— Ну хорошо! Раз уж я тебя впустил, пусть покажет, на что способна. На кону ведь твоя жизнь.
— Да! — Петер повернулся к Кристе. Он чуть не плакал. — Криста! Прошу. Ты ведь любишь танец. Покажи ему. Покажи все, что можешь. Я ведь всегда относился к тебе хорошо.
Правая бровь Мескалио полезла вверх — он впервые видел, чтобы слугу уговаривали.
— Еще скажи, что любишь ее…
Петер затравленно обернулся.
Криста решилась: лучше принадлежать торговцу. Может, свозит ее на море перед смертью.
— Хорошо, Петер. Я постараюсь. Ради тебя и себя, — она позволила себе усмешку.
Петер с изумлением, граничащим с ужасом, отодвинулся. Криста перевела взгляд на торговца. Вместо ожидаемого удивления на лице Мескалио проступила улыбка, глаза загорелись. Он смотрел на нее, как на давно желанное сокровище.
Прима сделала первый шаг. Мелодия, зазвучавшая по команде торговца, оказалась простой. "Под такую трудно показать, на что действительно способна". Танцовщица старалась, но меньше чем через минуту Мескалио скомандовал:
— Достаточно!
Музыка стихла — Криста остановилась.
— Но она еще только начала! — возмутился Петер. — Она…
— Досмотрю без тебя!
Мескалио шевельнул рукой. К Петеру по воздуху подплыла белая сумка с красным крестом. Криста вытаращила глаза — такого она еще не видела. Мескалио поторопил Оттона.
— Вынимай панацею!
Дрожащими руками Петер достал коробку с длинным кабелем и запечатанные пакеты. Торговец хмыкнул.
— В пакетах твой костюмчик. Подключишь к прибору. Там один штекер, не ошибешься. Надевай раз в день. Загорится зеленая лампа — снимай. Дней за сто тебя вылечит.
Оттон чуть не бросился на колени.
— Спасибо… Спасибо, господин Мескалио!
Торговец вытащил из кармана два прозрачных пакетика. В каждом был синий диск. Мескалио положил их на подлетевший поднос и отправил к Петеру.
— Это сменные батарейки. Одна уже в приборе. Тебе хватило бы и двух. Но я всегда даю с запасом. Не вздумай пропить — новых не найдешь!
— Я знаю! Знаю.
Петер убрал батарейки в секретный карман, сложил покупки в сумку. Торговец довольно кивнул.
— Давай сюда свои договоры.
Петер положил на поднос белый тубус. Когда Мескалио коснулся тубуса рукой, тот развернулся двумя пачками бумаг. Торговец быстро просмотрел текст и усмехнулся.
— Надеюсь, ты себе оставил хоть что-то. Не люблю, когда поднимаются слухи о моей жадности.
— Все как оговорено.
Мескалио подписал договоры и отправил один Петеру.
— Прощай!
Петер встал.
— Это... Если узнают, что она думает…
Мескалио опять сыграл высокомерного вельможу.
— Сам молчи! Я не собираюсь задерживаться на Лисандре.
Петер быстро исчез в сиреневом свечении. Через миг Криста ощутила непонятную волну, прошедшую сквозь нее.
— Лисандра? — девушке это слово было знакомо.
— Так называется планета, на которой тебя создали, — Мескалио плавным жестом показал на центр зала. — Продолжай.
И Криста услышала вступление «Танца саламандры».
Они сидели за накрытым столиком в зале с гобеленами. На ажурных тарелках лежали разноцветные фрукты, и Криста наслаждалась незнакомыми вкусами. Сад-хар-пуд, пра-малим — Стас утверждал, что лучше на Корсириане не найти. Почему Стас? Да потому что чопорный господин после ее «Саламандры» стянул с лица резиновую маску, став молодым и веселым. Заодно представился Стасом Ровкиным. Только уверенный взгляд серых глаз остался прежним.
Стас вел себя с ней, как с обычным человеком. Шутил, восхищался танцем и слушал. Слушал невероятную историю примы: от первого фуэте до знакомства с гарантией. Это был долгий разговор — танцовщица быстро уставала говорить вслух.
— В итоге я узнала, что за владение разумным накладывают огромный штраф, — сказала Криста. — Но Петеру было за что рисковать.
— У нас за владение разумной рабыней убивают, — Стас жестко улыбнулся.
— Кто убивает?
— Ну, например, тот, кому я тебя собираюсь продать.
— Продать? — удивилась Криста.
— Я же торговец.
Разговор прервал мелодичный перелив. Сиреневый прямоугольник на двери мигнул, и в зал вошел крепкий юноша в джинсах и куртке с пушистым черным воротником. Торговец немедленно приложил к лицу маску.
— Рад видеть тебя, свет очей!
Вошедший весело хмыкнул.
— Привет, Стас!
— Привет, Поль!
Друзья обнялись.
— Давай колись, куда на этот раз влип? А то Баюн все мозги вынес: «Поспеши да поспеши»!
Воротник на шее Поля зашевелился и поднял голову — на Кристу уставился черный кот.
— Мурр!
Почесав Баюну подбородок, Поль улыбнулся и сразу стал выглядеть моложе Стаса.
— Так вот каков мой последний шанс, — прима легко улыбнулась в ответ.
Поль повернулся к танцовщице — та подняла руку и показала заушный код. Парень замер. Черты лица заострились, и на Кристу посмотрели совсем не молодые глаза. Она буквально провалилась в плескавшуюся в них тьму, но вспыхнувший в зрачках огонь вернул в комнату. Она перевела дыхание, а глаза парня стали обычными. По всему выходило, что гость, в отличие от Стаса, прятался за маской юности.
— До конца гарантии сто тридцать два дня, — тихо пояснил Ровкин.
В наступившей тишине голос Поля напомнил Кристе шелест чешуек в костюме Королевы змей:
— Я успею!
«Космо-дром». Танцовщица быстро выучила новое слово. Серые круги, шахты стартовых столов, высокие здания со множеством окон, сверкающих на солнце, легкокрылые машины и тяжелые грузовозы.
Корабли взлетали и садились в отдалении — Криста не обращала на них внимания. Она стояла на бетонной площадке и смотрела в небо. Звездолет исчез там пять минут назад, а она все смотрела, но видела только сияющие глаза ее нового владельца.
Поль справился, успел обмануть дурацкий генетический код до конца гарантии. Потом на память пришел разговор. Он случился на берегу прекраснейшего залива на далекой-далекой планете.
Лазурные волны лениво накатывали на белый песок пляжа. Ветер приносил запах тропических цветов и мягко гладил ее волосы. Поль сидел рядом с ней, а Баюн, по обыкновению дремал у него на плечах. Потом изрек:
— У этого чудика хлопот полон рот, так что на совместную жизнь не рассчитывай!
— Все то ты знаешь! — Криста провела рукой по бежевой шерстке, заставив пушистика довольно мурлыкнуть.
Поль кивнул:
— Зато у тебя будет десять лет такой жизни, о какой ты мечтала. Море, пальмы, бесконечный простор и танец. Новая планета и новые друзья. А я постараюсь найти способ тебя окончательно вылечить.
Кто-то тронул ее за руку. Она обернулась. Это был Глеб — тот самый друг, которого обещал Поль. Молодой парень с лейтенантскими погонами на плечах виновато улыбнулся.
— Криста, пойдемте, — но всем видом парень показывал, что готов ждать бесконечно. — Он улетел.
— Но обещал вернуться… — грустная улыбка скользнула по губам. — Спасибо, Глеб.
— За что?
— За то, что вы сейчас со мной, — она наконец-то посмотрела парню в глаза. Очень, кстати, симпатичному парню. — Я попрощалась с тем, кто подарил мне жизнь.
— Я знаю. А вы подарите всем Танец.
— Да! — Криста улыбнулась уже весело и беззаботно. — Я подарю Танец!
