Восток-дело тонкое, или Старики-разбойники
Восток — дело тонкое. А Владимиру Николаевичу всегда нравилась притягательная древняя восточная культура. Да, вот это самая с запахом пряностей, неспешностью вельмож, перемещающихся на слонах или в палантинах (на самом деле паланкинах, но Владимир Николаевич всегда путал эти два слова). Впрочем, может на слонах они особо не ездили, но Владимир Николаевич никогда не интересовался исторической подоплекой своих фантазий и мечтаний.
Он порой представлял, как по узкой асфальтированной дорожке во дворе между пятиэтажками важно идет большой серый слон. Ступает аккуратно, чтобы не испортить асфальт. Низкие ветви берез шуршат листьями по его ушам. А он их будто не замечает. Идет, переваливается. Размеренно, словно маятник.
А на его широкой шершавой спине сидит Владимир Николаевич. Нет, не на голой спине, конечно. Там или разноцветный восточный ковер или такая кабинка-беседка. Знаете, как в индийский фильмах? С легкими, воздушными, словно паутина занавесками, круглыми расписными щитами по бокам. Или щиты на драккарах? Собственно, не так важно, ведь это был особенный слон, а значит вполне могут быть и щиты.
Внутри этой самой беседки на спине шагающего мимо хрущевок слона сидит Владимир Николаевич. Конечно же в чалме и со скрещенными по-турецки ногами. Пьет из цветастого блюдечка терпкий черный чай с привкусом корицы, куркумы и еще десятка пряностей. Пьет и чинно так смотрит по сторонам.
Вокруг толпится народ, люди выглядывают в окна, выбегают на балконы. Все машут руками, кричат что-то, улыбаются. А Владимир Николаевич кивает им в ответ и иногда с присущим падишахам достоинством машет рукой. Когда кто-то оказывается совсем рядом, слон поднимает хобот и трубит, как духовой оркестр, точно такой, что по воскресеньям играет в центральном парке культуры имени отдыха.
Когда слон величественно трубит, в домах дрожат стекла, а зазевавшиеся пешеходы быстро отходят в сторону, уступая дорогу. Вдруг, впереди показался местный участковый. Идет такой прямиком к Владимиру Николаевичу. Хмурится, а рыжие тараканьи усища так и ходят из стороны в сторону.
Тут уж Владимиру Николаевичу стало как-то и не до шуток. Техпаспорт на слона уже год как просрочен, а выхлоп нормам явно не соответствует. Того и гляди права отнимут, а слона на штрафстоянку отправят. Оно ведь как — визирь ты, халиф или даже падишах, но перед нашим участковым — ты обычный гражданин.
Разнервничался Владимир Николаевич. Даже блюдо с пахлавой в сторону отставил, а руки по старой привычке о шелковые шаровары вытер. Приятные такие шаровары, пальцы по ним так и скользят, как по маслу. Даже ноги Владимир Николаевич раскрестил, да в мягкие туфли с загнутыми носами обул. А участковый еще пуще прежнего хмурится и идет не сбавляя широкого шага. Слон остановился, как в копанный, да мотнул ушами так, что Владимира Николаевича обдало прохладным ветром. Вот вроде животное, пусть и самое большое на суше, а власть тоже уважает.
— Что же это вы делаете гражданин-товарищ? — пробасил участковый, замерев аккурат перед слоном. Владимир Николаевич даже приподнялся, чтобы разглядеть его получше.
— Вы где это понимаете собаку выгуливаете? — распекал участковый прохожего в больших несуразных очках и с маленькой собачонкой на коротком поводке. — Вот поглядите, это ведь вам не там. Тут часть проезжая. Ваша не побоюсь этого слова — собака, пущай и маленькая, но дела прям большие сделала. Да прямиком на государственную дорогу. Гражданин вон не местный, понимаете ли, на слоне едет, а тут такое. Это так недалеко и в международный конфуз вляпаться. А нам потом разбирайся, да заграничных послов успокаивай. Не дело гражданин, совсем не дело.
Владимиру Николаевичу сразу полегчало, отлегло от сердца, словно валокордину принял. Да и слон разом повеселел и в качестве жеста доброй воли, видимо пытаясь сказать, что не держит зла ни на гражданина в очках, ни на его маленькую собаку и её большие асфальтовые дела; взял, да и протрубил этому прохожему свое приветствие над самым ухом.
— Ту-ду! — трубит слон.
— А-а-а, — кричит прохожий.
— В условиях неоднозначной международной ситуации… — продолжает политпросвет участковый.
И только Владимир Николаевич молчит и улыбается. Он снова скрестил ноги, поправил шелковые шаровары и подлил из кувшина с высоким горлышком горячего чаю в расписное блюдце. Слон снова мерно зашагал, а участковый даже взял под козырек, когда он проходил мимо. Владимир Николаевич в долгу не остался и с достоинством повел рукой в приветствии. А после продолжил свое размеренное путешествие под радостные окрики снующих повсюду мальчишек и улыбки прохожих.
Эх, хорошо иметь такого большого серого слона с шершавой кожей. Взаправду, на самом деле. Да еще чтобы участковый честь отдавал, когда мимо проезжаешь. А прохожие улыбались и расступались. Вот только слона у Владимира Николаевича совсем не было.
Были подагра, радикулит, небольшая, но приятная пенсия, сын с внуками в далекой столице, томик Хармса на прикроватной тумбочке и диск группы «Палево» в магнитофоне. Владимир Николаевич любил по вечерам распахнуть настежь окна, чтобы послушать соловья, а после песню про шаровары с бархатными помпонами, да золотыми драконами на пуговицах.
Но до вечера было еще добрых три часа и Владимир Николаевич ходил из комнаты в комнату, лишь временами останавливаясь и прислушиваясь к шагам в подъезде. Не в силах ждать просто так, он отправился на кухню заваривать чай по-восточному.
Когда вам доведется когда-нибудь оказаться в гостях у Владимира Николаевича, то вы можете столкнуться с весьма пренеприятной дилеммой. Если не отведать его фирменный напиток, на составление которого и правильную заварку он тратил не менее получаса, то можно очень сильно обидеть хозяина, пренебречь его стараниями.
Но пить эту дикую смесь чая и приправ, казалось сущим мучением и грозило полным уничтожением способности воспринимать вкус как минимум на сутки. Поэтому поступайте, как все его мудрые друзья — делайте все что угодно, чтобы избежать восточного чаепития.
Когда Владимир Николаевич решил для эксперимента добавить в заварку к куркуме, имбирю и кардамону еще и хмели-сунели, раздался резкий звонок в дверь.
— Уже бегу! — выкрикнул он, но не двинулся с места пока не завершил подбирать на глазок нужное количество приправы.
Звонок раздался во второй и в третий раз, и только тогда Владимир Николаевич вышел в коридор, чтобы открыть дверь.
На пороге стоял улыбающийся, словно дошедший до светлого будущего рабочий со старого плаката, Степан Ильич — старинный друг, надежный товарищ и прямая противоположность Владимира Николаевича.
Степан Ильич никогда не интересовался культурой Востока. Ни Ближнего, ни Дальнего, ни того, что затерялся где-то посередине. Падишах ему казался каким-то шахматным термином, вдобавок он всегда путал халву и пахлаву, что, впрочем, не мешало ему с удовольствием поедать ту и другую.
Явно чувствуя ответственность за свое революционное отчество, он носил кепку (как и положено в руке), заодно большую начищенную до зеркального блеска лысину (по самому центру головы). Степан Ильич любил прекрасных дам, дорогие машины, хороший алкоголь и собак. Впрочем, из всего этого у него был только пёс Шарик.
— Ножницы по металлу, ножовка и кило моркови? — уточнил с порога Владимир Николаевич.
— Все в полном ажуре, — кивнул Степан Ильич и похлопал широкой ладонью по объемной спортивной сумке.
— Ладно, пойдем еще раз все обсудим, только тс-с-с.
Владимир Николаевич огляделся по сторонам, будто в коридорчике мог спрятаться шпион, или у стен, вдруг, и впрямь выросли уши. За свою длинную жизнь он, относившийся с юмором к конспирологическим теория, уяснил важное правило — отсутствие паранойи не означает, что за тобой не следят.
Пройдя в большую комнату, Владимир Николаевич отпер ключом ящик в комоде. Словно великую ценность из запасников национального музея, он извлек оттуда свернутый в рулон лист ватмана. Прежде, чем развернуть его на столе, Владимир Николаевич зашторил окна и включил магнитофон почти на всю громкость.
Под задорный припев о шароварах Вячеслава, хозяин квартиры раскрыл ватман, закрепив его по углам инструментом, что принес Степан Ильич и пакетом морковки. По центру листа на старательно вычерченный прямоугольник он водрузил фарфоровую статуэтку слона со сломанным бивнем.
— Картошки нет, заменим пуговицами, — почти на самое ухо прокричал Владимир Николаевич и расставил под надписями на плане-карте (цирк-шапито, фургоны, артисты, охрана, группа освобождения и прочими) затейливые кругляшки, овалы и даже квадраты пуговиц. Одни блестели металлическими гербами в свете люстры, другие привлекали внимание иероглифами и арабской вязью; перламутровые, шелковые, костяные и пластиковые — этой коллекцией Владимир Николаевич гордился. Правда, чаще всего в одиночестве, поскольку его увлечение никто не разделял.
Жена предлагала пуговицы пришить куда-нибудь, «чтобы без дела не валялись и так места мало». Но Владимир Николаевич заявлял, что он филобутонист и не позволит совершиться такому варварству.
Какой-какой, ядрена вошь, онист? — недоуменно спросил Степан Ильич, когда друг ему впервые рассказал, как называется коллекционер пуговиц. — Ты это того этого, поаккуратнее, не называй лишний раз что ли… не поймут у нас такого.
В общем, друзья так и не запомнили, как называется редкое увлечение Владимира Николаевича, но по возможности привозили ему новые экземпляры из дальних поездок.
При этом больше всех гордился своей помощью Степан Ильич, который раньше возил грузы на фуре и искатал пол-Европы. Лет пятнадцать назад, после рейса во Францию, он подарил другу круглую блестящую пуговицу с мундира жандарма. Откуда она у него взялась и почему с остатками ниток Степан Ильич толком так и не рассказал, каждый раз ограничиваясь фразой про дружбу народов. О каких народах шла речь, он тоже не уточнял.
Музыка из магнитофона играла так громко, что заглушила бы любую современную прослушку, не исключая назойливую соседку Галину, работающую в соседнем продуктовом.
Металлические квадратные китайские пуговицы были охранниками. Они почти не передвигались по карте, лишь изредка перемещались между постом, уличным буфетом и туалетами. Овальные костяшки обозначали животных, которых периодически выводили из фургонов, чтобы завести в шатер, а после вернуть обратно. Россыпь мелких разномастных кругляшков и овалов стала зрителями, чьи перемещения тоже оказались весьма предсказуемыми.
Плоская бархатная пуговица с костюма индийского сановника вместе с металлической кругляшкой жандарма, изображавшие друзей, появлялись на плане ближе ко второй части циркового вечера. Они проникали на импровизированную парковку, убрав часть секции решетчатого забора. Потом пропускали треугольные пуговицы фокусников, шедших на свой номер из трейлера, и пробирались к фургону со слоном.
Причем же здесь слон? Когда в городок приехал цирк и развернул шатер на большом поле возле автомобильной развязки, об этом узнали все. Тем более что разноцветные красно-желтые афиши радостно завлекали на арену с каждого угла. Увидев на них грустные глаза слона, да еще понаблюдав за ним, покрытым шрамами, на выступлении, Владимир Николаевич задался благородной целью освобождения животного. Контролирующие службы оказались бессильны — документы у циркачей в полном порядке, участковый только пошевелил густыми рыжими усами и пожал плечами.
За свои годы Владимир Николаевич натерпелся столько несправедливости, что сейчас вдруг решил с ней бороться. К тому же, в тайне, порой даже от самого себя, он мечтал, что его пригласит в гости раджа (ну или кто там нынче вместо них), напоит настоящим индийским чаем, угостит сладостями и даст прокатиться на слоне. Так чтобы в кабинке, с чалмой на голове и туфлями с загнутыми носами. А заодно и шелковые шаровары подарит, можно даже без вышитых драконов.
— … куда ты его денешь? — завершил свою пламенную речь Степан Ильич, когда впервые узнал о намерении друга. Первая часть монолога кроме соединительных союзов носила яркую эмоциональную окраску, а заодно раскрывала всю полноту филологической подготовки оратора, находившего множество синонимов и нетривиальных конструкций их сочетания.
— Полетит в Индию, — кортко ответил Владимир Николаевич.
— А что, наши слоны уже летают?
— Значится летают… карточный долг дело такое.
К удивлению Степана Ильича, другу удалось договориться с полковником, выделившим для перелета до Астрахани грузовой борт.
Переместив пуговицы по листу ватмана в финальный раз, друзья кивнули друг другу, выключили магнитофон и подожгли план. Вообще-то, Владимир Николаевич хотел его просто разорвать, но Степан Ильич настоял, что в случае чего — это улика.
Ватман, утрамбованный в кастрюлю, не разгорался, поэтому хозяин квартиры плеснул старой жидкости для розжига…
И тут началось. Пламя вырвалось из кастрюли сантиметров на сорок вверх, опалив густые брови Владимира Николаевича. От неожиданности тот выронил кастрюли, из которой горячая бумага тут же выпала на скатерть. А вот она загорелась почти сразу, так же, как и занавески.
С криком «гори сарай — гори и хата» Степан Ильич, натянув на руки перчатки-прихватки, сорвал занавески и вместе с горящей скатертью выкинул их в окно. Далеко этот огненный шар не улетел, упав прямиком на соседский балкон.
Надо сказать, что это был первый раз, когда Владимир Николаевич порадовался, что живет на последнем этаже и у него по каким-то странным задумкам или склерозу архитекторов, нет балкона. Прямиком из окна удалось затушить бушующее внизу пламя. Друзья решили поскорее приступить к спасению слона, пока сосед не вернулся с работы, и не пришлось бы спасать уже их.
— Восток дело тонкое, — произнес Владимир Николаевич кодовую фразу для старта операции, когда они добрались на фуре до места. И…
***
— Держите-на. Оно не положено, но я ж вроде человек-на, — протянул через прутья решетки две грязно-белые кружки с дымящимся черным чаем сержант Новгородцев.
— Эх, не индийский, не со слоном, — вздохнул Владимир Николаевич, осторожно отхлебнув.
— Тьфу на тебя, ешкин кот, и на слона твоего, — чуть не поперхнулся Степан Ильич.
— Да кто ж знал, что застрянет.
— Инструкцию сперва нашел бы. А то суешь ему эту морковку, а он ни только садится зараза и ноги передние поднимает.
— Цирковой же…
— Не, это мы с тобой клоуны, ядрен батон.
Когда Новгородцев в очередной раз рассмеялся на все отделение, смотря в телефоне видео с их приключениями, Владимир Николаевич покраснел от стыда.
— Не… ух… кто ж так… ох…, — не мог он связать и пары слов, заходясь от смеха. — Как лихо…ух!
Такого позора Владимир Николаевич не испытывал со времен пионерского детства, когда его отчитали перед всем отрядом за спасение ежиков. Точнее за то, что выпустил из живого уголка всех животных на волю.
— Ладно в дудку еще дули, я эт понимаю-на, но кто ж его придумал скипидаром-то под хвост-на? — подошел к сидящим за решеткой друзьям Новгородцев, чтобы наконец показать им ролик.
— А я говорил, что надо этому Эйзенштейну — Крузенштерну, ешкин кот, сразу уши накрутить.
— Эйзенштейн режиссер, а не оператор, — неожиданно поправил его Новгородцев, — Чего так глядите-на? Я ведь когда-то по его-на стопам-на пойти хотел. Но режиссеров-на стране и так хватает, а порядку маловато…
На последних словах Новгородцев как-то посерьезнел, замер на секунду, а после снова ухмыльнулся и включил видео.
Должно быть прохожий с камерой заметил друзей гораздо раньше, чем они его. До фуры было еще добрых тридцать метров, и приятели вели слегка удивленного, но спокойного слона. Но тут его высветили фары, отъезжающей с парковки машины и он встал как вкопанный. Ни подзывы морковкой, ни посредственная игра на флейте, ни попытки столкнуть с места эффекта не дали. Слон сломался.
И вот тут-то Степан Ильич вспомнил про коней и скипидар, бутыль с которым валялась в фуре. Надо сказать, что Степан Ильич знал, что не стоит стоять позади лошади, чтобы не ударила. Поэтому для операции «Ешкин кот, скипидара ему под хвост» он заодно притащил из фуры стремянку и забрался на слона спиной к голове. Наклонившись, он накинул тряпку, смоченную скипидаром на швабру, и дотянулся до хвоста…
Слон сначала недоуменно вращал головой, но тут глаза у него округлились и стали похожи на два блюда для огромной сочной дыни. Он вскинул хобот и затрубил. Вся конспирация пошла насмарку. Впрочем, слон пошел. Точнее побежал.
Все бы ничего, но с диким «Ту-ду-ду» он понесся не к фуре, а к цирку, словно в кавалерийскую атаку на стан врага. Вторя боевому кличу слона, орал Степан Ильич, пытавшийся одной рукой удержаться на животном, а второй размахивал шваброй во все стороны, стараясь привлечь внимание.
Казалось, что Степан Ильич машет шашкой и подобно бравому комдиву несется в атаку. И ладно, что задом наперед, зато эпично. Только представьте, если бы Чапаев, покрутив ус, махнул бы шашкой, вскочил бы на слона, да вперед, с криком «Ура!» увлекал бы за собой эскадрон в атаку. Никакой пулеметчик не устоял бы, не говоря о кавалерии и здравом рассудке противников.
В общем, сцена под яркими лучами луны, вышла достойной эпических баталий. Совершив с десяток оборотов вокруг шапито, слон замер и рванул с диким «Ту-ду» в сторону речушку, что текла неподалеку.
Как вытаскивали успокоившегося слона из реки друзья уже не видели. Мокрый до нитки Степан Ильич вместе с задумчивым Виктором Николаевичем тряслись в полицейском бобике по дороге, с которой по весне сошел асфальт вместе со льдом.
***
Друзей отпустили на следующее утро. Циркачи мало того, что обвинений не выдвинули, так написали объяснительную, что ночная выходка была репетицией нового циркового шоу «Кавалергардов век». Почему-то именно так, без продолжения.
Правда, видео разошлось по сети и вскоре выяснилось, что слон содержался у циркачей незаконно. Ролик посмотрели за границей и слона приютил у себя индийский миллионер, а вместе с этим потомок раджи (во всяком случае так утверждала его родословная, несмотря на цвет кожи, форму носа и весьма близкую нашему слуху фамилию).
Надо сказать, что друзей в Индии сочли за героев, спасших животное из плена. Тем более про скипидар никто так толком и не узнал. Потомок раджи часто приглашал их в гости, а Степан Ильич даже остался у него навсегда, ведь там у него появился доступ ко всему, что он так любил. Конечно, Шарика он забрал с собой.
Мечта Владимира Николаевича тоже сбылась. Потомок раджи спонсировал фильм и отдал спасителю слонов роль падишаха. Режиссер сперва сопротивлялся и говорил, что загнутые туфли не исторично, а пахлава и прочие восточные сладости — это скорее про Персию, не говоря уже о круглых щитах. Но спонсор напомнил о том, что это ведь Болливуд и режиссер махнул рукой.
Слон переваливался с ноги на ногу и чинно шел по улицам города, а сверху в беседке сидел Владимир Николаевич в чалме. Он пил индийский чай с пряностями из блюдца (подливая его из самовара, ну не термос же тащить туда, в конце концов), а на ногах блестели шелковые туфли с загнутыми носами, вокруг ломились подносы от сочной свежей турецкой пахлавы, ароматной воздушной халвы, вязкого рахат-лукума и сладких козинаков.
На память о съемках потомок раджи Вахинак Тагор-ян подарил Владимиру Николаевичу шаровары из синего шёлка, с начёсом, с бархатными помпонами, да с золотыми драконами на пуговицах. И ничего страшного, что сделаны в Китае, главное, что подарены с душой.
А Владимир Николаевич вручил потомку раджи коллекцию пуговиц. Ведь всегда приятно подарить самое ценное тому, кто исполнил твою мечту. Что подумал миллионер о ценности обувной коробки Ленвест, заполненной до самой крышкой пуговицами, никто так и не узнал, но он вежливо улыбнулся, принимая дар. Восток — дело тонкое.
А слон? Все хорошо. Он был счастлив. Жил в комфорте, с уходом и регулярной едой. Слон порой еще садился и поднимал вверх передние ноги, когда ел морковку, но только ради собственного удовольствия, а может чувства превосходства, потому что остальные слоны в заповеднике так не умели. Да и знакомая слониха была от этого в восторге.