Счастьетвор

-Карина, я дома!— стук входной двери оповестил дочь о моем присутствии. Из ее комнаты не донеслось ни звука, никто не выбежал мне на встречу и не повис с радостным визгом на шее. Впрочем, я к этому уже привык. Тяжело вздохнув, переобувшись и занеся покупки на кухню, я заглянул в комнату дочери. Карина, развалившись в кресле-мешке, со скоростью пулемета что-то печатала на клавиатуре нового ноутбука, подаренного на четырнадцатилетие. На голове привычно устроились наушники с кошачьими ушками наверху — понятно, почему в квартире так тихо. Я постучал по косяку двери. Ноль внимания. Но стоило мне переступить порог комнаты, как дочь моментально среагировала на движение, резко повернув голову в мою сторону, при этом «хвостики», осветленные и покрашенные «а-ля Харли Квин», хлестнули ее по лицу. Я поспешно отступил назад — Карина не любила, когда кто-то посягал на ее личное пространство. Смерив меня хмурым взглядом, она соизволила снять наушники и буркнула:

-Привет. — Могла бы встречать отца и повежливее, я нечасто прихожу домой так рано. Однако я, подавая хороший пример ребенку, широко улыбнулся и спросил, попутно перемещаясь на кухню:

-Ну как ты тут, солнышко?

-Нормально,— был ответ.

-Что нового в школе?

-Ничего. Сказали оценки за проверочную по алгебре.

-И что? Пять?

Карина пробурчала нечто нечленораздельное, а потом уже громче сказала:

-Тройка…— Я аж остановился посреди кухни с пакетом молока в руке.

-Как — тройка? Опять? Мы же с тобой недавно повторяли эту тему! Решили несколько тренировочных вариантов, повторили все правила решения систем уравнений! Ты же мне дома все правильно отвечала! И опять тройка?!— я всплеснул руками, чуть не выронив при этом молоко. Ну как так?! Все же дома решали, повторяли, смотрели видеоурок, и в результате — тройка! И это в конце четверти! Что ж такое с этой математикой? И, главное, Карина — умная девочка. Но в последние два месяца будто с цепи сорвалась. В школе — сплошные тройки, рисование и фигурное катание забросила, домашние обязанности не выполняет… Я понимаю, с чем это связано, да и психолог сказал, что все дети переживают горе по-разному. Но два месяца — это, пожалуй, уже перебор.

Карина, как всегда в таких случаях набычилась и встала в позу:

-Не «опять», а снова! И вообще, математичка наша — чокнутая! Дала проверочную перед самыми каникулами! К тому же, она меня ненавидит, поэтому и оценки занижает. Да еще и орет, что, дескать, эту тему даже первоклассник выучил бы. Истеричка.

-Не говори так об учителе! Карина, это просто невежливо.

-Она-то меня не слышит,— резонно возразила дочка.— И хватит меня так называть. Я же говорила, что теперь я — Рина!

-Отлично, значит, на днях пойдем и поменяем тебе имя в паспорте. Можешь называться хоть Селестиной, хоть Галадриэль, но оценку тебе нужно будет исправить. Пообещай, что завтра подойдешь к Анастасии Викторовне и попросишь переписать работу.

-Ну па-ап… Плюнь ты на эту алгебру. До конца учебного года еще семь месяцев, успею исправить.

-Нет. И воспитанные девочки не плюются, сколько раз повторять. Карина, ты пойми, ты же не для меня учишься, а для себя. («Началось»,— закатила глаза девочка, но я это проигнорировал). Тебе же потом нужно будет в институт поступать, получать профессию. Как ты без хорошей учебы добьешься в жизни хоть чего-нибудь? Без образования сейчас никуда! Сама же будешь потом локти кусать, что вовремя не получила нужных знаний, а будет уже поздно. Так что завтра же перепиши работу. Хорошо?

-Ладно…— Карина с мрачным видом вышла из кухни. Секундой позже гулко захлопнулась дверь ее комнаты. В квартире снова воцарилась тишина. Я вздохнул и занялся приготовлением ужина. Очередная ссора, одна из многих и многих. За два месяца мы с Кариной, кажется, успели поссориться столько, сколько не ссорились последние четырнадцать лет. И ни одного примирения за это время не произошло. Скорее, воинственное затишье. Постоянная боевая готовность. Психолог советовал дать девочке успокоиться, привыкнуть к новому положению вещей, осознать, что из двух родителей у нее теперь есть только один.

-Все пройдет, пройдет и это, — словами царя Соломона говорил мне Павел Николаевич.— Девочка должна успокоиться, прийти в себя. Такой удар, сами понимаете…Да еще и возраст такой, сами понимаете. Я ей пропишу специальный чай, разнотравье, очень успокаивает нервы. Будете устраивать совместные вечерние чаепития. Поддержка взрослого очень важна для ребенка в этот момент, сами понимаете. — На этих словах Павел Николаевич обычно поднимал указательный палец, будто желая пронзить им потолок. Я послушно последовал его рецепту и купил целебный чай. Только Карина отказалась от совместных чаепитий. Она вообще старалась общаться со мной как можно реже.

На следующее утро Карина встала в привычном мрачном настроении. Прошлепала босыми ногами по кафельному полу, бухнулась на стул и подперла всклокоченную голову рукой. Мрачно уставилась в никуда. Я аккуратно поставил перед дочкой пышущую жаром яичницу.

-А вилку?— недовольно спросила Карина. Я молча положил перед ней столовый прибор. Могла бы и сама взять.

-Соли мало,— последовала еще одна придирка. Тут уж я не выдержал:

-Значит, подойди к полке, возьми солонку и сама посоли. Я готовил как обычно. И, между прочим, четырнадцатилетняя девочка в состоянии встать утром пораньше на пятнадцать минут и приготовить устающему на работе отцу и себе яичницу на завтрак.

-Я тоже в школе устаю, — с набитым ртом возразила Карина.— И мне нужно высыпаться, у меня растущий молодой организм.

С этими словами она снова уткнулась в тарелку. Я по привычке ел прямо из старой, чуть помятой сковороды. Дочь закончила завтрак, оставила грязную тарелку на столе и потопала в ванную.

-Тарелку-то помой!— крикнул я ей вслед.

-Твоя очередь,— был ответ.

Я уже и не помню, когда была не моя очередь. Из ванной послышалось бульканье. Дождавшись перерыва между «бульками», я сказал, не рассчитывая на ответ:

-Ты не забыла, что нужно подойти к Анастасии Викторовне?— как ни странно, мне ответили.

-Да подойду я, чего пристал?

-Та-ак…— я аж опешил от такого.— С каких это пор мы стали так относиться к взрослым? Извинись немедленно!

-О-ох…Ладно, извини, извини. Ты можешь, наконец, перестать меня постоянно контролить? Я сама знаю, что мне надо делать.

-Поэтому ты постоянно получаешь тройки, да? Разумеется, ты все сама прекрасно знаешь. Только оценками что-то не блещешь, хотя, по-моему, уже давно пора взяться за ум! Сидим с одной темой целый вечер, на утро в голове — хоть шаром покати! Что ж с тобой такое?

Знаю, мне, наверное, не стоило заводиться с утра пораньше, надо было быть терпеливее, мягче (слова добрейшего Павла Николаевича). Но…попробовал бы кто-нибудь терпеть постоянное хамство со стороны любимой дочурки на протяжении двух месяцев! Смог бы этот «кто-то» быть терпеливым, ласковым и все время светиться улыбкой всепрощения? Вот-вот. И я себя не оправдываю, нет. Самому тошно, что накричал, но ведь за дело, правда? И потом, со стороны Карины хотелось бы чувствовать хоть какую-нибудь отдачу, хоть намек, что усилия не напрасны. А она будто специально. Закрывается в себе и сидит с похоронным лицом. И как до нее достучаться? Кто бы мне подсказал…

-О боже, как ты меня достал своими нравоучениями! Просто прекрати меня пилить, и все!— с этими словами Карина, уже выходящая из комнаты, одетая, умытая, собранная, пронеслась по коридору и хлопнула входной дверью. В квартире воцарилась тишина. Я тяжело вздохнул, помыл посуду и отправился на работу.

***

Родной НИИ встретил меня приветливо распахнутой дверью, которую, видимо, снова заклинило. Пройдя по сумрачному коридору, я очутился в своем кабинете-лаборатории. Аглая уже крутилась у стола с пробирками, что-то весело напевая. Заметив меня, девушка весело помахала рукой и обратила свое пристальное внимание на наших подопытных — белых мышей, завозимых оптом из ближайшего зоомагазина.

-Как себя чувствуют наши подопечные?— я уже переоделся в белый медицинский халат.

-Пока все хорошо. Костя, представляешь, Орландо покусал Джонни. А ведь вчера еще все хорошо было. Думаю, нужно чуть увеличить дозу. Два миллиграмма, хватит, я думаю?

-Должно хватить. Когда уже прекратится твоя одержимость «Пиратами»? Почему нельзя называть мышей просто по порядковому номеру?

-Фи. Это скучно. И обращение по номерам будет принижать достоинство мышей. У них понизится самооценка, и весь эксперимент пойдет насмарку.

-Организуй Общество защиты лабораторных мышей,— предложил я, усаживаясь за компьютер. Первым делом — проверить мышиную ЭЭГ. Та-ак… Все хорошо, показатели стабильны. Если дело пойдет так же хорошо и настроение мышей не ухудшится, то можно будет бежать в патентное бюро. Осталось еще немного подождать, удостовериться в закрепленном эффекте и провести несколько дополнительных проверок. Я сделал инъекцию Орландо — ежедневная процедура, которая обычно заканчивалась для меня парой порванных перчаток и царапинами на руках. Однако, к моему несказанному удивлению и радости, сегодня крысеныш вел себя вполне прилично. Он спокойно сидел у меня на руках и ни разу не пикнул во время болезненной процедуры. Дальше день пошел как обычно, ничего экстраординарного не происходило, за исключением стабильного улучшения настроения мышей. Это вселяло надежду на успех эксперимента.

Наконец, рабочий день закончился. Мы с Аглаей стали выключать аппаратуру и упаковывать пробирки, шприцы и мышиный корм. На выходе из лаборатории Аглая остановилась, чтобы еще раз полюбоваться на наших подопечных.

-Посмотри, как мило они спят. Знаешь, мне кажется, что Джонни даже улыбается во сне! Если все пойдет хорошо, то скоро мыши будут прыгать от счастья! А представь, скольким людям поможет этот препарат!.. Хорошее настроение будут прописывать в аптеках как лекарство от всех болезней!

-Ты же знаешь, пока ставить эксперименты над людьми нельзя. Для начала нужно закрепить положительный эффект у мышей.

-Вот тебе бы точно не помешала доза хорошего настроения,— с этими словами Аглая выпорхнула за дверь. Я же замешкался на пороге. Окинул взглядом лабораторию с опустевшими столами, клетку со спящими мышами, шкаф с последним образцом…

***

-Карина, я дома! — стук входной двери оповестил дочь о моем приходе. Как обычно, из комнаты Карины не донеслось ни звука. Ну, ничего, сегодняшний ужин наверняка ее оживит. Карина выползла из комнаты, когда я уже раскладывал приборы. С каменным выражением лица она прошествовала к столу и плюхнулась на свое место. Подозрительно покосилась на покупной пирог с вишней — ее любимый.

-По какому поводу праздник? До моего дня рождения еще далеко.

-Это аванс. На хорошее окончание четверти.

-Ты уверен, что оно будет хорошим? — дочь саркастически подняла бровь.— Помнится, кто-то еще утром выносил мне мозг по поводу оценок. Кстати, проверочную я переписала.

-Вот и молодец. И это было так сложно — просто подойти и попросить…— я успел вовремя прикусить язык. Еще немного, и боюсь, ужин примирения превратился бы в очередной спор.

-Ты ешь, ешь,— я поспешил сменить тему.— Котлеты как ты любишь, только соус другой.

-Ммм… Вкушно!— пробубнила Карина с набитым ртом. Еще бы.— Ты туда чеснок добавил?

-Да, чеснок, и не только его…

Я терпеливо дождался, пока Карина доест. К слову, ждать мне пришлось совсем недолго — тарелка опустела буквально за пять минут. Только когда дочь поставила тарелку в раковину, я решился приступить к цели этого ужина.

-Карина…— начал я довольно нерешительно. Весь заготовленный текст выдуло из головы.— Я хотел с тобой поговорить… О последних двух месяцах.

-Я знаю, пап,— внезапно перебила меня девочка.— Я тоже хотела тебе сказать…кое-что. Я… В общем, последнее время я вела себя… не очень хорошо. Ладно, вела себя очень плохо. Но… это из-за мамы, вернее, из-за того, что… Просто ты все время работаешь, а я тебя почти не вижу, и такое ощущение, что тебе наплевать на это. То есть, извини, все равно. И, честно скажу, я на вас злилась. На тебя, потому что ты весь в своих опытах, на маму, потому что она умерла… И я…хотела попросить прощения. Извини. Я все равно скучаю по ней, но я теперь понимаю, что ты не виноват... во всем этом. И что ты лучше всех.

***

Карина. Несколько часов назад.

Я шла из школы в мрачном настроении. Хотя вроде печалиться было не из-за чего; проверочную я переписала, скорее всего, на четверку, ну да ладно. Четверка — тоже неплохо. Но так не хотелось возвращаться домой… Поэтому когда меня кто-то окликнул, я без раздумий завернула за угол школы. За школьной территорией располагались самые настоящие джунгли— невообразимое нагромождение стволов от упавших во время недавнего урагана деревьев, кусты с полчищами клещей, строительный мусор… Когда-то это место пытались облагородить, но то ли денег не хватило, то ли энтузиазма; короче, про это место предпочли просто забыть. Именно здесь находилось «тайное место» — сколоченная на скорую руку беседка, которую тут же облюбовали влюбленные парочки. Продравшись сквозь буйные заросли, я увидела, что в беседке расположились несколько моих одноклассников.

-Карин, давай к нам!— замахала мне рукой Вика, признанная красавица класса и по совместительству моя лучшая подруга.

-Вика?— я запрыгнула на перила и удивленно посмотрела на нее.— Ты как здесь оказалась? Разве ты не в музыкалке должна быть?

-А я ее прогуляла!— Вика весело заболтала ногами.— Скрипка надоела хуже горькой редьки. Я бы ее бросила и записалась на легкую атлетику, но родители против. Говорят, что девочке нужно музыкальное образование, а я эту музыку уже ненавижу!

-Это не твоего отца машина? — вдруг перебил ее Никита. И тут же расхохотался, увидев, как подпрыгнула и начала испуганно оглядываться Вика.

-Где?! Чего ты смеешься? Ах ты!..— Вика отвесила Никите неслабый подзатыльник.

-Да, Никит, не очень смешная шутка, — сказала молчавшая до этого времени Галя.— Про родителей лучше не вспоминать. Мои, например, мне все разрешают. Приходи когда хочешь, ешь когда хочешь, оценки получай какие хочешь. Только не мешай творить.— Последнее слово Галя произнесла с нескрываемым презрением.

-Так это же здорово,— удивился Никита.— Никто не пилит, за оценками не следит — не жизнь, а рай! У тебя родители кто?

-Мама — художник, папа — музыкант,— вздохнула Галя.— Тонкие натуры. Все время в каком-то другом мире пребывают. Толку от такой свободной жизни, если на тебя никто внимания не обращает?

-Хорошо, извиняюсь, не подумал, — слегка смущенно ответил Никита. — Карина, а у тебя что? По-прежнему с отцом не ладится?

Тут-то я и почувствовала возможность высказаться. Рассказала про все: про смерть мамы, про то, что папа все время работает, про наши ссоры, про то, что он чуть ли не помешался на моих оценках… Когда я договорила, все некоторое время молчали. Первой заговорила Вика:

-Ну, знаешь, у тебя не самый плохой вариант. По-моему тебе даже повезло. Тебя же отец не заставляет отчитываться по минутам, где ты была? А меня заставляет. А про оценки…Карина, извини, но ты в последнее время и правда скатилась, особенно по математике. И это уже давно началось, еще с прошлого года, уж это-то я хорошо знаю. Я же тебе давала контрольные списывать, помнишь? Так что тут твой отец прав. И потом, ты же говорила — он тебе и телефон новый купил, и чаепития хотел устроить и еще что-то, сейчас уже неважно что…

-Да, он хотя бы с тобой занимается,— продолжила Галя. — Я бы все отдала, чтобы мои мне хотя бы помогли с домашкой по ИЗО. У меня на эти перспективы и натюрморты в конце дня сил уже не остается.

-Ты хотя бы отца видишь каждый день, а не раз в месяц по четыре часа,— вставил Никита.

Я задумалась. Все молчали. И тут, в тишине, среди зарослей каштана, березы и кленов, до меня постепенно начало доходить осознание того, что все не так уж и плохо. Да, мамы больше нет, но если тогда, недели три назад, та темная иномарка проехала бы чуть левее, и папа не успел отскочить? Что было бы тогда? Нет, об этом лучше не думать, и без того тошно. Но в чем-то друзья правы. Папа не следит за каждым моим шагом, не пребывает в постоянных фантазиях и даже не сидит в тюрьме. Да, наверное, наша жизнь еще может наладиться. Что ни говори, но наши ссоры порядком истрепали мне нервы. А оценки действительно стоит поправить. Попрощавшись с друзьями, я спрыгнула на землю и быстрым шагом пошла к дому.

***

На следующий день

-Ну, как себя чувствуют наши подопечные?— я входил в лабораторию в замечательном настроении.

-Хорошо. Но у Киры Найтли глазки какие-то мутные. Как думаешь, это может быть побочным эффектом? — Аглая озабоченно вертела перед глазами несчастную мышь.

-Посмотрим,— пообещал я и засел за отчет для директора НИИ.

-Кстати, ты не знаешь, куда пропала пробирка №5? Я ее никак найти не могу.

Я укоризненно посмотрел на девушку. Ее привычка не раскладывать вещи по местам иногда сильно раздражала. Вчера, например, она оставила эту пробирку на подоконнике, да еще и забыла закрыть дверь шкафа с образцами. Разумеется, мне пришлось еще двадцать минут расставлять все по местам. Я молча кивнул Аглае на шкаф с образцами и даже не удивился ее искренней радости, когда она обнаружила все образцы в целости и сохранности, на своих полочках, пронумерованными и аккуратно подписанными.

-Так вот,— продолжила Аглая вчерашний разговор,— Представляешь, вот не ладится у тебя что-то в семье. Например, теща ворчливая, или у детей переходный возраст, или еще что-нибудь в этом роде… Ты приходишь в аптеку, тебе выдают таблетку на основе нашего препарата и — вуаля! — хорошее настроение всем обеспечено! Это же будет замечательно, правда?

-Не знаю, — я посмотрел в окно на осыпающиеся клены,— У меня и так все хорошо.

-Правда?

-Да. И наш «Счастьетвор» тут ни при чем.