Всего лишь «тройка»
Стайка учениц — класс седьмой-восьмой — высыпала из дверей здания и, весело щебеча, покатилась прочь от школы. Через пару минут появилась еще одна девочка. Голова опущена, слезы на глазах, губы трясутся.
— Нина! Ты почему раздета? — из школы выскочила невысокая полная женщина с сероватым плащом в руках.
Девочка обернулась, схватила протянутый тренч и пошла дальше, закинув одежку на плечо. Женщина минуту смотрела ей вслед, потом покачала головой и скрылась в дверях.
«Тройка! Еще одна! По профхимии! Господи! Чтобы получить четверку в году, мне нужно сдать тест на «отлично»!»
Всхлипывая, девочка механически переставляла ноги и случайно задела лежащий на дороге камешек. Тот покатился со скрипящим постукиванием. Она дернулась, чуть не упала, оглянулась на школу и бросилась вперед, не замечая ничего вокруг.
Вбежав домой, хотела проскочить в детскую, но наткнулась на маму.
Вглядевшись в лицо дочки, она охнула, шагнула навстречу.
— Ниночка, опять?
— Да, да! Опять! Пусти меня!
Женщина торопливо посторонилась, поднесла руку к губам.
— Д-доченька, не вол…
— Заткнись! Заткнись, заткнись, заткнись! Это ты, ты! Ты и отец! Это вы виноваты! Зачем было рожать меня и Димку!
Нина промчалась мимо мамы, чуть не сбив её с ног.
— Отвали от меня! — раздался гневный голос из детской.
— Валерочка! Иди сюда! — позвала женщина. Кончики губ чуть поднялись, морщины на лице разгладились, мутноватые глаза прояснились.
Из детской вышел мальчик лет на пять старше Нины. Подошел к маме.
«Уже совсем вырос сыночек, вон — вихрами лоб мне щекочет».
Она обняла парня.
За Валерой появился Дима — самый младший. Стараясь не касаться брата, подергал маму за рукав.
— Та-ам Нина плачет. Сильно-о… — Малыш немного тянул гласные, говорил тихо, медленно.
Мать погладила его по голове, попыталась прижать. Мальчик вывернулся — мама обнимала брата.
— Да, сыночек, я знаю. Нину обидели в школе. Пойди, пожалей ее.
Мальчик не двинулся с места.
— Нина хочет побыть одна.
Мать нахмурилась, взяла Валеру за плечи.
— Димочка! Ну что ж поделать…
— Мама. Нине плохо. Ты не видишь, как она изменилась?
Она видела. Когда все началось? Классе в пятом, после первых четверок. Прежде Ниночка вся сияла, голосочек был певучий, спокойный, с девочками из класса общалась каждый день. А еще волосы у нее были густые, вьющиеся, шелковистые. А сейчас! Ломкие, секутся. Голос резкий, дребезжащий. Говорит отрывисто, с неохотой. Не общается ни с кем. И глаза — тусклые, с лихорадочным блеском, отливающие былой синевой. Исхудала...
Чтобы не расплакаться, женщина занялась ужином.
— Валерочка, поможешь мне, сыночек?
Оставшись один, Дима постоял с минуту, потом проскользнул в детскую. Нина сидела на полу, до сих пор в школьном платье. Обхватила руками согнутые ноги, голову положила на колени. Слезы текли по щекам. Девочка не шевелилась.
Дима подошел, протянул ручонку к сестре, коснулся кончиками пальчиков мокрой щеки. Попробовал погладить. Нина молча тряхнула головой. Дима нахмурился, сел рядом с сестрой, попробовал прижаться. Девочка чуть отодвинулась, подняла голову.
— Чего надо?
— Не плачь.
Девочка несколько секунд в упор разглядывала брата. Потом резко, зло рассмеялась.
— Пойди прочь, Дима. Не доставай меня!
Мальчик не сдавался.
— Ты хорошая. Не плачь, пожалуйста, — снова попробовал он погладить сестру.
Та вскочила.
— Отвали от меня! — заорала и замахнулась. — Пошел вон!
Мальчик отшатнулся, чуть не упал. Быстро отполз от разъяренной сестренки. Тихо поднялся.
— Не плачь, — прошептал он, выходя из детской.
***
Сергей почти заснул, когда жена заползла под одеяло. От нее пахло луком и морковкой — варила суп.
— Валерочка пятерку по физике получил! И тест по информатике написал! Уроки сделал, мне готовить помогал!
Хорошо, что в спальне темно. Жена не увидела, как Сергей морщится. Женщина продолжала тараторить, проглатывая буквы, подергивая под одеялом ногами.
— Танюша, как Нина?
— Погоди, погоди! Валера вчера записался на допы по тригонометрии. Он чуть-чуть не дотягивает до «отлично». Надо оплатить. Не забудь!
Мужчина вздохнул.
— Хорошо, Танюша. Я возьму из денег на шкаф. Олежка не звонил? Он завтра будет?
— Слушай, слушай! Валеру надо через неделю отвезти к зубному. О-бя-за-тель-но! Ты сможешь? Во вторник к пяти?
— Да, я помню. Отвезу. Не волнуйся. У Нины все хорошо?
Женщина замерла. Сергей подождал минуту. Тишина.
— Тань?
Молчание.
Сергей пожал плечами, повернулся на бок, закрыл глаза. Но заснуть не получалось — появился раздражающий звук, словно вентилятор в системнике вот-вот сломается. У-у-у-бз-бз-бз. У-у-у-у-бз-бз-бз. Сергей резко вскочил, ткнул выключатель. Спальня окрасилась неприятным желтым светом. Жена сидела в кровати и раскачивалась. Руки, худые и тонкие, как два провода, лежали перед ней и изо всех сил были сжаты, пальцы переплетены, а ногти скребли кожу. Кое-где уже появилась кровь. Глаза женщина широко раскрыла, и изо рта у нее вылетало: «У-у-у-у!» и потом носом — «бз-бз-бз».
«Опять! Как же бесит!» — Он сел рядом, взял жену за плечо.
— Та-а-а-ня-а-а-а!
Жена вскинулась. Сбросила руку с плеча. Вскочила.
— Не трогай меня! Не прикасайся! Все из-за тебя! Зачем ты заставил меня? Ведь были уже Олежек, Валерочка! Зачем? Зачем ты…
Женщина осеклась. Подскочила к смятой, давно не стиранной плотной занавеске. Дернула. Открылась небольшая угловая ниша. Раковина, плита с единственной конфоркой, узкий шкафчик на стене. Женщина распахнула дверцу, достала бутылочку с водой. Трясущимися руками отвернула пробку. Выдвинула небольшой ящичек под плитой, поискала и вытащила наполовину пустой блистер. Надавила пальцами и поймала в ладонь розоватую таблетку.
Все это время Сергей стоял у кровати, за три шага до кухни, наблюдал.
— «Седаплюса» почти не осталось.
— Пофиг!
Женщина поднесла ладонь к губам, жадно слизнула таблетку, присосалась к бутылочке. Пару минут постояла, поставила открытый пластик на конфорку, рассмеялась и пошла к кровати, по пути отпихнув мужа, повалилась и мгновенно заснула.
Сергей некоторое время смотрел на храпящую жену. Потом выключил свет, дошел до угла кухни. Тусклого света луны из небольшого окна хватило, чтобы не искать на ощупь выключатель. Мужчина допил остатки воды. В незакрытом ящике лежал блистер.
«Три таблетки всего. А деньги на новую упаковку будут только к концу месяца. Принять или нет?» Он достал упаковку, повертел в руках. Вздохнул. Бросил таблетки в ящик. Прошел мимо кровати и отдернул еще одну занавеску. Угловой столик, складной стул. Большой монитор. Сергей разложил стульчик, задернул занавеску. Темно. Тем лучше.
Из-за монитора достал бутылку, рюмочку. Эх. Ведь пил уже в этом квартале! Но сил нет. Открутил крышку. Понюхал. Внутри все застыло в ожидании. Ну-ну-ну! Чего тянешь.
Сергей поставил бутылку на стол. Глубоко вдохнул. А если завтра мозги «сплавятся» и не получится выдать нужный результат? Снова взял бутылку. Нет! Надо хоть немного расслабиться!
Мужчина налил рюмку — ровно двадцать пять грамм. Выпил. Приятное тепло побежало по телу, голова поплыла. Он убрал бутылку, рюмку. Встал, сложил и задвинул стульчик, задернул занавеску. Лег в кровать. Напряжение уходило. Рядом продолжала храпеть жена. Тонкая ночнушка обрисовывала контуры тела. Он положил руку ей на грудь. Хотелось обнять, поцеловать. Когда они были последний раз близки? Месяц, два назад? Сейчас она под успокоительным, ничего не почувствует. Но он не стал, хотя желание после алкоголя взыграло.
Навалились воспоминания. Как они радовались, как проводили время вместе. Как родился первенец — Олежек. Им с Танюшей было всего нечего, сами еще дети. Через четыре года — Валера. Тогда все было прекрасно. Двое детей на семью — стандартные контрольные критерии. Они с Таней выдавали по сто пятьдесят — сто семьдесят процентов нормы. И за Олежку и Валеру не стоило волноваться. Первенцы всегда наследуют хорошие способности. В садике все тесты на «хорошо» и «отлично». Никаких забот.
А потом?
А потом расширенное медицинское обследование. И ошеломительный результат. И появилась мечта. Мечта о Гении. Вундеркинде! По всему выходило, что четвертый ребенок станет выдающимся интеллектуалом. Что-то там у них с женой сошлось. Генная карта легла удачно. Они долго боялись. Но время шло. Нужно было решаться. И он настоял. Родилась Нина. И долгие, мучительные шесть лет ожидания. Врачи сказали — ждать, пока генные часы не дойдут.
И вот появился Дима. Димочка. Их надежда. Их проклятие. Им не повезло. Нет, Дима действительно родился гением. Причем в самом востребованном направлении — прикладная математика. Сергей боялся, что ребенок мог стать музыкантом или того хуже — художником. Такие не ценились. Уже в два года Дима выдавал результаты, что закачаешься… Но Нина! Она должна была сдавать о-пэ-тэ[1] в девятом классе! И ровно за год малыш сдал бы о-дэ-тэ[2]. Его показатели ожидались на восемьсот, а то и на тысячу процентов выше нормы. Высочайшая социальная значимость. И тогда контрольные критерии для семьи будут снижены, и дочка пройдет со своими уродскими генами, со своими «удовлетворительно» и «плохо» по профильным точным и естественным предметам — третий ребенок всегда отсталый.
И тогда началась бы новая жизнь! Младшенький должен был стать спасением! Но два года назад все поменялось. Контроль успеваемости для средней школы перенесли с 9-го на 7-й класс. И это стало катастрофой. Мужчина уткнулся лицом в подушку. Он плакал.
***
Утром мать проснулась в шесть сорок три — эффект действия снотворного. «Седаплюс» отключает сознание ровно на шесть с половиной часов и стимулирует выработку мелатонина, гарантируя полное восстановление. Препарат рекомендован всем гражданам с повышенными контрольными критериями. Жаль, что цена его высоковата — для постоянного применения не подходит. Его используют при переутомлении, когда не получается выдать норму, или когда нервы слишком сдают. Часто это идет рука об руку.
Татьяна довольно потянулась — еще один эффект «седаплюса». Биохимический и гормональный фон поднимается до отметки «настроение хорошее, ближе к прекрасному». Все беды и горести остались во «вчера». Сегодня — новый замечательный день. Надо все успеть. И главное — достичь высокой эффективности в работе.
Женщина прошла мимо спящего мужа, потрепала его по голове. Откинула занавеску в кухню, включила чайник. Прошла левее. Раздвинула ширму в детскую.
Им повезло. Попалась квартира, где детская отделена перегородкой с шумоизоляцией. Две вертикальные двухместные кровати-гамаки. Девочке сложно жить вместе с тремя парнями, и ее гамак отдельно занавешен. И хоть старший недавно съехал — живет в общежитии института, дочка все равно стесняется и среднего брата, и малыша.
Татьяна подходит к Валере. Юноша еле умещается в тесной каркасной люльке. Худая, длинная нога по колено висит в воздухе. Вторая упирается в потасканные обои. Женщина нежно гладит сына по голове, пока тот не открывает глаза. Мама наклоняется и нежно шепчет: Вставай!
Наклоняется, треплет за плечо младшего.
— Вставайте, Валера, Дима!
Она слегка подталкивает обоих, выгоняя из комнаты.
— Дайте Нине переодеться, олухи!
Она обнимает Валеру и вместе с сыновьями идет в спальню, где муж уже убрал кровать и раздвигает выдвижной столик к завтраку.
Нина не стала дожидаться, пока все выйдут. Слезла с гамака, не обращая внимания на братьев. Хотя год назад она лишь высовывала заспанную мордашку из-за тряпки и внимательно следила, чтобы все ушли и плотно закрыли дверь.
За завтраком Татьяна громко и с удовольствием расспрашивает Валеру о предстоящем дне. Сергей молча жует глазунью. Нина почти ничего не ест, сидит уставившись в тарелку, низко опустив голову. Младший внимательно осматривает родных. Он единственный из всей семьи похож на взрослого — собранный, спокойный, задумчивый.
Уходя на работу, Сергей напоминает жене:
— Послезавтра мама выходит на пенсию. Ты помнишь?
Татьяна до этого почти не замечала мужа, но тут вдруг бросилась к нему, обняла, заплакала.
Валера и Нина уходят в школу позже родителей. Валера обычно убегает первым. Остаются Нина и Дима. Младший не ходил в садик, не пошел и в первый класс — попечители посчитали, что для него это неактуально. Мальчик занимается индивидуально. Онлайн. Муниципалитет купил для него отдельное виртуальное место. Куча денег. И пока Валера с Ниной в школе, Дима будет весь день выполнять задания специальной программы развития. Еще бы. Дети его потенциала рождаются раз в десять-двенадцать лет.
Нина уже стоит в дверях, когда братик подходит к ней. Тихо берет за рукав и нежно тянет.
— Прости меня. Не злись, пожалуйста. Ниночка. Прости.
Он смотрит на сестру. Та опускается на корточки. Глаза в глаза. Мальчик видит промелькнувшую искорку теплоты во взгляде сестры. Бросается вперед, обнимает за шею. Нина крепко прижимает к себе малыша. Шепчет:
— Может, у меня получится, как ты думаешь?
Мальчик молчит. Девочка отстраняется, хмурится. Встает и медленно выходит.
Дима возвращается в детскую. У каждого ребенка небольшая тумбочка. Вытаскивает листок и ручку. Что-то пишет. Цифры, формулы, значок вероятности. Тихо говорит:
— Нет, не может получиться.
***
Нина толкнула дверь. Родители и Валера еще не вернулись. Хорошо. Можно побыть одной в кабинете отца. Девочка силится стащить правый ботинок, не наклоняясь, один о другой, наступив левым носком на задник и обдирая кожу. Трясет ступней — и почти новые ботиночки, неделю назад подаренные папой, черненькие, с толстым высоким каблучком и яркой красной молнией, летят в стену. Правый, потом левый. Из-за ширмы в детскую высовывается Дима.
— Привет, Нин.
Девочка проносится мимо, даже не обернувшись. И сидит до вечера в углу отца, уставившись в стену. На ужин выходит, когда мама зовет ее в пятый раз. Садится за стол. Берет вилку. Как робот двигает рукой. Тык в тарелку, поднести ко рту. Жевать. Тык в тарелку…
Мать расспрашивает Валеру, тот с удовольствием отвечает. Отец нетерпеливо дергает ногой, ест быстро.
К Нине подходит младший. Девочка сидит, и малыш дотягивается до ее головы, гладит.
— Нина. Нин.
Взгляд девочки проясняется. Она выныривает из своих мыслей. Смотрит на брата. Дима наклоняется к ней и говорит, чтобы никто не слышал.
— Нина. Я тебя люблю. Ты очень хорошая.
Еще мгновение девочка не шевелится, пытается понять, что говорит брат. Потом сжимает губы, сбрасывает руку мальчика. Поднимается. Никто на них не смотрит. Валера наклонился к матери и что-то показывает ей руками. Отец в телефоне.
Нина замахнулась на брата. Тот лишь чуть вжал голову в плечи, но не отпрянул, смотрел в глаза, не мигая. Девочка уносится в детскую. «Ненавижу!» — думает она.
***
Убирая со стола, Татьяна вскользь замечает:
— У Нины тройка по профилю. Еще одна.
— По какому?
Женщина пожимает плечами.
— Не помню. Не все ли уже равно?
Сергей внимательно смотрит на жену.
— Ты пойдешь в лес?
— Иди без меня. Я устала.
Мужчина одевается и уходит на улицу. Сегодня по графику можно сходить в сохранившийся парк. Купол закрывает пространство в десять квадратных метров. Сосна, береза и осина. Под куполом толпится народ — их много, чьи идентификаторы заканчиваются на четыреста восемьдесят два.
Он гуляет по парку: три шага вперед, направо, пять вперед, направо, шесть вперед, направо, пять веред, направо, шесть вперед… Минут через десять профильтрованный воздух немного очищает нос, и металлический пыльный запах города уступает слабому аромату хвои, листьев, земли. Но до конца ощутить непривычные запахи мужчина не успел. Никогда не успевал. Регламентированные полчаса промелькнули быстро. И он ушел — загорелась красная кнопка на чип-часах.
Расходились торопливо, чтобы дать место новым желающим и не нарваться за промедление на штраф. Выйдя из парка, мужчина долго чихал — пыль и смог оседали на одежде, проникали в нос, горло, глаза. Он пошел домой и по дороге набрал номер — оставалась надежда. Месяца три назад разрабатывал алгоритмы идентификации для какой-то административной структуры и случайно обнаружил недоделку, которая могла сильно исказить показатели эффективности одного из отделов. Начальник отдела напугался, но Сергей сумел исправить неполадку. Когда он сдавал работу, начальник пожал ему руку и тихо сказал, всучивая небольшой бумажный квадратик с номером:
— Спасибо! Будет надобность — набери. Помогу чем смогу.
И вчера он вытащил из потайного кармана ту бумажку. Начальник выслушал, недовольно буркнул:
— Позвони завтра. Надо повыяснять, — и прервал связь.
Сергей уже третий раз перезванивал. На этот раз ответили.
— Да! — раздраженный голос.
— Добр…
— Да, слушай, — нетерпеливо перебил начальник. — Ничем не могу помочь. Для твоих детей установлен двухсотпроцентный повышающий коэффициент. Это федеральный закон для семей с четырьмя отпрысками. Я на своем уровне изменить ничего не могу. Извини.
— Я знаю, — кротко согласился отец. — Я прошу о другом.
— Ну что еще, — устало пробасило в трубке.
— Мой сын. Младший. Четвертый. У него выдающиеся способности к математике. По формуле Куберта я и жена с вероятностью в 97% должны были родить гения в четвертой рекомбинации. Его когнитивные показатели выше трех единиц.
— То есть после контрольного тестирования, если три единицы подтвердятся, — задумчивый голос примолк.
— Да, да! — чуть не закричал Сергей. — Коэффициент будет снижен до минимума — 30%! А значит, даже ниже «удовлетворительно» будет для дочки проходным.
Голос молчал. Улыбка, осветившая было лицо отца, начала угасать.
— Когда тестирование у сына?
И Сергей вновь воодушевился.
— Через год.
— А у дочки, — не спрашивал, а утверждал голос, — через три месяца. М-да. Молчание. — Ладно. Позвони послезавтра около трех. Я попробую.
Начальник, не прощаясь, отключился.
***
Сергей вернулся домой и увидел, что старший — Олег — уже приехал. Пятница — по традиции семья собиралась на ужин. Из-за его сапог и пальто стало еще теснее. Жена шуршала на кухне, Валера при ней. Нина, Дима и Олег в детской. Ширма приоткрыта и оттуда раздается шум и тихие голоса. Татьяна позвала к столу. Первым вышел Дима, молча сел на свое место. Следом, понурившись, шла Нина. Сзади за плечи ее придерживал широко улыбающийся Олег.
— Не волнуйся, сестренка! Химия — это ерунда. Я помогу. Ну что вы все такие кислые, а? — Олег всмотрелся в родных. — Если тупо сопли жевать, ничего не выйдет! Проблемы решать надо!
Он усадил Нину, сел рядом сам. Отец и мать переглянулись, примостились с детьми.
— У нас практика сегодня по биофизике прошла. Я… — встрял было Валера.
— Да помолчи ты! Не до тебя! Надо думать, как Нинке помочь! — Олег грубо перебил брата.
Тот ошалело вылупился на старшего.
— Олег! — попыталась вмешаться мать, но Сергей положил руку ей на колено.
— Што Олег? — не прожевав, ответил старший. — Вы чего тут устроили богадельню? Нинка в полном ауте, мамка занята «Валерушкой», батя все мыслит! Народ! — он шумно глотнул чая из большой кружки с отбитой ручкой.
— Олег, ты не прав...
— В чем не прав, батя? В чем? Что реально вы сделали? Мы все четверо в одной лодке! Повышающий каэф в двести проц это не шутки. И ничего! Как-то справляемся. Чем она хуже?
Пока Олег говорил, Нине все больше хотелось спрятаться, исчезнуть, испариться. Сначала она нехотя нанизывала вилкой мелкие кусочки тушеных овощей, отправляла в рот и медленно жевала. Потом отложила вилку, попыталась задвинуться в угол, чтобы стать менее заметной. Но то и дело на нее кидали взгляды. Она пригнулась к столу, стала рассматривать рисунок на желтоватой от времени чашке.
— Давайте я дам денег на наставников, в конце концов! — прокричал Олег. — У нее отставание-то по четырем-пяти предметам!
— Да как ты не врубаешься! — девочка вскочила. — Были наставники! Даже нейро-корректоры и ИИ-репетиторы! Папаня извернулся! Надо же им с мамкой сделать вид, что о доченьке заботятся! Тебе хорошо трындеть! У тебя генный код чистый! С тебя что с гуся вода! Ни черта не напрягаешься, все само! А я — не мо-гу! Понимаешь, нет?! — Нина чуть не плакала. — Не могу я! Не осилю! — Она отшвырнула стул и сделала быстрый шаг к детской.
Из-за стола выскочил и встал перед ней Дима.
— Не ссорьтесь. Пожалуйста.
Мальчик смотрел прямо на сестру. Та поморщилась, словно вместе с яблоком откусила червяка. Обошла брата.
— Давай я пойду вместо тебя?
Девочка замерла, медленно повернулась. Закашлялся отец — он пил чай и поперхнулся. Мать схватилась рукой за грудь.
— Ах, что ты говоришь, Димочка!?
— Совсем рехнулся? — Валера вторил матери.
Олег задумчиво крутил в руках ложку.
— Сдурел совсем?! — прокашлялся, наконец, отец. — Ты не понимаешь, что плетешь!
— Да пошел ты, — начала Нина.
Дима смотрел на нее большими глазами. Спокойный, собранный. Девочка махнула рукой, всхлипнула и скрылась за ширмой. За ней ушел младший.
— Кхм. Черт-те что у вас тут творится, я смотрю. — Олег шумно выдохнул, встал. — Ладно, погребу-ка я в общагу. Бабулю-то завтра провожаем?
Отец молча кивнул. Он и Татьяна смотрели вслед ушедшим за ширму детям.
— Во сколько собираемся, эй!
— Приезжай к шести. — Татьяна тяжело встала из-за стола. — Сережа, помоги со стола убрать. Что-то мне нехорошо. Устала я.
На ночь супруги молча приняли «седаплюс». Осталась всего одна таблетка.
***
На следующий день вся семья была дома. Проводы на пенсию — это и отгул на работе, и возможность не ходить в школу. Все готовились к приезду бабушки. Дети драили квартирку. Сергей ходил по магазинам. Татьяна готовила. К шести приехал Олег. И почти сразу за ним — немолодая, но бойкая и веселая старушка — Ольга Львовна, мать Сергея. Когда она вошла, мужчина дернулся, подбежал, обнял худое, до сих пор крепкое тело.
— Здравствуй, сыночек, золотой мой. — Ольга ласково поцеловала сына в щеку. Сухие и лихорадочно-горячие губы обожгли. Сергей сжался, с трудом ответил — чмокнул маму в лоб. Взял за руку и повел к столу. И весь вечер так и просидел рядом с ней, не отпуская.
— Да дай ты мне поесть, Сережка, — неестественно улыбаясь, прошелестела Ольга. — Когда еще придется...
— Бабуля! Хочешь салатик? — громко спросил Валера.
Ольга кивнула.
— Компот? — Олег протянул ей кувшин.
Нина и Дима сидели молча. Каждый в своём дальнем углу.
Татьяна с тревогой посматривала на мужа. Сергей ни на кого и ни на что не обращал внимания. Когда ужин подходил к концу, он вскочил, бросил:
— Извините, надо позвонить. Скоро приду.
Ольга Львовна приподняла брови.
— Куда это он? Нашел время! — Она сжала губы.
— Папа за сестру звонить пошел. Не сердись на него, бабушка, — из угла раздался тихий голос Димы.
Нина фыркнула.
— Да молчи ты!
Встала, не доев, ушла в детскую.
Ей смотрели вслед.
— У нее тесты скоро? — спросила Ольга
Мать кивнула.
— Пойду потолкую с ней. Нам есть что обсудить.
— Э-э-э, Ольга Львовна, не самая хорошая идея…
— Помолчи, дочка. Хуже не будет, поверь бабке.
Она встала и скрылась за ширмой.
***
Нина скрючилась в углу. Последнее время она часто забиралась туда и подолгу просиживала, то вспоминая раннее детство, то рассматривая руки, то изучая рисунки на обоях. Пару месяцев назад она еще мечтала, но чем ближе подходило время теста, тем меньше ей хотелось мечтать. Хотелось забыться.
Бабушка подошла и, не раздумывая, уселась на пол рядом с внучкой. Та не повернулась.
— Выход на пенсию. Об этом не думаешь в двадцать, тридцать лет. Но чем ближе подходит время, тем чаще заползают мысли — а как оно, а почему? Гонишь их, гонишь, лет десять еще получается. Потом начинаешь отбиваться. Потом приходит страх. И с ним ты учишься находить язык. Жить-то хочется! Потом приходит смирение и ожидание. Словно тебя привели к стоматологу. И у тебя еще десять минут, потом восемь, потом пять, потом три. И вот тебя зовут, и надо вставать и идти. А ноги не идут. И медсестра начинает уговаривать, а мама злится — задержишь доктора, заставят дополнительно платить. И ты входишь в эту белую комнату ужаса. И там добрый с виду, улыбающийся врач. Ни лица, ни глаз не видно. Очки и маска. А за ними кто? Человек? Монстр? Еще кто-то? И он увещевает — больно не будет. Хотя и сам, и сестра, и мать, и я знаем, что больно будет. И такой страх наваливается!
— Тебе страшно, бабушка?
Нина повернулась. В глазах тлел интерес.
— Очень, внученька. Как не бояться. Но, как и с врачом — деваться-то некуда. Если попытаться убежать, поймают. Мама будет держать руки, а медсестра — ноги. И все равно сделают что хотят. И знаешь, что самое страшное?
Нина еще больше повернулась. Глаза перестали быть похожи на остекленевшие шары дохлой стрекозы. Девочка заинтересовалась.
— Самое страшное, внучка, в том, что от стоматолога ты выйдешь, и мама будет тебя успокаивать, и, может, даже купит тебе куклу или туфельки. А оцифровка — билет в один конец. И что там дальше, никто не знает.
— Почему никто? Мы же сможем встречаться с цифранами, разговаривать!
— Внученька! Так-то оно, конечно, да. — Ольга Львовна помолчала. — Конечно, можем, ты права, как всегда. А сама-то не боишься?
Женщина уставилась на девочку.
— Не боюсь я ничего! — Голос Нины чуть дрожал. — Да и бояться нечего! Я сдам тест!
— Внучка. Твои родители сами боятся говорить с тобой. Но я — не они. Меня завтра оцифруют, тело сожгут. Все, время вышло. Я молю Бога, чтобы у тебя все получилось. Но тебе надо быть готовой ко всему.
— У меня будет еще два месяца, — тяжело дышала девочка. — Мое тело не… не…
— Да, я знаю. Вам дается еще целых две попытки. Через два и еще через два месяца. И ваши тела замораживают. Но что-то я не слышала ни разу, чтобы хоть кто-то, проваливший тест, сумел пересдать и вернуться из оцифровки. У тебя будет только один шанс, учти!
Женщина легко поднялась. В ней было еще столько сил, энергии, жизни.
— Бабушка, — раздался жалобный голос.
— Что, внученька?
— Почему все так?
— А как еще, внучка? Земля маленькая, людей слишком много. Да и засрали мы планету, ты же сама видишь. И правильно сделали, что стариков в цифру принудительно гонят. Мы пожили, надо и вам пожить. Да и то, цифра — это лучше, чем постепенное угасание. Это я боевая, а мои подружки — суставы болят, радикулиты, рак. Разве ж это жизнь? А в цифре всяко лучше нам, старикам. Новая жизнь как-никак. Болезней нет, слабости нет.
— А что есть, бабушка? –глаза девочки горели.
— Да я и сама не знаю. Последний год нас собирали, рассказывали, фильмы и плакаты показывали. Красиво. Но все равно страшно, внучка. Страшно. Так что ты давай. Не подведи меня. Бери себя в руки. И готовься. А то расклеилась совсем, расползлась, руки опустила. Ты крылышки-то расправь, расправь. И маши ими, изо всех сил маши. А то и разбиться недолго.
***
Сергей вышел из дома. Мысли о маме — долой. Как бы ни было горько, это — прошлое. Собраться. С ней он простится завтра. Сейчас — дочь. Она — будущее, которое может не настать.
Отец набрал номер. На этот раз начальник ответил сразу же.
— Простите, Сергей Викторович. Я ничего не могу сделать. Недавно ввели независимый контроль на федеральном уровне. Я никак не могу повлиять на сроки тестирования. Мне очень жаль.
Гудки.
Сергей попытался перезвонить. Снова и снова. Тишина. Его номер заблокировали. Он сел на скамейку, обхватил голову. Что же делать?
Неожиданно телефон зазвонил.
— Да, да! Слушаю!
— Добрый день. Вас беспокоят из школы, Зинаида Юрьевна, психолог. Я звоню по поводу Нины. Насколько мне известно, сегодня проводы на пенсию ее бабушки, Ольги Львовны. Да?
Сергей замешкался. Он надеялся, что звонит начальник.
— Простите, я не понял. Вы…
— Я Зинаида Юрьевна, штатный психолог школы, где учатся ваши дети. Сергей Викторович, это вы?
— А, да. Я. Добрый. Что вы хотели? Извините, я задумался. Да, мы провожаем маму, э-э-э, бабушку, Нины. Да…
— Это ваша мама? Мои поздравления. Она принесла много пользы обществу. Я хотела рекомендовать с сегодняшнего дня и до тестирования давать Ниночке на ночь успокоительные, например, детский «Седал». Девочка на взводе, вы должны понимать. И то, что выход на пенсию вашей мамы совпал с…
— Зинаида! Зинаида Юрьевна! — у Сергея мелькнула надежда.
— Да?
— Скажите, вы же проводите мониторинг нейро-активности учащихся?
— Конечно, это моя основная работа. У вас какие-то вопросы по Валерию? Ваша жена, Татьяна, со мной в постоянном контакте. Ничего нового пока нет.
— Да? Я не знал. Но вопрос в другом, — заторопился Сергей, боясь, что психолог прервет разговор. — Я хотел уточнить по Нине….
— По Нине?! А что вас интересует?
— Вы не могли бы… вас не затруднит, понимаете… Есть ли шанс, что дочка сможет пройти контрольный тест?
В трубке раздался кашель.
— Простите. Нина? Тест. Кхм. Я думала, вы знаете. Вообще-то это не телефонный разговор.
— Умоляю! — Сергей перестал сдерживаться. — Я все понимаю! Разговор не телефонный! Но поймите…
— Сергей Викторович! Подождите. Я все прекрасно понимаю. И постараюсь вам пояснить. Но… Ладно. У Нины классический генный тип третьего ребенка. Сработали практически все рецессивные аллели.
— Да, да! Я это знаю прекрасно…
— Послушайте, пожалуйста, Сергей Викторович. Чтобы сдать тест, ваша дочь должна как минимум уметь оперировать фрактальными данными. Это требует проработки навыка пространственного мышления и умения представить непрерывные последовательности. Должна быть налажена синхронная работа правого и левого полушария. У нее на генном уровне нет таких возможностей. До седьмого класса ее генетически заданных способностей хватало для выполнения тестов. Но с седьмого класса требуются способности, детерминированные аллелями, которые у вашей дочки просто выключены. Как бы вы ее ни тренировали, какие бы системы обучения ни использовали, она физически не может пройти тест. Из яблони не вырастить сосну. А в вашем случае точнее будет сказать, что из семечка яблока слона не создать. — Голос замолк. — Извините. Но ваша дочка будет оцифрована сразу после провала на тесте. Вы должны это понимать.
Она еще что-то говорила, но Сергей ткнул «отбой». Потом выключил телефон и минут тридцать сидел на скамье, силясь придумать еще хоть что-нибудь.
***
Когда он вошел в дверь, жена, мать, старший сын и даже Валерий повернулись к нему. Нины и Димы видно не было. В глазах матери Сергей увидел надежду. В глазах жены — лишь пустоту. Олег шагнул навстречу.
— Ну, пап! Ты же всегда умел выкрутиться! Рассказывай!
Жизнерадостный голос сына заставил Сергея стиснуть до боли зубы. Олег до сих пор верил в отца. Несмотря ни на что.
Сергей покачал головой.
Мать шагнула к нему, крепко обняла. Как в детстве, погладила по голове.
— Держись, сынок. Я уверена, все образуется.
Татьяна обняла Валеру, прижала его к себе, словно стараясь защитить.
Сергей заплакал.
***
Нина ничего этого не видела. Она продолжала сидеть в углу и думать. Рядом в гамаке с учебным планшетом лежал Дима.
— Папенькин любимчик! Как же! Чертов гений! Сдаст свой тест, наберет туеву хучу баллов — и в дамках! С родителей снимут трудовую обязанность — знай, расти этого заморыша, развивай, слюньки ему подтирай да задницу! Валере и Олегу тоже перепадет! Им и так нетрудно, а будут как сыр в масле — базовые нормы снизят до 30%! Хоть вообще ни черта не делай! А я?! Я к тому времени где буду? Набором циферок в черном жужжащем ящике где-то под землей!
Нина вдруг вспомнила, как в прошлом году Борис — парень из старшего класса — ни с того ни с сего предложил проводить ее домой. Как она шла, специально помедленнее, как замирало сердце и как хотелось, чтобы он взял ее за руку! А он, дурак эдакий, так и не взял! Как давно это было. Девочка вдруг поняла, как сильно хочет жить. Здесь! С этим телом! На этой земле.
Гады! Им плевать на нее! Она для них никто. Разменная монета. Отцу был нужен Дима. А матери вообще никто не нужен, кроме «Валерушки». Нину они давно похоронили! И даже не пытаются помочь! Девочка сжала кулаки. С ненавистью посмотрела на младшего брата.
— Все из-за тебя, тварь. Без тебя я бы прошла этот гребаный тест! Четвертый ребенок! Слишком много! Слишком большие требования! И тоже плевать на все! Пялится в свой чертов компьютер! А я никому не нужна.
Девочка тяжело дышала.
— Значит, отомщу им. И из западни сама выскользну!
***
Ночью они не спали. Вечер прошел ужасно. Олег психанул и уехал. Ольга Львовна долго успокаивала Сергея, но в конце концов тоже не выдержала. Утром ей предстояла оцифровка. Татьяна все прижимала Валеру, и у мальчика сдали нервы. Он крепился, держал все в себе, но и он не справился.
— Бабушка, бабуля, не уходи! Не надо! Давай мы тебя спрячем! Пожалуйста! Ба-буууш-кааааа, — завыл мальчик.
Ему дали успокоительное, которое Сергей купил для Нины. Выглянувшей на какофонию девочке тоже дали таблетку. Детей уложили спать. Сергей и Татьяна прощались с Ольгой Львовной. Та уже не сдерживала слез. Татьяна обняла ее и молчала, не зная, что сказать.
Наконец, старушка приняла последнюю таблетку «седаплюса». Женщину положили в гамак Олега. Она быстро уснула — препарат действовал безотказно.
Лежа в кровати, Сергей все ворочался, вертелся. Татьяна лежала без движений, замерев как насаженная на булавку бабочка.
— Спишь? — тихо спросил Сергей.
— Нет, Сережа. Не сплю.
Он начал говорить. Сначала с усилием, еле ворочая языком, комкая слова. Потом все быстрее и быстрее.
— Про-прости меня. Я все испортил. Твою жизнь. Их жизни. Свою. Прости. Пожалуйста, прости. Я ничего не могу сделать. Все перепробовал. Я как привязанный к кровати по рукам и ногам буйных псих. Рвусь и не вырваться. Вчера я прикинул, как поменяются коэффициенты, если уйду сам, добровольно.
Таня пискнула.
— Не бойся. Ничего не выйдет. Без меня социальный индекс семьи упадет, и оцифровка нависнет над всеми вами. Наверное, только Дима избежит. Если бы мой уход спас Нину, я бы не раздумывал! Но это ничего не даст. Я ничего, ничего, ничего, ничего, ничего не могу сделать.
Сергей ударил по подушке.
Татьяна подползла к нему, неуверенно обняла. Он застыл. Легкая, теплая рука жены опустилась на спину. Он прижался к ней.
— Сереженька. Милый. Родной. Ты мне очень, очень нужен. И детям нужен. Как мы без тебя? Что ты такое говоришь. Мы, верно, слишком себя довели. Многие так живут. И ничего. Ниночка же не умрет. Ну, будет она жить в другом мире. Но мы же сможем общаться. Сможем навещать ее там. Купим виртуальный привод.
Она гладила мужа, успокаивала, увещевала. Лгала себе и ему.
***
Нина лежала в гамаке. Гадскую пилюлю выплюнула сразу, как ушли эти двое. Сделала вид, что глотает, сама сунула таблетку под язык. И потом — тьфу, и все. Рядом храпел Валера. Маменькин сыночек перевозбудился, и ему дали таблеточку. Слюнтяй! Как же она их всех ненавидит!
Нина тихо выбралась из гамака. Взяла подушку.
Хорошо, что у них звукоизоляция от предков. Подсуетились, чтобы трахаться можно было без оглядки. Еще бы, надо же было им детишек стругать! Гады! Сами виноваты!
Девочка шагнула в темноту.
***
Телефонное дребезжание разбудило Сергея. За ним вскинулась и Таня. Они заснули, обнявшись, перед этим предавшись странной, тяжелой любви, не принесшей расслабления.
Сергей молча слушал. Потом прошептал жене:
— Олежек ушел…
Официальный протокол доставили через час.
Добровольная оцифровка… Индекс социальной значимости снижен на 8%, трое детей… критерии эффективности родителей — снижение требований на 15%... критерии контрольных тестов школьников — снижение на 45%...
Сергей с Татьяной сидели на кровати и не смотрели друг на друга. Они не знали, как себя вести. Нине оцифровка больше не грозила. Но Олег…
Сергей еще раз перечитал прощальную записку:
«Дорогие мама и папа!
Я много думал. Не знаю, получится ли у меня передать вам все. Знайте — я люблю вас. Люблю братьев и сестренку. Но я не люблю себя. И особенно не люблю то время, в котором мы живем. Я устал. Я давно думал об этом. Моя жизнь бессмысленна. Я гонюсь за какими-то цифрами, эффективностью, живу по расписанию и не понимаю, в чем смысл того, что я делаю. Наверное, что-то со мной не так. Я хочу все поменять. Не уехать, хоть это и невозможно. Не сменить учебу. Хоть это и тоже почти невозможно. Я хочу поменять вообще все. Потому я решился на это. Нина тут ни при чем. Почти. Не обвиняйте ее. Я просто вижу, как она хочет жить. Наверное, этим я и отличаюсь. Я не ценю эту жизнь так, как она. Поэтому мой уход правильный. Я получаю то, что хочу. И даю шанс вредной сестренке. Прощайте. Хотя нет. Не прощайте. Жду вас в своем новом мире. Мне сказали, что уже через месяц мое оцифрованное сознание адаптируется, и вы сможете меня навещать.
До встречи.
Будущий цифран-Олег».
***
— Надо сказать Нине.
Тихий голос жены вывел Сергея из ступора.
— Да, ты права, Танюша.
Он не двинулся с места.
Тогда жена встала и тихими шагами двинулась в детскую. Через минуту оттуда раздался ее жуткий крик.
***
Огромные окна нараспашку. За окнами — пальмы, плещется синий океан. Чистый морской воздух с примесью фруктов, цветов и даже хвои — недалеко сосновый лес.
В большом зале двое. Коротко стриженные, довольные, улыбающиеся. Шорты, майки. Загорелые, мускулистые тела.
Оба перед большими мониторами.
— Есть что интересное?
— Ога. Сразу три оцифровки в семье за один день!
— Нехило! — Он оттолкнулся и подъехал на стуле к говорившему. — Рассказывай!
— Бабка шестидесяти лет, пенсия. Плановая оцифровка.
— Так.
— Парень двадцати лет. Добровольная оцифровка.
— Хм. Бывает. За бабушкой пошел?
— Да хрен их разберет. Там треш полный. Слушай третью. Девочка двенадцати лет. Убила шестилетнего брата. Задушила ночью подушкой.
— Ого! Вот это страсти!
— А то. Нужно вручную их виртуалов писать. Слишком сложные связи. Шаблонные проги не сгодятся. Надо полноценную эмуляцию сознания кодить.
— Понимаю. Тогда нужны их подробные дела, надо запросить в Роснадзоре.
— Уже. Поможешь?
— Конечно. Хоть не так скучно. Давай я бабку пропишу, а ты парня и девчонку.
— Идет.
Некоторое время мужчины молчали.
— А вообще я думаю, что тот, кто это придумал, был гением. Интересно, как удалось скормить им всю эту хрень по оцифровке сознания? И ведь верят же в такую чушь!
— Это да. Жаль только, нельзя нам выезжать из Долины!
— А что ты там за пределами Долины не видел? Разруха, почти полностью уничтоженная экология, живут как в муравейниках. И вообще. Программисты правят миром!
— Точно-точно! В особенности — загробным!
[1] ОПТ — основной подростковый тест
[2] ОДТ — основной детский тест