NFTitty

Сначала слышится скрежет, будто робокошка трётся о бронедверь. Потом через коммутатор доносится голос:

 

— Простите, можно?

 

Лектор откашливается, обводит взглядом аудиторию. Затем, видимо, что-то решив для себя, нажимает кнопку.

 

Пневматическая система с шипением приходит в действие. В аудиторию входит паренёк — типичный мажор в шершавой одежде. Только ступает робко. Плечи подняты вверх, голова наклонена вперёд. Несуразная фигура.

 

— Согласно теории хаоса, — говорит лектор, — мы живём внутри сложной динамической системы, где каждое событие, действие и даже мысль может вызвать каскад изменений... В прошлом веке очень популярным было проводить аналогию с бабочкой — якобы взмах крыльев махаона, например, в Гренландии способен спровоцировать появление шторма в Индийском океане через месяц. Иллюстрация груба тем, что вгоняет нас в линейные рамки. На деле же динамическая система состоит не из бабочки и ветра и даже не из миллиона бабочек — она состоит из триллионов гуголов молекул воды на квадриллионах капель, стекающих с крыльев летящих сквозь миллиарды штормов бабочек. И все они машут друг на друга крыльями, делая анализ конечных исходов крайне ресурсоёмким... Кхм. Тезис: мы не можем рассмотреть бабочку и шторм отдельно от всей системы. С этим ясно?

 

Аудитория вразнобой угукает, дакает, кивает. Лектор улыбается. Студенты любят его, а он любит их.

 

— Но только в естественных науках, — продолжает он, — бум применения методов пропозиционального моделирования для социологии, культурологии и политики в пятидесятых годах двадцать первого века, можно сказать, перевернул парадигму. Процессы, происходящие в обществе, тоже сложны, но тут, по крайней мере, варианты взаимодействия исчисляются квинтиллионами, а значит, исчислимы. В итоге наши машины научились прогнозировать причинно-следственную связь выделенных событий с точностью до семидесяти пяти процентов. В конце лекции я открою вам пробный доступ к «Лапласу_3000», но для начала... Кто помнит, что такое модель швейцарского сыра?

 

Девчонка с кислотным ирокезом поднимает руку.

 

— Да, Наташа?

 

— Это метафора для череды идущих друг за другом ошибок, при которых события выстраиваются в невозможную цепочку ошибок, ведущих к роковому событию, при этом каждое новое действие было бы бессмысленным без всех предыдущих, а несрабатывания любого из них исключают результат. Модель обычно описывает катастрофы, но можно применять ее и для описания позитивных ситуаций — таких как возникновение жизни на Земле: формирование планеты близ пояса жизни, столкновение с крупным небесным телом, что подтолкнуло планету в центр пояса жизни и придало ей подходящую скорость вращения, образование Луны — приливные силы. Развитие жизни и массовые вымирания крупных агрессивных форм в катаклизмах, что в итоге дало возможность развиться млекопитающим и эволюционировать приматам... Сюда можно добавить ещё вымирание конкурирующих видов разумных людей.

 

— Молодец, Наташа, — лектор активирует поощрительную транзакцию, даруя студентке дюжину наградных токенов. — А кто знает, что это за наука?

 

Лектор склоняется к своему терминалу, тапает по экрану. На галопроектор выводится слово «медиаархеология».

 

Наташа поднимает руку и, не дождавшись кивка преподавателя, воодушевленно выпаливает:

 

— Регистрация и анализ активностей сетей Web2.0 и Web3.0, поиск серверов доинтернациональной эпохи и брутфорс древней криптографии.

 

— Web2.0 и Web3.0 — это…

 

— Древние соцмедиа и первые блокчейн-платформы.

 

— Вы разбогатеете, Наташа, — говорит лектор, активируя ещё одну транзакцию. — Всё верно. Если совсем конкретизировать, то медиаархеологи, которыми многим из вас, возможно, посчастливится стать, занимаются поиском и картографией активностей так называемого «Интернета эпохи анонимности». То есть мы ищем и фиксируем все «анонимные» действия древних пользователей. Мы идентифицируем их, анализируем полученную информацию, «Лаплас» просчитывает действия для историков, недостающие звенья в наших учебниках, просчитывает и последствия, которые может оказать медиаартефакт на будущее, если он попадёт в инфополе общественности — например, в музей.

 

— Точнее, не мы, а наши суперкомпьютеры.

 

— Вы обанкротите университет, Наташа. Верно, «Лаплас» работает благодаря производительности интернациональной сети квантовых вычислителей...

 

Тем временем на задних партах…

 

— Э. Псс. Ты принёс? — широкоплечий кодер, перегнувшись через свою гравипарту, толкает парящего перед ним опоздавшего мажора.

 

— Да, погоди.

 

Заметив возню на галёрке, лектор демонстративно упирает руки в боки и, склонив голову по-собачьи, строго смотрит туда.

 

— Простите... — мажор опускает голову, виновато крутит на пальце семейный перстень.

 

— Так вот, к кейсам... — лектор набирает у себя на терминале дату, галопроектор выводит её под потолок, где она медленно кружится. — В 2038 году правитель Мексиканской империи с позором, как известно, покинул престол, уступив место канцлеру. Давайте разберём, как это стало возможным и к чему привело... Да, Наташа?

 

— После этого новосформированные Мексиканские Штаты заняли доминирующую позицию в мире, что привело к повсеместной легализации кокаина и, как следствие, к мировой войне Сибирской империи против коалиции Мексиканских Штатов и всей планеты, так как СИ — это единственное государство, которое отказало в легалайзе кокаина на своих территориях. Решающая битва на плантации буряка под Вологдой...

 

— Не отклоняйтесь от темы, Наташа.

 

— После войны произошло великое объединение всех государств в единый интернационал, академическим языком стал среднерусский, разговорно-повсеместным — мексикано-украинский, а языком медицины, философии и медиаархеологии — калифорнийский.

 

— Так, спасибо, этого достаточно, — лектор переводит ещё несколько токенов. — Прекрасное знание общей истории. Но всё же, что послужило причиной свержения мексиканского тирана?

 

— Sama razumna la el perro, — шепчет мажор кодеру, и тот хихикает.

 

— Обнаруженная связь между ним и калифорнийскими партизанами.

 

— Именно. Но как её обнаружили?

 

— Ээ... Случайно?

 

— И это верно, — лектор выводит на галопроектор картинку густых усов. — Но что есть случайность? Улики, выведшие народ на разоблачение связи монарха с партизанами нашел работник физической промышленности. В урне с хлопковыми отходами. Что привело сталилетейщика на хлопковую плантацию? — лектор быстро пробегает подушечками пальцев по терминалу, и изображение усов обрастает фигурой персонажа древнего мультика. — В своих воспоминаниях он указывал на то, что напился кукурузного самогона во время ужина перед вечерней сменой на заводе. А чтобы ужинать было не скучно, он включил ранее не виданный им мультфильм, где в момент сильного опьянения увидел вот этого персонажа, вернее, его усы, что напомнило ему о его бывшей девушке, которая ушла от него к мужчине с похожими усами. Он вспомнил об этом, вспомнил, что до хлопковой плантации, где работала оператором робосборщиков эта женщина, всего пара миль, допил самогон и поплёлся туда признаваться ей в чувствах. Когда он дошел до границы плантации, то был настолько усталым и пьяным, что забрался в урну с отходами и уснул. Проснулся он от тихого шелеста двигателя электролимузина. Это прибыл мексиканский монарх. Вскоре подъехал и электрогрузовик с калифорнийцами. Монарх передал им кейс с песо, а они передали ему деталь от портативного реактора для обогащения урана. Несмотря на жуткое похмелье, герой-любовник догадался включить камеру и заснять сделку сквозь дырку в ивовой урне. Ну а дальше вы знаете — мир, так боявшийся атомного армагеддона, был спасён, атомные бомбы остались только у Африканского Союза и Сибирской империи, и когда через несколько лет грянула Третья мировая, то получилось провести её тихо и мирно, ибо сибирцы и африканцы договорились не бомбить мир, а провести войну по-мужски и по экологическим стандартам.

 

— «La bez govna», — вставляет мажор.

 

— Верно. Кстати, с этой древней идиомы пошла современная академическая пословица «Только воюя без говна, сможешь ты поесть лягушек у пруда».

 

Раздаётся звонок. Студенты суетливо собираются, вскакивают.

 

Лектор поднимает руку, призывая к тишине.

 

— Подождите, я отниму у вас ещё пять минут... Итак, усы, — лектор вновь оставляет от персонажа на галопроекторе только лицевую растительность. — Давайте разберём глубже, а конкретно — почитаем мемуары художника этого мультфильма, который настоял на этих усах. По его утверждению, он пририсовал их к уже готовому персонажу за несколько минут до премьеры — в качестве мести своему продюсеру, который урезал ему зарплату и который очень любил персонажа и ассоциировал себя с ним. А художником этот человек стал, потому что его не взяли на архитектурный факультет из-за пьянства, а пьянствовать он начал, потому что с ним жестоко обошлась его девушка. И так можно копать вплоть до динозавров... Ещё пару минут, директор, я уже заканчиваю, — говорит он в коммутатор. — Так вот, это лишь один из кейсов, который мы имеем честь разбирать благодаря «Лаплас_3000» — квантово-пропозиционному ИИ, способному расщеплять причинно-следственные связи на атомы. Но, на мой взгляд, в нашей работе изучение случившегося не так важно, как предсказание будущего. Ибо, как известно, даже боги не могут сделать былое несбывшимся, но проложить торную тропу в светлое завтра — благодаря «Лапласу» задача посильная и для человека.

 

Лектор обводит взглядом аудиторию, потом несколько раз тапает по терминалу.

 

— Многие из вас станут медиаархеологами — теми, кто будет дополнять имеющиеся базы причин и следствий... Кто-то станет криптоследователем, а иные будут курировать правительство. Но, так или иначе, всем вам предстоит работать с этим. Я открыл вам ограниченный доступ к «Лапласу» через облако. Доступ уже на ваших терминалах. Пробуйте. Это ваше ДЗ. Урок окончен.

 

Он спешно собирает сумку и выходит из аудитории. Студенты лениво расходятся. В аудитории остаются мажор с кодером и Наташа. Они находятся в разных концах аудитории и смотрят друг на друга, как ковбои, готовые выхватить свои кольты — кто кого уложит быстрее.

 

— Я же вижу, вы опять что-то задумали, — говорит Наташа. — И я не отлипну, пока не узнаю, что.

 

Парни переглядываются, и кодер говорит:

 

— Это не для дам.

 

Но Наташа непоколебима:

 

— Позвать Ирину Онфимовну?

 

Услышав имя комендантки, парни сдаются.

 

— Ладно, подлетай. Только об этом никому до открытия магазина.

 

— Итак, — кодер нетерпеливо кружит на стуле, — доставай.

 

Мажор достаёт из кармана шарик фольги, разворачивает — под фольгой скомканная бумажка; разворачивает — в ней ультрамаленький супертяжёлый петанакопитель данных. Мажор подключает его к терминалу. На экран выскакивает множество окошек со множеством множеств папок, в каждой из которых — множество проименованных калифорнийскими буквами видео-, фото— и текстовых файлов.

 

— И что это? — спрашивает Наташа.

 

Мажор улыбается и тапает на файл с названием dzuba_drochit_36sec. На галопроекторе вспыхивает плоский квадрат отвратительного качества видео, на котором потное красное лицо непримечательного человека из древнего мира сводит судорогой.

 

— И зачем это?

 

— Артефакты древности, петабайты артефактов! — мажор воодушевлен. — Моя прабабка возглавляла карательный отряд в одной из экспедиций против калифорнийских партизан, там она конфисковала уже к тому времени устаревшие серверы одной древней корпорации. К тому моменту в них не было ни материальной, ни информационной ценности, но она свалила их в подвал на даче, где они пылились четверть века. Они чуть не размагнитились, но, к счастью, мой дед успел сделать резервные копии. Копии валялись там же ещё пятьдесят лет, где на них случайно наткнулся я. Это было несколько лет назад. Всё это время я ломал старую криптографию — мама не разрешала использовать мощность домашнего ПК, поэтому я делал это с телефона, а то бы тогда уже всё замутили.

 

— И что с этим делать?

 

— Мы будем продавать их в виде невзаимозаменяемых токенов! — восклицает кодер. — Это видео класса rare, например, будет в пяти экземплярах. Uncommon по пятьдесят копий, а леджендари в единственном экземпляре... Вот, — кодер отталкивает мажора от терминала, выводит на экран несколько скриншотов текста. — Legendary, очень дорогой NFT.

 

Наташа вчитывается в непрактичный древний шрифт.

 

— Заметки какой-то древней писательницы? Известной?

 

— Не. Ничего не написала, вышла замуж, умерла в старости в окружении внуков. Но потому это даже ценнее, чем наткнуться на неопубликованные рассказы какой-нибудь Неорландины.

 

— Почему?

 

— Ну, — вмешивается мажор, — это же позволяет проверять все ошибки выжившего: Неорландина написала три мемуара про то, как писала тот бестселлер, а это дневник того самого утянутого на дно дельфинами невыжившего, и подобных артефактов здесь куча.

 

— А также это словно нижнее белье для извращенцев, — добавляет кодер. — Примерно в эту же эпоху в Японии существовали автоматы, продающие ношеные трусы школьниц. Их раскупали как новенькие графеновые накопители, и на подобные файлы найдутся свои извращенцы... Да, чел, ты раскопал сокровище... Терабайты домашнего порно, холодные записи с заражённых вирусами вебкамер... Да мы чисто на обычных файлах разбогатеем... А редкие — гляньте, какие-то древние кинозвёзды испражняются.

 

Он тапает на файл с названием johnny_depp_sret_v_krovat_heard.

— Ууу, выключи.

 

— В общем, — мажор поворачивается к Наташе, — я уже создал бету магазина, ссылку скинул, можешь прогуляться по торговым рядам.

 

Наташа на секунду задумывается, потом кивает и сползает по стулу на пол, погрузившись в нейро-VR.

 

— Я не доверяю ей, — произносит кодер, крутанувшись на гравистуле. — Она хочет либо украсть данные, либо как-то нас скомпрометировать. Это точно легально?

 

— Да. Я всё перепроверил: прямые потомки этих людей в диапазоне двух поколений либо не существовали, либо мертвы уже более семидесяти лет, а правнуков закон не учитывает, я пропарсил базу через facial_detect — членов правительства или кураторов нет ни в одном файле. Данные стопроцентно принадлежат общественности — то есть нам. А она, — мажор кивает на раскинувшуюся по полу Наташу, — идейная, для неё это очередная ментальная гимнастика. К тому же я уже сделал препатент на базу и магазин. Расслабься, мы просто показываем самой умной девчонке в группе новый Фейсбук тысячелетия.

 

— Ыы.

 

— Ыыы.

 

Наташа начинает шевелиться, потом встаёт, отряхивается.

 

— NFTitty, серьезно? Можно было назвать и получше... — говорит она. — Но... Я не могу допустить, чтобы это попало в открытый доступ.

 

— Ты перегрелась?

 

— Смотрите, — Наташа активирует «Лаплас» и парсит с его помощью несколько папок. — Вот, например, казалось бы, скучное гетеропорно с двумя рандомными людьми... Дети которых умерли более семидесяти лет назад... — она хитро улыбается, показывая, что слышала разговор. — Что может произойти, если мы продадим этот... uncommon — значит, в количестве пятьдесят экз?

 

— Мы заработаем пятьсот кукоинов? — спрашивает кодер.

 

Вместо ответа Наташа активирует разветвлённый анализ вероятностей. Через мгновение галопроектор заполняется бегущими строчками данных. Наташа откидывается на гравистуле, глядя с усмешкой на то, как лицо мажора сначала бледнеет, а затем перекашивается гримасой гнева. Он спрыгивает на пол и яростно пинает трансформатор.

 

— Черт, дерьмо, мать твою, шайсе!

 

— Ну и зачем ты нам это показала? — кодер хватается за голову. — Теперь эти данные станут вне закона.

 

— Знание усиливает ответственность, — кивает Наташа.

 

Распалившийся мажор вскрикивает, ушибив палец. Он хватается руками за ступню, прыгает на одной ноге, потом замирает и стоит так, шумно дыша носом, секунд десять. И возвращается на свой гравистул.

 

— Не может быть, чтобы все файлы были бабочками. Должен найтись и воздух...

 

— Проверь.

 

Мажор быстро тапает пальцами по терминалу.

 

— Вот. Философские записки из телефона какого-то тинейджера. Влияние на историю в случае публикации нулевое.

 

Наташа отталкивает мажора, делает пару небрежных тапов.

 

— Боже мой, нет. Увеличь радиус до тысячелетия. Если вы продадите эти заметки, идеи, в них содержащиеся, вступят в конфликт с современной этикой, и с тринадцатипроцентной вероятностью от этого родится новый Гитлер.

 

Мажор подносит ладони ко рту, выдыхает. Потом делает ещё несколько тапов, внимательно читает с терминала, затем поднимает взгляд на галопроектор, облегчённо выдыхает. Его спина медленно расслабляется.

 

— Ну конечно. Как минимум нюдсы и дикпики ни на что не повлияют, — он проверяет ещё несколько артефактов. — Вот. Везде опасность изменения привычного порядка не превышает тысячной доли процента... Даже нюдсы уровня леджендари.

 

— Но почему? — кодер подаётся вперёд.

 

Мажор пожимает плечами:

 

— Вероятно, селфи случайных женских тел и мужских гениталий не способны что-то изменить в нашей эпохе. Ради интереса можно прогнать через исторический модуль, что они изменили у себя, но это скучно. Пусть кураторы краеведческих музеев этим занимаются, — он отключает «Лаплас», потом снимает с терминала свой накопитель, спешно собирается. — Я проверю все нюдсы и пробегусь по остальным файлам, постараюсь найти что-нибудь ещё. Потребуется время.

 

И уходит, не оглядываясь на одногруппников.

 

Уже поздно. Вне университетского кампуса в воздух тихо взлетают фонари, радиационный купол красиво подсвечен синим. Мажор решает пренебречь метро и сократить путь до своего квартала через внешние территории. Он идёт к шлюзу, прикладывается к сканеру глазом, выходит.

 

«Всего десять минут через пустырь, — думает он. — Быстрее, чем спускаться под землю и подниматься в лифте... Тем более солнце село, излучение почти терпимое».

 

Он ступает по серому песку, похрустывая под подошвой выгоревшими скелетами всякой живности, и перебирает в голове варианты решения задачи по сортировке файлов.

 

— Э. Смотрите, академик решил подышать вечерним воздухом Антарктиды.

 

Грубый голос, смех, тяжёлая рука на плече. Мажор медленно поворачивается и видит голых по пояс мускулистых мужчин в устаревших AR-очках.

 

— Чё есть? Показывай.

 

— Но у меня ничего нет…

 

— Не ври. Мои очки зафиксировали тепловой шум от тяжёлого накопителя. Он где-то на твоём теле. Давай сюда, мы любим такие штуки.

 

— Я не отдам его вам.

 

Смех. Мутант-переговорщик демонстративно надевает кастет на шрамированный кулак.

 

— Davay bez govna, — пытается подавить агрессию эрудицией мажор.

 

И осознаёт себя лежащим на земле, со странно влажным и онемевшим ртом.

 

Когда уши возобновляют связь с ошалевшим мозгом, он фиксирует диалог:

 

— Пацаны, да тут ретропорнушки под завязку.

 

— Сойдёт. Загоним Джойсу.

 

Они удаляются, хохоча.

 

Мажор сплёвывает вбок кровавую слизь и переворачивается на спину. В небе звёзды. Он не видел их с детства. Лёгкий ветерок обсыпает его рану мелкодисперсным песком. Где-то рядом шуршит сколопендра.

 

Человек обретает себя, когда смертный приговор подписан. Мнгновение назад мажору казалось, что его сознание озарил некий чудесный инсайт, и теперь, слизывая песок с рваных губ, на этом пустыре под звёздами, он пытается его вспомнить. Но у него не получается. И от этого он впервые за долгое время чувствует себя счастливым.