Gute Besserung!

Среди небольших цветущих улочек Гамбурга, где двухсотлетняя архитектура соседствует с граффити, доходящем в своей настырности до вандализма; среди старых добрых немецких пивных с дубовыми столами и модными вестниками восточной культуры — арабскими кальянными; среди небольших семейных ресторанов, готовых встретить вас ароматным традиционным айнтопфом с брюквой и свининой, а так же более привычным для далекой Индии пряный палак панир с горячими лепешками чапати; среди портовой суеты и спасительных укромных улочек; посреди новой Германии, в небольшом зеленом домике, по-немецки опрятном, приютилось Прошлое.

Большие окна, как будто и не окна вовсе, а чарующие порталы в другой мир. Мир, защищенный от внешних волнений и проблем добрую сотню лет — старая немецкая аптека. Приветливо, но при этом удивительно чинно и без спешки, звенит колокольчик на открывающей двери. Дубовые стеллажи уставлены причудливыми стеклянными бутылками, которые явно выдували вручную. Надписи на латыни чередуются с немецким Sulphurum, Spir Sirapis, Benzin, Pilul.

Смотришь на эти сосуды из коричневого стекла и понимаешь, что он здесь не для декорации. Одна бутылка полна, в другой осталась только четверть, а в третьей больше половины. Всего на нескольких полках, приютились туристы из нашего времени — современные лекарства. Но даже они, одетые в яркие и кричащие ливреи, пропитались особым духом этого места и ведут себя скромно, отчего и не кажутся здесь чужаками.

За старенькой потертой механической кассой стоит Хранительница — пожилая немка. Она отвешивает лекарства и улыбаясь, прокручивает ручку кассы. От этого невозможно оторвать взгляд. Кажется, что вот с этими щелчками под легкое потрескивание механизмов, приоткроется завеса, начнётся волшебство. А быть может, это уже и есть чудо? А это не просто касса и повороты рычага с мерным хрустом на самом деле останавливают время, замедляют его здесь на небольшом пятачке вокруг себя?

Хранительница смотрит на тебя, и понимаешь, что ты не ошибся. У неё уставшие выцветшие глаза, прикрытые стёклами очков. Как ветер и море обтесывают скалы, оставляют в них сотни глубоких и мелких уступов, сохраняя при этом величие гранита, так и годы поступили с её лицом. Она устала, ведь Хранительницей быть не просто, но при этом одного взгляда достаточно, чтобы заметить всю её внутреннюю силу и тот стержень, что заставляет её уже добрую сотню лет общаться с меняющими моду и стиль посетителями. Она не может оставить свой пост, иначе поломается, выбросится за ненадобностью шкатулка времени, изящно замаскированная под кассу. А на смену никто не приходит. Но ничего, в ней ещё много сил. Не все замечают волшебство, но для тех, кто откроет сердце, оно не пройдёт мимо. И через сорок лет, будет лениво греться на солнце, развалившийся на столике с вазой, кот. Также по-доброму и устало взглянет на тебя фрау Фогель, помашет на прощание рукой и скажет: "Gute Besserung!"

А познакомился я с ней вот таким вот образом.

Нравится ли вам болеть? Вот и мне это не доставляет никакого удовольствия. В особенности, когда ты в другом городе, летом, да еще и в командировке на выставке. Твои коллеги вечером после сложного рабочего дня отправляются дегустировать немецкие кулинарные шедевры, заливая их не менее добротным пивом, а ты вынужден валятся в тесной коморке гостиничного номера, на мокрых и провонявших температурным потом простынях.

Все вопросы со страховой удалось решить только на следующий день. Они упирались, не перезванивали, но в результате сломились под тяжестью доброго русского слова со множеством вводных конструкций и усиливающих оборотов. Клиника, куда меня отправили, оказалась всего в двух кварталах, а значит спасение от жара, головной боли и желания кого-нибудь прибить, оказалось совсем близко.

Отстояв очередь среди фрау и герров, которые по цвету кожи и внешнему виду походили скорее на афанди, я попал к молодому доктору. Он быстро заверил, что никакого воспаления легких нет, все признаки инфаркта, катаракты и фибриляции левого желудочка — не более чем небольшая выдумка. После приема, который обошелся страховой в сто с небольшим евро, мне прописали что-то со сложными названиями, оказавшееся в результате парацетамолом и витаминами, и отправили в ближайшую аптеку.

Оказалось, что эта самая аптека находится буквально в пяти метрах от небольшой частной клиники, разместившейся в жилом доме. Отполированная гладкая ручка деревянной двери напомнила мне что-то из посещенных квартир-музеев. От неё тянуло таким благородством и таким самым настоящим прошлым, что я даже на секунду засомневался, не пытаюсь ли вломиться в музей.

Но это оказалась аптека, правда, не имеющая ничего общего с привычными нам стерильно белыми заведениями, с разноцветными коробочками под холодным светом современных ламп. Здесь же все оказалось иначе. Небольшой пятачок для покупателей перед тяжелым дубовым прилавком и огромные деревянные стеллажи позади аптекаря.

«Всё-таки музей», — вздохнул про себя я.

На деревянном подоконнике огромного окна, доходящего почти до пола, вальяжно растянулся черный кот рядом с цветочной кадкой. Все эти баночки, колбочки и прочие предметы утвари, а заодно и настольные весы с миниатюрными гирьками намекали на то, что обычного парацетамола мне здесь не найти. Я уже решил развернуться и поискать другую аптеку. Но тут пожилая дама в белом халате улыбнулась мне и произнесла:

—Guten Tag.

— Здрасьте. В смысле, Guten Tag.

А, уважаемый господин не говорит на немецком? — поинтересовалась она на чистом английском. Да, когда-то немного учил, но очень давно.

Старушка вновь улыбнулась и я подивлися тому, каким разным может быть лицо в старости. Вроде бы и морщины у все схожие, и глаза зачастую выцветшие, но вот нее веяло добротой, строгостью и заботой, а кроме того нескончаемой энергией.

— Чем могу быть полезна?

— Да вот, — протянул я ей рецепт, — болею что-то постоянно.

Она взглянула на небольшую бумажку, а потом на несколько мгновений задержала взгляд на мне.

— Сейчас, герр Александров, — произнесла она с ударением на последний слог. — Минуточку.

— Но откуда вы знаете мое имя?

Аптекарь снова улыбнулась и показала мне рецепт. Конечно же, педантичный немецкий врач заполнил там все графы, включая даже адрес гостиницы.

Пока пожилая фрау искала что-то в комоде, я рассматривал старую черную кассу, привлекшую мое внимание с самого начала разговора. Когда-то мне доводилось сталкиваться с арифмометром, бывшим предком калькулятора. Так вот даже по сравнению с ним касса выглядела раритетом. Она напоминала чем-то печатную машинку с вращающейся ручкой и небольшим окошком, где на барабанах нарисованы эмалью цифры.

Заметив, что старушка на меня не смотрит, я хотел было дотронуться до кассы. Моя рука уже протянулась к ней, как вдруг...

— Scheiße! — прошипел кто-то сзади меня.

Обернувшись, я увидел только черного кота, выгнувшего спину. Надо было врачу еще и на уши пожаловаться. Или это уже болезнь повлияла на мозг и мне пора к неврологу. Слуховые галлюцинации — это вам не шутка.

— Beruhige dich, Schatz, — тепло произнесла старушка. — Он у меня ласковый, но иногда пугается.

— Ничего страшного, — произнес я, но на всякий случай остался стоять боком к окну, чтобы видеть краем глаза кота.

— Вот все, что вам прописали, — произнесла аптекарь и, к моему удивлению, положила рядом с кассой весьма себе настоящие современные разноцветные упаковки с немецкими надписями.

Сделав несколько щелчков по клавишам кассы, старушка выдала финансовый вердикт моей болезни:

— Двадцать восемь евро и тридцать центов.

Я снова вздохнул, страховая не покрывала стоимость лекарств, но потянулся за кошельком. Избавиться от очередной болезни хотелось как можно скорее.

— Вот так всегда, — пробормотал я, отсчитывая мелочь, — как не поездка, так болезнь.

— Неужели, герр Александров?

— Да-да. Каждый раз что-нибудь новенькое. То в животе прихватит, то колени заноют, то ангина пристанет, да такая злая.

Я положил всю сумму без сдачи, и только теперь заметил, что фрау аптекарь внимательно меня рассматривает сквозь свои старинные очки, которые казались настолько не модными, что вполне тянули на то, чтобы называться стильными.

— А вы откуда, герр Александров?

— Из России.

— О, чудесная страна. Помню, как-то бывала там. Снег, сани, бездорожье, — задорно, посмотрев куда-то вдаль произнесла фрау. — А вы не задумывались о том, чтобы что-то изменить в жизни?

Готов покляться, что со стороны окна донеслось резкое, но тихое «Nein». А может быть это снова как-то странно мяукнул кот? Верить в галлюцинации не хотелось совсем, поэтому пришлось списать на «показалось».

— Переехать? Да нет. Работа, знакомые, обязанностей целый вагон… А где лучше, чем дома? Разве, что в собственном замке столетий так пять тому назад, но увы.

— Герр Александров, вы сильно торопитесь?

— Жар немного спал, но заниматься чем-то все равно сил нет, так что я весь во внимании.

Старушка сжала губы и вновь осмотрела меня, затем удовлетворенно кивнула.

— Есть способ помочь от всех Ваших болезней.

— Ух-ты, неужели отвар из лапок летучей мыши, — попытался пошутить я.

— Нет, одних лапок будет явно мало, — произнесла фрау аптекарь так невозмутимо, что я чуть не поперхнулся. Но она улыбнулась и добавила. —Шучу, обойдемся без них. Вам знакома квантовая механика?

Я только замотал головой, пытаясь сообразить, как может соотносится вот это вот все, а заодно и некая панацея с квантовой механикой.

— Что же, это будет чуть сложнее, — задумалась фрау. — С другой стороны, давайте назовем это волшебством. Герр Александров, каждый человек существует во множестве миров, но только в одном из них осознает себя. Это еще называют суперпозицией.

Мне приходилось только кивать и делать вид, что могу разобрать все из сказанного на английском.

— Бывает, довольно часто, что суперпозиция переключается и человек живет в мире, который ему совсем не подходит. А тот самый — родной мир ему снится, приходит в мечтах. До него не дотянутся в реальности, но на стыке сознания следы старой суперпозиции еще живут.

—Так вы что же, хотите отправить меня обратно в мой мир? — усмехнулся я. — Это было бы здорово.

— Вы хотите?

— Конечно же? Куда вот только? К эльфам, замкам или прямиком на космическую станцию.

— Об этом я уже точно не скажу. Какой у вас вес, — неожиданно спросила фрау.

От удивления я даже почесал голову.

— Не измерял давно. Может под девяносто где-то.

— Все любит точность, особенно такое дело, — строго сказала фрау и указала мне на большие напольные весы, чем-то напомнившие мне старые экземпляры из разного рода санаториев.

Оказалось, что я вешу девяносто два килограмма и триста пятнадцать грамм. Старушка старательно и размеренно вбила цифры на кассе и трижды провернула ручку. После прескучнейшего валяния на кровати с температурой, весь этот театр со мной в главной роли забавлял.

Но когда с легким треском ручка провернулась вновь, на небольшом табло кассы высветилось пятнадцать, все пространство комнаты начало меняться, погружаясь во мрак.

«Белая горячка, не иначе. Или уже совсем мозг того», — только и пронеслось у меня в голове.

— Scheiße! Scheiße! Scheiße! — заорал кот, запрыгнув прямиком на прилавок. Он начал что-то кричать фрау, не обращая на меня никакого внимания. Но постепенно немецкие выражения пропали и я стал его понимать.

— Куда ты снова? Анхель, смотри сколько за ним тянется! Пятнадцать! Ты понимаешь?!

— Спокойнее, мое золотце, а то напугаешь молодого господина, — пыталась его успокоить старушка. Впрочем, мне показалось, что морщины её разгладились, кожа порозовела и если бы не те самые ретро-очки, то я бы дал ей не больше тридцати пяти.

— Какого хрена тут происходит? — спросил я на самом что ни на есть великом и могучем, но кот с фрау обернулись на меня и казалось, что все поняли.

— Небольшие проблемы при переходе, — вздохнула аптекарь. — Слишком много нитей вас связывает с этим миром.

— Проблемы?! — мяукнул кот, распушив хвост. — Сейчас накроет и нас, и его. Пятнадцать нитей. Мяу-у-у!

Запахло озоном. За окном все затянулось мраком и вот уже его тугие плети начали просачиваться под дверью. Кот с грозным мявком спрыгнул на пол и начал бить их лапами. На удивление, темные щупальца отшатнулись, как будто испугавшись, а после рванули внутрь с удвоенной силой.

— Так это что, всерьез?

— Более чем, герр Александров, — столько же невозмутимо, как раньше, произнесла фрау. Она смешивала какие-то порошки, параллельно взвешивая их на маленьких весах. Как только состав оказался готов, она швырнула его прямиком с чаши в сторону двери. Когда белый порошок попадал на щупальца, те скорчивались, как от боли и отползали в сторону.

— Разрывай! — орал во всю кот, сбивая плети уже у окна. — Разрывай, идиот!

— Золотце, веди себя приличнее с гостем.

— Что мне делать, — с неподдельным ужасом, заикаясь, спросил я, заметив, что щупальца тянутся к едва заметным натянутым темным нитям, идущим от меня во все стороны.

— Связи рви, мы долго не продержимся! Мяу! — кричал кот, ловко уворачиваясь от плетей и переходя в новую атаку.

— Герр Александров, вам надо просто отказаться от всего, что вас здесь держит, иначе не перейти.

— Да без проблем,— крикнул я и попытался вспомнить, а что же меня держит. Ничего не получилось, нити стали только темнее.

— Ненужная работа, ненастоящие друзья? — спросила фрау, не переставая смешивать порошки.

А ведь и впрямь, что-то разве держит? Работа вроде доходная, но приносит ли она радость? А должна ли? Друзей, конечно, жалко бросать. Но есть разве брать в долг и раз за разом не отдавать — это дружба? Любимой так и не повстречал. Доход, конечно, жалко терять. Вон сколько полезного себе купил, да и на машину новую накоплю скоро. А там на острова какие-нибудь жаркие съежу, так, чтобы в бунгало, простор и никого. Телефон тоже обновить не помешает, да и новый…

И ту я чихнул. Видимо один из порошков залетел прямиком в нос. Но вместе с этим чихом, что-то произошло с моими мыслями. Уже вроде бы и не я рассуждал про себя о всех этих планах. Я увидел себя как будто со стороны. И тут же с легкостью, пролетел по каждой из темной нитей прямиком к тому, за что они держались. И в этот момент я наконец-то ответил на вопрос, который задавал себе уже столько раз, но чаще во сне. А зачем это все? В чем счастье? Все эти вещи, статусы и связи — все это самый настоящий мусор, суррогат счастье.

И в этот самый момент все закончилось. Темнота исчезла, кот вновь грелся на солнышке, растянувшись у окна, а фрау улыбалась мне старчески добродушно. Вот только возле кассы не было ни парацетамола, ни евро. Вместо них стоял маленький стеклянный пузырек с жидкостью и какие-то потертые серебристые монеты.

— Не забудьте, ваши благовония, риттер Александров. Gute Besserung!

Я, как зачарованный, взял пузырек, попрощался и открыл дверь. И тут же замер в удивлении. Это был не Гамбург. Все вокруг казалось невозможным и одновременно логичным, странным и каким-то знакомым, удивительным и манящим.

А главное… Главное, я замер на секунду и понял, что по-настоящему счастлив и не могу не поделиться своей историей с вами. Быть может, вам тоже повезет оказать в Гамбурге и Хранительница, несмотря на увещевания своего старого друга, будет к вам столько же добра.

—Gute Besserung, дорогие друзья!