Петербургское Утро

Новое утро на набережной Невы не особо радовало зеленью или теплым весенним солнцем. Быть может где-то в Гамбурге, Париже или Риме, все цветет, у нас же едва-едва набухли почки на деревьях, а солнце отдыхало от взглядов горожан за тяжелой занавесью туч. Впрочем, тучи все же были разные. Ведь настоящий петербуржец, не смотря на свое положение, интересы и статус в контакте, абсолютно точно является экспертом в двух вещах. Каких же? Конечно, в дожде и тучах.

Если ваш собеседник, выглянув на улицу сказал не просто: «там ливень», а что-нибудь в духе: «моросит немного, но можно и без зонтика» или «парадно-выходной зарядил, как по расписанию», то будьте уверены, что вам довелось столкнуться с петербуржцем. Именно он различит в монотонной массе, поглотившей небо, что-то прекрасное, распознает такое количество оттенков серого, что какой-нибудь Эрике Митчелл Джеймс даже и не снилось.

Не удивляйтесь, если он, прищурясь, взглянет вверх, как будто опасаясь появления солнца, и слегка улыбнется, произнеся:

— Что-то нынче облака по-достоевски легли.

Посмотрит обычный человек на эту вот серую безнадежность на небе, потом на довольную улыбку собеседника, да и на всякий случай в сторонку-то отойдет, ища признаки топора у того за поясом. А ты, наоборот, тоже взглянешь вверх, найдешь небольшую прореху в серой пелене и тоже улыбнешься, махнув в ту сторону.

— Смотрите-ка, экий феномен. Голубое облако появилось.

Стоите вот так вдвоем и, обязательно, молча (слова-то здесь и не нужны, их экономить надо, чтобы вес у них сохранился) любуетесь тем, как переливается серое из серого в серый.

Как-то прогуливаясь по безлюдной утренней набережной под легким дождиком, который и за дождь-то у нас не признают, я остановился полюбоваться просыпающимся городом. Но не успел я насладиться простором и тишиной, как за спиной раздался деловитый бас:

—Позвольте побеспокоить.

Я оглянулся и увидел льва. Кивнув в знак приветствия, я поднял шляпу. Вы только не подумайте, что пытаюсь строить из себя героя, ведь прекрасно понимаю, что обычному льву место в саванне, ну, может быть еще в нашем знаменитом зоопарке или уж совсем в крайнем случае на арене цирка Чинизелли. Но в том-то и дело, что мой собеседник был не совсем обычным львом. Размером с упитанного бульдога, с пышной гривой, идущей завитушками, как будто он только недавно снял бигуди, лев смотрел на меня задумчиво и дружелюбно.

—Пожалуйста-пожалуйста, — произнес я, почти не удивившись. В пять утра скорее поразит появление туриста, зазывалы на «экскурсии-по-рекам-и-каналам» или блюстителя порядка, чем замечательного во всех отношениях культурного льва.

Он подошел поближе и уселся прямо передо мной. Лизнул широким шершавым языком лапу и спросил:

— Не поможете ли мне забраться?

Бронзовая площадка на гранитном парапете куда указал лев, оказался мне по плечо. Запрыгнуть туда снизу и впрямь казалось весьма проблематичным для моего нового знакомого. Я задумчиво осмотрел льва, прикинув, сколько тот может весить, затем осмотрел постамент. Убрав в авоську томик стихов, который собирался прочесть, я нагнулся ко льву.

— С удовольствием помогу.

Но тут же замешкался в нерешительности. Интересно, насколько тактично взять его под бока, он пускай и маленький, но все же лев. Да, и неловко с первых минут знакомства, мы ведь даже не представлены друг другу.

— Позволите ли приподнять Вас?

Лев кивнул и даже заурчал, совсем как обычная кошка, когда я его оторвал от земли. Не буду преувеличивать свои силы, поднимать льва оказалось занятием весьма обременительным, но со второй попытки удалось усадить его прямиком на постамент. Там он немного покрутился, выгнул спину и зевнул, прикрывая пасть лапой. Затем, лев уселся, обернув ноги хвостом с пышной кисточкой и проурчал басом:

— Благодарю.

Моросящий дождик перешел в самый настоящий летний ливень, когда все вокруг темнеет и крупные капли бьют с такой силой, будто задались безумной целью пробить гранит и добраться до земли. Я раскрыл потертый клетчатый зонт и жестом пригласил льва под защиту. Он подошел к самому краю постамента и сел на единственное сухое пятно бронзы.

Воздух наполнился удивительной свежестью, которой так часто не хватает летом. Мне захотелось сесть в пришвартованную у причала лодку и отправится в опасное плаванье. Очень может быть, я бы так и сделал, давно уж не вытворял чего-нибудь этакого. Но, посмотрев на льва, понял, что как-то неудобно творить глупости под взглядом такого величественного животного.

Вдруг, сквозь бушующий утренний шторм я разглядел едва заметное движение. Кто-то летел в нашу сторону. Маленькая желтая птичка, что-то напевая, летела свозь потоки дождя.

— Чик-чирик, — сказала птичка, усевшись прямо рядом со львом. Он аккуратно придвинул её лапой под зонтик и закрыл от дождя.

— Спасибо, — чирикнул новый гость. — Разрешите. Представиться. Чижик.

— Очень приятно. Лев, — пробасил миниатюрный царь зверей, а я приподнял шляпу и представился.

Быть может, вы подумаете, что у нас в Петербурге все обладают стальной выдержкой и не начнут хвататься за сердце или шарахаться в сторону, при встрече с говорящей птицей. Если вы так решите, то будете правы. В нашем городе можно ожидать чего угодно, а потерять лицо перед собеседником последнее дело.

—Устал, — только и сказал, нахохлившийся Чижик. Тогда лев лег и, сложив лапу полукругом, поместил птичку в образовавшееся гнездо. Тот чирикнул что-то на своем и прикрыл глаза от удовольствия. Тем временем ливень сменился привычным недожиком и небо из черного стало приятно-серым.

— Что нового в мире? — спросил лев, совсем по-человечески высунув лапу, чтобы проверить закончился ли дождь.

— Даже не знаю, что и сказать, — пожал плечами, и тут до меня дошло. — А Вы ведь давно не бывали в таком виде?

—Давненько, — протянул лев. — Вот и с размером промашка вышла.

— В мире всё по-прежнему. Люди не меняются.

— Отнюдь, — открыл глаза Чижик. — Слыхал. Нынче. Черным. Быть. Выгоднее.

Лев осмотрел свою огненную шерсть и вздохнул.

— Позвольте, неужели и у нас?

— Ну что вы, — поспешил его успокоить я, — До нас это еще не скоро дойдет.

— Конечно, — подтвердил Чижик. —У нас. Даже. Ночи. Белые.

Вздохнув с явным облегчением, лев устроился поудобнее на постаменте, а Чижик расправив крылья уже начал пристраиваться в его гриве.

Лев увидел у меня в авоське томик стихов и пробасил:

— Пушкин или Есенин?

— Для Петербурга все же Блок.

И вновь все замолчали. Мы смотрели, как темно-серые волны Невы проносятся под утренним серым небом, а чуть в отдалении сереет здание Биржи. Лев едва слышно урчал, но при этом несмотря на размеры был настолько представителен и величав, что мало кто смог бы усомниться в его царственной крови. Чижик кажется уснул, пригревшись в кучерявой рыжей гриве.

—Может быть чаю? — предложил шепотом я, доставая небольшой термос в шотландскую клеточку.

— Балтийским балуетесь? — немного сурово спросил лев, приподняв бровь.

— Что вы, —чуть смущенно ответил я и отвинтил крышку, — только черным, со слоном.

— Со слоном — это хорошо, — по-кошачьи промурлыкал собеседник. Он вновь улегся головой на лапу и казалось, что смотрит своими немигающими рыжими глазами не на Неву, а куда-то гораздо дальше. Возможно, вместо волн, лев видел песчаные барханы или бескрайние саванны со стадами антилоп.

Лев вздохнул, прикрыл глаза и задумчиво произнес:

— Со слоном — это, как дома. Будьте добры, чашечку.

Достав из сумки небольшую кружку, я поставил её на парапет, а льву налил чай в крышку от термоса. От горячей воды тут же завился пар, танцуя на легком утреннем ветру. Лев пододвинулся поближе, и усевшись стал лакать теплый чай, как кошка молоко. С каждым глотком он рос, и под конец стал по длине совсем как бронзовый пьедестал под ним.

И вот до того мне стало приятно, что повстречал такого удивительного льва, что можно выпить чаю вместе, да полюбоваться городом без суматохи, что жив еще петербургский дух… В общем, до того, меня это проняло, что я взял, да улыбнулся.

Я улыбался даже тогда, когда взглянул на часы. Стрелки коварно продвигались к половине пятого. Всего полчаса, чтобы вернуться к себе, да еще не мешало бы вернуть домой Чижика, который уже запрокинулся на спину и подергивал лапкой.

По городу помчались первые поливалки, пробуждая Петербург от сна. Запели редкие птицы, а я, погладив льва, раскланялся с ним и поспешил на свою скамейку в Измайловский сад, аккуратно положив в ладони Чижика. Пройдя мимо Летнего сада, свернул к Фонтанке. Возле моста птичка проснулась и радостно защебетала, благодаря за приятное утро и за то, что помог вернуться.

Времени оставалось не так много, поэтому оставшуюся часть пути пришлось бежать. Шарф развевался, полы пальто мешались, хулиганистый утренний ветерок пытался в который раз сорвать с меня шляпу, но я бежал и улыбался, стараясь не споткнуться и не обронить авоську.

В саду меня встретили птицы, восхваляющие новый день. Я отдышался и взобрался на скамейку. Успел. С неба вновь полился дождь, на этот раз озорник, который любит залетать за шиворот, несмотря ни на что. Я почесал зонтиком спину, заодно приоткрывая прорези в пальто.

Когда крылья долго спрятаны, то они ужасно чешутся. Теперь же можно их расправить. И, конечно же, вновь почитать стихи. А завтра, завтра перед самым рассветом вновь отправиться гулять, быть может снова кому-то потребуется моя помощь или лев захочет разделить со мной радость еще одного утра.

Я улыбался и читал стихи, сидя под раскрытым стареньким зонтиком. Крылья уже намокли, но это не так важно, ведь утро выдалось превосходным, и я вовремя успел домой. Все же, несмотря ни на что, но в городе должен быть порядок. И каждый памятник должен встречать новый день на своем месте.