Хак-кер
Пенсионер Мстислав Константинович Рун жил в однокомнатной квартире на первом этаже десятиэтажного кирпичного дома. Он был невысок, бледен, морщинист и застенчив. Соседи считали его домоседом и букой. При редких встречах они вежливо здоровались и равнодушно интересовались самочувствием старичка.
Одни называли его мичманом в отставке, другие почему-то видели бывшего мастера цементного завода. А некоторые отзывались о нем совсем пренебрежительно: «Ну, этот… старпер с первого». И только бабка Самсоновна из третьего подъезда при виде тихо бредущего Руна шипела и плевалась. Вредная Самсоновна с клюкой, бывшая проректор иняза.
Рун всячески одобрял широкое расхождение во мнениях о своей персоне и старался производить впечатление скучного мухомора. Родственников он не имел, друзьями не обзавелся. В домино не играл, пиво не уважал, завсегдатаем местных аптек не являлся.
Мухомор и есть.
По понедельникам и средам Мстислав Константинович отправлялся в соседние дворы, где осторожно исследовал содержимое мусорных контейнеров. Рано утром он облачался в потрепанный серый плащ, запасался пакетами, палкой с крючком и становился похож на рядового скромного бомжа. Возле своего дома Рун стеснялся ковыряться в мусоре, не желая привлекать нездоровое внимание.
Утро — хорошее время. Еще не вышли во двор ответственные бабушки и скучающие молодые мамы с малышами. Еще не закипел разноголосый детский смех, не началась перекличка местных старожилов. Зато уже отправились на работу те, кто, убегая из дома, прихватил пакет с мусором.
За полтора часа Рун успевал исследовать две-три окружающие помойки. Его интересовали игрушки, посуда, книги, ткани. Причем не обязательно целые и качественные вещи; наибольший интерес вызывала рухлядь, ветхое старье, на которое не польстился бы даже мусорный маньяк.
Книги без обложек, кукольные головы, лопнувшие ремешки, осколки ваз и чашки с отколотыми ручками, — кому они нужны?
Изредка со смущенной улыбкой он прятал в пакет говяжий мосол или свиное ребрышко — обгрызенные и обсосанные до неприличной наготы кости. Удивленные бомжи не гнали странного конкурента, суровый дворник Мустафа пожимал плечами.
Дома Рун внимательно изучал добычу, долго щупал осколки и обрывки, иногда дышал на них и шептал загадочные слова. Часть выбрасывал в ведро, а некоторые предметы раскладывал на газетах, устилающих большой стол в комнате. Потом он начинал медленно передвигать избранные фрагменты, словно составлял пазлы.
Из никчемного хлама старик складывал мозаичные картины. Обычно у него получался неровный круг с крестом или звездой в центре. Звезду украшала кость. Это очень важно для обряда. Каждая кость помнит истину и справедливость жизни, значит, поможет рождению руны!
Есть немало людей, в основном пожилых, которые годами собирают коллекции странных раритетов. Не каких-то уникальных картин и самоцветов, а просто старых вещей. Да, да, тех, что копят пыль и безобразно занимают место в квартире. От тяжелых утюгов до граммофона, от фигурных ключей до вязаных салфеток. Альбомы, открытки, вазочки и елочные игрушки: вот их сокровище, подчеркивающее символику прожитого. Возможно, кто-то надеется, что среда грошового антиквариата породит симпатичного призрака…
Мстислав Константинович не запасал хлам в дань ностальгии. И не жаждал общения с привидениями. Он проектировал и конструировал амулеты, которые, как известно, являются важным подспорьем в работе магов. Составлял сеты чашек, собирал гарнитуры игрушечных конечностей и строил шалашики из костей. Каждая маленькая коллекция возрождала чувства и настроения давно умерших людей. В ассортименте безделушек скрывались лучшие характерные черты уходящей эпохи. Как их извлечь и сохранить?
Из пестрых паззлов, из руин и отходов складывались руны, содержащие шифр духовности и темперамента человечества. Создавать магические символы мироздания невероятно трудно, не каждый чародей способен извлечь из кучки мусора таинство руны и прочесть ее знак.
Конечно, рождение рун происходило бы чаще, будь в распоряжении Мстислава Константиновича скелеты и костяки невиданных существ нынешнего и ушедших миров, оперение огненных птиц, горные ягоды, драгоценные камни края земли, кораллы теплых морей, кровь рыцарей и принцесс.
Но, как говорится, на безрыбье…
Загадочные слова, похожие на заклинания, плыли над потрепанными газетами. Исцарапанный стол — свидетель красоты колдовства и безумия утраченных форм — и ритуальный танец тонких белых пальцев.
Гордость и сила.
Таинство и природа.
Мудрость, милосердие, разум.
Руна чистых помыслов «Грамот», похожая на сытого медвежонка.
Руна откровений «Ламанда», напоминающая жемчужное ожерелье.
Руна спокойного дыхания «Гаспий» — словно круглый пирог с малиной.
Руна достойных замыслов «Великар», пышная, как хризантема.
Руна верности «Изурмуд», сравнимая с раскаленными углями.
Уникальная руна «Фло»… в ней воплотились черты детского лица (эта руна возникла благодаря салфетке с каплей крови маленькой Ули, уколовшей возле качелей пальчик).
Они созревали, как яблоки на росистых ветвях, и колдун ловко хватал призрачную руну, словно ловил укатившуюся монетку. Ласковый взмах — и руна поймана, трепещет, щекоча ладонь, съеживается, превращаясь в крошечного мотылька.
Он никому не дарил амулетов, не рассказывал о волшебных рунах. Жил. Питался овсянкой, килькой в томате и картошкой. Собирал мотыльков. Зачем собирал? Наверное, повинуясь загадочному зову тысячелетий и той практичной мудрости, что возникает во многих старых людях. Копи добро — будь то вещи, знания или весомые слова.
Рун копил руны. Символы незыблемости мира.
Но вот случилось то, что не могло не случиться.
Пришли ночные пастухи, фамильяры древних созданий тьмы. Демонические создания потустороннего мира. Невидимые, неуязвимые, неподкупные монстры, пожиратели позитива и доблести.
Город объяло облако. Словно пепел вулкана, опустилось на дома.
Людям не помогли запоры и щеколды, лики святых и священные книги. Магия зла оказалась слишком могущественна. Дети ночи проникли во все жилища, напустили болезни в людские души. Нет, спящие не умерли в постелях. И не превратились в кошмарных уродов. Мир уцелел, но обнищал, из него ушли светлые эмоции, погибли добрые чувства, оказались стерты мечты и память.
Мстислав Константинович держал оборону в своей комнате. Он грамотно построил защитный периметр, развесив у дверей и окон магические талисманы. Собрал свои драгоценные руны в коробку из-под пылесоса «Вихрь», спрятал коробку за диваном, а сам бродил по квартире, наблюдая, как тускнеют амулеты и прогибается энергетический экран.
Сначала твари ворвались в прихожую. Потом они просочились через окно в кухню. Наконец, проникли в комнату.
…Когда-то он был дерзким колдуном гильдии рунознатцев, опытным специалистом в своей области. Умел создавать такие сложные амулеты, как египетский глаз Гора, турецкий назар, японский манэки-нэко и даже ассирийские таблички с заклинаниями.
Был на хорошем счету, но внезапно смутился… стал размышлять, искать ответы на запрещенные вопросы, попал в разряд диссидентов, а затем изгнан и заклеймен. Его назвали изменником и безумцем, странно, что оставили в живых.
Он долго скитался.
Что-то понял.
Проникся.
Изменился…
А сейчас наступила ночь испытаний. Ему было трудно. Он еле сдерживал ментальную атаку бывших соплеменников. Все-таки возраст!
Лопались и осыпались амулеты и талисманы. Таяли, растворяясь в сизой дымке, обереги. Вспыхнул и распался защитный периметр. Твари приблизились к дивану, но Мастер Костяных Рун произнес заклятье последнего рубежа, и окружил себя белыми щитами. Враги яростно штурмовали эту преграду, а старик сидел на диване, обхватив слабо содрогающуюся коробку. Так курица прикрывает цыплят.
Энергия утекала из него, и не было возможности поддержать силы. Разве что силу рун израсходовать?
Нет. Жадность.
Да. Глупость.
Нет. Я справлюсь.
Нет. Руны мои…
А если?..
Ночные пастухи бились в стонущую преграду, казалось, их когти рассекают тугой туман.
И магические силы Мастера иссякли. Щиты стали падать.
Но вдруг за окном начало светать. Так бывает вопреки любому злодейству: жизнь продолжается.
И твари отступили, проклиная бессмысленный старческий героизм, ушли в никуда.
Когда первые ответственные бабушки вывели во двор внучат, а суровая Самсоновна заняла свою лавочку возле жасмина, Мстислав Константинович, опираясь на швабру, попытался выйти во двор. Идти было тяжело, он хрипло дышал и с трудом удерживал коробку левой рукой.
Небо очистилось от туч, в синеве ловко скользили городские ласточки.
Жизнь во дворе изменилась. Никто не смеялся, дети сторонились друг друга, а взгляды взрослых обрели хищную подозрительность. Даже тени выглядели недоброжелательно.
Мстислав Константинович, кряхтя, опустил коробку к ногам, приоткрыл ее и осторожно пошурудил внутри ладошкой. Из коробки робко выпорхнула стайка золотистых мотыльков. Брызгая апельсиновыми искрами, посверкивающие мотыльки полетели в разные стороны, как мыльные пузыри.
Он улыбнулся. Возможно, так улыбается хакер, запустивший в сеть новые вирусы.
Мотыльки разлетались по двору, мгновенно пикировали на плечи детей и взрослых, прикасались к людям и взмывали вверх в поисках очередного пациента.
Старик погрустнел. Больше ему не ходить по дворам. Ночной бой отнял все силы. Теперь он полный домосед. Если не сказать — инвалид. Кто-то, вероятно, будет приносить ему овсянку и кильку в томате. А о рунах придется забыть. На восстановление уйдут годы.
Топ-топ: из песочницы вылезла Уля, на лямке ее сарафанчика поблескивала золотистая пылинка. Наклонив по-воробьиному голову, малышка подошла к старому колдуну.
— На, дедушка Слава, — протянула ему свою куклу.
Мастер Костяных Рун очень удивился, даже оробел. Но куклу принял.
— Как-кая к-красивая кук-кла, — застенчиво сообщил он.
Следом за Улей ковыляла Самсоновна, прижимающая к внушительной груди большую расписную чашку, явно из сервиза, сейчас такую и не встретишь. А за нею шагал Мустафа, который тащил в пакете баранью лопатку — веселую и блестящую, как самолет.