Почтенный старик
Ночь опустилась на город. Полная луна проливала молочный свет на улицы, площади и черепичные крыши. Это был город причудливых башенок и маленьких уютных домиков, прижавшихся друг к другу тесно-тесно, будто зимние воробушки, желающие согреться. Лишь здание ратуши держалось особняком, возвышаясь и всячески демонстрируя свою важность и значимость. Днём этот город был самым обыкновенным, был городом шума и суеты, оживлённой торговли и почтовых повозок, смеющихся ребятишек и строгих стражников, городом прекрасной музыки и вкусных запахов. С наступлением же темноты, особенно в такую ночь, как сегодня, в игре теней он становился мистическим и загадочным, становился городом крыс и бродячих кошек, городом тайных сделок и встреч, городом странного и невозможного.
***
По одной из улиц города неспешно, но уверенно шёл одинокий человек, облачённый в чёрный кожаный плащ до пят. Узловатая трость выстукивала затейливый ритм по брусчатой мостовой, казалось бы, совершенно не согласуясь с шагами своего хозяина. Довершали респектабельный образ высокая шляпа-цилиндр и изящные густые усы, выдававшие в нём человека основательного, но самонадеянного. В свете луны было сложно определить возраст путника — не старый, но и не то чтобы совсем молодой.
Жак Боннель, более известный как детектив Боннель, уполномоченный представитель королевской тайной сыскной службы, имел в городе важное дело. Он должен был нанести визит одному свидетелю, а, может быть, и опасному подозреваемому, что, собственно, и предстояло прояснить во время встречи.
Жаку нравилась эта свежая летняя ночь. Он вслушивался в тишину, время от времени нарушаемую уличными шорохами или далёким лаем собак. Обычно город освещался вереницей масляных фонарей, однако в полнолуние их не зажигали, а потому они казались детективу бесконечным рядом уставших постовых, безмолвно взиравших на него с высоты пустыми взглядами. Зато Жак мог поклясться, что в одном из тёмных переулков видел блуждающие огоньки, те самые, которые обыкновенно встречаются лишь на болотах и зазывают странников на погибель.
Над головой сыщика промелькнула тень. Мсье Боннель посмотрел наверх. О, да! Вне всякого сомнения, это был город любительниц летать по ночам. На карнизе одного из домов стоял обезумевший поэт и смотрел вслед своей возлюбленной, рассекавшей небо на старенькой метле.
— Эй, дружище! — Жак помахал ему рукой.
— Простите?
— Не вздумай лететь за ней! Иди лучше домой, выспись, покушай хорошенько.
— Я не… Я не… Вы всё совсем неправильно поняли. Я её очень люблю и… и я счастлив, что моя невеста совершенно не похожа на других. Я вышел проводить её и… это так красиво, когда она летит, и… вы меня понимаете?
Жак понимал.
— Что ж, тогда прошу меня извинить, но всё же рекомендую вам продолжить наблюдение из более безопасного места.
«Знаю я таких!» — думал Жак, пока влюблённый перебирался с карниза внутрь. Удостоверившись, что поэт не свалится с крыши, детектив нырнул под арку и направился дальше, к окраине города.
***
Дом стоял немного на отшибе, но, в общем-то, не сильно отличался от остальных — те же каменные стены и черепичная крыша, потрёпанный водосток и флюгер-стрелка с указанием сторон света.
— Вот, значит, где обосновался наш клиент, — проговорил Боннель сам себе.
Дверной молоток был настоящим произведением искусства и представлял собой массивное бронзовое кольцо, оформленное в виде дракончика, кусающего себя за хвост. Жаку был знаком этот символ бесконечности, цикличности и перерождения, однако сам он предпочитал думать, что дракончик просто играет с хвостом, словно разозорничавшийся котёнок.
Ниже на двери луна высвечивала табличку, провозглашавшую: «Дом господина Менье. Если вы пришли по делу, то стучите трижды. Но перед этим семь раз подумайте».
Количественно измерять свои размышления Жак не умел, он просто подумал, после чего взялся за кольцо, оказавшееся неожиданно холодным, и три раза постучал в соответствии с инструкцией.
Спустя несколько минут за дверью послышалось шарканье шагов.
— Кто там? — раздался хриплый голос хозяина дома.
— Детектив Боннель из королевской службы сыска! — отрапортовал Жак. — Должен задать вам несколько вопросов.
Прогремел звук отодвигаемого засова и дверь отворилась. Подозреваемый оказался почтенным стариком, совершенно лысым, но компенсировавшим это огромной и пышной белоснежной бородой. Несмотря на позднее время, он был в рабочей одежде, запачканной какими-то жёлтыми и фиолетовыми пятнами. Хозяин поднял повыше подсвечник с огарком, желая получше рассмотреть лицо Жака.
— Вам сказали, что я — людоед? — старик тяжело вздохнул и с грустью взглянул на гостя. — Заходите.
Жак вошёл внутрь, немного ошарашенный прямотой хозяина.
— Можете повесить плащ и шляпу, — старик указал на вешалку у входа и, наблюдая за тем, как детектив раздевается, продолжил: — Людоед… Это, знаете, даже в некотором смысле забавно. У меня ведь имя похожее — Людовик, Людовик Менье. Я — учёный, алхимик. Живу уединённо, работа для простых людей непонятная. Вот и судачат. Вы чаю хотите? У меня где-то был чай. Или кофе?
— Нет, благодарю, — ответил Жак, снявший плащ и теперь гораздо более походивший на представителя своего ведомства. Элегантный светлый мундир без знаков различия придавал ему вид строгий и официальный, а кобура с пистолью на поясе демонстрировала серьёзность подхода господина Боннеля к следствию. Детектив присел на специально предназначенный стульчик и, взяв метёлку, отряхнул с обуви грязь. — Я бы задал вам несколько вопросов, и, если позволите, осмотрел бы дом.
— Конечно-конечно! Я вам всё расскажу и покажу. Вам бы, конечно, лучше днём. Я… я сейчас работаю. Но пойдёмте, у меня здесь несколько комнат и лаборатория в подвале.
Пока они осматривали пыльные комнаты, заваленные разнообразным хламом, Жак начал расспрос:
— Господин Менье, в округе пропадают люди, а местные в один голос твердят, что по ночам из вашего дома доносятся жуткие стоны и крики…
Алхимик усмехнулся:
— Люди, знаете, спокойно пропадают и без меня, на дуэлях или по пьяному делу. Что до криков — это… Как вам сказать? Это — мои гомункулы.
— Кто-кто?
— Я думаю, что могу их вам показать, но они внизу, в лаборатории.
***
Жак и Менье спускались в подвал по каменной спиральной лестнице.
— Когда много лет назад мои жена и маленькая дочка скончались от чахотки, я решил посвятить себя исследованию загадок бессмертия и создания жизни. И если в получении философского камня я потерпел фиаско, то кое-что мне всё-таки удалось.
Тень на стене от маленького крестовика в свете свечи разрослась в огромного монстра. Детектив был удивлён, что местные что-то слышали, поскольку подвал у алхимика находился достаточно глубоко.
Старик продолжал:
— Искусственно выращенные люди, гомункулы. И здесь нет никакой магии, это — самая передовая наука! Осторожно, я на последней ступеньке постоянно спотыкаюсь.
Лаборатория представляла собой довольно просторную комнату, по стенам которой располагались шкафы с бутылками, колбами, склянками и мензурками, а в центре стоял стол, уставленный свечами и банками с непонятным содержимым. Жак присмотрелся — в одной из банок, в прозрачном густом растворе, находилась какая-то мелкая тварь, похожая не то на рыбку, не то на ящерицу, вот только с ручками и ножками как у маленького человечка. В какой-то момент существо резко дёрнулось и открыло один глаз. Жак отшатнулся и непроизвольно схватился за рукоять пистоли.
— Тьфу-ты! Это они и есть?
— Это — только зародыши, но есть парочка взрослых особей. Я их держу вон за той дверью, — старик указал в противоположный от лестницы конец комнаты.
— Не опасно?
— Нет, они вообще довольно бессмысленные создания. Только спят, едят и ползают туда-сюда.
Менье открыл дверь, за которой оказались два на первый взгляд самых настоящих человека, небольшим ростом напоминающие детей, а, быть может, карликов. Кожа их была какого-то грязно-болотного цвета, зелёного или серого. Большие глупые глаза смотрели перед собой, не выражая абсолютно ничего.
— Этого зовут Жан, а вот того — Жак, — объявил старик.
— Да уж, самый неожиданный тёзка, которого я когда-либо встречал. А чем вы их кормите?
— Мясом, конечно! Не бойтесь, свининой. Наш мясник постоянно привозит. Странно, что вы с ним не разговаривали на мой счёт. Вы поговорите. Гомункулы почему-то едят только мясо, вот и приходится разоряться.
Жак-гомункул громко рыгнул и стукнулся головой о стену. Жак-детектив поморщился.
— Вот теперь я хочу выпить, только не кофе и не чаю.
***
Господин Людовик Менье проводил сыщика, закрыл дверь на засов и сразу как-то осунулся и потемнел лицом. Огонёк свечи плясал, отражаясь в его глазах.
— Пронесло, — старик выдохнул и направился к лестнице в подвал.
— Мне же совершенно нельзя нервничать, — бормотал он, спускаясь и осторожно придерживаясь рукой за стену.
Тень крестовика съёжилась и уползла куда-то вместе со своим владельцем. Пугать было некого и незачем.
— Совершенно нельзя нервничать. У меня ведь язва… Надо бы перекусить, — Менье облизнул пересохшие губы. — Интересно, как она там… Подожди, девочка моя, подожди немного. Я уже спускаюсь.
На нижней ступеньке старик споткнулся, но на ногах удержался.
— Так я тебе всё и рассказал! Как вообще такое можно рассказать?
Алхимик зашёл в лабораторию.
— Ясное дело, что если кормить их свининой, то они и будут вести себя как свиньи. А вот если… — он надавил плечом на один из шкафов с колбами и медленно, с трудом сдвинул его в сторону, освободив старую дубовую дверь.
Подобрав на связке нужный ключ и со скрежетом отперев заржавевший замок, Менье вошёл внутрь.
— Здравствуй, дочка! Он ушёл, этот полицейский. Ты можешь выходить.
Серо-зелёное существо, сидевшее в углу и поначалу зажмурившееся от яркого свечного света, пристально вглядывалось в старика…
— Здравствуй, папочка!