Про трусость

Светку с детства считали трусливой. Все: друзья, сосед Колька, учителя и одноклассники. Даже родной отец называл ее по-доброму «трусихой», а бабушка ласково говорила «наша трусишка-мышка».

Сначала Светка не обижалась — она и вправду боялась всего на свете: собаку по кличке Бакс из двора напротив, и белоснежного гуся Ваську, дедушкиного любимца, очень боялась грозы и того, что в открытое окно может влететь шаровая молния, боялась темноты и чудовищ в этой темноте, боялась острекаться крапивой, наступить летом в лесу на ужа и зажигать плиту, чиркая спичкой. Это не мешало ей хорошо учиться в школе, петь так, будто она не Светка, а Эдит Пиаф, и мечтать однажды уехать из их городка в далекую и прекрасную страну.

Но когда Светке исполнилось двенадцать, и кареглазый Пашка Куликов из их класса хохотал над ней во всю силу своих легких из-за того, что она боится скатиться со Змеиной горы на лыжах — вот тогда она впервые осознала, что ее трусливость встала ей поперек горла.

Ведь и летом она боится кататься на роликовых коньках, и зимой на коньках, и вот — даже на лыжах. Они всем классом поехали вместе с преподавателем физкультуры в лес, доехали до Змеиной горы и устроили соревнования: кто скатится, ни разу не упав. Гора эта была вся в извилинах, кочках и поворотах — поэтому и называлась Змеиной. Проехать и не упасть — просто невозможно. Кто-то съезжал и падал два раза, кто-то — три. Красавица Лейла — гордость класса и всех учителей — упала всего один раз. Все ребята ей аплодировали. А спортсмен Саша Довлатов не упал вообще, учитель физкультуры Иван Михайлович одобрительно похлопал его по плечу. Пашка Куликов тоже не упал ни разу и съехал вообще без палок — ему тоже аплодировали. А Светка даже не подошла к краю горы. Она не съехала. Иван Михайлович от нее и не требовал, ведь все учителя знали — Светка всего боится, и катается на лыжах плохо. Но Куликов над ней смеялся, и Светке вдруг стало душно внутри.

Это душное чувство не прошло даже вечером, дома, когда они с мамой и папой пили чай с вареньем. Все вокруг было так привычно и тепло — картина с березой и речкой на стене и лампа под оранжевым абажуром с бахромой, любимые и родные лица родителей — но внутри у Светки словно поселился маленький ледяной осколок. Как у мальчика Кая из известной сказки. Этот осколок делал чай безвкусным и варенье несладким. Он отравлял ей каждый вдох. Мама не могла понять, что с ней, Светкой, происходит, и почему дочь сидит, чуть не плача. Но Светка в тот вечер поняла, что ненавидит себя и то, что она такая трусливая. Она даже перестала петь и посещать занятия в музыкальной школе на некоторое время. Но потом, правда, не выдержала и снова запела. Потому что только когда Светка пела — она переставала чувствовать себя трусливой и презираемой Пашкой Куликовым, Иваном Михайловичем и другими. Когда она пела, она ощущала себя всемогущей и крылатой, летящей над морем навстречу грозе и ветрам.

Учиться в обычной школе и ходить в музыкальную Светке нравилось. Еще мечтала путешествовать. Из школьных предметов больше всего любила географию. И молодую учительницу географии Анну Александровну, их классную руководительницу. Светка не была «круглой» отличницей, но лучше всех географию знала. Они с мамой с самого детства играли в «карту», а потом в «глобус». Это была их любимая игра: они усаживались прямо под оранжевый абажур, расстилали старую физическую карту мира и долго рассматривали ее. Потом мама задавала самые разные вопросы, про столицы или океанические течения, а Светка отвечала, не глядя на карту. В пятом классе мама купила ей глобус, и восторгу дочери не было предела. Светка могла часами любоваться на него, поворачивая его и представляя, как однажды окажется на Мысе Доброй Надежды или в Коста-Рике.

Анна Александровна тоже любила Светку, это чувствовалось. Остальные учителя Светку не выделяли, зато все обожали красавицу Лейлу — умницу и отличницу по всем предметам.

Когда Светке исполнилось пятнадцать, она влюбилась. Не могла не влюбиться. Голубые бездонные глаза Саши Довлатова в десятом классе покорили всех девочек на параллели. И Светка не оказалась исключением. «Звезда» баскетбольной школьной команды, победитель районных и областных соревнований — Довлатов словно сошел с обложки модного спортивного журнала. И, конечно, самый крутой мальчик в классе выбрал Лейлу — умницу и красавицу. Они целовались под лестницами и ходили по школе за ручку. На соревнованиях Лейла сидела среди друзей Довлатова, как и положено девушке ведущего игрока.

Светка была безответно влюблена два года, но Довлатов так же, как остальные мальчишки и его лучший друг Пашка Куликов, считал Светку трусоватой, неспортивной, а значит, не заслуживающей внимания.

К выпускному классу в коллективе сформировалась компания лидеров: Довлатов, Лейла Амирова, Куликов, Лешка Иванов по кличке Репа (из-за формы головы) и жутко умная и тихая Галя Осадченко, которую все звали Галчонком. Им завидовали все остальные, и Светка не была исключением. Мечтала влиться в их компанию и ходить на школьную дискотеку, держась с Довлатовым за руки.

Это были просто фантазии, мешающие учебе в одиннадцатом классе. Но за два месяца до экзаменов, в начале апреля, она вдруг решительно подошла к Довлатову на перемене и тихо попросила взять ее с собой на «заброшку» в эту пятницу.

Саша Довлатов медленно поднял на нее свои невозможные глаза, подернутые самовлюбленной поволокой, и несколько секунд рассматривал в упор. У Светки создалось впечатление, что он напряженно вспоминает, кто она такая. «Сейчас пошлет меня куда подальше», — в ужасе подумала Светка.

А почему нет, — так же тихо, чтобы никто не услышал, ответил вдруг мальчик, от вида которого у нее подкашивались ноги. — Это может быть интересно. Забавно.

«Заброшкой» назывались развалины недостроенного профилактория для детей в соседней деревне. Профилакторий начали строить еще в 1988 году, в 90-е стройку прекратили, и с тех пор профилакторий постепенно разбирали по кускам. Ушлыми местными жителями выносились бетонные плиты, шифер, мотки проволоки и другие стройматериалы. Пока лет пять назад «заброшку» не обнесли колючей проволокой и не наняли сторожа с собакой. Сторож спился, и последний год не было видно ни его, ни собаки. Поговаривали, что стройку возобновят, но пока этого не случилось. Деревня вскоре тоже опустела, участки использовались городскими как дачи в летний период.

Самым опасным и престижным развлечением местной молодежи стали походы к профилакторию и опасные трюки на самом верхнем достроенном этаже. Идти нужно было в соседнюю деревню по проселочной дороге, либо через лес по протоптанной грибниками тропе.

Существовало негласное правило среди компаний подростков, кто по каким дням ходит прыгать на «заброшку». «Стая» Довлатова ходила по пятницам. Эти вылазки держались в строжайшей тайне от учителей и родителей, да и во вообще от всех, кто не входил в число приближенных к лидерам «стай». От таких, как Светка.

И вот сейчас она шагала через лес, глядя на широкую спину Довлатова, идущего впереди. Это придавало ей смелости. Она слышала, как за ее спиной хихикают Куликов и Лейла с Галчонком, и задавалась вопросами: «Зачем вообще ей нужна была эта «заброшка»? Что она хотела доказать и кому — себе или Сашке?».

Начало апреля выдалось теплым, но ночи еще стояли холодные, и почки в лесу на деревьях только-только набухли, постепенно наливаясь весенней жизненной силой. Светка очень любила запахи начала весны, но сейчас она ничего не чувствовала.

Они пролезли через дырку в колючей проволоке и стали осторожно подниматься на верхний ярус.

— Ты же сюда пришла показать всем, что ты не такая, какой тебя все представляют? — спросил Довлатов, пока они поднимались.

Он словно прочитал мысли Светки.

Да, — коротко бросила она. Сейчас будем прыгать, — сказал Сашка. — С этой части крыши на ту, видишь? Между ними дыра, там ярусы проломились до первого этажа. Расстояние совсем небольшое.

И вот тогда Светка поняла, что зря все это затеяла — удушающая паника накрыла ее с головой. Она сделала шаг назад, но наткнулась на цепкие руки Пашки Куликова и Репы и их колкие усмешки.

Я не... Поздно, крошка, — елейным голосом сказал Пашка. — Ладно, не бойся, мы все прыгали, там не широко и не высоко. Не дрейфь, подруга, — Репа легонько толкнул ее в спину. — Иди посмотри на высоту. Нет! — сдавленно вскрикнула Светка. — Я не хочу... Ну что вы, в самом деле, ребята, — примирительно сказала Лейла. — Не нужно ее заставлять. Не бойся, Светик. От ее тошнотворно дружелюбного голоса Светку затошнило еще больше. Красивая, умная, да еще и хорошая.

Галчонок молчала. «Она в этой компании — «темная лошадка»», — подумала Светка.

— Начни ты, Пахан, — королевским тоном распорядился Довлатов.

Куликов пятерней убрал назад модную длинную челку над выбритыми висками, залихватски расправил плечи, потянулся, сделал несколько рывков руками, издевательски изображая разминку.

Ну что, ссыкуха, — произнес он, обращаясь к Светке, — Смотри и учись. Сама с нами напросилась, мы тебя не принуждали.

Пашка разогнался и прыгнул. Все затаили дыхание. Пашкина нога соскользнула с противоположной стороны , он как-то нелепо взмахнул руками и, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь, царапнул пальцами воздух.

Ребята закричали. Светка, наоборот, зажала рот руками. На какое-то мгновение Пашке удалось схватиться за край каменной плиты руками. Все рванули вперед, крича наперебой. Светка поняла, что они ничем не смогут помочь, потому что от Пашки их отделяло пространство, которое он пытался перепрыгнуть. Которое они все сюда пришли перепрыгивать.

— Помогите, — прохрипел Пашка и рухнул вниз.

Как в замедленной съемке подростки наблюдали, как тело Пашки Куликова летит мимо них и с жалким всхлипом падает на кучи строительного мусора. Светке показалось, что воздух кончился. Не конкретно в ее легких, а вообще в природе.

Лейла, Довлатов, Репа и Галчонок легли, прилипли к краю верхнего яруса и смотрели вниз. Светка тоже перегнулась через выступ бетонной плиты и взглянула на неподвижную фигуру Пашки, распластанную в пыли первого этажа. Она не знала, сколько прошло времени, и сколько они вот так молча смотрели на Пашку.

— Он живой? — наконец тихо, но с истеричным всхлипом, вымолвила Галчонок.

Довлатов вдруг расхохотался, отошел от края крыши и запустил руки в волосы. Его глаза лихорадочно блестели, взгляд от переводил из одной стороны в другую.

— Твою ж мать! — простонал он.

Лейла заплакала. Галчонок тут же затряслась в приступе рыдания, кусая ногти и повторяя, как мантру: «Этого не может быть, это не со мной, этого не может быть...». Только Светка и Репа, оцепенев, не сводили глаз с тела Пашки.

— Он жив, — внезапно выдохнул Репа.

— Ты видел?! — вскрикнула Света. — Он шевельнул рукой! Бежим!

Спотыкаясь, перепрыгивая через полуразрушенные ступеньки, они все вместе помчались на первый этаж.

Возле пашкиной головы растекалась небольшая лужица темной крови, одна нога его была неестественно вывернута, но он был жив. Без сознания. Иногда Пашка негромко постанывал, не приходя в себя.

Нужно срочно вызвать «скорую», — трясущимися руками Светка достала телефон. Дура! — рявкнул Довлатов. — Здесь связи нет на несколько километров, лес кругом. Тогда нужно бежать за помощью, — пискнула Галчонок. Кто-то и с ним должен остаться, — сказала Светка. — Давайте разделимся, ребят! Я не могу, — вдруг еле слышно промяукала Лейла, растирая слезы по красивому кукольному личику. — А если он умрет? Мы все окажемся замешаны в этом!

Светка подумала, что ослышалась. Ведь речь же о Пашке, их Пашке! Он умирает сейчас в каком-то метре от них, а они стоят и обсуждают, почему нельзя с ним остаться? Что?!

Я, я..., — Лейла начала икать от слез, — Я не могу здесь находиться, и звонить в «скорую» не могу! Я не могу сейчас... Мама ни за что не возьмет меня к себе в Москву, если узнает, что я лазаю по «заброшке». Да еще если нас по судам начнут таскать!.. Да, хмуро подтвердил Довлатов. — Отец мне условие поставил: ни одного проступка до выпускного. Он у меня в прошлом месяце травку в портфеле нашел. Отец ни за что не оплатит универ, если вдруг что. А тогда армейка только оста... Что вы несете? — закричала Светка. — Что вы несете, блин, уроды? Это же Пашка Куликов! Ему помощь нужна, ему нужно в больницу! Успокойся! — Довлатов схватил ее за плечи и с силой встряхнул. — Ты уверена. Что ему можно помочь? Хочешь, чтобы вместе с ним и все мы полетели?.. А вы что молчите? Галка, Леша? — растерянно пробормотала Света. — Скажите же им! Пока мы здесь торчим, Пашке все хуже. Ведь дорога каждая минута!Репа зло сплюнул на бетон. И меня батя убьет. В прямом смысле слова: изобьет так, что больше не встану. И мать заодно. Не, мне светиться точно нельзя, по-любому, — Репа сжал кулаки в карманах.

То, что его бьет отец, знали все. И все молчали. Потому что молчала мать Репы, и сам Репа. И сейчас он тоже лучше промолчит.

У Светки потемнело в глазах. Внезапно мама с папой, бабушка и дедушка, чай под теплым абажуром стали так безумно далеки от нее. Игры в «глобус», музыка, романсы Рахманинова, которые так нравились Светке, и их с бабулей любимая курочка Хохлушка — все словно осталось в прошлой жизни, которая уже никогда не станет прежней. Эта жизнь поделилась на «до» и «после» прыжком Пашки Куликова.

Я сама пойду за помощью, — севшим голосом сказала Светка. — Про вас не скажу. Я была здесь с ним вдвоем, мы прыгали, он упал. Дойду до города, вызову «Скорую». Только как тут его одного оставить?

На Светкин вопрос ответа не последовало. Довлатов отпустил ее плечи. Все смотрели себе под ноги, друг на друга смотреть была тяжело.

Я вызову помощь, — вдруг подала голос Галчонок. — А ты оставайся с Пашкой.

Света посмотрела на Галю.

— Пообещай, — тихо попросила она.

— Клянусь, — быстро пролепетала Галчонок и снова задрожала, как осиновый лист. — Как только будет связь, я позвоню.

Среди всех, кто выходит на «заброшку» есть негласное правило, — глухо сказал Довлатов. — Каждый сам за себя. Пашка это правило знал. Не подставляйся, пошли с нами.

Светка в шоке покачала головой.

Ну и идиотка, — пожал плечами спортсмен. А ты говно, Саш, — ответила Светка. — Как ты жить-то собираешься с таким говном внутри? Лучше подумай, как ты тут останешься, ты же самое большое ссыкло на свете? — спросил Репа. — Пойдем, не дури, Светка. Мы анонимно сообщим, его найдут. Если никто с никого не будет, нас скоро вычислят, — Лейла перестала плакать, и ее тон зазвучал деловито и собрано. — Это подозрительно, что он здесь был один. Сашка — его лучший друг, к нему сразу возникнут вопросы. Мы подставимся как раз в том случае, если никого с ним не окажется. Но если... Я же сказала, что останусь, — прервала Светка поток рациональных умозаключений Лейлы, от которых так гадко стало на душе.

Лейла прикусила губу и быстро глянула в сторону лежащего без сознания Пашки.

Пойдемте, — позвал Довлатов. — Путь остается, раз сама так решила, к тому же Лейла все правильно сказала. Пока, — буркнул Репа. Я сразу позвоню, — Галчонок сжала руку Светки на прощание.

Светка долго смотрела своим одноклассникам вслед.

Когда через три часа солнце начало клониться к закату, она уже знала, что помощь никто не вызвал. Через лес можно дойти до окраины города минут за сорок. По дороге — за час. Два часа Светка еще ждала и надеялась. Третий — постепенно осознавала правду.

Она сидела рядом с Пашей и каждые пятнадцать минут прикладывала руку к голубой жилке, бившейся на его шее, прислушивалась к его дыханию. Девочка хотела оттащить Пашку с мусора, но боялась до него дотрагиваться: вдруг сломан позвоночник.

Слабое апрельское солнце во второй половине дня почти не грело, а теперь и вовсе перестало приносить тепло. Мягкие весенние сумерки подступали все ближе и ближе, и, наконец, окутали туманом заброшенное здание, внутри которого дрожала замерзшая Светка и неподвижно лежал покалеченный Пашка Куликов. От леса, обступавшего стройку со всех сторон, веяло холодом. Светка сняла куртку и накрыла ей Пашу. Страх сковал все ее тело, и она перестала чувствовать холод.

Мне нужно идти, Пашка, — шепотом сказала она. — Я должна идти за помощью.

Она больше обращалась к самой себе, чем к Паше.

Где-то совсем рядом послышался собачий вой. Воображение тут же нарисовало стаю голодных волков.

«Как я одна пойду в темноте через лес?! — мысль сверлом вонзилась в голову, проскочила через горло внутрь и застряла где-то в желудке.

Но внезапно Светка поняла, что больше всего на свете боится не леса, не темноты и не собак, а того, что Пашка вдруг перестанет дышать.

Она присела рядом и накрыла его ледяную ладонь своей ладонью.

Ты только не умирай.

Светка решила идти через лес, чтобы сократить время.

Когда через пятнадцать минут она вытащила дрожащими руками телефон из кармана и посветила им себе под ноги, она поняла, что давно уже находится не на тропе. Телефон с жалким бульканьем выключился — села батарея. Светка, хоть и ходила с детства в лес с дедушкой за грибами, совершенно не умела ориентироваться в лесу. Лес сразу начинал «водить ее», как выражался дедушка. Тем более ночью.

Она побежала в одну сторону, потом в другую, заметалась, углубляясь все дальше в лес. Ветки царапали ей лицо, но ночного холода она по-прежнему не ощущала. Светка взвыла от бессилия и села прямо на землю, обхватив колени руками. До смешного она напоминала себе сейчас Белоснежку, только она точно знала, что гномы ее не спасут. Она сама должна была спасти Пашку, а теперь погубила всех: и его, и себя.

Светка рыдала от своей никчемности и глупости, и никак не могла остановиться.

Нужно успокоиться, нужно беречь силы, — всхлипывая, сказала вслух она и зарыдала еще громче.

Опять послышался вой.

«А, если и вправду волки? Мамочки!» — молнией пронеслось в голове.

Она вскочила на ноги и побежала, сама не зная куда. Спотыкнулась и снова упала.

«Мамочки, мамочки, мамочки…».

Она спрятала руки в ладони и опять заплакала — уже не истерично, а тихо и горько. Светка знала, что паниковать не нужно, нужно собраться и собрать разбегающиеся панические мысли. Но сделать это никак не получалось.

Я хочу к маме, мамочка, мамочка, — всхлипнула Светка. — Помогите...

Пашка тоже так кричал, перед тем, как сорваться.

«Я должна идти ради Пашки».

Она вдруг резко перестала плакать, вытерла глаза рукавом.

— При лужку, лужку, луне, — негромко и неуверенно пропела Светка срывающимся голосом. — При широком поле…

Папа всегда пел ей эту песню, когда Светку укачивало в машине. Как только она зеленела, папа сразу начинал петь.

— При знакомом табуне, конь гулял на воле! — голос креп с каждым звуком, чистый и красивый, он отрывался от самой Светки, взлетал к вершинам темных деревьев и разливался над кронами силой и задором.

Перед глазами Светки стоял улыбающийся папа, держащийся за руль и поющий песню про коня. Лес исчез на какое-то мгновение, она встала с земли, закрыла глаза и раскинула руки в стороны.

— Ты гуляй, гуляй, мой конь!

Что-то оторвалось внутри, Светка ясно это почувствовала. И ей показалось, что она сейчас взлетит — следом за своим голосом, наполнявшим темное пространство вокруг, и полетит еще выше — к звездам, просвечивающим сквозь кроны деревьев. С каждым звуком паника уходила, сердце перестало колотиться, как бешеное, и ночной холод стал обжигать кожу. Светка замолчала, а звуки словно висели в воздухе, зацепившись за корявые ветви.

Стоп, стоп, стоп, — прошептала она, запуская руки в растрепавшиеся волосы. — А если не волки, а собаки...

Если собаки, то там люди, нужно бежать на вой.

И Светка пошла. В темноте казалось, что лес сгущается. Но волчий вой прервался хриплым лаем, тогда Светка поняла, что это точно собаки. Она бросилась бежать. Холодный воздух пронзал легкие при каждом вдохе, она не заметила, как потеряла ботинок, но останавливаться она не собиралась. Она не знала, сколько прошло времени, но деревья вдруг расступились, и она вышла к заброшенной деревне.

Совсем рядом виднелась «заброшка».

Это я по кругу в лесу ходила, — в ужасе прошептала обессилевшая Светка. — Боже мой...

Она побежала по дороге через деревню, подвернула ногу и упала в лужу. Так она лежала в ледяной луже и чувствовала, как последние силы покидают ее. Лай собак раздался совсем рядом, а потом Светка услышала рычание. Бродячие драные псы мчались прямо на нее. Она вскочила, попыталась перелезть через трухлявый забор, но он обрушился под ней.

«Это конец», — мелькнуло в голове у Светки. Никогда она не увидит Мыс Доброй Надежды.

Перед тем как отключиться, она заметила, как ночную темень пронзили лучи фонарей, и услышала почему-то голос Анны Александровны, зовущий ее. А потом увидела и милое лицо Анны Александровны, но подумала, что это, скорее всего, плод ее умирающего воображения.

***

Какие два океана соединяет Панамский канал? — Светка лукаво прищурилась. — Отвечай, Куликов, иначе ты проиграл. Отстань, Светка, от больного человека, — Пашка поморщился, пытаясь найти удобное положение для загипсованной ноги. — Твоя взяла, ладно уж.

Светка лихо крутанула пальцем глобус, поставила его на прикроватную тумбочку победно захихикала.

— Я — ас в этой игре, так что, мне не стыдно проиграть, Пашка, — сказала она. — Слушай: Карибское море и Атлантический океан с... Все, хватит! — запротестовал Паша. — Я все равно сейчас не запомню. Ладно, сжалюсь, — улыбнулась Света. — Мне пора, завтра ЕГЭ по русскому языку. Нужно заставить себя еще сегодня позаниматься, но погода такая... Никакие правила в голову не лезут, — она радостно тараторила, глядя на зеленые ветви за больничным окном. — Ты вот поправишься, и тоже будешь сдавать все ЕГЭ. Анна Александровна сказала, что тебе разрешат дистанционно...— Свет, — тихо перебил ее Пашка, — Слушай, я хотел тебя спросить... Почему ты ничего не сказала?..

Светка медленно оторвала взгляд от бушующей за стеклом сирени и посмотрела прямо ему в глаза.

Знаешь, — задумчиво начала она. — Сегодня с утра я кормила с дедушкой гуся Ваську. И что? — не понял Паша.А раньше боялась его, как огня, — улыбнулась Светка каким-то своим мыслям.

Ее взгляд стал направлен внутрь себя.

Когда я поняла, что никто не вызвал «скорую»... Кстати, ты, наверное, не знаешь, но я уверен, что Галка и не собиралась никого вызывать, — снова перебил Пашка. — Она рулила в «стае», строила даже Довлатова. «Тихий милый Галчонок» сделала все по правилам «стай» — увела всех, тебя оставила. Звонить и не собиралась, потому что тогда стало бы понятно, что с нами был кто-то еще.

Светка удивленно слушала Куликова. Об этом она не задумывалась, зато теперь в ее сознании все встало на свои места, а Галчонок вышла из тени и заявила о себе «во всей красе».

Неважно теперь уже, — улыбнулась Светка. — Я поняла, что у каждого из нас свои страхи. Настолько сильные, что могут искорежить нас изнутри. И в жуткой ситуации, в которой мы все оказались, эти страхи вылезли из нас наружу. Но там, в лесу, когда я заблудилась и поняла, что потеряла тропу... Что-то произошло со мной. Я так сильно испугалась, что в какой-то момент перестала бояться. Это сложно объяснять сейчас — в светлой комнате, когда в окно рвется сирень. А тогда… Я запела песню и словно увидела себя со стороны…

Ты пела? — переспросил Пашка. — В лесу?

Светка кивнула.

— Пела. Песню. Представляешь? Я пела и понимала, что не могу сдаться так просто. Еще я боялась, что не смогу тебе помочь.

В палате повисло тягостное молчание.

Так что теперь мне уже ничего не страшно, — заключила Светка. — Я, конечно, не ручаюсь, что перепрыгну крышу на «заброшке», но гуся Ваську точно больше не боюсь.

И они с Пашкой рассмеялись.

Я больше никогда не назову тебя трусихой, Свет, — внезапно посерьезнев, тихо сказал Пашка. — Никогда.