Должница

Жых не урод. Слишком смуглый и худой на фоне рослых городских парней, но не урод же? Да, нос при обращении в человека получился необычный, тонкий с горбинкой, и волосы соорудились слишком яркие, рыжие, вечно нечёсаные. Подумаешь…

Однако слово прозвучало хлёстко и неожиданно:

— Урод!

Высокий чернявый парень смачно сплюнул на землю, а две девицы, что рядом, прыснули недобрым смешком и брезгливо скривили симпатичные носики. Жых быстро отступил от них, но успел-таки забрать с соседнего столика оставленную кем-то ранее половинку чебурека.

Он ничего не сказал высокому, даже не посмотрел тому в глаза. Просто отвернулся и пошёл прочь от уличного кафе. Злорадство троицы он конечно слизнул, не зря же сам и спровоцировал. За этим и подходил. Кусок чебурека был затравкой — причиной побудить людей на целенаправленные эмоции. Ну, не чебуреками же лешему питаться в самом деле. А брать энергию у людей грубо и напрямую Жых не любил, вроде как воровство это. Да и зачем, если глупцов предостаточно, стоит только немного подначить, как те сами запросто раздают и силу, и эмоции. Жаль только, в основном недобрые. Сарказм и презрение тоже питательные, но душу не согревают.

Жых от ядовитого обеда нахмурился, даже его рыжая шевелюра будто потемнела под стать тусклому небу над головой. Середина лета, почти полдень, а хмурь что над головой, что в городе, как осенью. И настроение паршивое после встречи с троицей в кафе. Пора бы уже привыкнуть, что трудно в городе сыскать добро. И, вообще, нужно ли оно лешему? Жых и сам не вполне это понимал. Но чем больше ловил от людей в свою сторону недоверия, брезгливости или даже откровенной злобы, тем почему-то больше ему хотелось встретить и добра.

«Что значит урод? — подумал Жых. — Почему урод?» Вспомнил, как недавно, стоя в примерочной большого магазина, долго рассматривал себя в зеркало и думал: «ну, да, не красавец». Когда превращался в человека в первый раз, не очень-то озадачивался внешностью. А потом уже по привычке сохранял один и тот же образ. Да разве так важен внешний вид? Это же наносное, его можно и поменять. Только зачем? Подумал тогда, подумал, да и оставил как есть: и нос с горбинкой, и шевелюру. Зато красную рубаху в магазине купил. Не зря же три дня перед этим у церкви побирался, деньгами разжился и полезную тряпочку купил.

Жых резко остановился, вынырнув из неспешных размышлений в реальный мир. Оказалось, он автоматически отмахал четыре остановки, приближаясь к центру города. Сосредоточился, ведь включилась чуйка. Она зря не приведёт, наверняка что-то тут происходит интересное.

Ага, так и есть. Едва повернул за угол длиннющей девятиэтажки, как на него налетела взбудораженная девица. Красивая и ухоженная на вид: в чёрном стильном брючном костюме, смуглая, как и Жых. Волосы тоже чёрные, длинные и блестящие, что молодое воронье крыло, льются холодным водопадом. Но тревога в лице смуглой отвлекает от созерцания красоты, тёмная она, не пустяшная.

В попытке не столкнуться с Жыхом, девушка коряво поскользнулась и едва ли не свалилась ему на руки. Пришлось ухватить красавицу за вскинутую кисть, чтобы не упала.

— Ой, простите! О-ё-ёй! — прочирикала воробушком смуглянка.

И, как ни странно, не отшатнулась, не выдернула ладошку из его рук мгновенно. Убрала неспешно и мягко. Не скривилась презрением, как те девицы в уличном кафе, не отпрянула. И вообще, никаких отрицательных эмоций в свою сторону от неё Жых не поймал.

— Я… — смуглянка беспомощно захлопала влажными от близких слёз ресницами. — Меня…

Она, тяжело дышала, как будто долго до этого бежала и подрагивала, как нервная дикая олениха, готовая в любой момент отскочить и подорваться прочь.

За ней кто-то гонится, понял Жых.

— Идём! Спрячу.

Он ухватил смуглянку за руку и потянул за угол дома. Нырнули под ближайшую домовую арку и быстро оказались в пустынном дворе. Не сбавляя скорости сбежали по ступеням в подвал, в знакомую Жыху пирожковую. Там, в крохотном зальчике на три стола, плюхнулись на маленькие стулья.

— Рассказывай! — Потребовал Жых. — Не бойся, никто не видел, как мы сюда вошли. И тут почти всегда пусто.

Удивительно, но смуглянка, кажется, сразу и вот так запросто ему доверилась. Во всяком случае, испуганно хлопать ресницами уже перестала.

— Кры-жы-шхы… — нарочито громко прочистила горло дородная тётка за маленькой стойкой, что метрах в двух всего от посетителей. Хорошо, что над столами, под потолком подвешен беспрерывно бубнящий экран телевизора, и тётка, если говорить тихо, разговор посетителей не услышит. Только требовательно пялится ей всё равно никто не запрещает. «Прицепилась, сычиха!» Жых раздражённо повёл плечами, намёк-то он понял, только не мог сделать заказ, у него сегодня и завалящей мелочи в карманах не водилось. Зато догадливая смуглянка, как ловко притянутая добыча, послушно побежала к тётке.

— Два сока. Тебе апельсиновый или яблочный? — Оглянулась на Жыха, озвучивая небогатый выбор.

— Яблочный.

Жых точно знал, что никогда не краснеет, но щёки сделались горячими и почувствовал он себя так, как будто побагровел у всех на виду. Смуглянка расплатилась и вернулась с двумя стаканами сока за столик, а тётка, поняв, что более существенных заказов не дождётся, с недовольной сычёвой миной на лице, удалилась на задворки, в кухоньку.

Жых снова потребовал:

— Рассказывай!

— Ну… Я случайно там оказалась, — сбивчиво начала смуглянка. Она старательно медленно цедила через соломинку сок, будто таким образом успокаивалась. Но испуг ещё читался в её лице. Жых применил некоторое своё умение, чтобы ослабить его, но тот пока прорывался, особенно когда смуглянка смотрела на входную дверь. — Я не знаю, кто эта женщина, и почему побежала за мной. Или не бежала… Но смотрела очень страшно. И я даже не расслышала, что она кричала…

И тут Жыха вдруг осенило. Он почуял суть, увидел и почти всё понял сам. Понял, к чему надо прислушаться. Поднял голову к маленькому телевизору, висящему на стене над головой. В новостях как раз вовремя скользнуло короткое видео: «В холле торгового центра обрушилось перекрытие, — вещал телевизионный диктор. — На кадрах видно, как неизвестная девушка выскочила из-под начавшегося обвала буквально в последнюю секунду и не одна, с младенцем на руках. К сожалению, камеры не зафиксировали её лицо, воздух слишком мутный от пыли, а на голове девушки глубокий капюшон. Кто она? Почему ребёнка, что спасла, так легко, прямо на бегу отдала в руки первому встречному на улице? Почему убежала с места происшествия? Всё что удалось выяснить на эту минуту — она точно не мать малышу. Нашёлся настоящий отец спасённого младенца, подтвердил — это не мать. А у нас остаются лишь вопросы: кто эта загадочная спасительница и что случилось с настоящей матерью малыша? Спасатели только что приступили к разбору завалов. Оставайтесь с нами, мы внимательно следим за ситуацией…»

— Это была ты!? Зачем ты это сделала? — Жых перевёл взгляд с экрана на смуглянку и невольно напугал её сильнее прежнего скрипучим напряжением в голосе. Он уже явно чуял недоброе, и сам слегка испугался.

— Как, зачем?.. — длинные ресницы смуглянки-беглянки снова задрожали волнительно-трепетно. — Увидела… подхватила… А разве не надо было!? Мамка-то его… А я и не соображала ничего. Просто схватила и побежала. А что? Что не так!?

«У-у-у… — взвыл внутренним холодком Жых. — Предчувствие уже не подкрадывалось, а било чугунным молотом. — Плохи дела, плохи! Обрушение в торговом центре… младенец… Понятно, откуда обыкновенной девчонке знать, что она вмешалась в ведьмины дела. Да не простой, а хозяйки городской. Прямо из-под носа у той самую ценную жертву вынесла. Такого ведьма может и не простить. У-у-у…»

Всей этой короткой внутренней истерики Жых смуглянке, конечно, не показал. И как про ведьму объяснить? Ни к чему пока обыкновенной девчонке знать, что он оборотившийся человеком леший, а бежит она от самой сильной ведьмы в городе.

— Так, так, так, — зачастил деловито. — Наверно помогу. Надо выбираться отсюда, укрыться понадёжнее. Старая карга, ну, та, что страшно смотрела, под моим прикрытием тебя не сразу, но в городе всё равно вычислит. В пригород надо, а лучше даже за город. Родственники в деревне есть?

— Старая карга?.. Какая карга? А ты кто такой? Как так быстро про меня всё понял? Откуда всё знаешь?

Смуглянка как будто впала в ступор от новой порции страха, теперь, кажется, и перед ним, Жыхом, тоже.

— Баба-Яга, ведьма, — решился он ответить хотя бы на один из её вопросов. — А я — это я. Решай прямо сейчас кого больше боишься. Бежим, если жить хочешь, про Ягу, про себя потом объясню.

Он коротко дёрнул её за руку. Смуглянка опять послушалась, и они побежали. Из теплоты подвальчика снова в объятия по-осеннему прохладного дня. Дворами, узкими переулками, подземными переходами. Хорошо, что Жых замечательно знал эту часть города.

— Почему я тебя слушаюсь? Почему именно в эту сторону бежим? — тяжело дыша попыталась возмутиться смуглянка позже, когда он позволил ей замереть на минуту в темноте очередного подземного перехода и хоть немного отдышаться. Он-то, хоть и хиленьким смотрелся в людском обличии, а от матушки природы выносливее в разы любого человека.

— Потому что ты тоже чуешь, что ведьму надо бояться. Но сама не знаешь куда бежать. А откуда ты, кстати, чуешь? — начал подозревать Жых, но мысль не додумал. Дрожью по коже ощутил, что ведьма нешуточно затеяла погоню. Вот-вот нащупает направление их забега. — Ладно, — рявкнул коротко, — потом расскажешь, и я потом объясню. Бежим! Знаю одно безопасное место. Тут, уже недалеко.

И они снова побежали.

Когда, минут через двадцать, пересекли маленький заросший пустырь на окраине города и нырнули в тень полуразрушенного заброшенного людьми ангара, смуглянка дышала уже вовсе не как олениха, а как старый загнанный лось, так тяжело и громко, что Жых даже испугался за неё.

— Садись! — коротко скомандовал он.

Смуглянка плюхнулась на копну соломы под узким как бойница окошком у холодной стены. В тонкий луч света над её головой тотчас взвилась и заплясала поднятая ей пыль. Девушка чихнула, закашлялась и запинаясь выдавила сквозь частое дыхание:

— Это… мы где это? Почему…

Жых, понимая, что хоть что-то объяснить уже надо, быстро заговорил:

— Тут у меня кое-чё схороняется, — он не заметил, что второпях перешёл на более свойственный ему деревенский говор. — Тайник и убежище, как бы. Ты не гляди, что стены тут драные, зато место бережёное, надёжное. Ведьма его не увидит, я давно об этом позаботился.

— Да какая к чёрту ведь… — смуглянка едва не захлебнулась в попытке говорить громко и опять закашлялась.

— Не ори. Спокойно дыши и слушай. Ты же хотела знать. Про ведьму подумай. Про ведьму сама должна понимать, что она ведьма. Почему ты от неё бежала?

При каждом упоминании ведьмы смуглянка всё сильнее выпучивала удивлённые глаза.

— Во-от… Правильно думаешь. Ведьма убить может, и даже взаправду сожрать. Ты дитё в торговом центре зачем спасла? Оно уже ведьмино было. Ладно… не важно. А только ужас его невинной душонки в тебя успел пропечататься, и твои собственные страхи не хило на него наложились, потому как чужую смерть близко увидела, да и от своей едва убежала. Дитё ведьме теперь не достать, вокруг него снова людей много, а тебя, с твоим компотом эмоций, ещё можно. Поняла?

— Да ты-то откуда знаешь?! — Смуглянка всё ещё тяжело дышала и от этого говорила порывисто. — Какие ведьмы?! Нет никаких ведьм! И дура я, что за тобой бежала. Притащил в какой-то бомжатник. Да ты, может, сам маньяк!

На последних словах она будто захлебнулась. Губы поджала, глаза сощурила, но злобность получилась не пугающей, показной. И остывать начала быстро, и добавила спокойно, почти безразлично:

— А… пошла я…

— Ну и пошла! Дура! — а вот Жых взъярился по-настоящему. — Не ты, я дурень! Чего вклинился спасать?! Зачем? Мне, так-то, с ведьмой дружить надо. Она-то всегда найдёт чем лешего отблагодарить.

— Лешего?..

Смуглянка растянула губы в едкой ухмылке, и на этот раз надменность ей удалась. Поднялась с копны, отряхнула модный костюмчик и чинно пошла к выходу. Шла долго, это когда ворвались в убежище, проскочили по инерции метров на двадцать в самую глубину за секунды, а обратный путь получался долгим, и чем дальше смуглянка удалялась, тем менее уверенным становился её шаг.

Жых всё ещё внимательно смотрел на неё, но думал уже о своём. А ведь и вправду, настоящий дурак в этой ситуации он. Притягивать к себе интерес сильной чёрной ведьмы? Зачем? Было бы из-за кого. За что девицу пожалел? Понятно, если бы чуйка что-то внятное про неё подсказала. Но ведь не было никакого особенного предчувствия. Для чего ему обычная городская девчонка? А с чёрной ведьмой у них давно что-то навроде негласного уговора сложилось. Он, в своё время, признал за ней главенство над городом, а она перестала замечать его частое присутствие на окраинах. Старательно и обоюдно они избегали встреч. До сих пор. Жых даже не видел никогда ведьму воочию. Вот только сегодня через широко открытое от страха воспоминание смуглянки и разглядел слегка. Старая городская карга приняла на себя облик почти красавицы. Высокой, статной. Даже волосы на голове позолотила солнечными кудрями, чтобы никто в ней тайной тёмной сути не углядел. Вот только взгляд остался стальной, истинную злобную силу не спрячешь. Неудивительно, что смуглянка от одного только ведьминого взгляда побежала. Вот пусть и уходит. Пусть бежит теперь куда хочет. Одна. Какое Жыху до неё дело?

Но успокаивался Жых напрасно, не дойдя пары метров до выхода, смуглянка остановилась. Круто развернулась и уже скорым шагом, но какой-то сломленной куклой, потупив взор, начала возвращаться обратно.

Жых успел расположиться посередине ароматного покинутого ей стожка и удовлетворённо теперь наблюдал за позорным возвращением несостоявшейся беглянки. Подошла. Присела скромно с краешка. Отодвигаться и предоставлять ей больше места Жых не поспешил. Он, вообще-то, даже несколько расстроился, что смуглянка вернулась, ведь почти уже решил, что не стоит оно того — чёрную ведьму раздражать ради того, чтобы обыкновенной глупенькой человечишке помочь.

— Правильно ты всё сказал. У неё взгляд ведьмин, — смуглянка заговорила очень тихо и не смотрела на Жыха. — Я её глаза увидела ещё там, в пыли, во время обрушения, прямо в воздухе, когда подхватывала малыша. Одни глаза. Представляешь? И злобный голос услышала: «Оставь, дрянь такая! Брось!» А меня от страха как будто кто ещё сильнее подстегнул. Рванула с малышом, сама не понимаю, как успела из-под обвала выскочить. А голос не отстал, лупил громом прямо в мозг: «Убью, сука! Сожру!» В нормальном виде эту твою ведьму только мельком увидела. Она довольно далеко от выход стояла… Пялилась страшно и рта не открывала, только голос у меня в голове был точно её. Я от ужаса малыша первому же встречному дядьке в руки сунула. Думала, что тогда от меня её голос отстанет. Какое там, хоть беги, хоть не беги, голос всё равно догонял, а иногда ещё и взгляд затылком чувствовала. Плутала по городу, не знаю сколько, а потом на тебя выскочила. И не знаю, леший ты или маньяк, но только мне рядом с тобой спокойнее и легче стало. И… и тебя я меньше боюсь. И рядом с тобой, ещё там, в городе, в пирожковой голос этот страшный из головы исчез. Вот только взгляд... Вот только что показалось, что стоит мне далеко уйти от тебя, и сразу на этот взгляд наткнусь. Помоги-и-и…

Смуглянка подняла на Жыха виноватые глаза. Только то, что жалостливую тираду Жых не перебивал, вовсе не означало, что он смягчился.

— Она ведьма, да. Настоящая, не сказочная. Но и я не подарок. Я леший. Тоже настоящий.

— Ладно, ладно, — поспешила согласиться смуглянка. — Главное, помоги! Как от ведьмы спрятаться? Что сделать, чтобы отстала?

Надежда, что девица сама отлипнет, окончательно растаяла. «Но и щепетильничать тогда зачем?..» — подумал Жых. Он порывисто оторвался от ароматного сена, быстро прошагал к потайному схрону, что был давно заложен за неприглядно наваленной кучей битого кирпича, метрах в трёх от стожка. Выудил из тайника просторную красную рубаху, аккуратно положил поверх кирпичных нагромождений. Быстро сбросил с себя неприметную серую толстовку. Остался с голым торсом и начал не в обычном темпе, а довольно быстро преображаться в лешего. Ну, как в лешего, в образ наиболее удобный для него. Так-то, настоящий леший в кого угодно обернуться может.

В росте пока не сильно прибавился, расширились плечи и увеличилась грудная клетка. Густая короткая шерсть цвета бурой ржавчины покрыла грудь и спину, лёгким пушком наползла на плечи, на шею и немного на скулы.

— Я начну понемногу оборачиваться в настоящего лешего, — спокойно пояснял для смуглянки по ходу дела он. — Во-первых, лес рядом, мне в нём так проще. А потом, и ведьма меня таким не должна чуять.

Он и в полутьме ангара, и с расстояния заметил, как испуганно блеснули у девчонки глаза, даже несколько слезинок из них выкатилось.

— Л-ладно… — подбадривая самоё себя прошептала она. — Леший, так леший. Только спаси.

— Рубаха красная, чтобы ты в лесу меня хорошо видела. Не отставай. Пойдём быстро до ближайшей деревни.

— До Ольховки? — выдохнула смуглянка.

— Ты знаешь Ольховку? — удивился Жых. Преображение он пока решил остановить на половине. Надел рубаху, но немного ещё постоял на месте, давая смуглянке время привыкнуть к нему обновлённому.

— У меня там тётка когда-то жила. Далеко, наверно, пешком? Мы раньше на электричке ездили.

— На вокзал нельзя. Ведьма в городе, как рыба в пруду. Там она нас хоть на вокзале, хоть в поезде быстренько сцапает. А лес этот хоть и не мой, но кое какие полезные вешки загодя в нём расставил, за ними и прикроемся. Леший я, всё-таки.

— Угу, — согласилась смуглянка, как будто что-то поняла.

Жых быстро прошёл мимо неё к выходу. Ему и смотреть на неё не требовалось, чувства после обратного превращения, да возле леса обострились почти до звериных. Знал, что девица опять непомерно дрожит от страха, но переживать за неё больше не собирался. Уже решил: пусть сложится, как сложится. Получится спасти — спасёт. Но по серьёзному против чёрной ведьмы не пойдёт. Так, в догонялочки поиграет, самому интересно стало, насколько он легко от настоящей ведьминой погони уйти сможет.

Постепенно углублялись в лес. Смуглянка не отставала. В лице подобралась, сделалась хмурая и серьёзная. Не такая уж и дура, — пришлось признать Жыху, — раз поняла, что его компания уж точно лучше чёрной ведьминой. И держится молодцом для девицы. Видел, как побледнела, когда он в ангаре облик менял. Но только губы поджала и стерпела. И сейчас, опять тяжело дышит, но не дожидаясь понуканий, за ним идёт, не отстаёт. Может за эту храбрость и начал Жых снова в отношении к смуглянке оттаивать. «А может была чуйка? — подумал он. — Может, какая-нибудь глубинная, которую не сразу распознаешь? Может ещё будет ему от девицы польза?» В случайности Жых точно не верил.

На минуту остановился, давая смуглянке возможность поравняться с ним и немного отдышаться. Не бежали, как в городе, но, всё-таки, шли довольно быстро.

— Меня не бойся, — не успокаивал, а доводил до сознания, как считал нужным. — Мне до ваших человеческих маньяков далеко, лешие людей не едят. Даже если буду внезапно меняться, даже если зверем обернусь, не пугайся, тебе вреда не причиню. Ну… если только разговаривать невнятно начну, или вообще перестану, или гляну может как-то не так… Тогда можешь, если что просто остановиться и не подходить. Убегать и бояться не надо. Когда ты рядом, я в любом прикиде тебя от взгляда ведьмы укрою.

Жых говорил только полуправду, но хоть как-то подготовить смуглянку к тому, что может случиться всякое, надо. Драться за неё с ведьмой он точно не собирался, это уже железно в себе утвердил. Жых отвёл от смуглянки взгляд и расстроенный собственным же решением пошёл вперёд, всё-таки врать он не любил. Но и в отступлении перед ведьмой ничего постыдного не видел, слишком сильна чёрная для лешего.

— Когда придём в деревню, — добавил он для смуглянки, — надеюсь, что окажемся уже достаточно далеко от ведьмы и она отстанет. Надеюсь, вообще не захочет из города выходить. Там её сила, а в лесу моя. Всё хорошо будет. В деревне я договорюсь, у людей заночуешь.

Лес заметно загустел, но всё ещё оставался преимущественно лиственным. Шагали ровно по сухой невысокой траве. Солнце из-за туч так и не вышло, но небо после полудня малость просветлело, и ветерок сделался летним, уже не холодил, а освежал. Под тихий шелест травы под ногами, под мерный трепет липовой, да берёзовой листвы вспоминать о том, что их нешуточно выслеживает сильная чёрная ведьма, вообще не хотелось.

— А может она уже отстала? — спросила, словно прочла мысли Жыха, смуглянка.

— Нет.

— Как знаешь?

— Чую.

— Как леший?

— Да.

— А как тебя зовут?

— А тебя, — неожиданно тоже озадачился Жых.

— Лиза, — сказала смуглянка.

— Жых из Берёзовки, сын Шестипалого.

— А почему так длинно? Обязательно так называть? Почему «Шестипалого»?

Шли они теперь несколько медленнее, и оказавшаяся Лизой смуглянка шагала почти вровень с Жыхом. Страх в ней по-прежнему чувствовался, выветриваться не желал, и перед ведьмой, и перед лешим, но она упрямо его скрывала. Жых опять восхитился девичьей стойкости и подобрел почти до неприличия. И потом, идти в этом темпе им было ещё долго, часа два, не меньше. Ведьма, пока, похоже действительно, благодаря его стараниям, отстала или вообще потеряла след. Так что, почему бы и не поговорить.

— Обязательно. — Жых заставлял себя говорить строго и бесстрастно. — из Берёзовки — это чтобы родную деревню не забывать. А Шестипалым моего батю деревенские окрестили. Как не придёт он к бабам в Берёзовку за свежим «первачём», так они ему: «Хитрый ты, шестипалый! Бесстыжий ты, шестипалый!» Так «шестипалый» вместо имени и прилипло. А на самом деле батя без пальцев ещё в самую старую войну остался. Он партизан тогда от голода спас. Это вы, люди, считаете, что лешие тёмные, да злые, вас человеков плутают, губят или даже жрут. А лешие, я тебе скажу, тоже разные бывают. Там, в партизанском отряде, только четверо Берёзовских мужиков было. А батя всех спас. Через это пальцы и потерял. Зима морозом лютовала, в деревню из-за врага людям было не сунуться, только на маленькую заимку и смогли приблудить. Места мало. Греться и спать в избушке пришлось вповалку, а то и по очереди. Жратвы нет. Вот батя и выловил им тогда из ближайшего пруда карпа. Целое корыто выудил. А из-подо льда запросто так не достанешь, и карп не дурак даром даваться. Там батя пять пальцев и отморозил — дань озеру за жратву.

Жых вздохнул, он не сказал Лизе о настоящей причине того, почему батя пальцы потерял. Настоящему лешему мороз должен быть нипочём. А батя при Берёзовке изначально пришлым оказался, так вышло. Приблудным. Не мог он достаточную силу от леса тогда взять, не закреплены были за ним пределы. И от мужиков тех ничего взять не мог, они и так еле выживали. Вот и сделался сам леший почти что человеком, вот пальцы и отморозил. А потом и вовсе по глупости погиб. А… не захотел Жых о смерти батиной вспоминать. К тому же, Лиза с расспросами зудела, как муха, не собиралась отставать.

— Как это всё интересно! — восхищалась она. — Лешие среди людей! Лешие людям помогают!

Жых даже смутился:

— Ну, не так уж и помогают…

— Ты же меня от ведьмы спасаешь. А какая она?

— Для тебя страшная. Выпить может всю твою слабую силушку до дна, — Жых и сам не понял от чего вдруг разоткровенничался. — Чёрная ведьма в отличие от нас, леших, мелкими и добровольно отданными человеческими эмоциями не довольствуется. Ведьма предпочитает брать сама, редко, но сильные и непременно чёрные: нити страха, боли и смерти.

— Но почему?! Почему именно в нашем городе? Почему у меня? — голосок у Лизы возмущённо задребезжал.

— Имеет право. Давно хозяйничает в городе, может даже с его основания. И присматривает, по-своему защищает: чужаков не пускает, массовые бедствия отводит, ей вповалочку гибель горожан не нужна, не сожрать ей разом столько энергии. Грамотно пасёт стадо.

— Стадо? И ты тоже стадо?

— Ха… — Жыха развеселила данная Лизой возможность примкнуть к человеческому стаду. — До леших, что у чёрных, что у белых ведьм интереса мало. Что с меня взять? У меня эмоции тихие, лесные. Силу, как и любой зверь, не коплю, а всё, что беру, трачу экономно. Это только вы, люди весь эмоциональный мусор в голове годами сохраняете и силы рвёте друг у друга нещадно, и тратите потом бестолково на что не попадя. Так чем вы не стадо?

За разговором они вышли к реке. Неширокая, извилистая и тенистая от ивовых зарослей на низких берегах. Вдоль реки наезженная полевая дорога, и Ольховка совсем рядом, если через мост перейти, что виднеется справа.

— Ты тут, у реки, отдохни, — сказал Жых Лизе. — Я в деревню пока один схожу, надо убедиться, что ведьма отстала и интереса к Ольховке у неё нет. Ну, и о ночлеге договорюсь.

— Ладно, — легко согласилась Лиза.

Она с видимым удовольствием расселась отдохнуть в тени под маленькой липой, в мягкой и сочной возле реки траве.

Жых направился по дороге к мосту. У него снова испортилось настроение, то ли от того, что разоткровенничался перед Лизой о том, о чём не надо, то ли от того, что умолчал, о том, о чём, напротив, стоило бы намекнуть. О том, что он не уверен, что ведьма отстала, о том, что он не собирается за девчонку по серьёзному вступаться и уже решил, что как только пристроит в деревне, сам по-тихому уйдёт в лес.

Кажется, Жых немного запутался в собственных желаниях. Задумался. Да, хозяйка города на Жыха до сих пор внимания не обращала, так ведьмы всегда несколько пренебрежительно к молодым лешим относились. Разве что с дремучими старичками не брезговали водиться. А Жыху и пятидесяти лет ещё нет. Малец. А прямо сегодня, с нелепой этой опекой обыкновенной девчонки, в глазах чёрной сделался, наверно, совсем никчёмным. Чего встрял Лизу спасать? Ну, симпатичная, глаза добрые — ну и что? Кто она ему? Ведьма, если сильно захочет, всё равно достанет. Дурак. И потом, хоть и чёрная, а для Жыха ведьма всяко ближе, чем люди. Ой ли? А, может, Жыху просто надоело надеяться, что хозяйка города однажды расщедрится и осчастливит признанием, поможет в пригородном лесу хозяином стать? Ведь издавна заведено, что только настоящая ведьма может привязать приблудного лешего к новому лесу как положено. Только у неё есть подлинная связь со всеми духами Земли. Только она и может с ними договориться, чтобы приняли пришлого лешего, указать ему границы лесных пределов, помочь закрепиться в них настоящим хозяином. Но вот почему-то чёрная этого сделать до сих пор не захотела. И на батю не смотрела, а уж на Жыха и тем более. До сих пор.

За непростыми мыслями Жых пропустил юркую чёрную машину. Внимательно не взглянул и только спустя минуту встрепенулся, чуйка сработала. Что-то не так с машиной! Кто-то в ней прямо к Лизе мчится. Жых развернулся и побежал обратно, так быстро как мог.

Вылетел к месту действия как раз вовремя. Девушка, видимо, дремала до этого, взгляд её был слишком растерянным и ничего непонимающим. И сидела она по-прежнему в траве, и не пыталась встать. Только край кофточки на плече придерживала, похоже, он был надорван.

Лизу окружили молодчики во главе с тем самым чернявым из уличной кафешки. «Как, он? Почему он?» — успело мелькнуть в голове Жыха. Когда ещё направился в деревню, он успел обернуться обратно обычным городским пареньком и выглядел теперь совсем не внушительно. Красная рубаха сделалась ему великовата и вкупе с рыжей шевелюрой превращала Жыха скорее в потешного деревенского скомороха, чем в так необходимого теперь для Лизы серьёзного защитника.

Парни, осклабившись, развернулись к нему. На рожах троицы читались простые эмоции: похоть, мерзостная безнаказанность и уверенность в превосходстве. Законно. Все трое высокие, спортивно сложенные, а главное, хорошенько подзаряженные ведьмой на гнусное дело. «Не отстала! Решила окончательно припечь девочку. Парни бы надругались над беззащитной, душу бы её изувечили, набили бы скверной, а для чёрной — это, что ни на есть, самый вкусный пирог на закуску. Умно, — успел ещё подумать Жых, — А меня, в расчёт вообще не взяла».

Он ни на что не решался, вышло само собой. Быстро скинул лёгкие кроссовки, штаны, пока те не треснули от почти мгновенного превращения. Успел стянуть красную рубаху.

— Ахр-р… — зарычал грозно.

Перед молодчиками поднялся в рост крупный молодой медведь. Те преображения явно не ожидали. Морды скривились и страхом, и смятением. Парни отскочили, но ни один не побежал, ох, крепко, видать, их ведьма уверенностью зарядила. Двое выхватили ножи, у третьего в руке очутился пистолет, маленький, несерьёзный на вид, Жых такого не видывал раньше, но опасаться надо было и такого.

В этот момент опомнилась Лиза. Подскочила и побежала к мостику в сторону Ольховки. Побледневшая, с изумлённым страдальческим лицом, но решительная и шустрая. «Хорошо, пусть бежит, только бы недалеко», — порадовался за неё Жых.

Он задержался с городскими хлыщами непростительно долго. Надо было не схлопотать пулю и успокоить как-то всех троих, не причиняя сильного вреда. Жых — не ведьма, ему людские жертвы не нужны, даже и такие гнусные создания как эти. Даже и заряженные наглостью и упорством под завязку. Снять ведьмины чары леший не мог, оставалось только оглушить наглецов. Двоих уложил физически, медвежьей силою, а третьему по-своему, по-лешачьи мозги затуманил. Пусть теперь ослеплённый помечется, повозится с уложенными, а потом ещё и машину, оставленную в пяти метрах, долго искать будет.

***

Жых примчался в деревню, когда уже начало вечереть. Но ещё не темно, середина же лета. Он уже снова был в человеческой одежде и в образе рыжего парня. От спешки, от частых превращений утомился. Ещё до того, как поравнялся с крайним домом, понял, что спешил напрасно и не туда. Нет в Ольховке Лизы и никаких следов ведьмы тоже нет. Вскипел внутренней досадой, но леший не человек, не привык долго на эмоциях застревать, даже и сильных. Включилась в нём чуйка лесная на полную силу. Чёрная ведьма сильна, решила его одурачить. Да только даже ей в лесу лешего не уплутать, даже за таким никчёмным, как Жых, в родном лесу кое какая сила имеется. Унюхал след. Лиза в его родную Берёзовку побежала, что километрах в двух всего от Ольховки. Зачем туда? С дороги сбилась, или её уже чёрная направляла?

Деревня, давно людьми заброшенная, с домами сгнившими, полуразвалившимися, с высоченным бурьяном вместо огородов. Один только дом на окраине худо-бедно сохранился под крышей, в нём иногда Жых ночевал.

Побежал. Думать не хотелось ни о Лизе, ни о ведьме. От чего разволновался? Почему упорно спешит? Может это он от людей дурное перенял — обрёл излишнее самолюбие, гордость заимел? Обидно стало, что чёрная его вообще в расчёт не взяла, думала, что он легче лёгкого от Лизы отвернётся? Непонятно, но на душе сумрачно-гадостно. Чуйка о беде предупреждает, по голове колошматит. Не к добру он спешит, ой, не к добру. Оборачиваться больше ни в кого не пробует, от колдовского взгляда ведьмы почти не укрывается, а оставшиеся силы и энергию, непривычно для себя бережёт, концентрирует, как умеет.

Вышел к нужному дому уже в сумерках. Берёзовка тихая: остовы домов темнеющими горбами притаились, те, что ещё на дома похожи пустыми окнами-глазницами чернеют, как злые спящие великаны. Чего, мол, на ночь глядя припёрся. А вот, в самом целом доме окна вроде как слабо светятся изнутри. Лиза там прячется, ощутил всем нутром Жых. А ведьма её давно нашла. Что, она тоже там? «А-а-а…» — немым криком вспыхивает в Жыхе догадка.

Он влетает, перескакивая через прогнившие ступеньки крыльца, в дом. Всё прекрасно видит, нутро серой горенки будто действительно чем-то слабо освещено. На старой лавке в дальнем углу сидит Лиза. Сжалась загнанным мышонком, не бледная даже, а серо-зелёная лицом под стать стенам. А перед ней завораживающе клубится нечто. Дымка, не дымка — колдовское естество чёрной ведьмы, не сама она, а пока её тень. Чёрной, как огромному удаву перед мышью, спешить некуда. Она давно здесь, но преобразовывается плотью медленно. Жыху непонятна осторожность чёрной, но он заминкой пользуется. Материализует всю свою лесную силушку, какая осталась, в ветряной столб и напускает его на ведьму. Вихрь налетает на колдовскую дымку. Отталкивает её от Лизы, почти до дверного проёма изгоняет. Но ведьма для молодого лешего слишком сильна. Он и понять ничего не успевает, как нечто отрывает его от пола и швыряет в правый дальний угол на развалины старой печи. Вояка сильно ударяется всем телом и виском о битые кирпичи. Это не убивает его, он же не человек. Жыха ломает и калечит изнутри силой ведьминого ментального удара. И не осознать, чем именно так нестерпимо больно ему выворачивает кишки. И они больше не его плоть, а тугой комок из змей, что сейчас разорвут изнутри. В глазах кровавые искры пляшут. Как удержать сознание? Как?

Вдруг каким-то чудом становится легче, почти терпимо. Ведьма отстала? Он всё ещё корчится от боли, но краем глаза улавливает и другое. Лизы-мышки нет в дальнем углу. В центре комнаты прямая, как натянутая струна, стоит совсем другая Лиза. Чёрные волосы словно осеребрились светом звёзд, волшебно сияют. Лицо застывшее и спокойное, как мраморное, а в карих глазах полыхает глубинный огонь. «Ведьма! — пробилось к Жыху внезапное понимание. — Белая колдунья!»

Напротив белой, спиной к Жыху стоит чёрная. Он не видит, как смотрит та, но это и не важно, он всё равно не успевает ничего понять. Колдовская схватка слишком стремительна. Раздаётся страшный грохот, даже не тут, а где-то за пределами дома. В комнате лишь коротко сверкнуло, как от близкой молнии. У Жыха перед глазами радужные круги поплыли. А в следующее мгновение уже сделалось тихо и темно. Чёрная исчезла, словно растворилась. Белая победила?! Уже?

Вот она внезапно оказывается слишком близко, усаживается прямо в пыли, посреди битых кирпичей. Подсовывает ладонь под тяжеленую голову Жыха.

— Прости, лешенько, — шепчет ему прежняя Лиза. — Прости, что так грубо использовала тебя, защитник дикинький мой. Не могла я сразу перед тобой открыться. Надо было мне чёрную из города выманить. Слишком сильна она была там, вросла. А тёмную власть давно уже надо было на светлую поменять. А тут ты. И от чёрной укрыться помогал и даже спасать, глупенький, кинулся. Вот, едва не погиб.

— Лешего даже вам не просто зашибить, да? — скривился Жых, выдавливая надменность. Боль в животе утихала медленно. — Зато теперь у меня в должницах белая колдунья. Не слабо, да? Ведь поможешь… — поперхнулся.

— Что? Я? Должница?

Лиза почти беззвучно засмеялась. Всё ещё слабо светящиеся её волосы колыхнулись красивой волной. Жых понял, что от природы они у неё вовсе и не чёрные должны быть. Они так же, как и одежда — для обмана, чтобы никто не заподозрил, что она добрая. В это ведь даже Жых почти не верил, что бывают добрые волшебницы.

Змеи в животе, наконец, поддались ему и обернулись обыкновенной плотью. А в голове закрепилась благостная мысль: теперь белая его должница. Хорошо. Пора ему перестать быть приблудным.