Голубь мира

— Прыгай!

Вдох-выдох. Черепки под ногами. Холодный ветер в лицо.

Поворачиваю голову и вижу дуло «Миротворца». На матовой поверхности шестизарядного, до блеска начищенного барабана мелькает перекошенное отражение — ствол дурным зеркалом повторяет мои движения, ходит туда-сюда как приворожённый.

— Прыгай вниз! — хрипит Илга.

Она стоит вполоборота — шесть футов мускулистой плоти, облачённой в парусиновый плащ. Кожаный корсет под плащом туго перетянут пулемётной лентой. Рукав изодран в клочья, на плече бурое пятно. На ногах Илги высокие ботфорты, на голове лётный шлем с очками: одного стекла нет, поверх другого небрежной рукой намалёвано перекрестье прицела, и оттуда на меня взирает слегка безумный карий глаз — другой глаз Илги скрыт чёрной повязкой.

Она отводит взгляд. Револьвер в руке плавно движется из стороны в сторону: к левому краю щербатой черепичной крыши, а после к правому — туда, где хищно разинула пасть бронзовая горгулья.

Вокруг беснуется ветер. Я знаю: стоит оттолкнуться от края, и поток понесёт, забросит в неведомое — прочь от крепостных стен, мимо рухнувшего цеппелина, по-над пустошью и дальше — в те места, где прежние вещи потеряют значение, и где…

— Пр-р-рыгай!

Она умеет убеждать.

Делаю шаг, но вновь замираю, пытаясь охватить взглядом пространство: силуэт Илги в вечернем свете, тени бронзовых тварей на крыше, прозрачное осеннее небо.

Заходящее солнце пускает охряные блики, и от этого кажется, что ближайшая горгулья вот-вот взовьётся в небеса…

 

1

 

Рассвет. Полумрак каморки, остатки снов по углам, а за стеною — туман. И свист ветра за ставнями. К полудню ветер стихнет, превратится в едва различимый шёпот, но сейчас он полновластный хозяин — гуляет по бескрайней пустоши, что раскинулась снаружи, приносит запах осени и едва уловимый привкус дыма…

Новый порыв взвыл шальной сиреной. Я откинул покрывало, поёжился и рывком опустил ноги на пол. Завывания поутихли, сквозь них проступили звуки огромного здания: скрипел деревянный причал на башне, свистел пар из турбин в соседнем крыле, глубоко в подземелье натужно скрипела Главная Пружина.

В детстве казалось, что Крепость — живая. Я раз за разом исследовал пыльные лазы и заброшенные переходы, свыкаясь с причудливыми шорохами и скрипами. Мы с друзьями побывали на всех нижних ярусах: от машинного зала до боковых пристроек — ни один закоулок не остался без внимания. Наконец нас пустили на верхние этажи, но к тому времени приятелям наскучили игры, и лишь я всё так же вслушивался в дыхание тёмных коридоров, угадывал скрип балок и перекрытий…

Ветер окончательно стих, и в наступившей паузе вдруг прозвучал новый незнакомый звук — будто далёкий голос, или, скорее, урчание, приглушённое толстыми ставнями на окне…

— Подъём! — громогласно ухнул со стены механический хронометр. — Подъём-м-м!

Я вздрогнул. Потом торопливо оделся — негоже ученику на службу опаздывать. Замер на миг, напрягая слух, но далёкий странный звук больше не повторялся. Тогда я толкнул скрипучую дверь и сбежал по узкой лестнице, спросонья неловко переставляя ноги, раскачиваясь и хватаясь за стены. В коридоре было по-осеннему зябко и темно — светильники-плошки едва чадили под потолком.

Ветер, холод, мрак… Жизнь у нас в Крепости не сахар — даже на верхних этажах.

 

На складе никого не было. Я высунулся в проём-бойницу, запрокинул голову: снаружи совсем рассвело, и вверху отчётливо виднелись причалы, чёрной пятернёй растопырившиеся на фоне неба. Рядом с причалами пустота: ни цеппелинов, ни буксиров-шаров — похоже, вчерашний рудовоз ночью отчалил. Жаль, опять не удалось увидеть экипаж. У летунов своя каста — живут на кораблях, на твердь земную не сходят…

Я сел у стены и достал из кармана бутерброд. Нет цеппелинов — нет работы. Марк — швартовщик, что приставлен меня обучать, — видать, так же решил. Наверняка спит ещё.

Я доел завтрак, стряхнул крошки и юркнул в коридор. Слева и справа лестницы: одна ведёт к залу молитв, другая хитрым зигзагом поднимается вверх и проходит мимо опочивальни Илги, нашего коменданта. Мне хоть и можно уже наверху бывать, но ей лучше лишний раз не попадаться на глаза…

Думал вернуться к себе — сон досмотреть, но тут снова услышал странный звук! Он шёл сверху. Я поднял голову: в этом месте в потолке была дыра. Верёвочная лестница свисала из проёма, истрёпанный конец раскачивался на уровне лица. Эта лестница коротким путём вела в башню — туда, где пристань небесных кораблей.

 

Карабкаться по канатам — та ещё радость. Хорошо хоть стены в трещинах, есть за что уцепиться.

Я миновал пару этажей и оказался на техническом ярусе. Нащупал в полумраке верёвочную петлю, подтянулся, поставил одну ногу, другую… Пыль попала в нос, захотелось чихнуть. Я сдержался и быстрей заработал руками — не стоит понапрасну охрану тревожить.

На самом верху путь преградила чугунная крышка. Я кое-как сдвинул её, сунул голову в дыру и зажмурился от яркого света… Вокруг неистовствовал ветер! Он трепал канат, мурашками пробегал по коже. Я выбрался наружу и привалился к стене. Площадка шириной в локоть опоясывала башню, здесь можно было перевести дух. Платформа козырьком нависала сверху, деревянный причал раскачивался и скрипел.

Далеко внизу расстилалась пустошь: первые лучи осветили жухлые островки осенней травы и несколько чахлых кустов — не то мёртвых, не то раньше времени сбросивших колючие листья. Я попытался представить каково это — выйти за пределы Крепости и ступить ногами на голую землю. Глупые мысли, нехорошие… Поёжился и стал смотреть вверх.

По утреннему небу ползли клочья облаков. Ветер сгонял их в бесформенные набухшие гроздья, потом, недовольный результатом, рвал на куски и снова слеплял вместе.

Холод куда-то отступил. Облака плыли к горизонту, и я в который уже раз улетал вслед за ними.

Ранние подъёмы и первая «взрослая» работа — всё это малая цена за возможность вот так сидеть на карнизе. Подайся я в охранники или машинных дел мастера — остался бы жить в подвале и не видел сейчас небо, взлохмаченное осенним ветром… Вот бы ещё попасть на борт цеппелина — глянуть на Крепость со стороны!

Я улыбнулся и вдруг услышал тот странный звук, похожий на бормотание… Встал на ноги и осторожно двинулся по карнизу.

Шаг, другой, и впереди показалась клетка. Я сел на корточки и уставился на то, что находилось за железными прутьями — на механическое существо неизвестной модели. Существо повернуло голову и посмотрело на меня, а потом издало воркующий звук, и я понял, что это птица. Такая маленькая, да ещё с крыльями! Искусная работа, пёрышко к пёрышку — не наши мастера делали. Я смотрел во все глаза на птицу, а она глядела на меня — то одним стеклянным глазом, то другим.

— Это голубь, — раздалось за спиной.

Я обернулся и вскочил на ноги.

— Подвинься, мешаешь, — тихо проговорила незнакомка.

Я окинул её взглядом: бледное лицо, сжатые губы и какая-то отстранённость. Лёгкая куртка на тонких худых плечах — незнакомый крой… Девчонка скользнула мимо, достала что-то из кармана и бросила в клетку. Птица опустила голову и принялась клевать…

— Опять мешаешь, — бесцветным голосом констатировала девчонка.

Я снова прижался к стене.

Она протиснулась мимо — прядь желтоватых волос коснулась моего лица.

Девчонка взялась за верёвочную лестницу, и тогда я спросил первое, что пришло на ум:

— Зачем ты его кормишь?

— Потому что он живой, — бесстрастно ответила незнакомка.

Она пристально глянула на меня, а потом исчезла в люке.

 

— Ну, чё, выспался?

Марк вальяжно развалился на стопке сдутых летательных пузырей и ковырял палочкой в зубах.

Я рассеянно кивнул и уселся рядом. Не хотелось рассказывать о птице — всё равно ведь не поверит, что живая. Я и сам не верил до конца. Раньше только байки слышал про птиц, не водятся они в наших краях. Мелькнёт иной раз у горизонта чёрная точка, но непонятно что там — живое существо, далёкий цеппелин или, упаси Пружина, чудище-горгулья…

— После обеда корабль ждут, — продолжил Марк, — поговаривают, что из самой Метрополии.

Я снова кивнул.

Марк покосился на меня и почему-то рассердился.

— Слышь, малой, дуй к насосам — пузыри заправлять!

Я покорно двинулся к дверям, потом обернулся и задал мучивший вопрос:

— Марк, что за новая девчонка тут бродит?

— Бледная, что ли? — мой наставник оживился. — Это Илга её привела. Вытащила из какой-то дыры — типа тех вонючих нор за южной стеной. Ну, где охотники на червей обитают…

Марк усмехнулся:

— Хочешь в койку затащить? А чё, как раз твоего возраста — лет семнадцать… Лично я такими плоскими не интересуюсь, но тебе сойдёт!

Он захохотал.

Я захлопнул дверь, схватился за рукоятку насоса. С силой сжал пальцы и принялся крутить — быстро-быстро — так, что шланги зашевелились, забили по каменному полу, будто клубок заводных механических змей.

 

— Восславим Главную Пружину!

Голос капеллана метался под каменными сводами, отражался от стен, сливался с гулом механизмов из подземелья.

— Восславим мудрость, прошедшую сквозь века — символ мира, свёрнутого в спираль…

Я украдкой огляделся: полсотни человек изогнулись в поклоне. Здесь были грузчики в мятых робах, мрачные охранники с арбалетами и даже кто-то из мусорщиков — тех, кто ходит за стену… Не часто Илга столько народу на проповедь сгоняет!

Из швартовщиков пришли мы с Марком, остальные отсыпались после смены. Дополнял картину лоцман с шара-буксира — знаток розы ветров — в щёгольских лётных очках и в восхитительно синей форме, шитой на станке.

Я перевёл взгляд на капеллана — тот стоял на помосте в центре зала. Худые руки тянулись к закопчённому своду — туда, где свернулась тугими кольцами замурованная в камень часовая пружина. Умелая рука художника продлила металлическую спираль, дорисовав вокруг огромные чёрные кольца: они покрывали весь потолок, угольной пылью переходили на стены, бледнели, но не исчезали. Казалось, пружина невидимыми тисками охватила зал молитв и теперь сжимается — медленно, но неуклонно… Звук настоящей пружины — той, что трудится в подземелье — усиливал ощущение.

— В наши дни, когда горгульи и иные чудища бродят за стенами по проклятой земле — крепче сплотимся внутри! Наша твердыня несокрушима. Корабли прилетают и улетают — Крепость остаётся. Мы даём летунам приют и не спрашиваем, откуда они и куда держат путь. Посреди хаоса мы скрепляем…

Капеллан вдруг зашёлся в кашле. Илга поспешно выступила вперёд и продолжила заученную фразу:

— Так сверим же хронометры и подзаведём пружины… Проповедь окончена, поблагодарим нашего капеллана.

Она проводила мужчину хмурым взглядом, потом подозвала кого-то из толпы и объявила:

— С сегодняшнего дня у меня новый адъютант.

Я поднял голову и встретился глазами со светловолосой девчонкой — той самой, с карниза! Она стояла на помосте рядом с Илгой и смотрела в мою сторону — глаза чуть прищурены, волосы собраны в хвост, светлая рубаха навыпуск… Я торопливо отвернулся.

— Зовут Дана. Кто обидит — глаз вырву, — повысила голос Илга. — Вопросы?

— Ишь чего, — прошипел Марк, — а-дъю-тант!

Илга кинула в нашу сторону испепеляющий взгляд, и Марк замолчал, ссутулившись и низко пригнув голову.

— Раз нет вопросов — расходимся! Всем быть наготове, сегодня лётная погода для цеппелинов.

Илга отвернулась.

Я двинулся к выходу, шагнул за дверь…

— Кир!

Я замер.

— Ну ка, иди сюда.

Илга говорила тихим вкрадчивым голосом, и от этого её слова звучали особенно жутко.

Я приблизился шаркающими шагами.

Комендант уставилась на меня единственным глазом, осмотрела с пристрастием. Я втянул голову в плечи — раньше ни разу с ней не пересекался, а тут столько внимания…

— Мелкий и тощий… — задумчиво протянула женщина. — Должен подойти!

Потом бросила отрывисто:

— Дана, займись им.

Щёлкнула каблуками и зашагала прочь.

— Пошли, — тронула за рукав Дана.

 

Шестью этажами ниже было влажно, слышалось шипение парового котла. Девчонка сунулась в тёмный угол, извлекла оттуда продолговатый свёрток и протянула мне:

— Вот.

Свёрток оказался неожиданно лёгким. Я развернул мешковину и поднял на Дану глаза.

— Чего смотришь? — поинтересовалась она, — надевай.

Помедлила немного и вдруг приблизилась, порывистым движением выхватила у меня из рук продолговатый предмет, перебросила через плечи ремень. Её лицо маячило совсем близко, волосы щекотали нос…

— Возьмись вот тут, — тихо проговорила девчонка. — Плавно надави…

Я сделал то, что она велела.

Послышался щелчок, что-то шевельнулось сзади.

— Тише, тише, — шептала Дана.

Она прислонилась на секунду, ладони шарили у меня за спиной, я ощутил на лице её тёплое дыхание. Вдруг светлые пятна взметнулись вверх и заколыхались над головой — два длинных надувных крыла…

— Если будешь болтать про эту штуку, Илга тебя придушит, — сухо пояснила Дана. — Идём летать.

 

Паровой лифт лязгнул и распахнул решётчатые створки.

Девчонка бодро зашагала вперёд, я волочился следом, с трудом переставляя ватные ноги. Я прекрасно знал это место — тут был один из выходов наружу. На сознание давил гул турбин и близость к проклятой земле — где-то рядом, по ту сторону стены, начиналось неведомое. Мозг упорно рисовал монстров, которые бродят по бесплодной почве.

Звякнул ключ, дверь натужно заскрипела. Похоже, не часто её открывали — даже охрану не выставили.

Я напрягся, и… в глаза ударил яркий свет!

— Иди сюда, — позвала Дана, — пружину заведу, на пробный полёт хватит… Эй, Кир!

Я замер, не в силах сделать шаг.

За спиной девчонки виднелась голая земля. Там не было спасительных крепостных стен, лишь ветер шевелил сухую траву. Я уставился на один из стеблей, не решаясь перевести взгляд дальше — туда, где пустое пространство обрушивалось всей своей глубиной.

— Ты чего? — донёсся голос Даны.

Я привалился к створке, в голове крутились обрывки мыслей. Так близко к поверхности я ни разу не был — мальчишки иногда пробирались к воротам, смотрели в щель, но я всегда оставался на безопасном расстоянии…

— Закрой глаза.

Дана взяла меня за руку и потянула — я послушно зажмурился и сделал несколько шагов, под ногами захрустело.

— Уже лучше, — пробормотала девчонка, — теперь стой тут.

Я попытался успокоить дыхание — получилось не очень. Ладонь Даны была тёплой, и я стал думать об этой ладони — какая она маленькая и как удобно лежит в моей пятерне… Через минуту девушка аккуратно отстранилась. Я стоял тихо-тихо, прислушиваясь к звукам ветра, а потом неожиданно для себя запрокинул голову и открыл глаза.

Вверху было небо — такое же, как над башней. Я развёл руки и ощутил вибрацию пусковой пружины.

— Хорошо, — шепнула Дана.

Она отошла в сторону. Я слышал, как её ноги ступают по сухой земле, но смотреть не решался. Казалось, стоит опустить голову, и появятся все те монстры, что обитают за стенами Крепости…

— Давай! — долетел девичий голос, — тяни рычаг и прыгай!

Порыв ветра всколыхнул гибкие крылья. Я спружинил колени, ощущая на себе взгляд Даны — это почему-то придавало силы… Внезапно я ощутил запах дыма — гораздо острее, чем утром. Казалось, источник совсем близко! От неожиданности оступился, потерял равновесие — крылья потянули вбок, и я повалился на землю. Вмиг вернулся страх — я вскочил на ноги и метнулся к спасительной двери. Дана что-то проговорила — я не расслышал. Кое-как протиснулся сквозь узкий проход — крылья не пускали, хотели остаться снаружи… я стянул их и опустился на пол.

Приблизились торопливые шаги, замерли на минуту. Я услышал, как Дана подбирает летательный аппарат, но голову не поднял и ладони не отнял от лица.

И снова шаги — отдалились, затихли. Пришло безмолвие — казалось, даже Главная Пружина взяла перерыв.

Мне представилось, как девчонка поднимается на башню — туда, где мы встретились в первый раз. Она подходит к клетке, садится на корточки и разочарованно смотрит на птицу, а та поворачивает голову сначала одной стороной, потом другой. Я раскрыл левый глаз… правый… — тёмный коридор выглядел почти одинаково — отличия были, но я не мог их уловить. Снова глянул одним глазом, другим. Расправил крылья, и Дана вдруг улыбнулась в ответ! Такая строгая и бледная-бледная, но всё же удалось мне достучаться до её улыбки… Я тоже хотел улыбнуться, но неожиданно понял, что вместо рта у меня клюв! В ужасе поднёс ладони к лицу…

— Оп-па! Дрыхнешь, да? Хочешь, чтобы в мусорщики разжаловали — у параши прибираться?

Голос Марка вернул в реальность.

Я встрепенулся, вскочил на ноги.

— Слышь, мелкий, гляди, какую я тварь нашёл! — голос парня звучал благодушно.

Я опустил глаза.

В руках Марка была клетка, внутри сидела нахохлившаяся птица. Кажется, Дана говорила, что её зовут голубь…

— Наружу выкину и из арбалета пальну… Хочешь пострелять?

— Отдай.

— Чё? — не понял Марк.

— Отдай, — прошептал я.

Парень удивлённо уставился на меня. Я шагнул вперёд и схватился за клетку — голубь внутри недовольно забил крыльями.

— Ты чего? — по-детски обиженно пробормотал мой наставник.

— Он живой, — выдавил я.

— И что с того? — грозно переспросил Марк. — Капеллана нашего слышал? Чудища бродят снаружи, надо истреблять!

Я резко дёрнул — и клетка оказалась у меня в руках.

— Ах ты гад! — выдохнул Марк.

Он разглядывал меня пару секунд и вдруг взмахнул рукой — я отлетел к стене и только потом ощутил удар.

— Удавлю! — рычал парень.

Он схватил клетку и швырнул в стену — металл лязгнул, сизый комок перьев метнулся по полу. Марк подскочил ко мне, дёрнул за воротник…

Наверху протяжно завыла сирена. Забили склянки на шпиле, забегали люди на этажах, готовясь встречать прибывающий цеппелин.

— Ещё поговорим, — процедил Марк.

Он развернулся и побежал прочь.

Я потрогал челюсть — зубы были на месте. Что-то зашелестело под ногами — я опустил руку и схватил голубя. Не глядя сунул за пазуху, а потом встал и двинулся к лифту.

 

— Где бродишь, придурок? Илга всем вставит по твоей милости!

Эд — старший швартовщик — сверкнул на меня злобным взглядом. Я молча проскользнул мимо. Марк возился у лебёдки и не обернулся, ещё двое парней спешно разматывали канаты.

Я поднялся по приставной лесенке на шпиль, откинул ставню и вмиг позабыл обо всём… К Крепости приближался корабль! Ребристые борта тёмно-бурого цвета, хищно вытянутая гондола с узкими щелями-иллюминаторами… Корабль был огромным, я ещё ни разу не видел таких!

— Не знаю, что за посудина, но идёт быстро, — пробормотал Эд. — Эй, Марк, пусть шлюз готовят… Кир, чтоб тебя, сигналь ему!

Я схватил флаги, высунулся по пояс и просигналил сообщение. Корабль молчал — ни огней, ни ревунов. Казалось, он и не думает тормозить…

На несколько долгих секунд всё замерло: причалы были готовы, кранцы закреплены. Оставалось лишь наблюдать за тем, как вырастает туша цеппелина, заслоняет полнеба и пробегает тенью по земле.

А потом я услышал топот. Лоцман взбежал по сигнальной лесенке, выхватил у меня флаги и неистово замахал… «Отворачивай! Полный реверс!» — разобрал я.

Кто-то истошно завопил — кажется, Марк. Я перевёл взгляд на цеппелин: быстро… слишком быстро!

— Сирену давай… — и следом рёв по ушам!

— Прыгай, дурак! — голос Эда.

Топот сбежавшего вниз лоцмана — синяя, с иголочки, форма…

— Маши ему реверс! Вот сука-а-а!

Тёмно-бурая стена прямо на меня…

…до белых костяшек сжал ладони, не в силах сдвинуться — казалось, будто не со мной, а значит, стоит переждать этот миг, и всё закончится, словно и не было вовсе…

Внезапно что-то зашевелилось под рубахой, царапнуло грудь — я стряхнул оцепенение, прижал голубя, ухватился за канат и скользнул вниз. Запузырилась кожа на ладони, а в следующую секунду меня окатило каменным крошевом — стены разлетелись в пыль, бурая туша пронеслась над головой — удар! Припечатало к полу — треск досок — на этаж ниже — хруст…

 

Свет и небо вокруг. Дана подходит и садится рядом, а потом что-то говорит — не могу разобрать, ведь я в клетке. Стальные прутья сжимаются витками часовой пружины — мудрость, прошедшая сквозь века: прочные стены, глубокие норы… И глухота — не могу расслышать ни слова. Сквозь залитое кровью лицо вижу лишь губы Даны и прядь желтоватых волос. Девушка наклоняется, заглядывает в глаза. На её тонкой шее цепочка с хронометром — нездешняя модель… Хочу объяснить, что я в норме, и наконец слышу собственный хрип. Дана кивает, поднимается и бежит к лестнице. Я провожаю её взглядом и понимаю, что лестницы нет. Нет вообще ничего — лишь кусок стены и багряное вечернее небо. Дана карабкается по стене, исчезает за карнизом, и тогда до меня доходит куда она лезет. За птицей!

Я силюсь поднять голову и крикнуть, что голубь у меня, но накатывает темнота, и остаются лишь витки пружины вокруг головы — всё туже, всё быстрей…

 

«Вжжж!» и следом: «Та-та-та-та-та!»

Очнулся, перекатился на живот. Снизу доносились крики и оглушительные хлопки. «Выстрелы!» — пронеслось в голове…

Голубь заворочался под одеждой. Я достал его, посадил на пол и подтолкнул пальцем: лети! ты ведь умеешь, не то что я!

Птица осталась на месте. Она царапала лапками пол и била одним крылом — другое торчало под неестественным углом.

Я осторожно взял голубя и посадил обратно за пазуху.

— Илга пошлёт за помощью…

— …раздали арбалеты…

— …всем в бункер!

Обрывки фраз, топот внизу. И вдруг — металлический лязг, будто чугунные болванки рассыпались по полу. Следом послышался крик, и ещё один… Пулемётная очередь! Звук упавшего тела.

Пулемёт на нижнем ярусе захлебнулся-затих, и в наступившем безмолвии я снова различил дробный металлический перестук — будто чья-то тяжёлая поступь. Я попытался встать, потерял равновесие… внезапно чужая рука подхватила, прижала к стене…

— Ходить можешь?

Я отёр кровь с глаз — надо мной возвышалась Илга.

— Могу, — пробормотал.

— А летать?!

Она встряхнула за плечи и потянула за собой — через две ступени, чуть не волоком. Мы перемахнули кусок стены и по кровельной балке вскарабкались на причал.

— Лезь на пристройку! — скомандовала Илга.

Я зашатался, сделал пару шагов. Потом вспомнил, что надо Дану разыскать, открыл было рот, но Илга опередила:

— Надевай! Живо!

Она сунула мне в руки крылья — те самые. Я на автомате затянул ремни и взвёл пусковую пружину.

— За помощью полетишь!

Мы спрыгнули на покатую черепичную крышу — причал позади заскрипел и прогнулся под чем-то тяжёлым. Илга увлекла меня к краю, сама развернулась, выхватила револьвер.

Я глянул вниз и заметил тушу цеппелина — тот лежал на боку, привалившись к крепостной стене. Ветер трепал края рваной дыры во весь борт. Гондолу подмяло под корпус, металл сплющился в корявый блин — и рядом с этим блином я заметил какое-то движение на земле…

Здание вздрогнуло, судороги прошли от основания — казалось, стонет сама Главная Пружина. В нос ударил запах дыма, и на мгновение почудилось, что это не Илга, а Дана стоит рядом со мной на проклятой земле и ждёт, ждёт…

— Очнись, мелкий!

— Дана… осталась… — я махнул рукой в сторону башни.

— Никого не осталось! — прохрипела женщина. — Только твари кишат…

«Какие твари?» — хотел спросить. А потом разглядел.

Тёмный силуэт поднялся над коньком крыши. Рядом ещё один… Я обернулся — из-за причала показалась голова… существа? Лучи заходящего солнца отразились от бронзового лба, блеснули на массивном клюве. Тварь нагнула голову и соскочила на крышу, из под лап брызнули осколки черепицы.

— Прыгай!

Илга бросила на меня яростный взгляд. Револьвер в её руках возбуждённо подрагивал, выбирая цель. По плечу расползлось тёмное пятно.

— Прыгай вниз! — ещё раз крикнула она, — а потом лети…

«Я не умею!» — хотелось заорать. А ещё хотелось сжаться в комок и спрятаться от мира — но что-то мешало. Тёплый комок перьев на груди. Он зашевелился, просясь наружу… Куда ты собрался, дурак?

За спиной взревел ветер. Я глянул вниз, поднял голову и поймал багрово-оранжевый отблеск солнца на горизонте, а затем в последний раз посмотрел на Илгу…

— Пр-р-рыгай!

Часовая пружина сжалась, заскрежетала от дикого напряжения, и вдруг что-то лопнуло, зазвенело в голове — будто именно там распрямились упругие стальные полосы, выпуская на волю…

Я прижал руки к груди и сделал шаг.

Рёв в ушах! Грохот выстрелов. Затихающий крик:

— …курс на Метрополию… за солнцем… маяк…

Я падал вниз, наслаждаясь пронзительной ясностью мгновения. Я был не один — маленькое тёплое существо летело вместе со мной. Набегающий поток, опущенные веки… в полной темноте я на какой-то миг понял голубя, будто сам стал им. Ощущение-вспышка, как способность дышать. Не думая, я-он расправил крылья, сделал плавный вираж и открыл глаза… Далеко-далеко внизу посреди бескрайней пустоши высилась Крепость. Бронзовые существа блохами копошились вокруг. Длинные тени от скал тянулись по земле, и на секунду привиделось, будто это Часовая Пружина хочет достать меня изгибами своих колец… Секунда прошла, и наваждение спало. Я кинул прощальный взгляд вниз, а потом устремился прочь — вслед за уходящим солнцем, ловя восходящие потоки и взбираясь всё выше и дальше в почерневшее осеннее небо.

 

2

 

— Говорят, в этом мире есть достойная цель.

Незнакомый голос во тьме — падает искрами слов на оцепеневший мозг.

— Достойная цель — догнать солнце.

Хочу открыть глаза и не могу, а голос продолжает:

— Ты пытался, но солнце не догнать. Можно долго лететь вслед за ним, но в конце концов отстанешь, и тогда наступит ночь.

Подношу ладонь к глазам, однако вижу лишь тьму.

— Но знаешь, — шепчет голос, — в ночи тоже есть огни…

Что-то проступает в памяти — ощущение ветра, бесконечное пространство вокруг и крылья за спиной. Кажется, я летел… или всё ещё продолжаю лететь?

Солнце погружается за горизонт, подо мной простирается бесплодная пустошь. Я оборачиваюсь — Крепость уже пропала из виду. Позади лишь тьма, плывущая с противоположного края небес.

Крылья тяжелеют, завод пружины на исходе. Я изгибаюсь всем телом, ловлю ветер, но ветра нет — он улетел следом за солнцем.

Земля всё ближе — я чувствую, как она тянется ко мне иссохшими стеблями диких трав. Пытаюсь разглядеть хоть что-то, и замечаю прямо по курсу проблеск света! Крохотный огонёк вспыхивает и гаснет… долгая пауза — я сдерживаю дыхание, до рези всматриваясь во тьму — и вот новая вспышка, а потом ещё и ещё! Маяк приближается, я уже различаю контуры башни на холме и вдруг понимаю — меня не учили приземляться.

Что-то мелькает внизу, я подгибаю ноги и прижимаю голубя…

 

— Давненько я не видел живых.

Всё тот же голос.

Я поднял руку, и в этот раз у меня получилось. Стянул влажную тряпку с лица и сел.

Помещение напоминало каморку в Крепости: облезлые стены, низкий потолок. Я сидел на топчане, а в углу напротив расположился старик, укутанный до пят в просторный лоскутный халат. Светлые волосы паклей спадали на лоб, и от этого, а может от неверного света масляной лампы, лицо незнакомца казалось гладкой восковой маской, прилаженной кое-как на сутулый остов.

— Ты ударился оземь, — продолжил он, — но теперь всё прошло… Всё проходит.

Я покрутил головой — в глазах потемнело… Голубь! Я схватился за рубаху — птицы не было.

— Ах, это… — проговорил старик.

Он щёлкнул пальцами, и что-то закопошилось в углу — топот множества цепких лап, тонкие ходули… я вздрогнул, встретившись с холодным фасеточным взглядом.

— Кххх, — закашлялся старик. — Не бойся, дитя, этот арахноид мне как сын. Я сделал его из старого хронометра много лет назад.

Выпуклые глаза-стебельки смотрели в упор, и я не сразу заметил птицу, которая приютилась на спине механического паука.

Старик взял голубя в руки, аккуратно расправил крыло и показал мне: вначале одно, потом другое. Крылья были в порядке. Голубь деловито взмахнул ими и переступил с лапы на лапу.

— Это особенная птица, — прошептал старик. — Ты не знаешь как достичь солнца. Она — знает. Когда-то таких птиц было много. Лет сто назад…

— Кто… вы… — я с трудом разлепил губы.

— Я смотритель маяка, — старик посадил голубя на топчан. — Но когда-то я был лекарем…

Птица встрепенулась и издала гортанный звук.

— Твои крылья я тоже починил, — добавил смотритель.

 

Встать оказалось непросто. Я опустошил флягу с водой, унял головокружение и кое-как дошёл до двери.

— Прости, юный странник, еды у меня нет, — проговорил старик. — Впрочем, в подвале водятся небольшие существа из плоти и крови. Если останешься, мы наловим их, а после разведём огонь…

В животе заурчало. Я представил кусок сочного мяса, скворчащего и роняющего капли густого жира. Не часто нам в Крепости попадались грызуны!

Потом я вспомнил Дану. А ещё — взгляд Илги, который она бросила перед моим прыжком… кто-то из жителей наверняка спрятался в бункере и ждёт помощь!

— Мне надо лететь, — пробормотал я, — надо попасть в Метрополию…

— В Метрополию? — задумчиво протянул старик, — это далеко, а ты устал и ослаб. Может, останешься тут? Мне давно нужен ученик…

Он глянул на меня — старческие глаза в свете лампы казались двумя кусками мутно-дымчатого стекла.

Я представил, как осенними вечерами стану разжигать огонь на маяке.

Как знать, возможно через много лет кто-нибудь, похожий на меня, увидит ночью далёкий свет — и тогда этот кто-то сможет долететь до своей цели, а я… я буду снова и снова разжигать огонь маяка, всматриваясь в опустевшее осеннее небо…

— Нет, — я качнул головой, — я должен сам. Должен… догнать солнце!

Повисла пауза. Потом старик медленно поднялся из угла, распрямил ноги-ходули.

— Что ж, идём.

 

Мы покинули башню и ступили на траву, влажную от предутренней росы. Ночная земля не казалась страшной, она была никакой — тьма скрадывала пространство, прятала детали.

Я оглянулся на здание маяка: пара этажей, тусклый огонёк наверху — от всего этого веяло теплом и уютом, будто я всю жизнь прожил тут.

— Ночь темна, — проронил старик. — Может, вернёмся и переждём? У меня есть бункер на случай незваных гостей…

Я не ответил.

Мы спустились с холма, пересекли овраг и стали подниматься по другому склону, на вершине которого виднелось одинокое дерево, голыми ветвями подпиравшее звёздное небо.

Я снова оглянулся — теперь маяк казался одной из звёзд, застрявших у горизонта. Я моргнул и вдруг заметил, что левее маяка появился новый огонёк. Он вспыхнул и тут же погас. Через минуту зажёгся вновь — кажется, чуть ближе…

— В ночи тоже есть огни, — прошептал смотритель. — Иногда ты приходишь к ним, иногда они к тебе… Нам нужно спешить, мой маленький друг.

Голубь заворочался под рубахой. Я поправил свои крылья и ускорил шаги.

Мы шли и шли, а дерево на вершине было всё так же далеко. Тропа петляла по склону, влажные стебли хлестали по ногам, обувь промокла и тянула вниз.

Пару раз я обернулся, но блуждающего огня больше не было — во всём мире осталось лишь хлюпанье воды в башмаках, да мерный перестук подошв смотрителя.

Вдруг снизу долетел какой-то звук — далёкий шорох или, скорее, скрип… Предутренний холод проник под одежду, дрожью прошёлся по телу.

— Слушай внимательно, — не сбавляя шага заговорил смотритель. — На этом холме хороший ветер. Иди на вершину и лезь на дерево, а потом прыгай с самого верха и лови восходящий поток — сейчас правильное время. Я немного поколдовал над твоими крыльями, они смогут унести очень далеко!

Я внезапно осознал, что старик совсем не запыхался, но мне не удалось додумать эту мысль — сзади послышался дробный перестук. Я оглянулся и заметил, как вспыхнул блуждающий огонь — теперь он был гораздо ближе, чем раньше!

— Что это там? — спросил я тихо.

— Кто знает, мой живой друг, — ответил старик, — кто знает…

Топот позади усилился — что-то приближалось. Вот оно спустилось в овраг, пересекло его и стало взбираться по нашим следам…

— Сейчас правильное время. Главное — поймай ветер… Поймаешь — сверяй курс по Птичьей звезде. Как рассветёт, выпускай голубя…

Голос старика окреп. Казалось, смотритель пытается своими словами заглушить звук чужих шагов.

Вдруг он остановился и развернулся всем телом — я с разгону ткнулся ему в грудь и невольно поразился тому, какой он худой и иссушенный временем.

— Был один человек из Метрополии, — быстро заговорил старик. — Он сделал важное открытие на пустоши — нашёл рецепт особого снадобья… Человек добрался до заброшенного маяка на краю земли и слёг с болезнью. Он кое-как разжёг огонь и остался на один день, а потом ещё на один…

Я опустился на корточки, опёрся о землю, переводя дух и вслушиваясь в звуки, долетавшие со склона.

— Прошло время. Человек понял, что слишком ослаб, и тогда он создал новое существо, — продолжил смотритель. — Он собрал существо из старого хронометра, двух подзорных труб и щепотки забытой магии…

Я почти не слушал — мои глаза были прикованы к мерцающему огоньку. Тот двигался: вверх-вниз… вверх-вниз, и приближался… приближался…

В этот момент старик что-то достал из кармана и вложил мне в ладонь — я ощутил узкую свёрнутую в кольцо пружину. Затем холодные пальцы подтолкнули в спину:

— Иди! Дальше сам. Поторопись.

Я вскочил на ноги и дёрнулся вверх по склону — дерево было уже близко, в свете звёзд я отчётливо видел тропу. Я машинально сделал несколько шагов, а затем обернулся: старик брёл в противоположную сторону.

— А потом? — крикнул я, — что было с тем человеком? И… как мне найти Метрополию?

Порыв ветра взметнул сухие листья со склона…

— Тот человек умер, — долетел голос, — но прежде он записал всю свою память внутрь нового существа и оставил его вместо себя — разжигать маяк. Человек так и не достиг Метрополии. Он не доставил рецепт, но ты сможешь, ведь у тебя есть особенная птица! Просто лети за ней…

Чёрная тень выросла рядом со стариком, ярко полыхнул блуждающий огонь. Смотритель широко раскинул руки, словно приветствуя тёмный силуэт, и тогда что-то протянулось от тени — голова смотрителя отделилась от туловища и с лязгом покатилась по земле, в неверном свете блеснули шестерни и валы. Туловище, шатаясь, шагнуло прочь, а чёрная тень метнулась ко мне…

— Моё послание… моя память… пусть долетит! — механическим голосом проскрипела голова старика, — следуй за птицей… ведь это… почтовый голубь!

Я рванул вперёд. Подошвы скользили по траве, ноги не слушались, перед глазами стояла муть. Почти на ощупь я схватился за узловатый ствол, срывая ногти, вскарабкался наверх. Уцепился за одну из ветвей, прополз по ней сколько мог, а потом замер, балансируя на весу.

Внизу было тихо. Я опустил голову и вначале не увидел ничего — настолько неподвижной была тёмная фигура у ствола! Массивный клюв существа был направлен вверх, огромные глаза уставились на меня. В следующий миг тварь присела, готовясь к прыжку… Порыв ветра! Не раздумывая, я дёрнул рычаг и расправил крылья. Оттолкнулся от ветки и под звон стартовой пружины взмыл в небо — навстречу свежему ветру и далёкой Птичьей звезде.

 

3

 

Ночь. Звёзды. Ветер в лицо. Я закрываю один глаз, другой… Перед моим взором созвездия Большой и Малой птицы. Одна вытянула левое крыло, другая правое — и обе устремляются туда, где сияет призрачным светом Птичья звезда.

Ускользаю в сон, потом возвращаюсь и балансирую на тонкой грани между мирами, в обеих реальностях продолжая полёт, ловя ветер чувствительными перьями на концах крыльев…

 

Перед восходом впереди выросла иззубренная стена чёрных скал. Я заложил вираж, высматривая место для привала. Ночной туман расступился, обнажив влажные каменные плиты — я спикировал вниз, подыскивая ровную площадку… вон туда… изогнулся, перебирая ногами в воздухе… касание! В этот раз устоял, вытянул руки, стараясь уберечь крылья. После распустил тугие ремни и распластался на ледяной корке. Сухими губами дотянулся до лежалого снега, набрал полный рот — зубы заныли от холода. Я перекатился на спину и достал голубя — тот невозмутимо озирался, глядя поочерёдно на небо, на восходящее солнце и на покрытые инеем скалы.

— Говорят, ты почтовый? — я тихонько погладил птицу, и та уставилась на меня удивлённым жёлтым глазом.

— Ну, доброе утро, почтовый, — я сел на корточки, расправил затёкшие от ночного полёта плечи. — Знать бы ещё, что это… стой! куда?!

Голубь вдруг отскочил, расправил крылья и с оглушительным хлопаньем взмыл в небо. Он сделал круг, а потом, словно увидев что-то, недоступное моему зрению, устремился прочь. Минута — и он превратился в едва различимую точку на горизонте.

Я судорожно нацепил крылья, дёрнул ремень — пряжка сорвалась и улетела в пропасть. Чуть не рыча, затянул воздушный узел и подскочил к краю — внизу виднелись острые камни. Я прыгнул и тут же дёрнул рычаг — ослабевшая пружина издала вялое «дзннн». Ветер подхватил, понёс в ущелье… крылья изогнулись, потащили вверх, я вытянулся струной — острый край скалы промелькнул совсем близко. Ветер взревел, я поймал поток, выровнял полёт и осмотрелся — голубя нигде не было! Несколько кругов, и я поднялся над скалами, выше тумана и облаков. Солнце полностью взошло, и в его лучах я наконец различил точку вдали. Сложил крылья и устремился в погоню!

 

Скалы перешли в холмы. Внизу мелькали зелёные пятна травы, какие-то скрюченные деревца. В этих местах земля выглядела приветливей, чем возле Крепости.

Пружина разрядилась, но восходящие потоки держали в воздухе — а может, работала «магия» смотрителя. Временами я нырял вниз, приближаясь к покатым склонам, после поднимался к облакам, зачерпывая полные крылья осенней прохлады.

Голубь точкой мелькал вдали: то пропадал из виду, то выныривал из тумана и неуклонно летел вперёд — мне никак не удавалось приблизиться к нему.

Солнце поднялось уже высоко, когда я почувствовал, что больше не могу. Ветер ослаб, и земля придвинулась вплотную. Ремни врезались в предплечья, руки онемели. Я скинул мокрые башмаки, чтобы облегчить вес, но это не сильно помогло. Голубь ускользал, а с ним и надежда на то, что я отыщу Метрополию.

«Почтовый! — мысленно взмолился я, — если долетишь, сделай так, чтобы тебя заметили! Пусть пришлют помощь в нашу далёкую Крепость…»

Глаза помимо воли закрылись, и я отдался на волю ветра. Накатила эйфория — почти как тогда, после прыжка в неизвестность. Вспомнилось, как голубь сжимался пушистым комком у меня на груди — мы были единым целым и наблюдали с высоты за пёстрым ковром из травы, деревьев и массы других вещей, названия которых я не знал… Я-он покрутил головой, ощущая, как солнце светит в хвост, как нагрелись и устали крылья… вверх-вниз… — ведь голубям трудно парить. Он-я опустил голову и осмотрел поверхность, а потом стал снижаться — широкими кругами, тщательно подбирая место…

…открыл глаза, дёрнулся и едва не вошёл в штопор! Подо мной стремительно проносилась земля: казалось, протяни руку, и коснёшься утренней росы. Я изогнул крылья, судорожно озираясь, — вокруг простирались луга. Вдруг что-то показалось впереди — сооружение, похожее на вчерашний маяк, но без признаков жизни. Я подлетел к влажным от тумана каменным стенам, онемевшими руками заложил вираж и заметил голубя! Тот устроился на зубчатом парапете, опоясавшем верх башни. Голубь вычурно изогнул шею и невозмутимо взирал на меня…

Я завис над крышей, затуманенным сознанием отметил, что ноги коснулись твёрдой поверхности, и провалился во тьму.

Очнулся от капель дождя. Солнца как не бывало — небо затянуло тучами, вдалеке громыхало.

Я зубами ослабил ремень и ощутил, как острые иголки прошили онемевшие руки. С трудом приподнялся и сел, поискал глазами птицу… Площадка на башне была небольшой — десяток шагов. Зубчатый край возвышался на пару локтей: голубь устроился в углублении между зубцами — он нахохлился и закрыл глаза.

— Вот оно что, — пробормотал я, — ты не летаешь в дождь.

Мелкие осенние капли падали с неба, тучи обложили горизонт. Я привалился к стене и снова погрузился в сон.

 

Низкое пасмурное небо над головой. Я вглядываюсь в узоры из туч и внезапно понимаю, что это схема часовой пружины — она изогнулась лапками механического паука и плетёт сеть из водяных струй…

«Это моя память», — поясняет старик.

Я смотрю на него, но вместо старческого лица вижу незнакомца в лекарской накидке. Человек тянет ко мне ладони — как капеллан в зале молитв. Кольца пружины развёртываются гибкой лентой — это уже не пружина, а что-то иное… на тонком металле проступают отверстия, их много, они образуют сложный узор, похожий на шифр…

«Послание… снадобье… рецепт…»

 

Проснулся словно от толчка и какое-то время сидел неподвижно с закрытыми глазами.

Дождь прошёл — сквозь опущенные веки я ощущал свет солнца: то в один глаз, то в другой. В тёплом мареве что-то будто бы двигалось по крыше, заслоняло от лучей. И запах мокрого… металла?

Я открыл глаза: напротив возвышалась бронзовая фигура. Клюв хищно изогнулся, два тусклых стеклянных глаза смотрели прямо на меня… Краем сознания я отметил, что на лоб существа нанесено клеймо: три полукольца поверх круга.

В этот момент что-то нарушило паузу: звук… голубиное воркование! Горгулья резко обернулась в сторону птицы, присела перед рывком… Вдруг светлое пятно упало с неба — удар! — горгулья потеряла равновесие, скользнула с крыши, уцепилась когтями и вывернула кусок стены, а потом с жутким скрежетом рухнула вниз — с земли донёсся хруст, и наступила тишина.

Светлое существо откатилось и замерло, раскинув два больших белых крыла — точно таких же, как мои. Знакомое мертвенно-бледное лицо, копна желтоватых волос из-под шлема… Я вскочил на ноги, подхватил Дану и оттащил к центру крыши. Ослабил ремни, помог снять крылья.

— Далеко залетели… — пробормотала она, — еле нашла.

 

Солнце клонилось к горизонту, его лучи приятно согревали, переливались искрами на искорёженном корпусе механической твари.

Мы сидели на краю зубчатой стены, ожидая, пока поднимется вечерний ветер.

— Дана, тебя тоже за помощью послали?

— Я сама, — проговорила девчонка, — за птицей.

— За птицей? — я покосился на связанного голубя. — Дана, а что было в Крепости? После того как…

Я не договорил.

— Не знаю, — Дана пожала плечами. — Я за крыльями полезла, потом сразу стартовала. Видела, что ты с птицей. Хотела догнать.

— Как же… — я пытался подобрать слова и не мог — слишком невозмутимой казалась девчонка, будто не случилось в нашей жизни предыдущего дня. — Как же теперь…

— Теперь летим в Метрополию, — отчеканила Дана.

Мне показалось, её голос дрогнул на последнем слове.

На языке крутились вопросы, но я промолчал — не хотелось тратить время на разговоры. Солнце близилось к горизонту, и в его лучах лицо девушки вспыхнуло румянцем, волосы из желтоватых сделались огненно-рыжими, в небесного цвета глазах заиграли лучики света.

— Потом вернёмся… вместе? — спросил я.

Дана покачала головой.

— Без меня. Я лечу в Метрополию, остальное не важно.

— А как же Крепость?

— А что Крепость? — пробормотала Дана. — Там уже всё завершилось… В любом случае, мир на этом не кончается. Я видела на пустоши много крепостей… три штуки.

— Как это? — я на мгновение забыл и о горгульях, и о Метрополии. — Ты разве не из пещеры за южной стеной?

Девчонка презрительно фыркнула:

— Я летун. Мой дом — небо.

— А как ты… к нам?

— На нас напали, — прошептала Дана. — Эти твари, недалеко от Крепости. Илга подобрала…

Солнце погасло, холодный ветер прошёлся по спине, взъерошил волосы.

— А откуда у тебя голубь? — я попытался перевести тему.

— Да так. Взяла с собой в путешествие. Только мы с ним остались… — Девчонка тряхнула головой. — Кир, ты ведь уже выяснил, где Метрополия?

— Не совсем, — я запнулся, подбирая слова. — Смотритель маяка сказал, что это почтовый голубь. Похоже, птица знает дорогу, только я не очень понимаю как.

— Почтовый, говоришь? — Дана усмехнулась, закусила губу. — Ну да, этот голубь помнит, где его дом…

Она вскочила на ноги, торопливо натянула крылья и распутала птицу:

— Ветер поднимается. Летим!

 

Какое-то время мы летели на закат, удаляясь от скал и от бесплодной пустоши. Внизу простирались реки и леса, перемежавшиеся пятнами полей. Голубь указывал путь, мелькая чёрной точкой на фоне вечерней зари.

Когда совсем стемнело, сделали привал на верхушке холма. Мы подзавели пружины, Дана спеленала птицу и усадила в мой заплечный мешок. Разбежались по мокрой от росы траве, взмыли в тёмное небо и дальше держали курс, ориентируясь по созвездиям Большой и Малой птицы.

В тишине по небосклону проносились блуждающие огни — уходили за горизонт, появлялись вновь, будто пытались сбить нас с пути. Время от времени Дана улетала вперёд, потом я нагонял и с близкого расстояния любовался хрупкой девичьей фигурой, распростёршей белоснежные крылья…

 

Перед рассветом мы увидели стену.

Тёмная полоса на горизонте, походившая на горную гряду, вдруг придвинулась, засияла огнями на башнях. Я взглянул на Дану и заметил, как напряглось её тело, как изогнулись белоснежные крылья.

Ещё немного, и с первыми лучами мы окажемся в Метрополии, а после — расстанемся навсегда. Где-то в глубине мельтешила мысль о возвращении в Крепость и о тех, кто остался. Всё это никуда не делось, но сейчас было таким далёким… «Дана не вернётся со мной!» — эта мысль камнем тянула вниз, сбивала дыхание, встречным потоком выдувала влагу из глаз. Часть меня наблюдала за приближением стены, другая — отчаянно желала, чтобы эта ночь и полёт продолжались вечно.

Белые крылья впереди подрагивали, ловя последнее дуновение ветра на излёте ночи. Вдруг они сложились, фигурка Даны нырнула вниз, пошла на снижение. Я повторил манёвр и последовал за девушкой, наблюдая за тем, как она коснулась травы на верхушке холма.

— Что случилось? — я приземлился и подбежал, на ходу снимая крылья.

— Там, впереди… — прошептала Дана.

В свете зари колыхались деревья. Что-то массивное просвечивало сквозь них — округлый продолговатый контур…

— Цеппелин! — выдохнул я.

 

Мы прокрались сквозь рощу и приблизились к кораблю. Он был небольшим — шагов двадцать в длину, кабина на пару человек. Внезапно люк распахнулся, в проёме показался парень моих лет. Я сжал ладонь Даны: перед нами был человек из Метрополии!

Юноша ступил на траву, за его спиной показался второй силуэт — высокий, тёмный. Я сильнее сжал ладонь… из цеппелина неторопливо вышла горгулья. Она поравнялась с парнем и задрала голову, будто обнюхивая пространство. Незнакомец положил ладонь на спину чудища и что-то проговорил… в следующую секунду Дана прыгнула вперёд, в руке появился револьвер Илги. Грохнул выстрел, голова горгульи дёрнулась, из глаза брызнули осколки стекла.

Парень опустился на землю рядом с чудищем, провёл ладонью по металлу и поднял на нас непонимающие глаза…

Дана метнулась мимо него к цеппелину, обернулась из люка:

— Кир!

Я не двинулся с места. Мой взгляд был прикован к упавшей горгулье: голова с массивным клювом отлетела от туловища — на её месте виднелась длинная рыжая прядь волос и залитое кровью человеческое лицо…

— Кир!!!

Я бросился вперёд, ввалился в кабину…

В руках Даны блеснул нож, она рубанула по якорному канату — корабль вздрогнул и рванул вверх.

— Дана, что это…

— Кир, ты не думал откуда берутся чудища?

Её голос обдавал холодом.

— Что ж, поздравляю, ты нашёл Метрополию, Кир. Только никто не станет вас спасать, ведь здесь живут «горгульи»!

 

Земля проносилась внизу, сиял огнями приближающийся город, корабельный хронометр отсчитывал секунды на стене. Дана застыла у иллюминатора, её пальцы вцепились в штурвал.

Я отнял ладони от лица и подошёл к мостику.

— Готовься к жёсткой посадке, — прошептала девчонка.

— Дана, что ты делаешь? Что мы делаем?!

— Это будет урок для всех… — девушка цедила сквозь зубы. — То, чего они так боятся. От чего отгородились на сотню лет: выжгли землю и уничтожают любое существо, побывавшее на пустоши…

— Не понимаю!

— Я убью этих тварей! — закричала девчонка. — Кир, я всего лишь хотела путешествовать… хотела поскорей стать пилотом, увидеть мир! Мы с братом… на крыльях к восходящему солнцу…

— С братом? — эхом повторил я.

— Нас не предупреждали. В городе есть запреты, но никто не помнит откуда они и зачем… Мы были без скафандров — крылья их не тянут. Покинули Метрополию и добрались до карантинных земель на пустоши. Видели местных — оказывается, они такие же, как мы. Потом полетели назад и встретили этих… Я не знала… не думала, что они убивают своих. Нас с братом… команда био-зачистки!

Девушка развернулась, неловко ухватила меня за руку, сжала пальцы.

— Кир, ты похож на нас… на брата! Я сразу поняла — ты поможешь. Пообещала Илге, что обучу летуна…

Дана прикоснулась влажной щекой к моей щеке, её губы были совсем близко, слова падали раскалённым маслом на огонь.

— Мы перелетим через стену, сядем в центре и растворимся в толпе. Я знаю все закоулки, ведь это мой город!

— Что потом?

— Месть! — прошептали пунцовые губы. — Девять из десяти жителей заболеют и умрут, ведь я теперь разносчик заразы. В Крепости я заболела и чудом не погибла, но таких в Метрополии меньшинство, понимаешь? А вот вы, живущие на пустоши, как-то приспособились и не умираете от древней болезни! Капеллан сказал, что она зовётся птичий мор…

Корабль тряхнуло — ветер проник в кабину, штурвал дрогнул, заскрипел руль на корме.

Я заметил краем глаза, что с земли нам наперерез стремительно поднимается корабль. Ещё один виднелся прямо по курсу.

Перед глазами пронеслись лица жителей Крепости: Илга, друзья детства и даже Марк — все они попали под зачистку как носители неведомой хвори — и теперь я мог отомстить. И Дана… она была рядом и доверяла мне…

Ближний цеппелин выпустил струю огня — она прошла чуть выше нашего корабля.

— Кир, сбрось балласт!

Я выполнил команду.

Дана крутанула штурвал — нас подкинуло вверх. Корпус затрещал, я ухватился за канаты и увидел, как мимо проносится гондола, сорванная с чужого цеппелина…

— Вот так! — хрипела Дана.

Второй цеппелин отстал, сбавил ход. Рядом с ним появилось несколько росчерков-крыльев. Я глянул в передний иллюминатор — из города приближалась ещё одна стая летунов… слишком поздно! Прямо под нами проплывала городская стена — люди, облачённые в горгулий, в панике сновали туда-сюда…

Что-то заворочалось в заплечном мешке. Я сунул руку и достал голубя, пальцы случайно наткнулись на твёрдый предмет… пружина-послание! И слова смотрителя: «я был лекарем… важное открытие… рецепт снадобья… память…»

— Дана, стой!

Она не обернулась.

— Дана, хватит! Ты уже отомстила!

Она лишь вжала голову в плечи.

Тогда я бросился вперёд, оттащил её от штурвала, а затем… мой кулак описал кривую, Дана отлетела в угол и затихла.

Я выкрутил штурвал — корабль развернулся, внизу снова мелькнула стена. Корпус вздрогнул, язык пламени проник в кабину, дым ударил в нос… Негнущимися пальцами я прицепил пружину-послание к лапке голубя и, не раздумывая, швырнул его в открытый люк. Кинулся к Дане, приладил ей крылья и подтащил к краю — девушка тихо застонала. Я обхватил её сзади, а потом шагнул за борт.

Рёв ветра в ушах и треск пылающего корабля… Дана дёрнулась и что-то прокричала — я лишь плотней прижался к ней и развернул собственные крылья.

Крепость… Метрополия… Одни заменили историю сказкой о Главной Пружине. Другие отгородились от правды стеной, вычистив окрестности на несколько дней полёта.

Статус-кво, с которым свыклись. Забыли обо всём.

— Нам не нужна Метрополия и не нужна Крепость, — шептали мои губы. — Я знаю место — мы полетим туда и зажжём маяк…

Где-то позади почтовый голубь возвращался домой — абсолютная память вела его к родному гнезду.

«Пусть тебя заметят! — пронеслось в голове, — пусть людям из Метрополии достанет ума прочесть сообщение и победить болезнь! Если нет… что ж, птицы ведь тоже носители заразы…»

Объятый пламенем цеппелин спикировал вниз, но мы были уже далеко. Мы улетали прочь от стен — к багровой заре и далёкому восходящему солнцу.