Ветки и корни

Первой незнакомку заметила Алана.

 

— Смотрите!

 

Её сёстры хором ахнули, а брат прошлого урожая решительно шагнул между девчонками и лежащей в высокой траве незнакомкой.

Чужая была совсем другой, не похожей на сестёр Аланы. Волосы у неё были тёмные, густые, а не лёгкие, светло-зелёные, как у Аланиных сестёр. У них в волосах маленькие листочки с резными краями, у неё — алые лепестки.

 

— Уходим, — велел брат.

 

Женщина приподняла голову и посмотрела в их сторону, прямо на Алану.

Бедная незнакомка! Кажется, она нездорова: как иначе объяснить эту бледность, тени под запавшими глазами и трещинки на тонких губах?

Алана засмотрелась на чужачку, пытаясь понять, что ещё с ней не так, и позволила брату ухватить себя за плечо и поволочь в сторону Древа.

 

— У неё нитей нет! — вдруг ахнула Алана и уставилась на брата огромными от удивления глазищами.

 

— Быстро, быстро идём!

 

У Древа брат тут же ушёл к старшим. Сестрички побежали к другим девочкам делиться новостями: чужих никто не видел много-много урожаев подряд.

 

Алана никак не могла выкинуть из головы взгляд незнакомки. Наверное, ей больно. А может, она хочет пить? Да и есть — без нитей-то чем она питается? И почему она одна? Откуда она пришла? Интересно, какие они, другие Древа и другие цветы? А эта женщина, она что, ушла от своего Древа? Значит, она изгой? От страшного слова повеяло холодом, и Алана поёжилась.

Попыталась представить, каково это: быть совсем одной — и не смогла.

 

Алана юркнула в домик, крытый огромными листьями Древа, ухватила полный кувшинчик и кружной дорогой помчалась к вершине холма, где лежала незнакомка.

 

— Эй, хочешь пить? — Алана робко коснулась исцарапанного плеча чужой.

 

Та еле заметно вздрогнула, будто просыпаясь, и открыла глаза. Ого, какие у неё ресницы! Длинные-длинные и такие густые, что бросают тень на скулы.

 

— Дай... — выдохнула женщина.

 

Тонкая рука с изящными пальцами приподнялась.

 

— На, возьми!

 

Но кувшинчик чужая не взяла. Её рука тянулась к волосам Аланы.

 

— Дай...

 

Туда, где светились и пульсировали нити.

 

— Я умираю...

 

Она никогда не видела умирающих. Даже не знала, как это. Наверное, как засыхает трава без воды — грустно и навсегда.

 

Слабый голос звучал так нежно и жалобно, что Алана решилась. Выпутала нить из волос и протянула женщине.

 

— Бери.

 

Тонкие пальцы цепко ухватили светящуюся нить, и женщина улыбнулась. Кожа её тут же налилась румянцем, губы стали гладкими и яркими, а Алана почувствовала, как закружилась голова и почему-то замёрзли ступни и ладони.

Как хорошо, что незнакомка ожила. Ведь болеть — это плохо.

 

— Ах, прости, милая, — незнакомка улыбнулась и отпустила нить.

 

Алана с удивлением заметила, что от её нити тянутся десятки тоненьких как паутинка ниточек, связывая её с незнакомкой.

 

— Я не должна была брать так много, — женщина покачала головой, и густые волосы заструились мягкими волнами. Какая же она красивая!

— Но, сама понимаешь, мне нужно было поесть. Ты ведь не против?

 

Устоять против улыбки незнакомки было просто невозможно, и Алана, улыбнувшись в ответ, покачала головой. Потом спросила:

 

— А как тебя зовут?

 

— Ванда. Будем друзьями, милая? Как твоё имя?

 

Ответить Алана не успела. Со стороны Древа послышался топот, шум и возгласы.

 

Алана вскочила.

 

— Эй!

— Остановись!

— Не надо!

— Алана!

— Стой!

 

Женщина легко поднялась на ноги. Грациозная — вот, какое слово подходило ей больше всего. Рядом с ней Алана смотрелась мелкой незабудкой возле нежного ириса.

 

— Твои родственники не будут мне рады, — Ванда тряхнула головой и снова улыбнулась. — Тебе придётся отказаться от меня.

 

— И что тогда с тобой будет?

 

— Я умру.

 

Братья и сёстры прошлых урожаев выстроились полукругом и посматривали на Ванду и Алану с неодобрением.

 

— Алана, — начал старший брат, — я ведь велел тебе сидеть дома!

 

— Нет, ты сказал уходить. Я и ушла. А потом пришла снова.

 

Алана не выдержала общего неодобрения и опустила голову.

 

— Зачем ты вернулась к чужой? — властно спросила сестра позапрошлого урожая.

 

Алана ощутила, как вибрирует недовольством голос старшей, но заставила себя поднять глаза.

 

— Я хотела помочь.

 

Братья и сёстры зашумели словно листва на ветру. Нахмуренные брови, поджатые губы. И что-то такое в глубине глаз самых старших, чему Алана не знала названия.

 

— Ты должна отказаться от этой... женщины, — старшая хмурилась больше всех и неодобрительно качала головой.

 

Её светлые волосы невесомым облачком парили вокруг головы, почти скрыв листья. Оттого вид старшая имела строгий и неприступный.

 

— Я не могу, — Алана помотала головой. — Ванда умрёт.

 

— Ты дала ей имя?! — воскликнул самый старший брат, и по толпе пронёсся недоверчивый, удивлённый вздох.

 

— Молчать! — приказала старшая.

 

Алана удивлённо покосилась на сестру, но та смотрела на чужую.

 

— Не смей ни слова сказать! — продолжила старшая. — Ни звука, пока мы не узнаем, что ты такое!

 

Глянула на непослушную сестру:

 

— Идём к древним.

 

Древними зовутся те братья и сёстры, что уже слились с Древом — уже не цветы, а ветви.

 

Алана пошла. Сначала по густой траве мимо холма, потом по низенькой травке между хижинами Детей Древа. Затем по палой листве вокруг могучего ствола, который могут обхватить только десять братьев и сестёр, взявшись за руки.

 

Ванда шла рядом и молчала.

 

— Посмотрите, кого приветила Алана, — почтительно произнесла старшая сестра, остановившись на расстоянии вытянутой руки от нижней ветви Древа.

 

Ветвь шевельнулась. Дрожь прошла по неровной коре от ствола до нежных листочков. Открылись тёмно-зелёные глаза, и скрипучий голос повелел:

 

— Подойди ближе, девочка.

 

Алана бросила несмелый взгляд на старшую сестру и шагнула к древнему. Ветвь выгнулась, приобретая очертания очень-очень старшего брата, покрытого корой с ног до головы. Он медленно высвободил коричневую шершавую руку и поднёс её к волосам Аланы. Касаться не стал — погладил воздух над Аланиной головой, но она ощущала, как древний незримо касается нитей в её волосах.

 

— Я знаю, кто это, — наконец проскрипел древний. — Орхия. Она должна уйти.

 

— Но она погибнет!

 

— Молчи! — хором велели древний и старшая сестра.

 

Сестра умолкла, а древний продолжал:

 

— Её племя может погубить Древо! Орхии несут зло. Сначала она поселится здесь и будет питаться силой через тебя. А потом даст почки — и новые орхии будут пить силу из твоих братьев и сестёр, пока Древо не погибнет!

 

Алана глянула на Ванду, но не увидела зла. Лишь печаль и, кажется, страх.

 

— Вы не понимаете: она...

 

— Это ты не понимаешь, — взгляд древнего стал тяжелым, как предгрозовая туча. — Она должна уйти!

 

Алана оглянулась на старшую, потом на Ванду. Та грустно покачала головой, и Алана живо представила, как изгнанница уходит за ближайший холм, потом за следующий, затем ещё чуть дальше — и падает без сил. Как вянет её красота и облетают листья. Как она умирает.

 

— Так нельзя! Это неправильно!

 

— Почки дерево не учат! Мала ещё спорить с древним!

 

Листва Древа грозно зашуршала. Древний взмахнул рукой перед носом непокорной дочери:

 

— Откажись от неё! А не то мы откажемся от тебя!

 

Алана не смотрела на орхию, но почувствовала, как та вздрогнула. Выгнать её? Отправить на верную смерть? Одну?

 

— Нет!

 

Выкрик ещё дрожал в воздухе, когда старшая с испуганным лицом шагнула к Древу, но поздно: листва зашуршала, грозно и яростно. Древний воздел руку к кроне и крикнул:

 

— Решено! Изгнание!

 

У Аланы подкосились ноги.

 

Старшая развернулась к ней и зашептала:

 

— Уходи, живо! Не гневи древнего!

 

Ванда протянула руку, и Алана с трудом поднялась. Как же это: изгнание? За что? Почему?

 

Старшая подтолкнула её в сторону. Алана пошла, не глядя куда ступает. Привычный мир вокруг казался размытым и незнакомым.

 

— Не плачь, — орхия коснулась её щеки, стирая слезинку. — Всё будет хорошо.

 

Нет, не будет. Но сил на то, чтобы произнести это вслух, не осталось. Алана шла, вцепившись в руку Ванды, как чахлая лоза обвивается вокруг сильного дерева в надежде спастись.

 

— Я так благодарна тебе. Ты ведь могла меня бросить. А теперь мы вместе. Ты такая смелая!

 

Алана глубоко вздохнула. Нет, она совсем не смелая. Ей так страшно, как не было ни разу в жизни.

 

— Ванда, ты ведь не хотела убить Древо?

 

Ванда покачала головой.

 

Старшая бросила им вслед.

 

— Алана, ты ещё можешь извиниться и избавиться от этой орхии. Древние говорят: такие, как она, затуманивают разум!

 

— Мия, Ванда не злая.

 

— Глупая, ты веришь орхии, а не древнему?!

 

Алана хотела сказать, что верит в то, что нельзя бросить умирать живое существо, но посмотрела старшей в глаза и поняла, что говорить бессмысленно.

 

— Убирайся! — зашипела старшая, и нежные зелёные листочки в её волосах задрожали от гнева.

 

Из хижин выходили встревоженные братья и сёстры разных урожаев — от сверстников Аланы до совсем взрослых. Перешёптывались, смотрели на Алану и Ванду с изумлением, снова шептались.

 

Старшая оглядела Детей Древа и громко произнесла:

 

— Изгоняется Алана! Лишается дома, лишается нитей, лишается братьев и сестёр!

 

Изумлённый вздох пронёсся по толпе. Недоверчиво раскрылись глаза, удивлённо зашевелились губы. Сёстры и братья разом отхлынули от бывшей своей и странной чужой.

 

Вот и всё.

 

Алана вскинула голову — а что ещё остаётся? — и зашагала прочь от Древа. Ванда шла рядом, подбадривающе положив руку на плечо спутницы.

 

Сначала идти было легко: будто отправляешься погулять до ближайшего холма. За ним нити натянулись, и Алана пошла медленнее.

 

Вот натяжение стало нестерпимым: словно неведомая сила пыталась вырвать волосы Аланы, выдрать с ними и кожу, и тонкие жилки, опутывающие тело изнутри. Вынуть самую суть, оставив внутри лишь пустоту.

 

Братья и сёстры смотрели ей вслед. С удивлением и ужасом, но без сострадания. Наверное, старшая рассказала им, что злая орхия свела их бывшую сестру с ума. Но это неправда!

Внезапно Алана перестала чувствовать спиной чужие взгляды. Не удержалась — оглянулась. Они всё ещё стояли на холме и смотрели. Алана видела их, но не ощущала. Осталась только Ванда. Лишь её теперь чувствовала бывшая дочь Древа.

 

Подняла руку, дотронулась до волос — так и есть: лишь жалкие обрывки вместо крепких пульсирующих нитей. Сама не заметила, как оторвалась от Древа.

Не чувствовать братьев и сестёр было так странно, что Алана не могла отделаться от ощущения, что это сон. Не по-настоящему.

Но Ванда стояла рядом, и нужно было идти.

 

Никто из Детей Древа никогда не бывал за холмом. Нити тянулись до него, позволяя забраться почти на вершину — не дальше.

 

Алана знала, что где-то за холмом есть другие Дети и другие Древа. Иногда она представляла себе, какие они и как живут. Но никогда, даже в самых смелых мечтах, она не видела себя уходящей от своего Древа.

 

— Не бойся, детка, — сказала Ванда. — Не все такие, как твои родственники. Мы сможем найти другое дерево и поселиться там.

 

Алана посмотрела на Ванду.

 

— А почему ты ушла от своего Древа?

 

Орхия помолчала.

Густая трава мягко касалась босых ног идущих девушек. Ветер играл волосами. Солнце нежно согревало кожу. И, если не думать о том, как колышутся на ветру обрывки нитей, то день казался почти приятным.

 

Они взошли на холм: вокруг зелёными волнами дрожала трава с пёстрыми крапинками цветов. На этом холме и следующем. Вперёди. Слева. Справа. Всюду зеленела трава, всюду красовались цветы. Над ними дрожали в воздухе яркие бабочки и мелкие жучки, гудели пчёлы, роились мушки.

Никаких деревьев.

Алане стало страшно от этого невозможного простора.

 

— У меня нет дерева, — наконец ответила Ванда. — И не было никогда. Мы и правда отличаемся от вас, детей деревьев.

 

Она слабо улыбнулась.

 

— Зато у меня был друг, который мне помог. Но давай не будем говорить об этом.

 

Алана задумалась: наверное, с другом Ванды случилось что-то плохое, раз она осталась одна и так загрустила, стоило вспомнить о друге. Конечно, не нужно бередить её раны. Ведь это так страшно — остаться одной.

Она оглянулась.

Величественная громада Древа казалась странно далёкой, словно они отошли не на пятнадцать лишних шагов, а на целую жизнь.

 

— Дня три мы пройдём спокойно, — Ванда пристально оглядела спутницу. — Может, даже четыре.

 

— А потом?

 

— А потом тебе нужно будет напитаться силой из какого-нибудь источника.

 

Алана непонимающе уставилась на орхию. Та пояснила:

 

— Ты получала силу от своего дерева. Но сила не создана деревом: она живёт глубоко в земле. Деревья вроде того, возле которого ты выросла, вытягивают силу из земли и питают ею своих детей. Найдём новое дерево — получим силу.

 

Ванда помолчала, глядя на разнотравье перед собой, и вполголоса добавила:

 

— Мы с другом шли к дереву на запад отсюда. Но он не дошёл.

 

Что ж, значит, нужно идти на запад.

 

...ночевать под открытым небом было непривычно, неуютно и немного страшно, хотя Алана даже самой себе не могла объяснить, что её пугает.

Наверное, ледяное покалывание в затылке.

 

Они с Вандой шли весь день. Видели деревья, растущие тесно-тесно, — Ванда сказала, что это называется “роща”. Одни деревья напоминали Древо, только в несколько раз меньше. Другие наоборот походили на невозможные огромные травы. А третьи — с тонкими тёмными иголочками вместо листьев — не походили ни на что.

Алана с удивлением оглядывала эти чудные деревья. Осторожно трогала иголочки, листья и кору. Принюхивалась к незнакомым запахам.

Чудно.

 

Ещё удивительнее было идти вперёд. Ничто не ограничивало Алану. Но и не защищало. Без привычного ощущения Древа где-то за спиной она чувствовала себя маленькой, крошечной, как мелкий полевой цветочек.

Нет, как бабочка. Бабочка, вольная лететь куда захочется.

 

Вечером воздух посвежел. Не холодно, но не тепло.

На небе появились огромные звёзды — будто россыпь странных светящихся цветов. Там, дома, звёзд не видно: их закрывает густая крона Древа.

Алана и Ванда лежали на траве, глядя в небо, и орхия показывала созвездия:

 

— Это Большая Стрекоза. А это Жёлудь. Вон там, смотри, как будто крылья бабочки — Яблоневый цвет.

 

Алана завороженно следила за тонким пальчиком орхии и слушала её голос, нежный и успокаивающий.

Звёзды слились в сияющую круговерть, и Алана сама не заметила, как заснула.

 

Второй день стелился под ноги густым ковром трав и цветов, пах мёдом и полынью, звенел стрекозиными крыльями.

Алана шагала, как зачарованная, то и дело оглядываясь по сторонам, и всё спрашивала Ванду:

— А как называется этот цветок? А почему у этого куста сухая верхушка? А что это за жучок?

Та улыбалась в ответ и рассказывала про всё-всё на свете.

Мир за холмом был огромным и неизведанным. Удивительным и ярким.

Хорошо, что Ванда рядом.

 

На следующий день они встретили бродягу.

 

Незнакомец сидел под деревом и, задрав голову, пристально вглядывался в крону. На Алану и Ванду он не обратил никакого внимания.

Алана с удивлением разглядывала незнакомца. Пыльная и потрёпанная одежда выглядела равномерно серой. Длинные грязные волосы заплетены в десятки косиц, которые она сначала приняла за угасшие нити. Каждую косицу украшали гроздья высохших панцирей больших жуков. Панцири негромко шуршали на лёгком ветру.

 

— Он не опасный, — успокаивающе сказала Ванда. — Но может напугать.

 

— Кто это?

 

— Бродяга. Ни корней, ни веток — так, кажется, о них говорят дети деревьев.

 

Бродяга вдруг подпрыгнул, гулко стукнул ладонями по стволу — Алана испуганно вскрикнула — и побежал куда-то на закат.

 

— Не бойся. Они странные: почти не разговаривают, едят насекомых, плоды и корешки. Но не слышала, чтобы они пытались напасть.

 

Бродяга вдруг обернулся и примчался назад. Сделал пару кругов вокруг девушек и пробормотал:

 

— Дети Деревьев стали деревяшками. Ничего не знают, ничего не хотят. Корни есть — веток нет!

 

И помчался туда, где по утрам встаёт солнце.

Алана долго смотрела вслед убежавшему бродяге. Как это — жить без братьев и сестёр? О чём он думает? Кому задаёт вопросы? Кому желает доброго утра и спокойной ночи?

 

У Аланы теперь тоже нет братьев и сестёр, но у неё есть Ванда.

 

Вечером Алана села на траву и не смогла встать. Ноги, спина, руки и даже голова казались чужими. И даже спрашивать, почему так, не было сил. Хотелось обнять колени, свернуться и не делать ничего.

 

— Ты устала, детка? — участливо спросила Ванда.

 

Алана подняла голову. Орхия выглядела прекрасно — красивая, свежая, изящная.

 

— Тебе нужно отдохнуть. Давай поспим.

 

Ванда улеглась рядом, согревая правый бок, и Алана задремала.

 

Утром тело всё равно казалось незнакомым и слушалось с трудом. Нужно было приложить усилие, чтобы разогнуть ногу, а рука, которую Алана положила под голову, онемела так, что девушка в испуге разбудила Ванду.

Та потянулась, яркая и нежная со сна, и объяснила:

 

— Всё в порядке. Теперь, когда дерево не питает тебя, ты будешь уставать. Это неприятно. Слабость, боль, плохое настроение, а потом... впрочем, неважно: мы должны прийти уже сегодня к вечеру, так что волноваться не о чем.

 

Алана почувствовала раздражение: как это — не о чем, если она рук и ног не чувствует?

На секунду Ванда показалась ей коварной злодейкой, в точности как говорил древний. Ведь она питается силами Аланы, а этих сил мало. Если бы её не было, Алана бы чувствовала себя лучше.

 

Наваждение прошло, и девушке стало стыдно. Сама ведь решила уйти с Вандой. Сама решила её спасать, так что нечего теперь обвинять Ванду.

 

— Детка, тебе нужно размяться.

 

Алана решительно поднялась с земли, встряхнулась и под руководством Ванды начала растирать онемевшие конечности.

 

Идти было трудно. Алана то и дело спотыкалась. Новые цветы и незнакомые бабочки больше не радовали. Хотелось сесть, а лучше лечь, и чтобы ничего не болело. Слезились глаза. Что-то неприятно гулко стучало в висках. Даже дышать было трудно.

 

Ванда на два шага впереди не шла — плыла над травой. Её волосы мягкими тёмными волнами ложились на спину, и Алане было немного грустно от того, что она сама никогда не будет такой красивой.

 

— Смотри, детка, дерево!

 

Алана подняла голову и увидела чужое Древо.

 

Огромное, больше того, что несколько дней назад было её родным. Густая тёмно-зелёная крона. Могучие ветви.

До Древа ещё идти и идти, но даже здесь ощущаются волны силы, идущие от листьев, веток и ствола.

 

Ей захотелось кинуться к Древу и пристроить к нему подсохшие обрывки нитей.

 

— Детка, подожди здесь. Я схожу и узнаю, будут ли нам там рады.

 

Ванда усадила спутницу под куст, покрытый крошечными розовыми цветами и мелкими листиками, и ушла к поселению вокруг Древа.

 

Алана просидела, обняв колени, до самого вечера. Закатное солнце сменилось прохладными сумерками.

Стемнело. На небе распустились соцветия звёзд и огромная кувшинка луны.

Ванды всё не было.

 

Алана неотрывно, до рези в глазах, глядела на тоненькую паутинку нитей, уходящую от её головы к потерявшейся где-то у чужих Ванде. А что, если орхию прогнали? Тогда бы она вернулась к Алане. А если они заперли её? Да, видимо, так и случилось!

 

Алана с трудом встала и медленно побрела в сторону чужого Древа.

 

Разве ты сможешь ей помочь?

А разве можно просто остаться сидеть под кустом?

 

И Алана шла.

 

Когда она уже видела хижины под Древом, тускло мерцающая паутинка, связывающая её с Вандой, погасла.

 

Что случилось?!

Алана побежала из последних сил.

Ванда, ты жива?

 

— Ванда!

 

На крик из хижин начали выглядывать заспанные Дети Древа. Встревоженные, удивлённые, ничего не понимающие — так похожие на её братьев и сестёр и в то же время совсем другие.

Их нити ярко светились, связывая Детей с Древом.

Как же их много.

 

— Ванда!

 

Чужие братья и сёстры загомонили, зашевелились, собираясь в толпу. Неужели они обидели Ванду? Убили?

 

— Детка, я здесь.

 

Орхия проскользнула между двумя местными девушками. За ней, как привязанный, шёл рослый сын Древа с глупой улыбкой на лице.

 

— Ванда...

 

Алана бросилась к подруге, обняла её и только тут заметила густую сеть тонких нитей, идущих от Ванды к здоровяку с глупой улыбкой.

 

— Детка, всё хорошо. Я нашла себе нового друга.

 

Орхия вытянула руку, и её новый друг тут же шагнул ближе и встал так, чтобы женщина могла дотронуться до него. Она погладила крепкое плечо и улыбнулась.

 

— Видишь, какой он сильный! Повезло, здесь никто не знает про таких, как я.

 

Алана огляделась: все сыны Древа смотрели на Ванду с восхищением, некоторые дочери тоже.

 

— А как же я? — прошептала Алана.

 

— Я хотела набраться сил, чтобы поделиться с тобой, детка. Но немного... заигралась, — она подмигнула своему новому другу и провела кончиком языка по губам. — Теперь всё будет в порядке. Милый, принеси моей подруге поесть. И воды!

 

Чужие братья и сёстры постепенно потеряли интерес к Алане. Одни возвращались в хижины досыпать. Другие разбредались вокруг Древа, негромко переговариваясь. Трое или четверо чужих сестёр подошли спросить, не нужно ли чего Вандиной подруге.

 

Алана нужна была сила Древа. Друг Ванды напоил её и накормил, но Алана всё равно чувствовала пустоту внутри, головную боль и усталость. От еды стало немного легче, но странным образом из-за этого неприятные ощущения лишь усилились. Будто у Аланы появились силы на то, чтобы воспринимать боль и усталость в полной мере.

 

Орхия обняла девушку и сказала:

 

— Давай я попробую поделиться силами с тобой. Садись рядом.

 

Они опустились на траву. Ванда закрыла глаза и сжала плечи Аланы.

 

Но ничего не случилось.

 

— Не получается, детка. Прости. Я думала... надеялась, что смогу, но нет...

 

Ванда обессиленно уронила руки на колени. Она выглядела такой расстроенной, что Алана невольно её пожалела.

 

— Что ты делала, когда помогла мне, детка?

 

— Просто захотела помочь.

 

—Я хочу! Но орхии умеют только забирать... — Ванда вздохнула и покачала головой. — Никогда прежде об этом не жалела...

 

Чужие сёстры пошептались, и самая высокая из них сказала:

 

— Мы отведём тебя к древним, но не знаю, смогут ли они тебе помочь.

 

“Ты чужая!” — увидела Алана в глазах высокой девушки. Кивнула и побрела к чужим древним, не надеясь ни на что.

 

— Я подожду тебя здесь, — бросила в спину Ванда. — Пойдём пока в дом, милый.

 

Чужой древний был суше и темнее того, что изгнал Алану. Он казался старше и равнодушнее. Неохотно открыл глаза и оглядел чужачку тёмными жутковатыми глазами. Ни рук, ни головы — одни глаза в шершавом теле толстенной ветви. Действительно — древний.

 

— Не наша. Не сможешь.

 

И закрыл глаза.

 

Чужая сестра виновато развела руками.

Алане захотелось схватить её нить и прирастить к своей голове. Она шагнула к Древу и прижалась к стволу.

 

“Пожалуйста! Прими меня!”

 

И снова ничего не случилось.

 

Алане стояла и смотрела на свои потрескавшиеся руки, на грязные ногти, на пропылённые рукава, пока не замёрзла. Затем заставила себя отойти.

 

Ванда ждала её в десяти шагах от Древа. Без своего нового друга, но яркая паутинка, уходившая во тьму, никуда не делась.

 

— Ты замёрзла, детка! Я волновалась за тебя...

 

Ванда могла не спрашивать: у Аланы нити не появились.

 

Алана чувствовала себя старой. Как древние, но не частью Древа, а словно высохшая ветка, валяющаяся в траве. Сохлая. Неживая. Ненужная.

 

— Детка, посмотри на меня! — голос Ванды звучал напряжённо, но Алане было всё равно.

 

Сколько силы осталось в её измученном, изнурённом теле?

Сколько она ещё сможет оставаться живой?

 

— Пойдём со мной. Ты поживёшь в нашем домике до... до самого конца. Я буду заботиться о тебе.

 

Так странно: орхия хочет ей помочь. Алана с трудом разлепила ресницы и посмотрела на Ванду: тонкие брови нахмурены, губы решительно сжаты, а в красивых глазах печаль.

 

Будет ли она грустить по мне больше, чем по тому другу, который не дошёл сюда?

 

— Я не останусь, — Алана поднялась с травы. — Я пойду дальше.

 

— Куда, детка? Зачем? — орхия обняла её колени и умоляюще смотрела на девушку без Древа снизу вверх. — Ты погибнешь!

 

Орхия заплакала, и Алана была искренне благодарна ей за эти слёзы.

 

— Я должна идти. Не хочу... — Алана помедлила, подбирая слова. — Не хочу стать плохой. А если я останусь, то я стану завидовать тебе. Тому, что ты остаёшься, а я умираю. Лучше будет, если ты останешься, а я уйду. Хочу помнить тебя подругой. Как ты рассказывала о звёздах. Как ты учила меня делать разминку. Как ты плакала, когда я уходила.

 

Ванда опустила руки, и блестящие слезинки катились по её нежным щекам.

 

А Алана пошла прочь. Прочь от этого Древа, от чужаков, занятых своими делами. От орхии, которая будет жить.

 

Шаг за шагом позади оставалось прошлое. Привычная жизнь с её разговорами и заботами, радостями и печалями.

 

Ночной воздух холодил кожу, играл со свалявшимися в космы волосами, среди которых больше никогда не будут виться светящиеся нити.

Наверное, совсем скоро Алана упадёт, закроет глаза и не проснётся.

 

Надо любоваться тем, что вокруг, пока можно. Она огляделась: посеребрённые луной силуэты кустиков, белые венчики ночных цветов, лёгкие тени мотыльков. Запрокинула голову, а там таинственно мерцающие звёзды и блестящий полукруг луны, тонкие лёгкие облачка время от времени пересекают яркую гладь лунного диска. Воздух наполнен ароматами цветов и трав, шорохами травы и прохладой.

Вдыхать запахи ночи и не думать о том, что дышать — трудно. Наслаждаться сиянием звёзд и забыть о том, что каждый шаг отдаётся болью в усталых ногах. Чувствовать лёгкие колебания ветерка, а не сухость во рту.

Быть ветром и ночь, звёздами и травой, луной и воздухом.

 

Алана шла и шла, пока не набрела на ручей. Звон ручья мягко вплетался в негромкое дыхание ночи, и она поначалу не поняла, что это — просто переставляла ноги, прислушиваясь к странному мерному звуку и, кажется, тихонько напевала.

Лунные блики дробились в воде так красиво, что Алана опустилась на колени и долго-долго смотрела, как движутся струйки воды, выблёскивая серебром.

 

Потом она вдруг оказалась среди бескрайних песков — ни травы, ни кустов, ни деревьев. Алана поняла, что заснула. Вдали бегал бродяга, пытаясь поймать огромного жука, а где-то совсем далеко смеялась и пела Ванда, но слов было не разобрать.

 

Алану заносило песком, но ей не было страшно. Наоборот, оказаться в песке по самые глаза казалось правильным. Ведь там, в глубине, есть сила. Она пустит корни, длинные и тонкие. Корни будут расти и расти, пока не найдут источник. Тогда Алана напитается силой, забудет об усталости и станет мощной, огромной и непоколебимой. Как Древо. Раскинет в разные стороны ветви-руки, не две — десятки, сотни! И однажды она зацветёт. Её бутоны дадут жизнь сыновьям и дочкам.

Пора напитаться силой.

Остановиться.

Пора...

 

Она открыла глаза. Прямо перед глазами порхала ярко-жёлтая бабочка. Мир вокруг был залит солнцем и дышал теплом.

Алана попыталась встать, но не сумела подняться. Как странно! Внутри неё не осталось и тени усталости, всё тело от босых пяток до листочков в волосах было полно сил, но встать не получалось.

 

Она попыталась понять, что ей мешает. Медленно-медленно подняла руку и с изумлением увидала десятки тонких, тоньше волосинки, ниточек, идущих от руки в землю.

 

Где-то под землёй спрятался источник силы, и она нашла его.

Её сон может стать явью. Она может остаться здесь и стать Древом. На это уйдут месяцы или даже годы, но она точно знала, что сможет стать новым Древом.

Сытая, довольная, сильная.

Она огляделась, насколько позволяли нити. Хочет ли ей день за днём, месяц за месяцем, год за годом смотреть на то, что её сейчас окружает?

Нет. Ничего ужасного вокруг не было, но и ничего прекрасного тоже.

 

Алана закрыла глаза и мысленно обратилась к источнику. Нити задрожали — и перед её внутренним взором открылась огромная сеть, что связывала все Древа в мире. Сеть сияла и подрагивала. Десятки, сотни, сотни сотен Древ и источников поменьше. Возле каждого ручья, каждой реки и озера под землёй есть сила. И если очень захотеть, можно найти её.

А если захотеть, то можно и оторваться от неё.

 

Алана резко села, обрывая нити.

 

Теперь ей хватит сил, чтобы идти дальше. Чтобы найти место, которое она назовёт своим домом. Чтобы увидеть весь мир.

Когда однажды она станет Древом, она расскажет своим детям тысячи историй об орхиях и бродягах, о дальних странах, полных песках, и чужих легендах. Как разные народы называют одинаковые звёзды. О том, чего она сама ещё не знает.

 

А чтобы отправиться в путь, нужно оторваться от корней.