Лишь идею не предай.
Дуб — дерево мудрец, как называли его древние славяне. Он стоит на берегу кристальной речушки. Огненный диск спускался в своё подземное царство, озаряя всё природное пространство золотыми лучами.
Вечереет. Одинокая птичка решила переночевать на стволах дуба. Присев, она нечаянно задела один из листиков дерева. Ей было невдомёк, что лист упав покрылся тёмно-красным цветом и упал он вовсе не на землю, а на толстую кишку юноши. Тело распласталась около корней дерева. Мальчик, которому только шёл тринадцатый год, ещё был жив. Ему казалось странным, что вместо боли он чувствует странное ощущение, наподобие покалывания, после которого по кожи проходит тепло. Может быть это из-за крови, а может быть это обожжённая плоть, после взрыва ручной гранаты, так заявляет о себе. Мальчик лежит на руках своей старшей сестры. Та крепко его держит, даже почти дышать не даёт. Она где-то слышала, что человек умирает, когда из его тела выходит душа. Вспомнив это она ещё сильнее прижала брата к своей груди, наверное, чтобы помешать душе окончательно уйти. «Дурак, Славенька! Какой же дурак ты» — кричала сестра на брата, обливая его слезами. Славенька лишь тихо улыбается и ещё подвижной рукой нежно гладит её по голове. Жалко оставлять это тёмненькое существо, умрёт, а кому опять спасать её. Тут только на волю Господа положится надо.
— Зачем, Славушка! Не знаешь будто, что они…такие. — сквозь слёзы говорила она.
— Знал…поэтому и терпеть их не мог. Надоело, что они приходят, половину мужиков косят, а женщин…на-силуют. Вот они и на тебя поза-рились.
— Молчи, Слава, пожалуйста, лучше молчи. — сестра почти срывалась на крик. Что делать она не знала. Ей оставалось только сидеть полуголой с братом около трупов солдат-палачей армии Империи.
— Да чего молчать, Эмма — он закашлял кровью. — молчал я, когда папу расстреляли. Молчал я, когда маму…этот га-ад — он снова закашлял. — взял. Мы с тобой в подвале сидели и всё слышали, помнишь?!
Слава в свои тринадцать лет много знал и уже говорил о вещах, запрещённых в империи. В его теле не было души ребёнка, он, словно как родился так сразу и стал зрелым человеком, а юность вся осталась в утробе матери. Порой доходило до попытки ареста пацана за высказывание радикальных вещей, но возраст служил оберегом от расстрела. Кто бы мог подумать, что ребёнок, которому только суждено пройти путь взросления уже преодолел этот этап.
Мало что позволено говорить и делать людям в резервации. Когда-то эти территории находились в составе Конфедерации Стран Евразии, но после распада одна из окраинных республик конфедерации оказалась в составе Атлантической Империи. Малочисленная армия не долго продержалась; имперские войска молниеносно взяли окраину под свой контроль. Сначала Республика стала марионеточным государством, но с течением времени влилась в состав страны.
Жители Империи придерживались мнения, что существо, которое не может иметь имплантатов — ниже животного, поскольку такое существо не способно перейти на следующую ступень эволюции. Наличие имплантатов, расширяющих возможности человека было прописано в законе и в их политике. Доктрина гласила, что Империя живёт в тёмном веке, когда все государства кроме неё самой не имеют эволюционного прогресса человека и остаются на старой ступени развития.
Было вынесено решение: каждый скифразиец, у которого нет техники в теле, не может рассматриваться как человек или как атлант, а, следовательно, не имеет никаких прав на жизнь. Всех скифразийцев загнали в далёкие рудники, где не хватало шахтёрских роботов. Условия жизни и работы походило на целенаправленное уничтожение людей, впрочем, как и задумывалось. Однако, не каждодневное захоронение трупов пугало жителей, а погромы. Малочисленные отряды приходили в резервации и начинали терроризировать население. Власть осознавала всю опасность нахождения скифразийцев на территории государства. Они полная противоположность атлантам во всём, даже в биологии. Средством от сепаратизма стал террор.
Холодный ветер обдувал обнажённую Эмму держащую полумёртвого брата. Она перестала страшится его обнажённых органов и лишь пыталась вглядываться в ещё живые глаза Славы.
«Интересно, что сильнее заставило меня подорваться вместе с ублюдком паном? Что пан Акима повесил как собаку или что прилюдно хотел изнасиловать мою сестру? Всё же ловко я выкрал у солдатика его игрушку. — думал Слава пока последние силы уходили из его тела. — Сестра? Почему я её так называю? Она мне даже не родная. Она еврейка, а я скиф, но это так не важно. Так…прозрачно.»
Слава ощутил зловонное дыхание. Он увидел рядом с собой старика, закрывающего своей головой лицо сестры.
— Не мальчик, а воин! — хриплым, но энергичным голосом говорил старик. — Да как ты только, дорогой, додумался подорвать пана собой? Чего же просто не кинул в него гранату?! Хотя молчи лучше, я тебе вот что предложу.
— Да какие предложения? Помогите, помогите ему! Прошу! — кричала Эмма, вцепившись в старика.
— Я это и хочу сделать. — старик сделал паузу. Перевёл внимание на Славу и с ново заговорил. — Послушай, сынок, состояние у тебя не очень мягко говоря, но помочь я тебе смогу. Думать придётся тебе быстро или умрёшь. Через две минуты ты потеряешь сознание и после через одну минуту жизнь. Понял? Слушай внимательно. Ты будешь жить, но перестанешь быть человеком. Это вынужденная мера, но ты получишь силу, которую не имеет ни один атлант, ни одно существо на земле. Я ведь знаю, ты ненавидишь их, как я. Ты хочешь избавится от этой холопской жизни. Ну так я тебе предлагаю выход, дорогой. — слова безумного старика походили на бред, но для Славы они приобрели совсем иной окрас. Речь его стала решением свыше; предназначением.
В обыденной жизни Слава может быть и не поверил словам проходимца, но, когда тебе остаётся жить всего несколько минут вариантов немного. Эмма с широко открытыми глазами смотрела на старика. Она хотела уже прогнать психа, но решительное согласие Славы остановила её. Старик хихикнул, взял на руки всё что можно было взять от Славы и понёс. Старик увидел не по далёко одинокую лошадь и его лицо исказилось в ехидной или лучше сказать страшной улыбке.
Ландкомтур Скифразии Долгорук с огромным вниманием рассматривал карту восточных территорий империи. На карте красными флажками были отмечены регионы, на которых наиболее бушевали сепаратистские настроение.
«Восточный блок Атлантиды — самый затратный по финансам. — думал Долгорук. — Неужели так и не додумались Великие, что держать захваченные государства в роли марионеток куда выгоднее, нежели аннексия?»
Неожиданный скрип двери заставил Долгорука отвлечься от работы.
— Позвольте обратиться к вам, владыка. — зайдя в кабинет сказал слуга.
— Чего вам?
— К вам гость.
— Гость? Я никого не приглашал.
— Это сын Карла, владыка.
— Неужели? Тогда пусть войдёт.
Карл был ландмейстером Европы, которого спас Долгорук. После этого Долгорук лишился зрения, но биотехнические имплантаты глаз не только вернули, но и улучшали зрение.
В кабинет зашёл высокий юноша с серыми глазами. Светло-бежевый сюртук необычно хорошо подходил к его блондинистым волосам, казавшимися почти белыми в тусклом свете камина.
— Здравствуйте, ландкомтур Долгорук. Прошу прощения за столь дерзкий визит. — застенчиво проговаривал подросток с лёгкой улыбкой.
— Не смейте извиняться, юноша! — Долгорук, забыв все формальности этикета, крепко обнял сына своего друга, как своего собственного — Я дал тебе разрешение приходить, когда душе будет угодно.
— За что я вам на веки благодарен.
Долгорук убрал карту со стола и, попросив слугу заварить чай, присел с гостем за стол. Между ними завелась беседа. Слуга уже успел разлить чай по чашкам, но они никак не прекращали разговаривать. Глубокие знания молодого человека приятно удивляли Долгорука. Подобные беседы расслабляли ландкомтура от напряжённой работы.
— Да, Альберт, — Долгорук упёрся взглядом в пол, — юноши в твоём возрасте за девочками гоняются, да фраки новые мерят, а ты в библиотеки время просиживаешь.
— Не будьте таким строгим к моему поколению, ландкомтур. У них тоже есть свои библиотеки, и они тоже, как и я увлечены книгами. Просто есть вещь, которая меня отделяет от них, и эта вещь затрагивает и вас, ландкомтур.
— И что же это?
— У них есть родственники, с которыми они могут поделится знаниями из книги, скажем, за семейным столом. Что-то мама добавит, что-то отец объяснит и так их потребность в излиянии информации будет удовлетворено.
— Твою родню не назовёшь «домашними». — понимая к чему ведёт Альберт, сказал Долгорук.
— Это так. Отец в разъездах, мать уехала учится, а об бабушках и дедушках я уже как лет пять ничего не слышал. Хотя, зачем я вас этим нагружаю, вы же и так всё знаете.
Альберт замолчал, но через минуту продолжил.
— Единственное место, где я чувствую себя хорошо — ваш дом. Вы всегда даёте мне новые книги, которых нет в библиотеках, а что самое главное вы всегда готовы обсудить со мной различные темы. За это я вас ценю.
Долгорук покраснел от приятных слов в его адрес. С малых лет он проникся симпатией к Альберту. Их дружеская связь укрепилась, когда Долгорук спас его отца от африканского революционера. Африканец попытался подорвать ландмейстера Европы, но Долгорук закрыл собой снаряд. Устройство сработало на половину из-за чего взрыв оказался слабым. Однако его хватило, чтобы изуродовать лицо Долгорука. Альберт уважал его. Часто он даже называл Долгорука своим духовным учителем (как бы смешно это не звучало в обществе атлантов).
— Мне приятны твои слова, Альберт. Ты умён, но очень жаркий в своих высказываниях. — Долгорук сказал эти слова не как старший друг, а как отец. — Я понимаю твоё положение. Мой отец тоже не часто бывал в доме. Я его ненавидел, но и одновременно любил. Альберт, не держи зла на отца. Ты ничего не получишь, кроме как мук. Хорошо?
— Я понял. Спасибо вам. — юноша волновался и отводил глаза в пол. — Простите, что потревожил.
Долгорук остался один в кабинете. Он полностью расслабился и тело распласталась на кресле. Утомлённый взгляд замер на портрете Императора Атлантиды Иллайн. В повседневной рутине Долгорук не замечал картину, а если и замечал, то долго на нём не задерживался, но сегодня…сейчас, глядя на Императора, Долгорук почувствовал себя беспомощным, жалким и провинившимся, хотя за что — не ясно. Огонь в камине потрескивал пеленами, разбавляя тяжёлую тишину. Долгорук продолжал смотреть в глаза Императора и в голове мелькнула мысль, что кто-то стоит сзади него. Он медленно повернул голову, но там никого не было. Коридор, места откуда постоянно исходили хаотичные звуки, затих. Огонь перестал трещать и немного потух из-за чего в кабинете стало темнее.
Долгорук было встал чтобы подкинуть дров в камин, но тут же попятился и с ужасом упал на кресло. Перед ним в агрессивной стойке стоял пёс Тиндала. В полумраке его красные глаза внушали неописуемый страх. Тусклое пламя камина поблёскивало на золотом панцире робота. Робот, словно хищник, медленно подходил к Долгоруку, растягивая душевные муки жертвы. Долгорук перестал дышать и лишь ждал. Не было смысла хвататься за револьвер, ведь этой гадине не сделаешь больно и гранатомётом, нету смысла бежать (наверное, самое глупое) всего за два скачка оно достанет. Не хотел он звать на помощь слуг. Зачем? Чтобы погибло больше людей? Нет. Лучше принять своё судьбу.
Гончих отправляют только по двум причинам: либо убийство высокопоставленного, либо…
Гончая открыла свою пасть. В ней ехидно блестели четыре ряда сверлящих зубов. Долгорук напряг спину, чтобы хоть как-то сдержать бешенную дрожь в теле.
Из глубины пасти появилось сияние, которое плавно начало приобретать черты лица. Через минуту голограмма окончательно загрузилась и на Долгорука смотрел Великий комтур. На широких плечах была прибита маленькая лысая голова с повязкой на правом глазу. Шея пряталась за густой бородой. Левое полушарие мозга отсутствовало, вместо него стояло устройство не прикрытая искусственной кожей; можно было увидеть, как кружатся большие и малые шестерёнки и как они издают трескающий звук. Это была голографическое письмо от Великого Ландмейстера Востока Долерна.
«Ландкомтур Долгорук, вы чем там занимаетесь? — еле скрывая злость говорил комтур. — Вы хоть знаете, что происходит у вас?! Почему до меня доходят сведения, что у вас разгорается мятеж. — он взял бумагу и начал зачитывать. — Первого января был отправлен карательный отряд. В составе был пан Гайос и его люди. Все были убиты. По словам начальника казармы, вернулась только одна лошадь, тащащая за собой изуродованное тело солдата. — он остановился и звериными глазами уставился на Долгорука. — Это что? Прошло пять лет с тех пор как вы являетесь ландкомтуром Скифразии и кажется, так и не поняли куда вы попали. Бывшие конфедераты являются заклятыми врагами. Вам было поручено за двадцать лет полностью уничтожить местное население. Вы хоть понимаете сколько мы сделали для уничтожения конфедерации? Скольким мы пожертвовали и сколько утратили. Мы не хотим больше этого. Война с животными не делает нам честь. — комтур остановился и долго не говорил. — если до меня дойдёт что мятеж с ново произошёл, то… — в пасти гончей все четыре ряда зубов засверлили и издали противный, но одновременно ужасающий звук. Одна лишь мысль, что эти зубы могут сделать, заставила Долгорука ещё сильнее вжаться в кресло. — вы сами знаете, на что способны псы. Знаете, что, — комтур замолчал, его взгляд уставился в пустоту. — Я не хочу рисковать и доверять вам, поэтому я требую, чтобы вы лично выдвинулись вместе с карательным отрядом. Вставьте в свои глаза камеру и ровно в момент выхода включите её. Запись будет передаваться сразу ко мне. Ваша задача, показать этим уродам где их место и наказать за убийство атлантов. Вы же понимает, что значит «наказать»? До встречи, уважаемый Долгорук.»
Пасть резко захлопнулась, издав громкий удар метала об метал. Гончая развернулась и бесшумна, как и пришла, покинула кабинет через окно. Камин, не дождавшись свежих пален, погас и Долгорука поглотила тьма, но в голове он уже был сожран куда более страшной тьмой — отчаянием.
Долгорук долго не выходил из кабинета. Он совсем забыл, что стоит подкинуть пару пален в камин и лишь луна освещала его кабинет. Тяжёлые мысли заставляли его ходить от стены до стены и постоянно шептать себе что-то под нос:
«Я ничего не знал про убийство. — думал он. — Почему не доложили? Почему начальники молчали? Что это? Заговор?»
Вскоре он полностью собрался с мыслями. Лишь воинская воля заставила его проделать холодный анализ и подписать указ об трёх боевых машин. Он облокотился на спинку кресла и ещё раз посмотрел в глаза Императору. Теперь на него взирали спокойные глаза отца нации. Что схватило его сердце в этот момент? Желание встать на колени и благодарить как икону полу Бога за спокойствие или выкинуть портрет в окно? Это известно лишь ему самому.
Три машины, больше походящие на пауков, вышли за пределы города. Теперь они в зоне «отбросов». Тонкие ноги машины поднимали тучи пыли мёртвой степи. Долгорук, находясь в кабине Йиг-20 вместе со своим экипажем, состоящим из трёх людей, испытывал ностальгирующее чувство. Пять лет он не притрагивался к приборам управления машины, а ведь сколько бессонных ночей ушло на запоминания каждого рычажка, каждой кнопки, каждого переключателя. Детство не самое лучшее воспоминание для Долгорука. Пусть и для его же блага плети рассекали спину за ошибку, но по ночам былые шрамы напоминают о себе до сих пор.
Йиг-20 после доработок стал намного тише. Теперь это не шумное корыто, которую можно услышать за несколько километров, а техника моментального убийства. В нижней части машины расположен огромный ствол для выхода огня. Долгорук вспомнил свой первый бой, когда, увидев солдат Кальмарской унии он немедленно нажал на рычаг. Вспомнил он, как солдаты корчатся от адской боли, как кожа и одежда становятся чёрной грязью на костях. Вспомнил он как был отдан приказ уничтожить всех сдавшихся пленников унии и как те самые пленники, закрыв глаза, с трясущимися ногами стояли перед дулом Йиг-20. Однако те самые воспоминания не казались ему чем-то ужасными и мерзкими. Он воспринимал это как факт борьбы за свою страну и не считал беспощадное сожжение сотен солдат другой страны чем-то плохим. Но даже у таких людей есть повод по рефлексировать.
«Вот и с ново в родном месте. — подумал Долгорук. — Впрочем, я бы здесь остался до отставки, если бы не назойливое чувство быть лучше отца. Может ли хорошо воспитать неудавшийся по службе пан? Кичился он, что мол среди ландкомтуров и ландмейстеров ходил как маршал. Что мол он первый пан, перед которым снимали шляпы. Переплюнул я тебя папаша! Хотя, чего я злорадствую? Сам ведь ничем не лучше. Я достиг больше чем мой отец, только кем стал? Моя жизнь прописана на бумаге аколита и с этим ничего не поделаешь. Мой батя был гораздо свободнее и счастливее меня. Пил, с женщинами развлекался, а я не могу даже встретится с единственным другом. Даже сейчас моими глазами смотрит Долерн и явно наслаждается тем как он увидит окончательное падение воина. Да, я воин пока что. Я воин, а не убийца! А может…это он меня подставил? Не из-за него ли я ничего не узнал об убийстве отряда? Что если…»
— Владыка, с холмов зафиксировано движение. –прервал мысли член экипажа.
Монитор показывал, как на одиноких холмах появляются тёмные фигуры. Они с необычайной скоростью приближались к машинам явно с не добрыми намерениями. Постепенно образы бегущих начали проявляться. На здоровых чудовищах похожих на лошадей сидели всадники, укутанные в чёрные мантии. Это были кочевые народы, проживавшие здесь. Но Долгорук был в недоумении, ведь всех кочевников истребили ещё 10 лет назад!
— Как они здесь появились? — прошептал кто-то из экипажа.
— Без паники, бойцы! Номер один, номер два, выстроится треугольником и напор огня поставить на точечный. — скомандовал Долгорук.
Две машины, ехавшие по бокам Долгорука, вышли вперёд. «Пауки», изогнув механические ноги, приготовились жечь противников. Одиночные струи огня должны были проредить колону кочевников, создавая проход, через который можно пройти для манёвра.
«Это странно. — задумался Долгорук. — Они же знают, что Йиг-20 бьёт огнём. Тогда полностью теряется смысл в пехоте или кавалерии. Не лучше ли было для них устроить для нас засаду с холмов?»
— Приготовится к огню.
Заряжающие подключили капсулы с горючем, а у наводчиков нервно тряслись руки из-за желания поскорее потянуть за рычаг.
— Раз!
Кочевники бежали на машины уверена без какого-либо страха. Они наводили на экипажи машин сомнения. Не могут аборигены не бояться силу превосходящие их!
— Два!
Водители сжали рычаги управления ещё сильнее, готовясь маневрировать на горящих трупах врагов.
— Тр…
Не успел Долгорук досчитать, как в последней момент колонны кочевников выстроились на бегу в единый ряд. Летящие струи горячей смеси попадали в них, откидывая горящих всадников и лошадей на несколько метров назад, но особо вреда это не наносило.
Долгорук всматривался в монитор, не понимая зачем нужны эти бессмысленные действия. Вдруг он увидел, как два кочевника откололись от строя. Всадник перекинул конец верёвки другому, и они оба привязали концы к выступам на седле. Долгорука осенило.
— Номер три! Враг на одиннадцать часов!
Не успела машина повернуть дуло, как тут же полетела вниз головой. Всадники сбили ноги «паука» натянутым канатом. Машина сделала кульбит в воздухе и упала точно в низ головой; дуло из-за падения согнулась и больше не представляла опасности.
Динамики передали восторженный крик всадников: «Слаува Слауве!». Долгорук покраснел, его кулаки сжались на столько сильно, что ногти вошли в кожу. Понимание, что по мимо видео и ритм сердца, и давление, и другие параметры так же передаются Долерну он смог успокоится. Он не хотел показывать своего замешательства. Пусть Долерн является для него владыкой, Долгорук воспринимал его как равного себе соперника.
— Номер два! Спиной к спине черепахой.
Вторая машина согнуло ноги. В такой позе она больше походило на танк. Йиг-20 Долгорука подъехал к задней части второй машину и так же принял позу «черепахи». Теперь кочевники не могут подсечь их ноги. Да что уж говорить, они приблизится не могут. Вторая и первая машина выставили обширный напор, благодаря чему пламя имеет больший радиус поражения, но меньшую температуру огня. Выходившие из дул пламя создавала огненное кольцо, не позволяющее подойти к ним.
Такой тактикой они застали врасплох уверенных в себе всадников. Долгорук разжал свои напряжённые кулаки, красное лицо приобрело нормальный цвет. Он перехватил инициативу.
— Номер два, нашим темпом на врага!
— Слушаюсь.
Фаланга из двух машин начала приближаться к кочевникам. К этому времени их осталось небольшое количество, однако опасность они представляли. Как только расстояние было минимальным, фаланга создавала огненное кольцо, которое цепляла всадников. Долгорук надеялся, что кочевники поймут безвыходность ситуации и просто отступят, но они боялись отступить, старались найти уязвимые места, но к сожалению, их не было. Или же…
Из динамиков вырвался рокот монстра-лошади. Нечто (на чем сидели все кочевники) встало на дыбы и побежала прямо на дуло огнемёта. Всадник встал на седло, взял оружие напоминающее кирку и, в момент сближение с дулом, прыгнул. Кирка зацепился за верхнюю поверхность орудия, и кочевник животом полностью закрыл выход пламени. Вторая машина беспощадно начала жечь несчастного. Тело вспыхнула как спичка, полностью стало чёрным, но не отцеплялась от огнемёта. Из-за этого огненная защита получила брешь. Кочевники с радостными воплями побежали на машины. Долгорук был ошеломлён поступком. Он не мог понять случившегося. Как? Так просто? Просто взять и в один миг распрощаться с жизнью? Можно было свалить на то что скифы были кочевыми аборигенами и такие поступки для них ново, но это не так. Скифские командиры были довольно образованными и редко посылали солдат на мученическую смерть. Над головой Долгорука бегали и стучали ноги лошадей, где-то слышались фразы скифов, но Долгорук не переставал просчитывать. Он понял, что этот поступок был единственно возможным для победы. И в одно мгновение проскочила мысль: «А смог ли пойти на такую жертву атлант?». Прогремел взрыв. Люк задел Долгорука, и он упал в беспамятстве.
Над ним стояла старуха и светила фонариком в глаза. Долгорук хотел отогнать её, но руки были связаны и заведены за спину. Он находился в палатке, которая была сделана из шкур животных. Лампа, торчавшая сверху, очень плохо освещала пространство и как назло переключатель глаз на ночное зрение сломался. Старуха что-то прошептала себе под нос и отошла от него. В полумраке старуха походила на волосатого с перьями монстра. Такой вид ей создавала одежда, которая состояла из меха и перьев.
Старуха снова подошла к Долгоруку. Из складок одежды вышла рука, держащую чашу с шипящей в ней пойлом. По началу Долгорук отводил рот в сторону, сжимал зубы, но твёрдые, как дерева, пальцы старухи раскрыли рот, как это делают мамы, когда их дитё не хочет принимать лекарство. Жидкость имело запах кофе или какао, а вкус напоминал подслащенное сливочное масло, отдающим специфический привкус. Долгорук думал, что его пытаются напоить наркотическим напитком для языческого ритуала, которыми славились скифы, но эффект был противоположным. По телу расползлось приятное тепло, которое сняло и головную боль, и тошноту, стоящую в горле, и звон в ушах. В конце Долгорук почувствовал прилив сил и…успокоение. Да, то чего ему так долго не хватал. Он в любое время мог расслабится, но телесное успокоение не тоже самое что и покой души. Его внутренний мир балансировал на волоске-полного-контроля над пропастью звериного психоза. Блаженство души продлилось не долго, но его хватило чтобы посеять семена доверия. Старуха смотрела на него прям завистливым взглядом (хотя казалось, чему завидовать, бери всё что у него есть, а лучше просто убей, чтобы не мешался). Морщинистые руки протянули тарелку с мясной похлёбкой. Долгорук помотал головой, и старуха не начала настаивать.
Послышались звуки копыт. Глаза старухи блеснули, и она встала лицом к проходу. Не глядя, Долгорук понял, что палатку окружили и вот-вот в неё войдет вождь или какой-то верховный шаман, но это было не тем и не другим. Проход был закрыт длинным слоем шкуры и когда его отодвинули детские руки старуха трижды поклонилася. Рука показала старухи на выход, и она сразу же вышла. Долгорук видел лишь капюшон того, кто хочет войти, он явно не торопился, даже побаивался. В проходе снова послышались стук копыт и капюшон шелохнулся.
«Не уж то прям на коне хочет войти? — подумал Долгорук»
Из прохода выплыло маленькое тельце, напоминающее ребёнка, потом нога лошади, потом ещё одна нога, а потом стал виден и таз и так пока перед Долгоруком не встал кентавр. Если я скажу, что Долгорук был удивлён — это будет означать полную непростительную лож. Предельное удивление, перемешанное с концентрированным страхом, прошлась по телу как землетрясение по планете. Он смотрел на него с широко открытыми имплантатами и как же ему сильно хотелось списать всё это на глюк программы или на галлюциногенный эффект пойла, которым угостила его старуха. Но атлант не видит иллюзий ведь его глаза показывают только холодную материю.
— Можете не перенастраивать свои глаза. Я действительно так выгляжу. — сказал тонкий ротик, выглядывающий из-под капюшона.
— Что… — запнулся Долгорук и лишь потом заметив, что крутит не работающий переключатель глаз. — Кто вы?
— Я Слава, — лошадиные ноги согнулись, и мальчик сел, — а вы, ваше превосходительство, ландкомтур Долгорук.
Он кивнул головой.
— Это ваши люди напали на нас? — с упрёком спросил Долгорук.
— Это были мои товарищи, которые защищали свои земли. — с лёгкой иронией сказал мальчик.
— Но ведь Скифразийская республика находится в составе Атлантической Империи и уж кто-кто так это мы защищали свои земли от мятежа.
— Сколько лет вы владеете этой землёй? Двадцать лет? Тридцать? Скифы владеют этой землёй уже около несколько тысяч лет, а то что находится она в составе империи, это временное недоразумение. Пока жив хотя бы один скиф эти земли будут принадлежат скифам.
— Какова ваше цель? Отделение от империи?
— Нет.
— Тогда чего?
— Возвращения.
В момент молчания он понял, что говорит не с ребёнком, а с человеком иного сорта.
— Куда? — шёпотом сказал Долгорук.
— До Гипербореи.
— Ты шутишь. Ты прекрасно знаешь, что она мертва.
— Ложь.
— Ты забылся. Гиперборея во время Четвёртой мировой взорвала все свои атомные реакторы. Это мёртвая зона.
— Тогда кто сбивал ваших роботов, которые пытались добывать оттуда ресурсы?
— Кучка выживших, не больше.
Слава хитро улыбнулся.
— Ладно. Это не имеет никакого значения для тебя что там будет или не будет.
— И вправду, чего я переживаю за вас. — с иронией сказал Долгорук. — Ты ведь просить меня пришёл, не зря оставил в живых. Скифы в плен не берут, а если и берут, то только для жертвоприношений.
— У вас странное представление об моих товарищах, ваше благородие. Да, я действительно пришёл просить вас.
Долгорук в нетерпении затаил дыхания. Он примерно представлял, что скажет этот…человек.
— Я хочу попытаться понять атлантов.
— Что за бред?! Говори, как есть. Нечего этих формальностей.
Улыбка Славы пропала. Из мантии вышла рука, схватила Долгорука за отворот и подтянула к лицу Славы. Из темноты капюшона поблёскивали голубые глаза на испещрённой шрамами коже. Большой лоб скрывался за длинными тёмно-коричневыми волосами.
— Ты меня по ходу не понял. Я хочу понять за что вы нас ненавидите. Хочу понять зачем вы нас уничтожаете. Хочу понять зачем вы приходите и устраиваете резню. — он остановился и прислушался. — Слышишь? Это моя охрана стоит. Все они хотели тебя растерзать, но я не позволил этому случится.
Долгорук как смог сдержал свой страх. По коже прошёлся слабенький холодок. Этот мальчик выбросил на него гнев не одного человека, а тысяча, может даже миллионов измученных людей. Ведь сами задумайтесь. Что могло испугать Великого Ландкомтура Скифразии, который прошёл две войны, в этом мальчике?
— Если я такая мразь, то чего не убил? — процедил сквозь зубы Долгорук.
— Я вижу в тебе что-то иное, то что отличает тебя от атлантов. Я не понимаю этого, но это поймёт старец.
Слава приложил отпустил шиворот и приложил ладонь ко лбу Долгорука.
— У тебя есть боль.
— Что? — недоумевал Долгорук.
— Расскажи мне как ты лишился пениса?
Долгорук весь покраснел и почувствовал себя нагим перед ним. Он не стал рассказывать.
— Ты лишился своего мужского достоинства, и они дали тебе другой, более лучший, как они считают. Осмелюсь сказать — благодаря нему все девушки уходят довольными. Но тебя это не сделало счастливым, ведь семя не посеешь и дерево не вырастит.
Слава остановился и прищурил глаза.
— У тебя огромное сердце. Любовь, которую ты мог подарить своему родному ребёнку, гниёт у тебя внутри.
Долгорук не слышал, что говорил ему Слава. Он находился в медитативном состоянии размышлений. Мысли разбивались друг об друга, не давая выстроить единую сеть. Он не мог сконцентрироваться. Всё происходящее с ним казалось ему бредом, но это был не бред.
Каждое слово Славы било точно в цель. Он вынимал из Долгорука его тараканов и не просто показывал, но объяснял их суть. Долгоруку стало ясно многое.
Он наконец то понял почему так яра заботился об Альберте, сыне ландмейстера Европы. Его сердце и в правду было огромным, но и оно не резиновое. Вместо того, чтобы замкнуть любовь в себе он дарил её Альберту, который нуждался в ней. Долгорук нуждался в ребёнке, а Альберт в отце. Порой по ночам, когда никакого нет он тихо сожалел что не позволил убить ландмейстера Европы, ведь тогда он смог бы стать ближе к Альберту.
Голова ему показалось слишком тяжёлой, и он положил её на твёрдую поверхность пола. Сквозь слегка приоткрытые глаза он видел шевелящиеся губы Славы, но вместо голоса слышал звон. Тусклый свет резал глаза и Долгорук закрыл их.
Старец сидел возле костра, закуривая жирную сигару. Свет пламени отражался на его красных очках. Запах табака перемешивался с запахом варящейся мясной похлёбки. Старец подкинул палено в огонь и его тень стала выше на боевых машинах Йиг-20. Где-то в дали слышались звуки копыт; всадники рьяно бежали к нему.
Значит переговоры прошли успешно, подумал старец.
Через пять минут перед ним стоял Слава. На его спине без сознания лежал Долгорук. Старец подошёл к нему и с размаху ударил Славу по щеке.
— Кретин, опять ты использовал этот трюк! — кричал во всё горло он.
— А как иначе, Михаил Гегельевич? Это не обычный солдат, которому достаточно наобещать, это закалённый в боях командир. Если бы я начал угрожать, то он рано или поздно сбежал бы, а для нашего дела нам нужно его добровольное согласие. — оправдывался Слава.
— Ещё бы ты, дурень, угрожал!
— И чего вы так ругаетесь? Это всё равно наш враг. Они так же поступает, когда наших обкалывают разными «прививками правды» или садят в логос-машину.
— В том то и дело, что это их методы, а не наши! Для них нормально пол каждый месяц менять. Я не думаю, что ты и в этом будешь им подражать.
Слава от стыда посильнее натянул капюшон на лицо. Старец протёр свои красные очки и подошёл к лежачему Долгоруку.
— Дурень, сильно ты его. Ох, дурень… — бормотал Михаил Гегельевич.
Лицо старца изменилось. Его глаза расширились, а рот слегка приоткрылся. Он взял тело Долгорука и положил на землю. Тонкие, морщинистые пальцы оттянули веко одного глаза. Он долго всматривался в глаз Долгорука, а когда нашёл то что ему было нужно — отшатнулся от Долгорука и медленно подошёл к Славе.
— У него в глазах камера. — шептал старец.
— Что? — удивлённо и с опаской спросил Слава.
— Камера, но слава Богу, она повреждена.
— Я её не заметил.
— Ха, конечно её не увидишь, если не знаешь, как она выглядит. На это глаз надо иметь. — сморщенные губы Михаила Гегельевича вытянулись в улыбку.
Слава не стал спрашивать его откуда он имеет эти знания. Камера и вправду была незаметной. Искусственные глаза имеют чёрный цвет; камера просто сливается с цветом имплантата.
— Ты уверен, что он согласится, а то, наверное, довёл мужика до психоза. — сказал старец, подходя к котлу с бульоном.
— Уверен. Я на его поимку пожертвовал своими лучшими бойцами. Худо будет если он сбежит или придётся его устранить.
— Это ещё не твоя самая большая жертва. Пожертвуй хоть всеми — это мелочи. Вопрос в том сможешь ли ты отдать свою жизнь ради Идеи. Я ради неё предал Империю, перешёл на сторону Евразийской Конфедерации, даже после поражения я не предал Идею, лишь спрятал её. — он повернул голову. — Знаешь почему я дал тебе силу агнца? Когда я увидел насколько легко ты готов попрощаться с жизнью ради своей сестры, я понадеялся, что и ради идеи ты будешь готов так же отдать самое дорогое, что есть у тебя.
— Самое дорогое для меня не жизнь, а сестра.
— Ладно, потом обсудим это. Ты будешь суп?
Старец протянул Славе тарелку с бульоном.
Долгорук снова очнулся в какой-то палатке; на этот раз над ним не стояла бабка. Пока он лежал без сознания с него сняли военный костюм; ставили только майку и льняные штаны. Долгорук оделся и заметил, что возле выхода никто не стоит, никто не следит за тем чтобы он не выходил из своей палатки.
Первые минуты он неуверенно присматривался сквозь щель, боялся, что как выйдет так сразу вражеская стрела его и достанет. На улице ничего подозрительного не было: на земле, покрытой светло-зелёной травой, стояли палатки из шкур животных, туда-сюда ходили женщины, дети бегали и резвились.
Долгорук посмелел и всё же вышел. Он ходил между палатками; с разных сторон на него косили взгляды. Хотя, как могло быть и на че? Человек с белой кожей, с длинными волосами и с чёрными глазами не мог не привлекать внимание. Однако это не были взгляды ненависти, на обороты, это были взгляды полные интереса.
Гуляя между палатками он заметил, что здесь нету того чего не было в Империи. Кто-то здесь варит обед, кто-то обрабатывает кожу, кто-то точит и чистит оружие. Да, это тоже работа, но работающие люди не были отягощены ноше работы. Все они с удовольствием занимались своим делом. Долгорук помнил серые лица слуг, строителей и офисных писцов. Здесь люди от молодого до старика с огромным вниманием трудились и не выглядели несчастными.
Размышления Долгорука прервали мучительные стоны. Он пошёл на звук.
Стоны исходили из шатра. Там лежал человек и другие люди, которых Долгорук не мог разглядеть. По мимо стонов больного, он услышал и какой-то хлюпающий звук. Когда Долгорук подошёл поближе перед ним открылась фантастическая картина. Человек с большими ожогами лежал на ковре, над ним во весь его рост висела, подвешенная за голову и за хвост, большая саламандра. Кожа у неё была влажной и имела светло-оранжевый цвет с чёрными полосками, как у тигра. Саламандра дёргалась, извивалась и при каждом её движении на больного капала слизь. В дальней части шатра на коленях сидела женщина и что-то объясняла девочке, на вид которой было примерно 5-6 лет. Девочка сидела с завязанными платком глазами. Закончив объяснение, женщина обернула во круг талии девочки ремень с пряжкой ножа. Маленькая куколка подошла к больному. Тот уже перестал стонать и лишь тихо поскуливал. Девочка своими миниатюрными пальцами достала второй платок и закрыла ему глаза. Вся грудь мужчина была покрыта красными волдырями и отслаивающейся кожей.
«Не большая травма. В Империи достаточно ему поменять кожу на синтетическую. Заняло бы это не более чем одного часа. А как они справятся?» — думал Долгорук.
Девочка приложила руку к обожжённой груди. Из её ладони начала выходить густая чёрная масса по виду напоминающая то ли песок, то ли дым. Чёрная масса разошлась по всему телу. Если Долгорук смог зайти чуть раньше, то он подумал бы, что на ковре лежит чёрный манекен.
Девочка достала нож и легким махом руки разрезала живот саламандры. Земноводное издала душераздирающий визг, заставивший вздрогнуть Долгорука. По мимо воды, которая была в животе саламандры, на больного упало десяток головастиков размера с ладонь взрослого человека. Они подобно рыбе барахтались на чёрной жиже. И вдруг Долгорук заметил, что жижа, как зыбучи пески, затягивает в себя головастиков. Они растворялись в теле жучины, издавая маленькие попискивания.
Саламандра перестала двигаться. Её мёртвый взгляд остался на Долгоруке. Она словно хотела сказать: «Говоришь, за час справляются с подобной проблемой? Эти за двадцать минут успели!».
Чёрная масса высохла. На ковре лежал уже не калека, а здоровый мужчина. Ни царапины не осталось.
В этот момент Долгорук снова усомнился в своём рассудке. Подобное граничило с магией, со сказками где по одному щелку пальцем раны затягивались, а мёртвые вставали.
Правый глаз Долгорука потух. Он вынул глаз из орбиты и увидел, что глаз стал прозрачным. Он отошёл от шатра и присел возле огромного дуба. Протез оказался повреждён. Камеру, которую он вживил, сгорела и повредила сам имплантат.
Пытаясь исправить протез, Долгорук почувствовал что-то мягкое, пушистое и тёплое. Повернув голову, он увидел белого зайца, который тёрся об его руку. Его белый мех был настолько светлым, что казался искусственным, ни пылинки, ни пятнышка грязи не было на шкурке зверька. Две бусины глаза смотрели на Долгорука с огромным интересом.
Долгорука напрягал этот зверёк и он попытался отогнать его, но у зайца были иные планы. Тот прыгнул прямо на грудь Долгорука, схватил двумя передними зубами протез глаза и рванулся бежать всеми своими четырьмя лапками. Долгорук побежал за ним.
Заяц явно хорошо знал это место, ведь ему, как рыбе в воде, получалось ловко заворачивать резкие зигзаги между шатрами и палатками. В открытом поле Долгорук без труда бы достал вора, но не здесь. Заяц проскакивал между ног прохожих, забивался в палатки, а потом выбегал из них совершено в ином направлении, в то время как Долгоруку приходилось выбираться сквозь прохожих и выкуривать зайца из разных щелей.
Бегая за зайцем, он понял, что давно уже бегает не между палатками, а бежит ровно прямо. Заяц, не сбавляя темпа удирал к выступу, где сидела одинокая фигура. Долгорук начал останавливаться и переходить на шаг. Заяц, прыгнув на колени незнакомцу, отдал ему протез глаза. Фигура погладила зайца и тот убежал.
Подойдя поближе, Долгорук увидел старичка в красных очках грязными руками копающегося в его глазу.
Долгорук воскликнул от возмущения и потребовал свой протез.
— Не шебурши. — сказал старик. — На вот, сейчас должно работать.
Протез снова стал чёрным. Долгорук вставил его, и он действительно заработал.
— Ты старец? — спросил Долгорук
— Да.
— Значит ты глава кочевников?
— Здесь нет главных. — с усмешкой ответил старик. — Здесь есть старшие, есть учителя, но нет глав и нет владык.
— Это твой заяц украл мой глаз? — спросил Долгорук.
— Невма не может красть. — сказал с улыбкой старик глядя куда-то вдаль. — Она судьба в её материальной форме. Если Невма привела тебя сюда, значит я доложен тебе что-то объяснить.
Долгорук презрительно прищурил глаза.
— Единственное что вы мне должны объяснить, так это когда меня выпустят?
Старик задумчиво уставился в него.
— А разве тебя держат?
Вопрос старца полностью поразил Долгорука. От начала и до сегодняшнего момента он воспринимал себя как военнопленного. Мало того, что здесь происходила непонятное ему чертовщина, так они его ещё и не воспринимали как врага!
— Как это? Тогда зачем меня сюда привели? — в растерянности сказал Долгорук.
— Тебя привёл сюда Слава, а не я. У него надо узнавать, но Невма привела тебя ко мне, а не к этому, кретину.
— Он сказал, что хочет попытаться понять атлантов.
Тут старик выбросил на Долгорука поток неудержимого смеха.
-Что?! Понять? Что-что, но такой лапши на уши я давненько не слышал. Ваше высочество, я был атлантом, и я ему о них всё рассказал.
— Вы были атлантом? — с неподдельным удивлением переспросил Долгорук.
— Одним из лучших скальперов. Делал протезы.
— Зачем вы ушли к ним, к дикарям?
— Зачем ушёл? Да кто-кто так это атланты дикари, а не они.
Долгорук покраснел от злости.
— Понимаешь, то чем начала заниматься Атлантида являлась неестественным для природного порядка.
— Хватит этой софистики. — Долгорук махнул рукой. — Чего я тут вообще, время теряю!
— Скажи мне, дорогой, велика ли надобность в двух пенисах или в трёх грудях. — крикнул старик. — Да, с кем я работал были гениями передавой медицины мира, но внутри себя они представляли полный разврат. А потом я понял, что это не частный случай, это всё наше общество такое. Понимаешь? Атлантическая Империя на первый взгляд кажется страной солнца, где лучшие технологии, лучшая медицина, лучшие писатели, учёные, но как взглянешь на внутренности, так поймёшь, что кроме алмазиков на куче дерьма там ничего нет. Вот смотри. Сначала протезы, имплантаты вживляли инвалидам. Со временем люди заметили, что люди с протезами выполняют работу лучше, чем здоровый человек. Не официально, но на работу больше принимали людей с протезами ведь тот будет делать свою работу лучше и быстрее. Ну а потом само пошло-поехало, из-за каждой царапинки люди вживляли в себя новый протез. Всё это безумие перешло и на политику. Не вольно, но вы стали четвёртым рейхом, уважаемы.
— Тогда чем отличалась от нас Евразийская Конфедерация? — сквозь зубы сказал Долгорук.
— По сути ничем, но там был закон и была совесть. Они не менялись тысячелетиями и этот консерватизм их уберёг. Они тоже хотели усовершенствовать тело, как и вы, но механика не их путь. Они избрали биологию. С помощью стволовых клеток, селекции, искусственной эволюции и инволюции они пытались усовершенствовать себя, но у них это мало получалось.
— Почему?
— Биология куда сильнее техники, но, когда ты берёшь живую материю процессом управляешь не ты, а Он. — старик показал пальцем наверх.
— Точно какая-то софистика!
— Возможно, но тогда что ты видел? — на лице старика появилась злорадная улыбка. — Успех пришёл, когда он был нужен, а именно в момент полной катастрофы. Ты, наверное, уже видел агнцев. Этих детей пыталась вывести конфедерация, но появляться они начали только когда она пала, то есть в момент, когда была необходима помощь. Тут скрывается всё ваше отличие от них. Они ждали, терпели, а вы хапали всё и сразу. Настал их час, ваше высочество. — последнюю фразу он сказал с великим наслаждением. Словно смаковал каждую буку. Он достал из сумки флягу и отпил из неё. — Ты можешь уйти. Твои машины работают, твои люди живы — бери всё это, но тогда ты упустишь великую возможность стать участникам рождения чего-то совершенно нового. Просто проведи нас до границы Гипербореи. Мы хотим туда отправить агнцев, не больше. Всё это было сделано и будет сделано ради них. Нас не интересует разрушение Атлантиды, мы лишь хотим отдать гиперборейцам их творения.
— У меня в глазу была камера. Возможно карательный отряд уже выехал. Надо торопится. — робко произнёс Долгорук.
— Я знаю.
Долгорук ещё долго сомневался на счёт своего перехода на другую сторону. Днём он обсуждал планы вместе с военными вождями, а ночью не спал, раздумывая об своем поступке.
Он вспоминал с каким патриотическим угарам входил в столицы разных государств, с каким наслаждением возносил оды к техническому прогрессу. Но время точит всё и даже убеждения. Долгорук пробирался на высшие ступени Империи и различные тёмные дела не могли проходить мимо его носа. Он всё больше сомневался в правильности политики своего государства и как патриот Империи пытался лечить язвы. С начала Долгорук думал, что гниль идёт от верхушки власти, но вскоре он разглядел одну особенность. Вся гниль зарождалась среди народа. Верхушка, видя это решала либо устранить болезнь или же наоборот, сделать заражение ещё более сильным. Так понятие человек стало синонимом к слову неандерталец.
Находясь здесь, среди якобы дикарей он почувствовал себя иначе. Долгорук смог увидеть себя без нагромождений формализмов. Здесь он был Долгорук — человек, а не Долгорук — Ландкомтур Скифразии V.
Карательный отряд самого Ландмейстера Востока выдвинулся на подавления бунта. Пять шагоходов Йиг-20 и пятьдесят солдат с винтовками типа Мосина были готовы уничтожить унтерменшей. Отряд проходил через горную местность. Горы, как разрушеные стены древней цивилизации, раскинулись по всей равнине. Солнце только вставала, освещая собой концы гор. Весь мир боялся вида оружий Атланта. Собранные для блистательного уничтожения врага. Лишь ЕК могла соперничать с Атлантидой, но он умерла.
Что могут показать какая-то кучка сепаратистов?
Как оказалось, хоть и не победить, но сильно укусить льва.
Отряд зашёл в разрез между гор. Невидимые наблюдатели ждали подходящего момента. Последней солдат зашёл. Пора! В узкий переход с гор посыпалось облако стрел, копей и камней. Половина из них не долетала, но другая половина знатна проредила состав пехоты. Всюду были слышны звуки отлетающих от панцирей машин стрел. Пехотинцы побежали прятаться за машинами, чтобы спастись. Пять минут ещё продолжалась этот обстрел.
И вдруг мёртвое затишье. Наводчики из машин пытались обнаружить хоть одного степняка, но ничего не нашли.
Вдруг послышался звук трубы. Два конца расщелины окружили степняки. Они выставили огромные щиты. Один щит держало два человека, а в ряду стояло четыре щита. Карательный отряд попал в капкан. Только чего ему боятся? У этих дикарей нету горячего оружия, чтобы расстрелять их. Так же не стоит забывать про Йиг-20, которые могут спалить повстанцев.
Щиты разомкнулись, образовав проход. Из них на полной скорости выехали машины Долгорука. Две машины с двух сторон неслись на карательный отряд. Это полное безрассудство ввело в недоумение солдат. На эту дерзость машины карательного отряда ответили огненным залпом.
В точку!
Обе машины рухнули. Но что это был за трюк? Для чего нужна была эта бесполезная жертва.
А вот для чего! На ничего не подозревающий отряд спрыгнул Долгорук на своём бывалом Йиг-20. Крепкий круг отряда за полошился как муравьи. Воспользовавшись эффектом неожиданности долгорук смог поразить троих вражеских Йиг-20.
Конечно, несмотря на упорное старание бунтовщик — битва была проиграна. Однако цели победить не стояла. Эта операция проводилась с целью задержать врага. Профессиональный спецназ полностью уничтожил степняков, и когда пуля косила воинов в полушубках они не догадывались, что стреляют не по ним, а по себе. Каждая минута в бою была не напрасно.
— Дядя Слава, мы уже скоро придём. — робко спросила девочка.
— Да, мы почти пришли, Оля. Потерпи чуть-чуть. — сказал Слава, скрывая свою слабость и неуверенность.
Слава шёл вместе с женщинами, стариками и тремя агнцами, с детьми, которым едва исполнилось по десять лет. Они обладали тем самым органом, который позволял творить все эти чудеса с биологической материей. Это то ради чего конфедерация тратила добрую половину своего бюджета, а аукнулось это им только когда её не стало. Но теперь эти дети единственная надежда на возрождение великого государства, державу востока и Евразии.
На Славиной шее болтался кулон в виде маленькой ампулы с биологическим материалам старца. Слава помнил последние его слова: «Слава, бери агнцев и иди к границе, там вас будут ждать. Мне удалось с Ними связаться, оказывается там ещё есть люди. Долгорук поведёт войско — я ему доверяю. Не обижайся. Я доверю тебе то что сам хотел сделать, но как видишь наши планы меняются. Я не человек, я скальпер. Я был им рождён — умру им. Ты читал Марка Аврелия? Он говорил, что каждое существо обладает своей природой. Моя природа не человеческая, а значит не имею право быть вместе с вами там. Но не думай, что я просто тебя оставлю! За таким кретинам, как ты нужен глаз! Бери, это моя частичка. Передай Им и тогда я снова буду жив. И ещё кое-что, Слава. Когда придёшь к Гипербореи, займись тем что будет нравится и живи спокойно, но…лишь идею не предай.»
Ноги Славы хоть и были лошадиными, но и они устали нести на себе пятерых детей. Эмма держала его под руки, когда у того начали подкашиваться ноги.
Слава понимал, что от него зависит будущего каждого человека, идущего за ним. Возможно это последние люди из рода Homo Sapiens, жившие на территории Восточной Европы.
Останавливаться нельзя, ведь каждая минута на привале — эта счастье для врага, который следует за ними.
Идущая сзади женщина упала от бессилии .
— Не могу. Лучше остав… — она резко замолчала и прислушалась к земле. — Там что-то есть…и оно поднимается!
Женщина резко вскочила и отбежала от того места. Земля задрожала у всех под ногами. Каждый прочувствовал вибрацию.
Кто-то стоял и смотрел, кто-то начал убегать. Где-то послышался плач ребёнка.
В голове Славы всплыла фраза старца: «…там вас будут ждать.». Эмма тянула брата за руку, но тот стоял и упёрся взглядом в поднимающийся холм земли.
Из холма, как из яйца, появилась огромная голова насекомого, похожего на червя.
Люди, увидев чудище, ринулись бежать, но твёрдая команда Славы стоять привела их в чувства. Бежевый рот червя открылся как бутон цветка. Там, на розовой массе, сидел человек полностью белого цвета и в белом, как и его кожа, робе.
— Извините, что задержались. Добро пожаловать на борт. — тихо произнёс человек из пасти червя.