Даешь невесомость!

— У наших предков была… машина времени! — произнес, улыбаясь, представительный мужчина в парадном мундире гранд-мастера исторических наук. — Да-да! Самый настоящий аппарат, который позволяет, если не перенестись, то заглянуть в будущее. И именно наши предки более пятисот лет назад предсказали славу Империи.

Словно ураган пронёсся по просторному конференц-залу. Люди загалдели, кто-то спорил, кто-то радостно кричал, кто-то пытался их всех запечатлеть для новостей. Только Николай Степанович Лысенко, регент университета Панерии и действительный советник по науке Имперского Собрания, оставался невозмутимым. Он смотрел с высоты своей гравиплатформы, парившей над сценой, на ошеломлённых зрителей и улыбался. Когда шум немного стих, гранд-мастер продолжил:

— Кто-то может счесть моё утверждение слишком смелой гипотезой, но это не так. Несколько лет назад группа под моим руководством откопала древние рукописи. Если кто не знает, в те времена люди использовали очень хрупкий и недолговечный материал под названием «бумага». Это просто чудо, что рукописи сохранились! Окислительные процессы, вызванные составом этого материала, неминуемо вызывают его разрушение. А адсорбция бумагой активных химических компонентов лишь усиливает эти процессы…

Тут Лысенко заметил, как поскучнели люди в зале, и оборвал фразу. Надо говорить простым языком!

— Впрочем, не буду утомлять вас этими скучными техническими подробностями. Как выяснилось после расшифровки, эти рукописи были адресованы… — он сделал эффектную паузу, насмешливо глянул на своего главного оппонента Столетова, выпучившего близорукие глаза, и продолжил, — Адресованы людям будущего!

Зал зашумел ещё громче. Корреспондент «Имперской хроники» поднялся с кресла и заговорил перед н-камерой. Очевидно, передавал репортаж в прямой эфир. Его примеру последовали и другие журналисты. А сотрудники Четвёртого отдела спешно начали проверять искренность помыслов с помощью прибора, изобретённого старым приятелем Лысенко, гранд-мастером Чудовым.

Насладившись этой суматохой, Николай продолжил:

— И скажите мне, как иначе, кроме как с помощью машины времени, наши предки могли общаться с людьми будущего? А как они могли узнать в деталях наш быт и реалии жизни? Но, хватит голословных утверждении! Перейдем к фактам!

Николай щёлкнул пальцами и за его спиной включился голографический экран, показав жёлтый листик в линейку с ровными рядами слов.

— Итак, документ номер один! Читаем: «вы превосходно оборудовали нашу прекрасную голубую планету Земля, освоили Луну и высадились на Марсе, вы продолжаете штурм космоса, и ваши корабли давно уже бороздят Галактику».

Лысенко остановился, поднял взгляд на замерших, немного ошарашенных слушателей, и торжественно произнес:

— Они смогли увидеть триумф нашей Империи! Континенты Земли, ставшей промышленной площадкой и покрытой вечным голубоватым дымом фабрик, трудящихся во славу Империи! Штурм космоса и борьбу с врагами Империи по всей Галактике. И это только одно из писем.

— Смотрите, как точно описаны наши отряды генетически усовершенствованных имперских гвардейцев: «Наверное, у вас ракета на спине... Быть может, вы принимаете одну таблетку в день и ничего больше не едите, потому что эта таблетка даёт вам всю нужную энергию», — прочитал и снова взял паузу гранд-мастер. Он поправил очки, до ужаса неудобный, но такой эффектный символ его звания и научного статуса, и продолжил, — Что же это? А? Скажете, что случайность? Догадка? Одно, два, три совпадения можно не принимать во внимание, но когда их десятки, сотни, то всё выстраивается в закономерности, в чёткие и стройные логические ряды.

Он искоса посмотрел на своего хмурого оппонента, скрестившего руки. Похоже, процесс идёт, и до нужного эффекта осталось немного.

— А что господа сомневающиеся скажут на это? — спросил он и снова зачитал, — «Мальчик ты или девочка, я прошу тебя, исполни мою просьбу, полети на Марс, узнай, есть на Марсе люди?» А? Как вам это? Я уже не говорю о том, что они узнали о возможности свободного выбора пола, немыслимой для того времени. Но совершенно ясно, что нам не просто показывали наше будущее, но и пытались предупредить. Вы понимаете?

Сперва зал наполнил легкий шёпот, но тут же он исчез, уступив место почти абсолютной тишине. Кажется, все стали что-то понимать, но ещё боялись это признать. Самое удачное время для того, чтобы нанести решающий удар.

Лысенко сделал глубокий вдох и на выдохе отчеканил:

— Они пытались предупредить нас об атаке квазийцев на Марс, об этом варварском преступлении, недостойном цивилизованных существ! И мне теперь совершенно ясно, что люди прошлого побуждали нас отправиться на Марс и разыскать выживших. Как же долго вот такие вот деятели мешали истинной науке, — медленно и грустно проговорил он и небрежно махнул рукой в сторону Столетова. — Если бы не псевдонаучная чёрствость некоторых лиц, если бы не их желание всегда угодить начальству, а не обществу, служить себе, а не Империи, мы бы получили эти данные вовремя!

Тут Лысенко сделал паузу, оглядывая слушателей, замерших в волнении. Их внимание удалось сфокусировать до предела.

— Мы смогли бы понять сигналы с Марса, и Лорду-командующему не пришлось бы ждать больше года, прежде чем посылать туда корабли, — продолжил Лысенко и заговорил громко и настойчиво. — Мы спасли бы не пару сотен граждан Империи, а десятки и сотни тысяч! И всего-то нужно было прислушаться ко мне, то есть к письмам наших предков! А теперь я попрошу всех подняться, чтобы почтить память героев Марса, павших за Империю!

С этим словами он отложил записи и вытянулся в струнку, краем глаза наблюдая, как первыми подскочили сотрудники Четвёртого отдела, а затем и все собравшиеся. Каждый старательно пытался не только придать лицу соответствующее выражение, но и думать максимально патриотично, чтобы прибор Чудова не зафиксировал неискренность.

Мысленно досчитав до ста, Николай продолжил:

— Наши предки на машине времени сумели заглянуть в далёкое будущее и дали нам мудрые советы. Конечно же, предки не могли написать всё открытым текстом, ведь работа с будущим — штука тонкая. Вот, послушайте ещё: «Бойтесь самоуспокоения! Служите людям! Служите людям лучше, чем служили мы до сих пор. К борьбе за дело… Империи, — произнес Лысенко, с лёгкостью заменив непонятную большинству «революцию», — будьте готовы»! Вот и я призываю вас…

Вдруг рядом с Лысенко заискрил и замерцал воздух, а одна искорка раздулась в солидную вращающуюся радужную сферу. Гранд-мастер замер на полуслове, пытаясь понять, кто посмел прервать его на такой патриотической ноте, кому хватило дерзости публично пойти против Империи. Все в зале впали в оцепенение, безопасники потянулись за оружием, а Лысенко приготовился громко сказать что-нибудь приличествующее случаю, но тут сфера пропала, а на сцене появилась левитирующая конструкция с голографическим экраном, двумя креслами и небольшим столиком между ними.

Человек, сидящий в ней, повёл рукой, и Николай поднялся и полетел прямиком к странному аппарату. Ошарашенный гранд-мастер, покрасневший от возмущения, очутился в свободном кресле и ощутил, как его живот, уже с трудом помещавшийся в парадном мундире, прижало что-то упругое. Тут же привычный мир исчез, и всё вокруг аппарата стало тёмно-серым, почти чёрным.

Николай сурово посмотрел на своего похитителя и вдруг понял, что тот ему кого-то напоминает. Но кого?

— Как вы смеете!.. — Лысенко даже задохнулся от гнева.

Человек отвлёкся от голографического экрана перед собой и чуть округлил глаза:

— Николай Степанович! Не сердитесь, пожалуйста! Я вовсе не хотел испортить ваш триумф, но этот хроноцикл ещё не до конца отрегулирован и пока не попадает точно куда надо. Ну, ничего, это не важно. Главное, что я успел до того, как Столетов на вас накинулся…

— Столетов? Да у него никаких шансов против моей керамопластовой аргументации! А вы… Вы, часом, не родственник Саши Ахмедова?

— Вы очень наблюдательны, Николай Степанович! Но давайте сначала сделаем то, что поможет вам раз и навсегда справиться со Столетовым. Вам какой год больше нравится, 1970 или 1980?

Лысенко выпятил нижнюю губу и по привычке начал постукивать пальцами по подлокотнику кресла. Вся эта история попахивала каким-то безумием, но очень уж реалистичным, как ни крути.

— Мне всегда больше нравился шестьдесят первый. Год триумфа нашей Империи, её космических успехов и побед. Первый боевой вылет крейсера «Восход» и уничтожение авангарда квазийского флота на орбите Земли. Капитан Гагарин показал удивительное мужество и отвагу. Он стал идеалом, образцом для подражания. Ещё сто лет ни один квазийский корабль не смел залетать в нашу систему…

Вдруг темнота вокруг кресел растаяла, и мир снова стал настоящим. Но только здесь не обнаружилось ни зрителей, ни сотрудников Четвёртого отдела, ни журналистов с н-камерами. А вот сцена в пыльном и безлюдном зале человек на триста была. Именно посреди неё аппарат и приземлился.

— Где моя конференция? — возмутился гранд-мастер, ухватившись правой рукой за куртку похитителя и попытавшись встряхнуть его как следует. — У меня, между прочим, связи в верхах. Куда ты меня увёз?

— Так как в-вы и хотели, — еле выдавил из себя похититель. — В тысяча девятьсот шестьдесят первый год. Если я всё правильно рассчитал, то мы в актовом зале ГИАПа.

— Какого ещё ГИАПа? Какой, к квазианской слизи, актовый зал?! — прокричал в сердцах Лысенко.

— Г-г-государственный Институт Азотной Промышленности, а а-а-а-актовый зал тут самый обыкновенный. Как у всех… Сегодня воскресенье, поэтому здесь никого нет. Если в расчётах не ошибся... Если честно, то это первый такой дальний полёт.

Гранд-мастер хотел было ударить обидчика как следует, но передумал. Его заинтересовал интерьер зала. На стене за сценой виднелись фанерные буквы, складывающиеся в лозунг «Вперёд к коммунизму!» На противоположной стороне красовалась большая бумажная полоса с перфорацией по краям и не очень ровной красной надписью «Слава первому советскому космонавту». Рядом висели листы бумаги поплотнее с лозунгами «Ура Гагарину!» и «Даёшь невесомость!», которые тоже, судя по всему, выполнялись вручную. Деревянные кресла, крашеные стены и странные занавески на окнах выглядели так, будто тут собираются снимать иллюзион с очень большим бюджетом. Нечто подобное он видел в голографической проекции закрытого музея Академии исторических наук. Демонстрировать всё это ему ради розыгрыша было бы настолько глупо и дорого, что вряд ли кому-то могло прийти в голову, а значит…

— Так это что же, и в самом деле машина времени? — спросил Лысенко и отпустил тяжело дышащего похитителя. — А ты значит…

— Александр Степанович Ахмедов-Вольский — произнёс, улыбаясь, водитель конструкции, но, заметив сдвинутые брови собеседника, тут же поспешно добавил, — Сашка Ахмедов, ваш ученик и последователь.

— Дата? — строго спросил гранд-мастер.

Чуть замешкавшись, Ахмедов ответил:

— 16 апреля 1961 года.

— Почему именно этот самый ГИАП?

— Отсюда нам отправили одно из самых больших посланий. Поэтому…

Не успел Сашка договорить, как дверь зала распахнулась, и вошли пятеро. Лысенко сразу сориентировался, кто из них главный. Безусловно, им был полный мужчина с бородой, облачённый в свитер ручной вязки (наверняка, очень дорогой!) и тёмные брюки. Но самым важным маркером Николай посчитал очки, символ принадлежности к научной элите. Судя по размеру оправы и величине линз, перед ними появился как минимум гранд-мастер первого ранга.

— Это что такое? — спросил худой высокий человек в бежевом плаще. К удивлению Лысенко, учёный в очках развёл руками и даже пробормотал какие-то извинения. Вот так новость! Похоже, что длинный из Четвёртого отдела, или как он там назывался в то время.

Один из вошедших, широкоплечий низенький мужчина в спортивных штанах и кожаной куртке, через расстёгнутый замок которой выглядывала массивная цепь жёлтого металла, с какой-то хищной улыбкой наблюдал за происходящим. Позади него высились двое здоровяков в костюмах свободного кроя. Эти ребята буквально пожирали глазами Лысенко и Сашку, замерших на сцене.

— Кто вы такие, я вас спрашиваю!? — сорвался на визг Длинный.

Николай хотел было возмутиться, но его ученик отреагировал первым:

— Слава Октябрю! Миру мир!— выкрикнул Сашка и, посмотрев на стену с плакатами, добавил, — Даёшь невесомость!

Лысенко улыбнулся. Его ученик не подкачал.

— А-а-а, — протянул Длинный и повернулся к местному профессору. — Дядя Гриша, ну я же говорил не пускать массовку на площадку.

— Так, ну… ты ж понимаешь, — сказал тот и снова развёл руками.

— А вы переигрываете, молодой человек, впрочем, подойдите-ка сюда.

К удивлению Лысенко, Сашка спрыгнул со сцены и пошёл прямиком к Длинному. Эх, молодость! Если этот тип и в самом деле из Четвёртого отдела, то жди беды.

— Нет, ну кто вас так одел? Этот костюм совсем не из шестидесятых! Впрочем…

Длинный, уловив какое-то движение низенького в кожаной куртке, обошёл Сашку, рассматривая его голову со всех сторон. Лысенко даже задержал дыхание: неужели сканирует? Тогда таких технологий вроде бы не существовало, но, с другой стороны, про машину времени упоминаний тоже нет, а она ведь была. Засекреченные данные, скорее всего…

— Впрочем, — повторил Длинный, — у вас очень фактурное лицо… Знаете, я вас, пожалуй, возьму на роль друга Гагарина…

— Кхм! — многозначительно кашлянул широкоплечий, всматриваясь в Сашку.

Длинный вздрогнул и быстро проговорил:

— Но об этом потом. Прошу всех статистов выйти, нам нужно обсудить детали проекта с инвестором.

Пока Сашка и Николай переваривали услышанное, здоровяки в костюмах сделали два шага вперёд и один из них сказал неприятным голосом:

— Ну ты чё, не понял-на? Вали отсюда-на!

Сашка съёжился и быстро зашагал к выходу из зала. От двери он очень выразительно посмотрел на Лысенко, который тщетно пытался понять, как управлять машиной времени. В ней что-то затрещало, заискрило и пошёл темный вонючий дымок. Тут же здоровяк обратился к гранд-мастеру:

— А ты, очкарик, к сиденью прилип? Так щас-на, отлепим-на!

И Лысенко пришлось поспешно ретироваться.

В давно не ремонтированном пыльном коридоре ему показалось слишком душно, и он открыл окно. С удивлением гранд-мастер почуял запах влажной тёплой земли, молодой травы, а также лёгкий аромат техногенного характера. Ещё откуда-то запахло настоящей не сублимированной едой и у Лысенко вдруг засосало под ложечкой. Он отыскал глазами Сашку и предложил тому попробовать чего-нибудь местного. Ученик согласился.

Едва они вышли из здания института, как до ушей донёсся неумолкающий шум. Пройдя на этот звук с полсотни метров, гости из будущего оказались на очень широком проспекте, по которому мчались одновременно десятки или даже сотни старинных автомобилей. Натренированный глаз гранд-мастера выделил в них характерные признаки и Николай взволнованно произнёс:

— Да, мы точно в прошлом. Но это не шестьдесят первый! Похоже, что твой хроноцикл прыгнул в другое время.

Тут к ним подбежал молодой человек в костюме и начал радостно тараторить:

— Уважаемые господа! Предлагаю вам принять участие в бесплатной лотерее «Супер-Мега-Экстра»! Победителей ждут призы от наших спонсоров, американской компании «Гига-Профит». Тяните билеты!

И он сунул под нос Лысенко прозрачную коробочку с пронумерованными шариками.

Поддавшись напору юноши, гранд-мастер вытащил шарик. То же самое сделал и Сашка. Откуда-то сбоку появились ещё двое мужчин, выглядевших не слишком презентабельно. Они тоже потянули руки к коробочке.

А молодой человек в костюме не унимался:

— Какой у вас номер? Двенадцать? Поздравляю! Вы стали победителем! У нас такие призы, что я вам уже завидую!

Потом он обратился к Сашке:

— А у вас? Сорок три? Браво! Вам тоже достался выигрышный номер!

Тут же выяснилось, что и два других игрока вытащили выигрышные номера. Молодой человек в костюме принял чуть озадаченный вид:

— Но что же мы будем делать? Ведь главный приз только один, но он такой, такой… — юноша даже причмокнул от воодушевления.

— А давайте, мы устроим аукцион? Тот, кто больше всех заплатит, получит главный приз от нашего спонсора! Вот сколько вы можете заплатить? — он повернулся к тому, кто вытаскивал шарик последним.

Неопрятного вида мужчина достал из кармана потёртый кошелёк и выудил оттуда несколько зелёно-коричневых бумажек. Молодой человек в костюме глянул на Лысенко:

— А вы?

Гранд-мастер автоматически протянул запястье, в которое был встроен универсальный имплантат, бывший в Империи идентификатором личности, а также электронным кошельком, коммуникатором и персональным ассистентом. Лицо молодого человека сразу вытянулось:

— Что это?

— УИ.

— Какой ещё УИ? Деньги нужны, вот такие, — он показал на зелёно-коричневые бумажки в руке неопрятного мужчины, затем добавил, — Кэш онли! Ю кэн олсо гив ми долларс.

Увидев непонимание в глазах Лысенко, юноша сплюнул на тротуар и обречённо произнёс:

— Облом, парни. Это порожняк. Какой-то Тагил.

И все трое резво ушли, чтобы метров через пятнадцать пристать к другим прохожим.

Лысенко посмотрел на Сашку:

— Ты понял, что это было?

Ученик помотал головой.

— М-м-может, какой-то древний имперский обычай?

Гранд-мастер перебрал в памяти известные ему церемонии времён основания Империи, но ничего похожего не смог вспомнить. Но ведь не все ритуалы фиксировались в документах. Вдруг им удалось увидеть какой-то забытый церемониал?

— Похоже, что мы их расстроили незнанием традиций. Нужно всё как следует изучить. А знаете, Александр, мне здесь нравится…

Когда гости из будущего прошли ещё с полсотни метров, гранд-мастер увидел в тени большого дерева столик с ножками-дужками, за которым стоял невысокий смуглый парень. Тот, перехватив взгляд Николая, подмигнул и заговорил:

— Кручу, верчу, обмануть хочу. За хороший зрения полагается дэнежный премия.

До гранд-мастера дошло, что тут тоже хотят получить с них «кэш онли». Он предложил Сашке идти дальше, но это оказалось не так просто сделать. Позади них появились люди, странно похожие на детину в кожаной куртке. Вскоре Лысенко почувствовал чужие руки, обшаривавшие его одежду. Он попытался вырваться и тут же получил удар кулаком прямиком в солнечное сплетение. В глазах потемнело, и гранд-мастер задохнулся не только от возмущения. Когда же он, наконец, смог вдохнуть, то уже хотел закричать, что это варварство и есть гораздо более цивилизованные способы перераспределения средств, успешно практикующиеся в Империи, но промолчал, увидев, что к столику подошли ещё двое.

— Ты чё, берега попутал?! — послышался знакомый голос, и Лысенко узнал одного из громил, что были в актовом зале. Сейчас его удалось разглядеть чуть лучше. Аккуратно выбритое лицо, шрам над левой бровью и короткий ёжик темных волос. Громила подошел к здоровяку, что держал Сашку. — Артиста поставь-на. И верни ему всё, быстро-на!

— Да не вопрос, у него ж ни хрена и не было.

— Ты чё, меня развести хочешь-на? Чтобы у артиста в Москве и ни хрена не было?

— Зуб да…, — не успел договорить здоровяк, как ему уже заломили руки двое громил в костюмах. Под аккомпанемент его криков и ругани две пачки аккуратно сложенных купюр, перетянутых разноцветными резинками, перекочевали из его карманов к обалдевшему Сашке, не знавшему, куда их деть.

— Эй, пацаны, чего встали?! — выкрикнул здоровяк, освободившись от захвата и принимая боевую стойку. Но его товарищи в кожаных куртках только попятились.

— Ты чё, рехнулся, Лёха? Это ж рынды Карпенко. Хочешь, чтобы нас урыли? — испуганно произнес толстый, а потом повернулся к громиле и сказал самым доброжелательным тоном, — Вы это, извиняйте, парни, мы думали, что это лохи, не знали, что ваши артисты. Нам лишний кипеш не упёрся ни разу.

— Старику тоже бабло верни-на.

— Так какое…, — начал было возмущаться тот, кто держал Лысенко, но, заметив хмурые взгляды всех остальных, отпустил гранд-мастера и обречённо произнес. — Пять сек…

— Все карманы выгребай-на.

По итогам обратного перераспределения карманы парадного мундира у Лысенко потяжелели. В один отправилась пачка местных купюр, в другой — свёрнутые в бочонок иностранные.

— Григорий Саныч ждёт, идём-на.

 

Так началась их странная жизнь в этом беспокойном времени. Длинного звали Фёдором. Он снимал иллюзион про Юрия Гагарина. Но, поскольку денег на съёмки ему постоянно не хватало, приходилось обращаться к инвестору, Григорию Александровичу Карпенко. Кем был этот самый Карпенко — гранд-мастер так и не понял. С одной стороны, этот инвестор напоминал пирата и очень нелестно отзывался о стражах порядка. Его бойцы постоянно занимались перераспределением денежных средств, большая часть которых доставалась Григорию Александровичу. Но при этом к Карпенко часто приходили представители местной власти, в форме, или без, и о чём-то просили.

Однажды Сашка стал свидетелем того, как Григорий Александрович решал одновременно с полдюжины вопросов, и очень восторгался увиденным. Николай, чтобы блеснуть эрудицией, припомнил древних императоров Цезаря и Наполеона, которые могли диктовать секретарям одномоментно по семь писем, да ещё и выслушивать доклады ординарцев. Сашку восхитило, что Бонапарт происходил из семьи не слишком богатой и не очень знатной, но королевская стипендия позволила ему получить образование, достаточное для развития блестящих природных способностей.

Сашка задумчиво произнёс:

— А ведь я тоже смог учиться в университете Панерии благодаря императорской стипендии, — и остаток вечера провёл в размышлениях, не отвлекая Лысенко, как обычно, по пустякам.

Чтобы задобрить инвестора, долговязый Фёдор взял на главную женскую роль подругу Карпенко, красивую, но очень своенравную Маргариту, чей характер позволил бы этой даме работать в Четвёртом отделе. Новоиспеченная актриса просыпалась очень поздно и, приехав на съёмки, чаще всего закатывала скандал из-за своего макияжа или из-за текста, который ей приходилось произносить по роли. Кстати, и Сашку туда взяли только потому, что он оказался похож на старого приятеля Карпенко. Если бы не это счастливое обстоятельство, их первый же день путешествия в прошлое мог бы стать и последним.

Лысенко ожидал, что в иллюзионе про крейсер «Восход» будет много сцен в космосе, и очень удивлялся, когда Сашку в очередной раз снимали полуголого, в объятиях с какой-нибудь девицей. Как-то Николай даже задал Фёдору вопрос об этом, на что постановщик иллюзиона глубокомысленно произнёс, что народу наскучил космос, а вот эротика — это золотая жила. Видимо из-за этого фильм пестрил необычными образами и решениями, позволяющими рассчитывать на выгодное перераспределение средств от населения к создателям шедевра.

Одним из главных Фёдор считал эпизод, где актёра, исполнявшего главную роль, вместе с Маргаритой подвесили в студии на тоненьких тросиках и заставили изображать воссоединение человека и космического эфира. Роль последнего как раз и исполняла обнаженная пассия Карпенко, громко и нецензурно сообщавшая всё, что она думает о происходящем.

Впрочем, в этом мире хватало экзотики. Вместо нормального перераспределения материальных благ по имперским законам тут практиковались порой довольно странные формы обмена. Перед входами в большие магазины Лысенко с удивлением наблюдал нестройные толпы людей, предлагавших купить у них ту или иную вещь гораздо дешевле. Николай, как добросовестный исследователь, установил, что данные вещи достались продавцам от работодателей в качестве заработной платы вместо денег, тех самых разноцветных бумажек, игравших столь важную роль в этом времени. Но почему работодатели не могли продавать свою продукцию сами, гранд-мастер так и не смог понять.

В то же время те, кто делал что-то реально полезное для общества и государства, едва сводили концы с концами. Тот же самый ГИАП, в актовом зале которого они материализовались, влачил странное существование между жизнью и смертью, хотя без его специалистов и технологий остановились бы многие заводы и фабрики, обеспечивающие сельское хозяйство удобрениями, а тех же военных — важнейшими композитами.

К чему не смог привыкнуть Лысенко за три месяца, так это к метро. Каждый раз, когда он, гранд-мастер, который почти не покидал верхние уровни Калемуса, был вынужден не просто уподобиться ничтожнейшим подданным Империи, а пасть ещё ниже (метров на двадцать по самым скромным прикидкам), его охватывал стыд. Хорошо, что его не видят коллеги! Николай ощущал себя каждый раз древнеримским рабом, которого везут на строительство пирамиды.

Единственное, что успокаивало ученого — все эти неудобства давали бесценный материал для очередной монографии. Такой материал, о котором другие историки не могли даже мечтать. Впрочем, Лысенко с удовольствием ездил бы на такси, по одному из многих широких местных проспектов, но деньги приходилось экономить. То перераспределение трехмесячной давности было единственным существенным поступлением денежных средств. Сашка, конечно, пропадал на съемках, но за работу ему почти не платили, обещая отдать заработанное после выхода иллюзиона в прокат.

К машине времени они смогли попасть на следующий после прибытия день. Тот самый дядя Гриша, завхоз ГИАПа, в обмен на пару иностранных бумажек выделил им ключи от актового зала, ныне почти не используемого, а заодно и пару раскладушек. Там они и жили всё это время. А аппарат припрятали в углу сцены, прикрыв пыльным занавесом, который бесплатно выделил дядя Гриша.

К ужасу Лысенко, хроноцикл требовал серьёзной починки. Ремонт шёл очень медленно, а в последний месяц и вовсе застопорился. У Ахмедова всё время находились какие-то неотложные встречи, на которые он отправлялся сразу после съёмок. Время от времени Николай замечал, что его ученик задумчиво рассматривает своё отражение в зеркале.

Но самое страшное, что ученик начал очень неосторожно отзываться об Империи. Как-то поздним вечером в актовом зале состоялся разговор, который не на шутку испугал Лысенко.

— Николай Степанович, вот я всё время думаю, чего не хватает нашей Империи, — задумчиво сказал Сашка.

—Хм, — нахмурился Лысенко и даже привстал на локте, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. — И чего же?

— Свободы! Радости, светящейся в глазах. Вот, посмотрите на это время, — мечтательно улыбаясь, произнес Сашка. — Столько разнообразия! Столько возможностей. Горы можно свернуть. А ведь империя здесь, оказывается, распалась, а нам про это даже не рассказывали!

И тут ученик выдал такую крамольную фразу, что гранд-мастера пробил холодный пот.

— Мне кажется, что от нас специально скрывали правду, — резко произнес Сашка и сел на раскладушке. — Вы понимаете? Оказывается, без Империи-то лучше!

— Не зарывайтесь, молодой человек, — вскричал Лысенко, переходя на «вы». Такое с ним случалось лишь в минуты сильного волнения или гнева. — Что это вы тут себе возомнили? Империя — это вершина исторического развития! Что, между прочим, строго математически доказано, а все эти незначительные флуктуации с временным перераспределением ролей только подтверждают истину. Какая же здесь свобода? Нищета и чрезмерная роскошь, а культура — примитив, пффф... Клянусь троном Императора! Вот повзрослеете, тогда поймете!

Сашка не стал спорить, а только растянулся на раскладушке, отвернувшись в сторону, и едва слышно прошептал:

— Свобода… Невесомость…

 

Убедившись, что ученик саботирует ремонт хроноцикла, гранд-мастер не выдержал, и в один из дней устроил настоящий скандал. Он орал на опешившего Сашку и требовал вернуть его обратно в Калемус. Тут очень кстати пришлись характерные черты поведения, которые Лысенко отметил, наблюдая за разбушевавшейся Маргаритой. Ахмедов без энтузиазма поковырялся в механизме и попросил купить некоторые детали, а потом похвастался, что специально использовал такие компоненты, которые можно было бы заменить их древними аналогами, начиная с середины двадцатого века.

Сказав это, Сашка очень внимательно осмотрел себя в зеркале и убежал на съёмки. Лысенко вздохнул и отправился к ближайшей станции метро, чтобы поехать на радиорынок.

Рынок оказался скопищем палаток и столиков за серым бетонным забором, вдоль которого были беспорядочно припаркованы разномастные автомобили. Заплатив за вход, Лысенко долго пытался найти детали по списку. Народ барышничал тут чем угодно, от фонарика до сварочного аппарата. Немногие могли похвастаться настоящими торговыми павильонами. Большинство довольствовалось складными палатками, а кто-то расставлял свой нехитрый товар на картонной коробке или ходил вдоль рядов с бумажкой на груди, с перечислением ассортимента.

Лысенко провёл среди развалов почти час. Сначала он пытался сам углядеть нужные компоненты, потом показывал продавцам список и даже доставал из кармана сгоревшие элементы хроноцикла. Но обитатели радиорынка лишь вздыхали в ответ или мотали головами. В конце концов, ему улыбнулась удача. Задав привычный вопрос молодому мужчине, стоявшему за складным столом внутри разборной палатки, он услышал:

— Знаю такие, отец. Сюда не брал, но дома у меня есть. Редкие штуковины, оборонка их для космоса делала. Дёшево не отдам.

— Тогда поехали к тебе домой.

Продавец засмеялся и подмигнул Лысенко. Только тут Николай разглядел седину в волосах продавца и богатый жизненный опыт в его серых глазах.

— Ну ты даешь, отец. Сейчас же самое время, самая торговля! Вот-вот народ после работы попрёт.

Гранд-мастер вздохнул и начал нащупывать остатки наличности в кармане. Достав последние доллары, он протянул их продавцу.

— Столько хватит, чтобы поехать прямо сейчас?

Продавец изменился в лице и, оглянувшись по сторонам, прошипел:

— Отец, убирай баксы! Не свети бабло!

Едва Лысенко спрятал купюры в карман, как его тут-же кто-то невежливо оттолкнул. Подняв голову, Николай увидел двух небритых горбоносых мужчин в тёмных футболках и лоснящихся штанах с полосками, которые когда-то были белыми.

— Слюшай, давай плати. Пят баксов за мэсто и ещё дэсят за крышу. Ми от Хасана, — произнес тот, который был посмуглее.

— Вэй, дарагой, — в тон ему ответил продавец, — Что шумишь? Пакупатэль пугаишь! Меня Амин крышует.

Люди Хасана переглянулись и обменялись парой фраз на незнакомом языке.

— Кунак, мне Амина из-за вас беспокоить? — спросил продавец, очень выразительно приподняв бровь.

— Зачэм бэспокоит, дарагой. Хасан правил уважаэт! — выпалил небритый и, толкнув локтем молчаливого товарища, пошел к следующему прилавку.

Когда они отошли, Лысенко решил поинтересоваться:

— А кто такой Амин?

— Да кто ж его знает! Но с такими борзыми ребятами это всегда работает. — усмехнулся продавец. — Слушай, а поехали прямо сейчас, пока кунаки не вернулись. Только заплатишь мне за бензин. По рукам?

Лысенко уже хорошо знал странную традицию прошлого и пожал протянутую руку.

— Гранд-мастер, хм, профессор, по-вашему, Николай Степанович Лысенко.

— Данила, — представился продавец и начал спешно складывать палатку и рассовывать товар по объёмистым клетчатым сумкам. Потом Николай помог ему донести баулы до машины.

По пути гранд-мастеру пришло в голову, что Сашка может сейчас быть на съёмочной площадке.

— А можете на Кутузовский заскочить? Я бы там товарища захватил, который мне эти детали заказывал. Может, он ещё вспомнит, что надо для ремонта…

Данила хохотнул:

— Ну отец, ты борзеешь на глазах! Хотя, крюк небольшой получится…

Они остановились возле большого восьмиэтажного дома с главным фасадом, отделанным блоками песчаника внизу и полуколоннами и пилястрами сверху. Николай вспомнил, что входить нужно в подъезд слева от мебельного магазина. Поднявшись на пятый этаж, Лысенко толкнул дверь справа. Там было не заперто.

В просторной квартире происходило что-то безумное. В самой большой комнате полуголый актёр, игравший Гагарина, сидел за столом в обнимку с бровастым широколицым мужчиной, закутанным в простыню. Вокруг них располагались другие артисты, среди которых Никола сразу приметил Сашку с абсолютно голой красоткой на коленях. У всех сидящих на шее были повязаны кусочки красной материи с двумя хвостиками впереди. С трёх сторон это застолье снимали операторы, которыми руководил Фёдор.

Судя по раскрасневшимся лицам съёмочной группы, пили они отнюдь не воду.

Сашка выделялся тем, что на голове у него была бумажная шляпа, сделанная из газеты. Когда раскрасневшаяся дамочка тянула к ней изящную ручку, приговаривая: «Сними же ты эту дурацкую треуголку!», Ахмедов гордо отвечал: «Это бикорн и он вовсе не дурацкий! Такую двууголку носил сам Наполеон!»

Оглядев этот сумасшедший дом, Лысенко обратился к Фёдору:

— Вы позволите? Мне нужно поговорить с Алекса…

Тот сразу скривился и выпалил, не дав Николаю договорить:

— Вот снимем, тогда и поговорите! У нас тут важнейший дубль! Пролет на ракете через времена и эпохи, мимо созвездий, звёзд прошлого и… настоящего.

Последние слова он произнёс, не отрывая взгляда от одной из частей, по-видимому, созвездия юной и очень аппетитной Девы. Лысенко попытался возразить, но заметил хмурые взгляды охранников Карпенко и благоразумно отошёл. К счастью, Данила согласился подождать

Когда эту сцену, наконец, сняли, Николаю удалось поймать ученика.

— Всё нормально, запчасти нам найдут. Поехали! Чем скорее мы вырвемся из этого дурдома, тем лучше!

Сашка окинул его грустным взглядом, покосился на съёмочную площадку, где ещё не одевшиеся созвездия пританцовывали вокруг стола под вспышки астрономов с фотоаппаратами. Лысенко даже прокашлялся и покраснел от такого необычного посещения планетария.

— Николай Степанович! Может, ну его, это наше время? Здесь же вон как весело, я хоть себя человеком почувствовал. Меня пригласили сниматься в фильм про войну на роль Наполеона.

Сашка встал в горделивую позу, приподняв голову и заложив руку за невидимый борт мундира. Полотенце, обвивавшее его бедра, упало, и он остался в одной бумажной двууголке.

— Пойдём, император голозадый, — сказал Лысенко, чуть резче, чем планировал, и тут же начал оглядываться, ведь такую фразу сотрудники Четвёртого отдела могли расценить как явную и недвусмысленную крамолу. Вот и на него повлияло это сумасшедшее время — он совершенно потерял бдительность. Но никто на гранд-мастера не смотрел.

— Ну уж нет. Кто я там? Аспирант, никому не нужный изобретатель. А здесь могу быть кем угодно. Эти люди показали мне, что значит быть смелым! Они научили меня бороться за жизнь! Слава героям! Даёшь невесомость! — выкрикнул раскрасневшийся Сашка и, подхватив с пола полотенце и на ходу прилаживая его на бёдра, направился к режиссеру.

— Не хочет сынишка делом заняться, — усмехнулся Данила, стоящий в дверях.

— Не сын он мне, — вздохнул гранд-мастер, припомнив сценку из театральной постановки, — но без него — никак.

Лысенко пожевал губу, что вообще-то редко себе позволял, но не мог контролировать, когда очень глубоко задумывался. Благо, что обычно для решения проблем так интенсивно размышлять не приходилось. Оставлять Сашку в этом дурдоме никак нельзя, ведь тогда он не починит хроноцикл и не вернёт их в нормальное время.

— Совсем парня погубят, — пожаловался гранд-мастер. — Поможете, Даниил?

Через полчаса Николаю всё-таки удалось уговорить Сашку посмотреть детали, которые были в машине. Когда ученик открыл заднюю дверь, то прямо за ним оказался Данила.

— Прекрасное жестоко не будь ко мне далеко, — пропел он едва слышно и вырубил Сашку ударом по шее, затем подхватил его и положил на заднее сиденье.

— Вы не сильно его? — с тревогой в голосе осведомился Лысенко.

— Жить будет, — коротко ответил Данила, садясь за руль. — И не таких брали…

 

Подпрыгнув на очередной колдобине, автомобиль вильнул вправо. Водитель выругался и махнул рукой назад. Лысенко обернулся и увидел, что на пустынной прежде дороге за ними появилась небольшая красная машина с обрубленным угловатым передом.

— Вынырнули с грунтовки, твари.

Данила прибавил скорости, но преследователи не отставали. Минут через десять они приблизились так, что Лысенко смог разглядеть пассажиров, четверых крепких парней с дубинками. Один из них открыл окно и что-то выкрикнул, замахав рукой.

— Вот же, гады! Спокойно не отстанут!

— Что случилось? Где я? — раздался сзади слабый Сашкин голос.

— О, Сашок очнулся! Все объяснения потом, сперва с пацанами поговорю, а то совсем уж оборзели.

Он затормозил, преследователи остановились рядом на встречке, но из машины выходить не стали. Открыв окно, Данила широко улыбнулся и сказал:

— Здорово парни! Чего надо?

— Ты чё это, мужик, жухать от нас решил? — сказал лысый с переднего сиденья, высунув в окно руку и поигрывая дубинкой.

— Да какое жухать? Я выше второй не переключал!

— Ты это, за умного не коси, а то мы быстро тебя отпифагорим-на. Это платная дорога! Ты, типа, не знал?

— Столько лет езжу…

— Халява кончилась! Теперь это наша дорога-на. Гони двадцать баксов, а то мы тебя и твою тачку так отрихтуем-на, что не узнает никто.

Лысенко заметил, что на мгновение улыбка у Данилы стала больше похожа на волчий оскал. Но водитель быстро изменил выражение лица и беззаботно глянул на хозяев дороги:

— Всего-то делов, пацаны? Дольше трепались!

Он отвернулся, поднял крышку ящика со странным названием «бардачок», и пошуршал там бумажками. Затем снова выглянул в окно:

— С сотки сдача будет?

Преследователи переглянулись, затем лысый нагло ответил:

— Какая ещё сдача? Считать не умеешь? По двадцатке с рыла, двадцатка с тачки, а ещё по пятерке каждому из нас за защиту на дороге.

— Так бы сразу и сказали, — сказал Данила и снова полез в бардачок.

Он достал какой-то округлый предмет, примерился к окну, потом резко выдернул тонкое кольцо и зашвырнул предмет прямиком в открытое окно преследователей.

— Получай сотку, тварь!

После секундного замешательства один из парней тоненько крикнул:

— Граната!

Тут же заорали остальные и, вышибая плечами дверцы, вывалились на дорогу. Послышался деревянный стук падающих дубинок, а парни, спотыкаясь и не переставая кричать, помчались через обочину к ближайшему перелеску. Данила выскочил из машины, быстро осмотрел их автомобиль и вернулся. В руке у него Лысенко заметил ту самую гранату и ключи.

— А вот теперь пора рвать когти! — сказал Данила, вдавив газ. Он посмотрел на побледневшего Лысенко и усмехнулся, — Да не боись, профессура! Граната учебная, но против таких упырей лучше чеснока работает!

Набрав скорость, он выбросил в окно ключи дорожных налётчиков и протянул гранату профессору.

— Будь добр, вставь кольцо на место и положи в бардачок. Мало ли, когда ещё может пригодиться.

Профессор услышал какое-то шевеление сзади и оглянулся на Сашку. Тот молчал и как-то странно смотрел на Данилу. Профессор узнал этот взгляд: именно так смотрел на него ученик, когда прилетел на машине времени спасать Лысенко от Столетова…

У Данилы дома нашлись все нужные компоненты. Вдобавок Ахмедов подобрал ещё несколько запчастей, которые не упоминал в своём списке. В результате, пришлось потратить почти все оставшиеся деньги.

Но этим Сашка не ограничился. Он сбегал в магазин и предложил Даниле выпить за знакомство, а после первой же стопочки начал выспрашивать гостеприимного хозяина о жизни и о политике. Причём задавал такие вопросы, которые Николай от молодого человека не ожидал услышать. А Данила обнаружил немалый житейский опыт, который освещал обсуждаемые проблемы с неожиданной стороны…

Вернувшись в ГИАП, Ахмедов демонстративно повздыхал, но всё же приступил к починке хроноцикла. Та не заняла много времени.

— Ты только верни меня в тот момент, из которого забрал. Кстати, а сам-то ты куда собираешься возвращаться?

Сашка задумчиво покрутил в руке сгоревшую деталь, которую только что заменил комбинацией из симистора и компактрона, впрочем, для Лысенко они все были на одно лицо, и ответил:

— Домой, наверное… Только сначала мне нужно Наполеона сыграть — я Фёдору обещал…

Гранд-мастер пожал плечами и вдруг вспомнил про то, из-за чего они оказались в прошлом.

— Но, клянусь троном Императора, я так и не понял, почему нам не удалось увидеть, как отправляют письма в будущее.

Тут от дверей донеслось покашливание. Подняв голову, Николай увидел дядю Гришу. Тот ехидно улыбался:

— Так нынче их никто и не отправляет. А вот раньше, бывало, соберутся здесь, позаседают часа два, а потом мне несут. Дескать, отправляйте, Григорий Иванович! А мне ж на это никто средства не выделяет! Я сначала у жены банки стеклянные выпрашивал и письма эти туда запихивал, а она банки закатывала. Потом их закапывал под окнами, — и завхоз показал рукой в окно. — Но мне же никто за это денег не возвращал! И тогда я их в подсобке стал собирать…

— Дядя Гриша! — выкрикнул в сердцах Лысенко и даже обнял старого завхоза. Потом вытащил почти все оставшиеся деньги и отдал удивлённому старику. — Несите мне эти банки, все до одной! Это же самый настоящий клад!..

Когда Лысенко забрался на хроноцикл с двумя сетчатыми сумками, полными банок, а Сашка начал регулировку, дядя Гриша зашёл к ним ещё раз. Он повертел в руках красный треугольник ткани, вздохнул и протянул его Ахмедову.

— На вот, на память, — замялся завхоз. — У нас в-о-о-он какую страну угробили! Кому это теперь нужно? А у вас, может, в музей сгодится…

— Как это называется? — спросил Сашка, который уже видел такую вещицу на съёмках.

— Наклонись-ка чуток, — сказал дядя Гриша и повязал треугольник Ахмедову так, что спереди оказались два хвостика и узелок. — Пионерский галстук. Ты, конечно, староват для него, но… эх…

Сашка переводил взгляд с красных завязок на вытирающего слезу завхоза, и тут, к удовольствию Лысенко, наконец-то, спросил:

— Так вы догадались, что мы… хм…

— Нашёл кого удивить! Это вот эти Фёдоры и Карпенки, у кого голова в дерьме и деньгах, они не допрут. А я, может, в прогресс всю жизнь верил и трудился для него, как мог и даже больше. Эх, кх-м…, — закашлялся дядя Гриша, то ли от волнения, то ли пытаясь подавить накатившие слезы. — Летите уже, а то не ровён час придут опять эти хозяева жизни. На ваш драндулет один уже посматривал, хотел к себе забрать, да я не дал. Второй раз не отвоюю.

Сашка обнял дядю Гришу и рванул к аппарату. Проведя все проверки, перед самым пуском он махнул рукой завхозу, переминавшемуся у двери. Тот вдруг с надеждой в голосе спроси:

— Сашок, одно только скажи. Как у вас там, прогонят этих кровососов?

— Конечно, дядя Гриша. И знаете, что… Я ещё вернусь, — подмигнул ему Ахмедов, поправляя новенькую кожаную куртку и тёмные очки.

Сашка запустил механизм и крикнул:

— Даёшь невесомость!

 

Ахмедов не обманул. В этот раз он рассчитал время с точностью до секунды. Лысенко вновь оказался на сцене конференц-зала перед сотнями слушателей. Но место на гравиплатформе было занято Столетовым. Лысенко даже побагровел от возмущения и вылез из хроноцикла, кивнув на прощание исчезающему Сашке. Решив взять себя в руки, Николай оставил без внимания поступок оппонента и обратился к собравшимся.

Публика слушала, как зачарованная. Особое внимание привлекали две увесистые сетчатые сумки с банками в руках у гранд-мастера. Лысенко с лёгким юмором рассказал историю своего путешествия, подтвердив её артефактами из прошлого. Он поочерёдно доставал из карманов тощую стопку зелёно-коричневых купюр, перетянутых красной резинкой, учебную гранату и пачку сигарет с красной верхушкой.

Но тут Столетов выкрикнул с платформы:

— Коллеги! Это же полный абсурд!

Затем он развернулся к журналистам, которые, не теряя времени, навели на него н-камеры.

— Лысенко, этот фантазёр от науки, неизвестно как получивший своё высокое звание, решил нас всех провести. Я не буду говорить о научности его так называемых исследований. Пусть этим займутся компетентные органы, — при этих словах Столетов выразительно посмотрел на сотрудников Четвёртого отдела. — Но показывать нам, солидным важным людям, какой-то примитивный фокус якобы с машиной времени? За кого он нас принимает? Шар-ла-тан-ство! — выпалил Столетов и вытер платком вспотевший лоб.

Полностью обескураженный Лысенко хотел было возразить и высмеять самонадеянного оппонента, но тот уже продолжал:

— Во времена, когда Империя стремится к небывалым высотам, вот такие вот деятели заявляют о машине времени. Но ведь всем известно, что любые проекты и разработки подобной техники были строжайше запрещены указом Императора ещё тридцать лет назад, дабы не тратить понапрасну государственные средства.

Ошарашенный Лысенко, хотевший предложить экспертизу предметов из прошлого, вдруг понял, что всё кончено. Столетов зашёл с козырей. Выдвинуть что-либо против такого аргумента невозможно. Императорский запрет! Сперва он ещё наивно полагал, что оппонент что-то выдумал, но зрители одобрительно кивали Столетову. И как же он, Николай, такой расчётливый и предусмотрительный, умудрился пропустить этот закон? Позорище!

Зал шумел и бесновался. Речь Столетова закончилась такими овациями, что на секунду Лысенко даже заткнул уши. Всюду раздавались крики «Браво!» Журналисты едва не подрались за право вести съёмку из самых удачных позиций. Но тут произошло событие куда более страшное: кто-то вспомнил про гранд-мастера и начал свистеть. Его тут же поддержали остальные. Свист, улюлюканье, выкрики разной степени пристойности окончательно смутили Лысенко. Но нет, он не побежит! Даже поверженный, он не доставит радости врагам и не покажет, что сдался.

— С сотки сдача будет? — выкрикнул он, обратившись к Столетову.

— Что-что? — нахмурил брови оппонент, жестом прося собравшихся не шуметь.

— Лови!

С этими словами Лысенко выдернул кольцо из гранаты и кинул её Столетову. Несмотря на свой почтенный возраст, тот умудрился её поймать.

— Граната! — закричал Николай, наблюдая, как меняется в лице его оппонент. А того охватил такой ужас, что он не мог даже пошевелиться или выпустить из рук опасный предмет.

Закричала публика в зале, а перед сценой появился мерцающий силовой барьер. Столетов, наконец, пришел в себя, попятился и свалился с гравиплатформы, выронив гранату.

Николай медленно собрал артефакты, и, расправив плечи, медленно вышел. Ноги предательски дрожали и, не доходя до дверей несколько шагов, он чуть-чуть запнулся. У выхода его уже поджидали суровые представители Четвёртого отдела.

— Меня Амин крышует, — уверенно произнес Лысенко.

Безопасники в недоумении переглянулись, но, поскольку никто из них не знал Амина, расступились, пропустив гранд-мастера.

Совершенно потерянный и расстроенный Николай направлялся домой. Аэрован вёз его, уставшего, по любимым воздушным трассам, где не было этих странных запахов, присущих городам прошлого, не было подземных ужасов метро, где невозможно протолкнуться. Родное, любимое время. Время триумфа, но только в мечтах. В реальности оно оказалось временем величайшего позора.

«А ведь и впрямь от упырей помогает», — подумал Лысенко, вращая на пальце кольцо от гранаты и вспоминая единственный приятный момент вечера. — «Во всяком случае, финал моей карьеры получился ярким». С таким солидным багажом материалов из прошлого он мог бы стать самым влиятельным историком во всей империи. Но теперь, после величайшего позора, его могут вышвырнуть из университета, а то и хуже…

Додумать о перспективах Николай не успел, поскольку вдруг понял, что виды за окном совсем непривычные. Стройные ряды стоэтажек сменились похожими на скалы остроконечными башнями императорского дворца, который занимал несколько кварталов.

— Куда мы едем? — почти выкрикнул гранд-мастер, пытаясь не поддаваться панике. С каждой секундой худшие опасения становились всё реальней.

— Изменение маршрута согласно пункту 4.4.2, — равнодушно ответил робот-водитель. — Конечная точка маршрута — Дворец Земного спокойствия.

Лысенко оцепенел. В этот дворец просто так не приглашали, а тех счастливцев, которые удостаивались чести присутствовать на официальных церемониях, Четвёртый отдел проверял заранее и делал это так рьяно, что некоторые даже попадали в больницу. Почему же его везут туда без малейшей подготовки?

В голове поползли тревожные мысли, гранд-мастеру вспомнились эпизоды из истории, когда властители хватали своих врагов, а потом принародно казнили ради устрашения. Но ведь он ничем не провинился перед Императором! Он трудился, не покладая рук, ради процветания Империи. Но трансляция… Неужели это всё из-за машины времени? Из-за дурацкой выходки с гранатой? И теперь его хотят публично казнить? Из-за такой ерунды? Но тут Лысенко вспомнил, за что порой казнили императоры прошлого, и обмяк. Он уставился в одну точку, видя перед собой тёмный растущий шпиль дворца, вокруг которого патрулировали боевые дроны.

К удивлению Николая, аэрован приземлился возле главного портала. Шагнув на изумрудную лужайку, Лысенко приметил дворецкого в мундире и двух гвардейцев чуть позади него. Считав его УИ, Николая повели по парадной лестнице, ошеломляющей размерами и пышностью отделки. Очень яркий и реалистичный плафон на потолке изображал победу над квазийцами в битве при Плутоне. Сдвоенные колонны из чёрного камня с едва заметными зеленоватыми прожилками окаймляли проход в главный дворцовый коридор с батальными картинами на стенах.

Пару минут спустя перед Лысенко распахнули громадные двери, украшенные барельефами с золотыми и серебряными вставками.

«Да не может быть! Это абсурд!» — подумал гранд-мастер, вспоминая, где видел эти впечатляющие створки. Все трансляции из Дворца Земного спокойствия обычно начинались кадрами, на которых эти двери медленно и величаво расходились по сторонам, открывая вид на Тронный зал.

У Лысенко перехватило дух. До этого он видел Императора только на экране во время трансляций или на картинах в университете Панерии. Порой казалось, что взгляд с холстов в богатых рамах может прожигать бумагу и даже тонкий картон. Вот только в памяти Николая запечатлелся дряхлый седой старик с большой залысиной на лбу и темени, и с пышными усами, переходящими в бакенбарды. А на троне сидел гладко выбритый черноволосый мужчина, выглядевший пусть и старше самого Лысенко лет на тридцать, но вовсе не казавшийся немощным. Гранд-мастер попытался вспомнить, когда Император завоевал власть, и у него получилось, что никак не меньше пятидесяти лет назад.

— Гранд-мастер исторических наук Николай Лысенко, — сказал дворецкий и хорошо отработанным движением повернулся к вспотевшему гостю. — Прошу пройти в Тронный зал Императорского дворца в Александрии.

«Где-где?» — хотел переспросить Лысенко, но дворецкий едва слышно кашлянул, и указал на место где-то в глубине помещения. Собравшись с духом, Николай переступил порог Тронного зала и увидел, что Император смотрит на него сверху вниз, не мигая. Ничего не понимающий Лысенко, едва унимая дрожь в ногах, поплелся к одинокому стулу, стоявшему метрах в десяти от гравиплатформы с троном. Когда гранд-мастер дошел, Император поднял вверх руку и, вдруг, так знакомо подмигнул.

Стоящие вдоль стен гвардейцы в бронекостюмах с чем-то красным, повязанным на могучих шеях, вскинули к голове правые руки, согнутые в локте. По залу разнёсся единый хор голосов:

— Слава Императору-на! Миру мир-на! Даёшь невесомость-на!