Пассажиры, ожидающие...
Лика опоздала на рейс. Растерянно смотрела из окна на пустой трап, не понимая, как такое могло произойти, ведь она пришла вовремя. Металась, расталкивая людей, от одного выхода к другому, всматривалась в табло над дверьми, но нигде не видела номера ее рейса. Не было рядом ни одного работника аэропорта, чтобы спросить, почему не объявляли о посадке, почему так мало нужных знаков, почему она оказалась такой растяпой… Наконец появилась девушка в пилотке, чуть не прошла мимо, но Лика ее перехватила криком «помогите!». Девушка взглянула на протянутый листок и, не глядя в глаза, сказала: «Ваш билет — на завтра, вы рано пришли». В это было невозможно поверить, как в глупую шутку. Лика попыталась спорить, но девушка уже вернула билет и быстро скрылась в толпе.
«Как же так? Возвращаться, уже простившись? Напугаю маму. Отец-то обратит все в шутку. А Андрей? Он ждет, а меня не будет». — Она долго стояла посреди зала, потом зачем-то стучала в закрытый выход…
Когда Лика открыла глаза, еще оставалось ощущение потери, напрасных усилий. Почему во сне все события слишком важны, а чувства преувеличены? Наяву она просто позвонила бы мужу и вернулась к родителям, не мучая себя. Еще один день, еще несколько слов. Может, самых важных.
Но как бы то ни было, надо вставать, готовиться к отъезду — и это уже не сон. Лика сладко потянулась, и беспокойный день начался.
Несмотря на уговоры мамы ехать поездом, Лика не сдала билет на ночной самолет. «Качаться трое суток… легче будет самой взлететь», — вздохнула она.
Вечером родные проводили до такси — и вот она в зале ожидания. Взгляд, не задерживаясь, скользит с табло на пассажиров, со стендов на окно. Вокзалы с детства одинаково запомнились своим утомительным тягостным действом, монотонным голосом, объявляющим рейс, суетой людей с похожими выражениями лиц. Однако смута и нетерпение последних дней вымотали сильнее, чем эти декорации. Да еще неправдоподобно яркий горизонт настойчиво сопровождал весь путь до аэропорта — живя в многоэтажном городе, они с мужем отвыкли, что закат бывает таким долгим, таким тревожным.
Объявили посадку, пассажиры послушно всходили по трапу. Лика мысленно подгоняла людей, будто это хоть немного ускорит взлет. Наконец она прильнула к иллюминатору — скоро, скоро…
Жизнь аэропорта не затихала даже в это позднее время. Небольшие самолеты неспешно передвигались, будто стайка голубей на площади. Один из воздушных корабликов уже поглотил всех желающих и готов был взмыть в небеса.
— Быстро небо затянулось, — заметил мужчина, рассевшийся рядом.
«Действительно, быстро, — подумала Лика. — Как это самолеты не сбиваются с пути над облаками? Нет, ни одной птице не обогнать самолет».
***
Гостить в родном городе приятно, беззаботно. Требовательный будильник онемел, утренний бег по эскалаторам метро остался где-то в другом мире. Реальны только щебет птиц у самого окна да шарканье дворника среди пятиэтажек, солнечный луч сквозь васильковые занавески и мурлыканье старого кота в комнате, ожидающего пробуждения кого-то очень знакомого. Ее дом.
Мама неизменно вставала раньше всех, тихонько шла на кухню ворожить над завтраком. От волшебных запахов папа и Лика окончательно просыпались и спешили к столу. Все как всегда.
— Смотри, смотри! — подговаривал на ушко папа, и они ждали от мамы сюрприза в виде конфетки под блюдцем.
— Куда в доме постоянно девается посуда? — лукаво спрашивала мама и, подмигивая дочке, «искала» спрятанную папой ложку.
«Как им еще удается верить этим розыгрышам?» — недоумевала Лика. Но снова и снова присоединялась к перелистыванию семейных альбомов с наизусть знакомым: это было до твоего рождения; здесь ты недавно пошла в школу; а это мы все, загорелые, с моря.
После обеда семья шла в город, за покупками или просто гулять, на самом деле ожидая от многочисленных знакомых: «Как повзрослела, как похорошела ваша дочь!» Ох уж эти прогулки, всюду такие же картинки из прошлого: на этом бульваре папа впервые увидел маму; на этой остановке мама вышла из автобуса и уронила зонтик, а папа совсем-совсем случайно был рядом и поднял его, и начался дождь; в этом доме мама жила когда-то в юности; однажды осенью папа встретил маму у ее подъезда, вот здесь, с рыжим кленовым букетом, и мама все поняла. Сколько раз Лика слышала, как они вторят друг другу, перебирая воспоминания…
Вечерами звонил муж: коротко рассказывал о себе, интересовался, как прошел день, как здоровье тестя и тещи, передавал приветы.
— Ну как там без тебя Андрюха? — спрашивал потом отец.
— Все хорошо, — отвечала дочь.
— Скучает?
— Наверное, скучает. У него много работы.
Расспросы всегда подхватывала мама: «А что он без тебя ест? Небось, посуды накопил уже. А рубашки кто ему погладит? Сам?» Дочка в ответ только улыбалась и говорила «все хорошо».
Однажды утром, взяв кипу старых журналов про кино, Лика вышла на балкон, но яркое солнце увлекло внимание дальше, выше. Блеснул и исчез в облаке искорка-самолет. Воробьи над деревьями сбивались в тучки, чтобы дружно сражаться за хлебные крошки на земле. Завсегдатаи тротуаров привычно сновали по делам, распугивая пернатых бойцов. Какой-то парень во дворе изучал окна соседнего дома, может искал знакомое?
Лика посмотрела на столик. С обложки журнала лучисто улыбнулся юный артист. С улицы долетело сдержанное хихиканье. Читать расхотелось.
— Что, мам? — ответила она на мамин зов.
— Тише, там кто-то есть, — шикнули снизу. Лика замерла, потом шагнула к перилам.
Высокая липа протянула тяжелую ветвь прямо к балкону. Листва, обеспокоенная ветерком, переливалась под солнечными лучами. Едва заметная за нею, на скамейке притаилась молоденькая парочка в полуобъятьи, будто скульптура. «Дети почти…»
«Скульптура» шевельнулась — или показалось? — и они столкнулись взглядом. Лика скользнула в комнату, но немного еще постояла у балкона, не решаясь снова выглянуть.
— Идем к столу! — кликнула мама, и обложки журналов остались пылиться на столике.
Привычный обед, казалось, длился вечность. Те влюбленные, скрытые ветвями, не выходили из головы. Когда-то и Андрей с Ликой оказывались под козырьком чужого подъезда или под деревом, прячась то от дождя, то от солнца.
— О чем задумалась? — спросил отец.
— Да так, — отмахнулась дочка. — Вспомнила, что давно одноклассниц не видела.
— Вот ведь печаль! Так сходи, навести.
— Правда? А как же вы?
— А что мы? Найдем, чем заняться, — подмигнул отец матери.
Как он догадался, что ей это необходимо? Уже стоя у двери, она взглянула на улыбающихся родителей — и промолчала.
Потянуло ли, воспоминания ли родителей подтолкнули, Лика пошла туда, где бывали они с Андреем и где — странно, почти забытые — покоились их встречи, признания. Обычные улицы, обшарпанные карусели, неброский кинотеатр без намека на романтику. А ведь не так много лет прошло. Не много лет и не много событий, чтобы повторять наперебой «здесь было это, там было то», да и живут они далеко отсюда.
Успокоив себя, Лика вернулась. Вечером, как обычно, — звонок от Андрея. Беседовали недолго, со всеми полагающимися приветами. Лика положила трубку, но еще смотрела на телефон, словно не договорила.
— Что-то случилось? — спросил отец.
— Нет-нет, обычный дежурный звонок. Счастливые вы…
Родители переглянулись.
— А ты? У вас что-то не так? — заволновалась мама.
— У нас все так.
— А у кого нет?
Лика только пожала плечами и скрылась в своей комнате. Из-за двери слышен был встревоженный говор мамы, ласковый — отца.
«Вроде ничего особенного не сказала, — подумала она. — Надо как-то отвлечь их». Но отцовский проигрыватель опередил, запев голосом Синатры. Лика легла на кровать и уже сквозь дрему — может, слушала, а может, возвращалась в мелодию «Лунной реки» с уютным потрескиванием пластинки.
С того дня она сбегала в город под разными предлогами, но больше не озадачивала родителей — у нее все хорошо! Пару раз и правда заходила к бывшим одноклассницам, но матерям семейств было заметно не до нее. Немного поболтав, подружки благодарно расставались.
Знакомые улицы родного города оказались притягательными и загадочными с их старомодным настроением, будто жизнь замерла, а многолюдный сквер выглядел, как парадный мамин сервиз, чистеньким, ухоженным, с заботливо расставленными скамейками, всегда готовыми к гостям. Лика села на свободную и вдруг стала фантазировать: куда идет тот мужчина с чемоданом; кем вырастет малыш, уронивший мячик в фонтан; кого ждет девушка у киоска. На одну пару засмотрелась пристальней, чем позволительно — не те ли это влюбленные, что прятались под липой? Тоже гуляют, мечтают…
Молодые люди, будто в ответ, взглянули на нее. «Выдумщица ты, подруга», — решила она, оставляя свой наблюдательный пункт.
Вечерело. Один за одним фонари зазывали домой. Те двое были за спиной, когда она повернула на свою улицу, и Лика чуть не начала оправдываться за любопытство, но прислушалась — они говорили о чем-то своем, не обращая внимания на женщину с ее фантазиями. Им просто было по пути.
— О, смотрите! — Попутчик на соседнем сиденье сладко потягивался и кивал на иллюминатор. Она поправила на себе плед, рассеянно перевела взгляд с мужчины за стекло. Редкие облака расступились, как занавес, и открылась тонкая рассветная дуга, окаймлявшая край земли.
— Красиво, — ответила Лика.
***
Улочки, скверы, лавочки. Всюду спешат, гуляют, беседуют. Ждут, а дождавшись — обнимаются, вместе уходят, кто воркуя, кто смеясь. Небольшой пруд, окруженный клумбами, как зеркало виньетками, казалось мог поведать сказочную тайну: я ль на свете?..
По берегу прохаживалась пожилая пара. Мужчина и женщина страстно, даже азартно повторяли: «А помнишь?» — и, перебивая друг друга, вспоминали, вспоминали… Кто они — супруги, давние друзья?
— Девушка, вы кого-то ищете? — окликнула собеседница.
— Да… Нет!
Ветер поднял клубы пыли, стало прохладно. Забыв извиниться, Лика убежала.
Еще вчера она не стала бы сравнивать свое замужество и чье-то. Все шло заведенным порядком — новая квартира, важные покупки. Никаких происшествий, и о завтра думать легко: проснулись, выпили кофе, пошли на работу; вернулись — поужинали, легли спать. Отпуск и выходные — всегда вместе, смотреть кино — то, что оба выбрали. Подарки готовили тщательно, заранее, и получалось всегда заботливо, красиво, своевременно. Подруги завидовали. Когда родители спрашивали по телефону «ну как живете, что нового?», Лика была уверена, что это расспросы по привычке, и сама отвечала обыденно, ни о чем.
«Говорят, жизнь не стоит на месте, в одну реку дважды не войти. Неужели мы меняемся незаметно для самих себя, и теперь кажется, что нечего вспомнить?»
Старая обшарпанная телефонная будка без аппарата стояла у безлюдного перекрестка. Лика вошла внутрь, укрыться от ветра, — да просто не знала, куда дальше идти. Ветер улетучился, небо стало ярче. В парке, что был через дорогу, громко защебетали дети. Слетелись голуби на брошенную кем-то мимоходом горсть семечек. Толпились люди у открытого автобуса, на который почему-то нужно и ей, но Лика не пошла. На стене возник из ниоткуда телефон. Пальцы по памяти набрали номер из юности, и голос в трубке прокричал:
— Выходи, я уже тут!
— Андрей?.. Ты откуда здесь?
— Ты скоро?
— Я уже… на перекрестке… Ты придешь?
— Где? Я тебя жду у входа!
Лика оглянулась на дома, что были рядом.
— У двери?
— Я на вокзале. — Голос Андрея тонул в далеком людском гомоне.
— Как?
— Ты что, передумала?
Куда, куда он зовет?
— Я хотела… Автобус уехал.
— Что?.. — Звук все глуше.
— Тут парк. Шумно!
— Лика, я тебя жду, скорее собирайся!
В трубке затрещало, стало тяжело дышать. Лика, будто спросонья, выскочила из будки, пасмурный город притих в ожидании.
Или это она чего-то ждала. Ждала, что странные обрывки фраз обретут смысл. Преобразившиеся на миг улицы, веселый шум вокруг и они с Андреем, вместе мечтавшие, — другой мир. А здесь они однажды разминулись, и настало спокойствие.
Сейчас они говорят не о мечтах, а о планах, что, конечно же, надежнее.
«Каждый человек мечтает о чем-то своем, но все люди хотят одного и того же, — пронеслась мысль. — А мы с тобой, Андрей, чего хотим?»
Плачем вырвался наконец-то прежний непокой, оживлявший недавно их встречи, и слова, и желания.
— Я все исправлю, — вслух сказала Лика.
Другие люди, она сама другая, но жизнь в своей сути не меняется. Год за годом рождаются и зреют в этих поживших домах, на этих исхоженных улицах новые и новые чувства. Удивительные, волшебные старые скамейки притягивают творцов своих тайн, а густые деревья, многократно стриженные, настырно скрывают их от внимательных окон — но не друг от друга!
«Мы не изменились! Мы просто забыли!..»
Кресло качнулось, Лика подняла голову, посмотрела за стекло.
— Солнце! — по-детски обрадовалась она. — Еще немного…
Огненная дуга горячими тисками обнимала землю, такую далекую. И неба так много… Скоро, скоро солнце заглянет и в твое окно, Андрей. О чем ты думаешь, просыпаясь?
Она прижалась к спинке, закрыла глаза. И вот она уже не человек, не Лика, даже не птица, обогнавшая самолет. Она стала стремительным лучом, соединившим этот самолет, это небо с окном, с тихой комнатой, с тем, кто помнит, о чем они мечтали. Луч коснулся его щеки, тронул ресницы. Андрей улыбнулся, махнул во сне рукой… и луч спрятался.
Если бы сейчас оказаться там, где седовласые мужчина и женщина — именно так, не старики, — пылко обсуждают только им знакомые, родные давние подробности! Лика ясно вспомнила каждый взгляд, каждый разговор отца и матери, и ей до удушья захотелось вернуться — слушать, смотреть, запоминать, а еще спросить: «Что же такое счастье?» И когда Андрей совершит свой обычный звонок, Лика его поймет.
***
Не забыто волнение будущей встречи, которое заставляло ускорять шаг, биться сильнее сердце. Лика чувствует, как улыбка не сходит с лица, как она почти не касается земли, приближаясь к дому. Еще несколько часов ожидания — Андрей вот-вот придет с работы, она приготовила обед и нужные, такие нужные слова. Кажется, ей удалось разглядеть среди эскизов недавнего прошлого те самые краски. Никогда больше не будет прежней жизнь — пройдет время, даже много времени, но из каждого прожитого мгновенья к кому-то из двоих, или обоим сразу, не однажды придет желание сказать: «А помнишь?..»
Щелкнул замок, открывается дверь, она бежит навстречу. Сейчас, сейчас она спросит… Под ногами вдруг задребезжало, она посмотрела на пол, потом на Андрея.
Мужчина, вставая с кресла, задел Лику.
— А почему… — Она провела по лицу, волосам, пытаясь сбросить наваждение, осмотрелась.
Люди с напряженными лицами ждали в проходе, когда их выпустят.
«Странно, я ведь с Андреем… говорила?»
Она поднялась, встала в молчаливую очередь. Кажется, забыла сумку, оглянулась на свое сиденье — там ничего не лежало. Повернулась к выходу.
Салон был пуст. Над дверью загорелось «пристегните ремни». Подошла к двери — та закрыта. Постучала, никто не ответил. Пол дрогнул и подался вверх. Значит, это была всего лишь остановка. Но тогда где все?
Лика подергала дверь, подождала.
— Скажите, пожалуйста… Кто-нибудь! — Ни слова, ни шороха. — Ответьте!
Она стучала — ладонью, кулаками. Звала… В который раз занесенная рука вдруг остановилась, Лика посмотрела на салон.
Подбежала к иллюминатору.
«Нет… Не может быть».
Вернулась к двери:
— Кто-нибудь! Что происходит?! — Только монотонный гул в ответ. — Откройте! Этого не может быть!
Уже без надежды она барабанила, металась между дверью и сиденьями — и застыла на месте, глядя прямо перед собой.
«Как же так?»
Лика бессмысленно села на свое место у окна. Ее луч задержался, оживил на мгновенье лицо.
— Как же так?! — закричала Лика никому. — Я не успела!
Огненная дуга, сковав землю, замерла на иссиня-черном фоне. Лика пристально смотрела в эту синеву, чуть слышно шепча:
— Я же не успела, не спросила его…