Чибис (aftertime)
Сиреневое стекло единственного в склепе окошка причудливо раскрашивало засвеченное заревом пожара небо. У самой земли — на уровне глаз — прилип прошлогодний лист козьей ивы, листовая пластинка практически перепрела — посеревшие за зиму её остатки на боковых жилках походили на обезображенный труп бабули Короро. Я не находила смелости повернуться, подойти к ней и закончить ритуал омовения... Созерцание огня, что пожирал нашу культуру, вводило в оцепенение. Ах, бабуля...
Лёгкой поступью шагали валькирии. Их икры, туго стянутые шнурками сандалий, пропархивали мимо — в окне они напоминали зацикленную картинку, подобную тем, что крутят детям в музее техники h'mrase.
Они шагали мягко: чоп-топ, сквозь землю шаги почти не ощущались, лишь лёгкий не то рокот, не то шелест — звук, подобный передвиганию форелью гальки в горном ручье.
Валькирии пели:
— Ty skazal mne: «Nu chtozj, idi v monastyr
ili zamuzj za duraka».
Princy tolko takoe vsegda govoryat,
no ya etu zapomnila rech.
Pustj struitsa ona sto vecov podryad
gornostaevoy mantiey s plech.
Древняя маршевая песня, многие из них даже не знают протоязыка, поют, потому что их матери её пели и матери их матерей. Хорошая песня, когда-то она придавала сил и мне...
Хлопнула дверь; по мраморной лестнице глухо и быстро, как крылья взлетающего с ладони махаона, застучали каблучки детских ботиночек. Я улыбнулась.
— Бабуля Тиша!
— Чьика...
Девчонка почтительно кивнула. Да, её звали Чьика — имя, выбранное осознанно, а не молочное, и да, она была моей преемницей, хотя сама не знала об этом, как и я, с рождения выбранная Короро, думала, что могу стать живороженицей, ученой, валькирией, кем захочу. Чьика повторяла мой путь. Вернее, повторила бы, если бы не…
Её пухлые щёчки раскраснелись от мороза — весна с каждым годом приходит всё позже, — глазки перебегали с меня на тело бабули Короро, в окружении лепестков лежащее на пьедестале, укрытое зелёным саваном.
— Можешь подойти, — сказала я, — она стерильна, не бойся.
Чьика приблизилась с опаской. Болезнь, в последние годы не щадившая ни старых, ни молодых, пугала. Можно понять. Наследие h'mrase, пришедшее из глубины веков по случайности одновременно с самими h'mrase. И если к первому мы были готовы, то второе оказалось неожиданностью, досадной вдвойне.
— Она... — Чьика провела кончиками пальцев по завосковевшим морщинкам и выдохнула: — прекрасна...
— Короро была лучшей из нас. Если бы обстоятельства позволили тебе узнать её получше, ты бы испытывала больше любви.
Девочка вздрогнула, глаза завлажнели от обиды.
— Прости, — сказала я. — Великая печаль породила во мне грубость.
Я подошла к девочке и, опустившись на колени, обняла её. Конечно же, нельзя любить больше или меньше, для неё Короро — лишь добрая королева, Чьика не прожила сознательную жизнь под её опекой, она не видела тех удивительных приключений, что прожила с ней я... Теперь и не увидит. Если нас ожидает какая-то жизнь, то это жизнь в изоляции подземных баз красной планеты, зависимость от сестёр, оставленных без связи на многие столетия.
Скрипнула дверь. Короткий поток тусклого утра затемнил на секунду свет светильника. Мы услышали несколько нервных шагов по мраморной лестнице. Прыжок — и, презрев время на преодоление последних ступеней, перед нами возникла генералка Бизиса.
— Королева Тиша, h'mrase прорвали внутренний круг. Пастбища сожжены, розовый предел горит. Пора.
Она тяжело дышала, руки до локтей покрывали струпья вражеской крови. На морщинистом лбу гематома.
— Дай нам ещё немного времени, — сказала я.
Она лишь понимающе кивнула и, не давая себе отдыха, взбежала назад. Милая Бизиса, ровесница Короро. Мне стоило бы звать ее бабулей, но так вышло, что я теперь королева.
Одновременно с скрипом дверцы мы услышали её последние слова:
— Они разрушили институт лечения мизогинии. Убогие на свободе.
Чьика долго молчала. С улицы проникали звуки далёких разрывов. В эти моменты пол под моими коленями вибрировал.
— Мы умрём, бабуля? — девочка испуганно моргнула ресницами. Наивно, совсем по-детски.
Я погладила её по голове, вложила в улыбку всю оставшуюся во мне искренность и встала. Чьика заботливо стряхнула с моих колен налипший сор.
— Поговорим, дочка...
За ритуальным постаментом спряталась каменная скамеечка, мы обошли тело Короро и присели на неё, изолировав себя от холодного камня подушечками с электроподогревом.
— День, к которому я готовила тебя, настал. Намного быстрее, к сожалению.
— Мы полетим на красную планету? Мы полетим на Тиамат?
— Да, но сейчас я должна рассказать тебе о тёмном наследии, шедшем за нами с рубежа веков, об ошибках, которые нельзя было предотвратить, ошибках, которые нужно было предотвратить, о том, что нас ожидает... Хочу, чтобы ты узнала об этом здесь, хочу, чтобы, глядя из иллюминаторов «Чибиса» на горящую планету, на сестёр, оставленных на растерзание h'mrase, ты сберегла ту ненависть, что неизбежно зародится в твоём сердце. Бабу... — я осеклась, к горлу подступил горький ком, — королева Короро всегда учила меня любви, но век любви подводит итоги. Мы давно достигли пика и на эйфории не заметили, как несёмся в бездну...
Чьика еле сдерживала смех.
— Что смешного?
— Прости, бабуля, — она прыснула, — но ты как те зазнайки в школе.
На секунду я замешкалась, а потом напряжение, обручем стянувшее мою голову за долгие месяцы скорби, исчезло. Будто роса с рассветом. И я истерически расхохоталась.
— Ах ты негодница! — я потрепала её румяную щёчку. — Поймала свою старушку на излишнем пафосе, ну прости, прости... Короро умела находить нужные образы, чтобы в любой ситуации донести мысль. Я совсем забыла, что я — не она. А ты — не я...
Чьика притихла.
— Я начну с рубежа веков, с точки, когда то, что мы называем богиней Дану, опустилось на мир, позволило... м-м, помогло нам разрушить устоявшуюся за многие тысячелетия власть h'mrase. Я не знаю, почему Дану выбрала именно то время, мы выстроили несколько теорий. Озвучу две популярные... Первая связана с осознанием — это был век, когда наши сёстры-прабабули открыли друг другу глаза на то, что живут под гнётом беспрерывного насилия. Они боролись, и Вселенная услышала эту борьбу... Пришла Дану...
Чьика слушала с напряжением. Положив руку ей на плечо, я ощутила дрожь.
— Что с тобой, доченька?
— Ничего, бабуля. Холодно.
— И вправду, тут прохладно, — придвинувшись ближе, я накрыла её плечи своей накидкой. — Вторая теория строится на образовании большого количества продуктов радиоактивного распада... Для поддержания власти и удовлетворения потребностей h'mrase требовалась энергия, много. Они были жадными, а для устрашения друг друга — это была не единая цивилизация, а похожие друг на друга группы — им требовалось оружие... Для этих целей они использовали энергию атомов. К сожалению, им удалось несколько раз применить оружие — испытательно и для уничтожения, а станции, вырабатывающие энергию, несколько раз давали сбой. Avarii... Каждый взрыв выжигал всё вокруг, делая жизнь непригодной на десятилетия, но самое страшное не это. Взрывы разбросали вокруг тяжёлые частицы плутония. Эти частицы опасны, но тяжелы и малоподвижны... Но всё в мире преобразуется, и плутоний не исчезает, а даёт при распаде америций — лёгкие частицы, и их концентрация со временем множится в прогрессии. Из одной части плутония через каждые тридцать лет появляется 20 частиц америция — лёгкого, подвижного. Смешиваясь с пылью, он оседает на лапах зверей, на соломе и соре, которые используют птицы для строительства гнёзд... Время и плутоний... Смешиваясь, они — как...
— …гремлины, — пискнула Чьика.
— Что?
— Гремлины. Ну, зелёные монстрики из древних историй. Если на них капнуть водой, их станет больше.
— Откуда ты это взяла?
Кажется, я сказала это слишком резко — под моей рукой она вся сжалась.
— Ну, мы с подругой разок пробрались в музей «Фольклор рабовладельческих h'mrase». Прости, бабуля, я знала, что ты заморозила его много лет назад, но девчонки восторженно рассказывали, мне было завидно… — она захлёбывалась оправданиями.
— Я не злюсь, Чьика, — я правда всеми силами старалась не злиться. — Да, как гремлины. Размножившись, америций покрывал сетью планету. Невидимый, но опасный. Болезнь, убившая королеву и многих наших сестёр, пришла из могильников h'mrase, но убивает нас она из-за того, что иммунитет убит распространившимся за восемь столетий частицами. Но не бойся, дитя, Короро стара — она родилась ещё в старом мире, всего через столетие после пришествия богини. Наш континент в те годы покрывали льды, сёстры-бабули и прабабули позаботились о том, чтобы наше поколение росло в чистоте. Да, болезнь... Пожалуй, мы допустили эту ошибку вынужденно.
Чьика замерла.
— На рубеже веков h'mrase было не меньше, чем нас. В год пришествия Дану мы уничтожили практически всех: оставили лучших учёных — тех, что работали с чистой наукой, и группу самцов в качестве генного материала. Остальные начали вонять... Грибные гробы ещё не были широко распространены, и, чтобы не допустить загрязнения, мы сформировали несколько могильников — по одному на континент.
— Это ужасно… — шепнула Чьика.
— Предположить, что когда-нибудь эти скопления сопревшей плоти принесут нам чёрную инфекцию, было просто, — я кивнула, — но эйфория от снятия ярма ослепила.
— Я не про это! — Чьика выпорхнула из под моей руки, взглянула исподлобья. — Ты разве не понимаешь, что наши бабули убили много людей?!
— Не людей. H'mrase. Не стой спиной к мёртвой королеве, — я с силой притянула её на скамью.
С улицы донёсся гул. Камень задрожал. С потолка на лицо Короро упал паук; привстав, я смахнула его кончиками пальцев.
— Ты мала, — сказала я, — я взваливаю на тебя то, что сама узнавала по кусочкам. Десятилетиями. Не в холодном склепе, а в беседке, овитой вьюном, на холмах среди пыльцы диких цветов и трав... Ничего, девочка, ты будешь хорошей королевой планеты Тиамат, нужно только время.
Чьика сжала челюсти, а потом как-то размякла, расслабилась. «Приняла судьбу», — во мне растеклось удовлетворение.
— Мы знали, что наследие h'mrase придёт. Несколько столетий мы следили за заражением планеты америцием, а затем, когда с побережий ледяного континента сошел лёд, самые чистые из нас перебрались сюда. Здесь было зачато новое поколение, из женщин старого мира ступать по зелёной земле могли лишь некоторые... Я родилась у моря и бывала за ним лишь несколько раз; тебе, к сожалению, не выпадет такая удача, поэтому слушай и представляй мир, доставшийся нам в наследство. Каменные коробки повсюду, в которых наших сестёр-прабабуль принуждали быть понукаемыми зверушками. Их настолько много, что стереть все невозможно — по сей день многие не тронуло даже время. Заросшие плющом, они немногим лучше могильников — живут среди них лишь животные, которых h'mrase держали себе на потеху, как нас. Одичавшие, голодные, они будто впитали в себя ненависть мёртвых h'mrase...
— Бабуля, почему ты всегда говоришь «мы»? — в голосе Чьики появилось что-то злобное. — Ты же не участвовала во всём этом!
— Нет, не участвовала. Но ты же помнишь, девочка, главный наш завет?
— Вечная память.
— Да, тебе, рождённой в тепле зелёной колыбели, может быть непонятен смысл этих слов. Они означают, что мы никогда не забываем зло, которому подверглись. И свои ошибки не забываем — мы не h'mrase, дети которых могли не помнить ни преступления родителей, ни даже свои ошибки с рассветом... Мы помним всё и бережно храним эту память.
Чьика что-то неслышно пробормотала, я собиралась одёрнуть её, но тут ровный свет светильника поменял спектр. Склеп обволокла красная пелена.
— Пора, — сказала я.
Я встала, подошла к телу бабули Короро, прикрыла её подёрнутые плёнкой глаза и, приподняв саван, вложила в её руку bomb и включила timer. Достав из сумки pistolet, сделала чик-чик.
Девочка удивлённо смотрела на меня. Я протянула ей свободную руку и повела в туннель.
— H'mrase имели множество разных средств для убийства друг друга. Кроме тех, про которые я тебе уже рассказала, в широком распространении для индивидуального уничтожения и убийства небольших групп применялся порох. Стерев их с лица планеты, мы не использовали их технологии, но сохранили... Помни о вечной памяти.
— Но за-зачем?
— Век любви кончен, — сказала я девочке, которая почему-то шла очень тяжело. Я будто тащила за собой ватную куклу, — реанимировав злые технологии, мы спасём нашу культуру...
Тащить девочку и одновременно говорить было утомительно. Некоторое время я тянула её в тишине. Когда же повеяло свежим ветром и забрезжила точка выхода, я почувствовала, как ладошка Чьики тихонько сжала мою руку — щекотно, будто кожу поцеловал налим — и отпустила. Зашагала сама.
«Решилась, — возрадовалась я. — Приняла свою судьбу».
Мы покинули гору.
После мрака снег, даже в столь пасмурный день, резанул глаза белизной. Долина лежала в низине, затенённая горой, окружённая холмами. В ней всегда прохладнее, чем на побережье. А теперь снег таял с каждым годом всё позже. Шагнув на хрупкий наст, я провалилась по щиколотку.
— Лёд наступает, — сказала я. — Частично это наша ошибка: в противовес жаре, окутывавшей планету h'mrase, мы накликали холод.
— Что произошло? — спросила Чьика.
— Нам достался раскалённый мир. Они сжигали топливо, углекислый газ множился по экспоненте. Мы отказались от этих технологий полностью, сажали деревья везде, где они могли укорениться, отказались от животной пищи, от дезодорантов, но потепление не прекращалось. Тогда мы пошли на радикальные меры: населив океаны генномодифицированной ряской, мы повернули процесс вспять. Эта ряска размножалась бесконтрольно, давала в два раза больше кислорода и поглощала в три раза больше углекислого газа, а умирая, уносила его частицы с собой на дно...
До нас долетело эхо грубых криков и глухих ударов, пародирующих стук беспокойного сердца.
— Ускорь шаг, девочка, — мне не хотелось думать о том, где они взяли кожу для своих барабанов.
Чьика, напуганная тоном моих слов, практически побежала вперёд.
Превозмогая одышку, я говорила:
— Да, ты слышишь звуки нашей главной ошибки... Перебив три с половиной миллиарда h'mrase, мы тем не менее оставили небольшую массу сильнейших самцов как источник генного материала. Эту массу мы уменьшали по мере заполнения банков семени... Сокращали и число учёных — ведь нужно было на ком-то тестировать нейротехнологии, которые прежде тестировались этими учеными на мышах и приматах...
Мерзкие звуки приближались. Слишком быстро. Я развернулась и произвела в их сторону несколько vystrelov.
— Когда торжество нашей культуры стало неоспоримым, а число h'mrase в сознательном состоянии мозга близилось к нулю, мы создали символ нашего торжества…
— Поселение последних свободных h'mrase...
— Да. Это произошло в век освоения побережья зелёной колыбели. Сестры поняли, что америций... что старый мир повредил их гены, что род обречён. Тогда и было решено вырастить чистое поколение, на свободной от грязи земле, изолированное, но впитавшее лучшее из нашей культуры, помнящее. Ты и я — часть этого поколения... — я рассмеялась. — Открыв древние криокамеры, сёстры выбрали лучшее семя и самые здоровые яйцеклетки — времён пришествия Дану и даже более ранние. Ты и я фактически старше Короро...
Чьика передёрнула плечиками на бегу.
— Поселение свободных h'mrase стало плодом нашего тщеславия. Маленьких самцов — побочный продукт поколения — мы не уничтожали. В качестве эксперимента и... attrakciona мы позволили им жить рядом с нами в собственном поселении. Это было отличным способом выпустить скопившуюся за века ненависть — желающих записаться в валькирии было великое множество. Я и сама хотела в своё время, но бабуля не позволила... Да, эксперимент вышел из-под контроля: мы думали, что контролируем их популяцию, но кто же знал, что под землёй они, как крысы, разрыли целые города. И как-то научились репродуктивным технологиям...
— Они не умеют искусственно рожать детей, бабуля, — спокойно вставила Чьика.
Этот спокойный детский голосок заставил мою кожу покрыться мурашками. Неясное осознание пронзило мозг. И угасло: с холма за спиной побежали h'mrase.
— Бежим.
Мы кинулись вперёд. Тяжело на бегу сыпать абстрактными существительными и строить причастные обороты, поэтому я берегла дыхание. Сжимала твёрдую рукоять своего pistoleta, представляя, как всажу пулю в первого же h'mrase, который нарушит дистанцию.
Поле наста неожиданно оборвалось, и мы побежали по холодной черной земле меж шелковых камней — ледник, прошедший здесь пару веков назад, отполировал их до зеркального блеска. Местами пробивалась первая трава.
H'mrase приближались, полуголые, в бацинетах, из-под которых торчали сальные бороды, усы или пакля пшеничных волос. Я на секунду остановилась, достала из сумочки granatu, оторвала колечко и бросила в их сторону. Не дожидаясь взрыва, вперёд. К «Чибису».
...Я перестреляла множество h'mrase, прежде чем мы достигли ковчега — rakety«Чибис». К магнитной платформе мы шли спокойно, как и подобает королевам; мерзкие замерли в отдалении, не рискнув приближаться к pulemyotnym dotam, сторожившим наше спасение.
Как подобает королевам, мы дождались, пока 98 наших сестёр поднимутся наверх. Мы ступили на платформу вдвоём.
— А почему «Чибис», бабуля? — Чьика, держась за перила, смотрела в даль, на h'mrase, которые пришли в себя и помчались, рыча, в нашу сторону. В сторону близкого их сознанию фаллического сооружения.
Я улыбнулась:
— Крик этой птицы в одном из праязыков походил на два местоимения, которые в слиянии друг с другом и с плачущим голосом создавали вопросительный контекст: «Чьи вы?» Чибис словно выспрашивал принадлежность того, кто приближался к его гнёздам. Он будто бы хотел узнать, зло приближается к его детям или нет. Последняя птица умерла в день, когда в зелёной колыбели родилась первая из нашего поколения. Сёстры посчитали это символом: нашей культуре больше не нужно вопрошать, чьи мы. Мы определились.
Из прорехи в низкой туче выглянуло солнце, я посчитала это хорошим знаком и нажала на кнопку. Платформа поползла вверх.
Одновременно Чьика влезла на перила и спрыгнула на землю.
— ЧЬИКА!!! — вскричала я.
H'mrase приближались. Один из них был совсем близко к доченьке. Я не понимала, что происходит, давила на кнопку, но платформа медленно продвигалась в небо, с каждой секундой отдаляя меня от этого мира.
Я могла лишь смотреть, как мерзкий приближался ближе и ближе к Чьике. Задрав голову, она смотрела на меня и улыбалась.
Он подошёл к ней и положил свою огромную длань на её плечико. Но она не вздрогнула. Бессознательно потянулась ладошкой к его пальцам.
H'mrase снял свой бацинет. Седой старик. Он сказал что-то дочке — та счастливо рассмеялась и помахала мне рукой.
В ступоре я достигла шаттла. Обеспокоенные сёстры тоскливо щебетали, что-то спрашивали. Я, кажется, величественно, как подобает королеве, прошла к своему месту и лишь после запуска двигателей задала единственный вопрос:
— Все хранилища знаний заминированы?
Кажется, да.
Нельзя допустить даже малейшей возможности, чтобы эта зараза когда-либо вышла в космос. Пусть размножаются, пусть грызут друг друга за остатки еды и ресурсов в мире болезней и холода. Пусть здесь и погибнут.
Мы же пронесём нашу любовь сквозь века. Нас ожидает тяжёлая жизнь в тесных базах под землёй планеты Тиамат, наши кости удлинятся, мы станем выше, мы станем другими снаружи, но сохраним нашу любовь и вечную память.
А потом... Мы пойдем к звёздам в поисках более подходящей колыбели. И кто знает, может, очистив льдом заразу, и старушка Гея подобреет. Примет нас назад...
Но больше никаких h'mrase. Только привязанные к столбу, со шлангом для выкачивания генного материала из чресл. И никак иначе.
***
У дороги чибис,
У дороги чибис,
Он кричит, волнуется чудак:
«А скажите, чьи вы?
А скажите, чьи вы?
И зачем, зачем идёте вы сюда?»
Не кричи, крылатый,
Не тревожься зря ты:
Не войдём мы в твой зелёный сад.
Видишь — мы юннаты,
Мы друзья пернатых,
Мы твоих, твоих не тронем чибисят.
Небо голубое,
Луг шумит травою –
Тут тропу любую выбирай!
Это нам с тобою
Всем нам дорогое –
Это наш родной, родной любимый край.
И когда цветёт он,
И когда зовёт он,
Мы уходим в дальние пути.
По степным широтам,
Через речки бродом
Всю страну, страну нам хочется пройти!