Абб!.. Абыр…
— А!
— Нет такой буквы.
— Е!
— Увы…
Я щелкнул клыками и оглядел трибуну. Большинство зрителей недоумевали, пытаясь отгадать слово на табло. Другие гримасничали, ухмылялись, неприлично жестикулировали щупальцами, клешнями и всякими сочленениями. Бессовестные. А еще называют себя благородными мутантами!
Зря я согласился на суперигру. Забрал бы выигрыш, витамины, литр натуральной родниковой воды, лицензию на отстрел жжо. А теперь мои замечательные призы готовы помахать крылышками. Ох, зря согласился! Ведь чувствовал подвох. В полуфинале почти не переживал, а потом разнервничался, застыл перед табло, на котором сияли всего три буквы. Неоткрытые! В честь Семиглавого ведущий позволил мне назвать семь любых букв — великая щедрость. Две я уже назвал, а результат пока нулевой.
Я сосредоточился. Если в слове нет ведущих гласных, надо ли продолжать их искать? Или перейти уже к согласным? Решил рискнуть.
— О!
— Сожалею… — ведущий страдающе закатил лиловый глаз. Клоун. Знал бы ты, кто тут действительно сожалеет!
Глухой ропот перекатывался по залу, как пыльное облако в степи, многие зрители волновались не меньше моего. Сейчас они начнут нетерпеливо вопить: «Букву! Бук-ву!»
Я нахмурился и ляпнул:
— М!
— Мимо!— радостно вскричал мой мучитель, спохватился и фальшиво посочувствовал: — Везение изменило вам.
Как же, изменило. Небось, чтобы не раскошеливаться, зашифровали какую-то неизвестную гадость…
В шоу-викторину «Яма Радости» я попал благодаря внезапному куражу. Как многие сотни претендентов на славу и подарки, отправил организаторам череп мутанта-вульгариса, причем без какой-то надежды на успех. И забыл об этом. А через две луны мне прислали приглашение. Постригся, взял в подарок ломтик копченой жжо и отправился в «Яму», где проходил ежемесячный турнир умников.
Ведущий, он же — Великий Дракон, сокращенно ВД, метко прозванный в народе Вадиком, радостно оскалился и энергично пожал мне ганглию. Зрители на трибунах свистели, рычали, трубили в тысячу хоботов, клювов и челюстей, приветствуя игроков. Я приосанился и покосился на своих соперников. Справа топтался высохший изможденный субъект с облезлым хвостом, а слева — обросшая псевдошишками толстушка с кокетливым фонариком на макушке. Первый же вопрос вызвал у нее ступор, хотя не показался слишком заумным.
— Так называли себя наши пращуры в доатомную эпоху! — торжественно провозгласил ведущий. Словно объявил об отмене талонов на питьевую воду. На табло было закрыто четыре буквы. Толстуха попросила открыть «а». Мимо! Я уверенно сказал: «л», но безрезультатно. Это меня озадачило. Если не «люди», то кто тогда? Тощий наугад предложил букву «о». К моему изумлению их оказалось две! Странное слово. Ну, и как наши предки себя называли: додо, бото, жопо?
— Напоминаю уважаемым умникам, — бубнил Вадик, — что темой нынешнего состязания избрана древнейшая история цивилизации…
У меня внутри всплыло странное слово, будто кем-то забытое сотни лет назад. Я подумал, что терять нечего и заявил букву «х». Чувствовал себя необычно, даже голос изменился. Может, фантомная память проснулась. А когда на табло возникло слово «хомо», я вошел во вкус и проникся азартом охотника. Поэтому в следующем туре смотрел на игроков с хищным прищуром и скреб когтями барабан, искусно выточенный из цельного панциря мутокраба. Фиолетовая бламутка в первом ряду кокетливо сморщила хоботок и подмигнула мне. Милашка.
Смолкли флейты и трещотки болельщиков, растаял гул трибун. Я крутанул барабан, и замер, любуясь сверкающей сферой. Говорят, эта игра вращения олицетворяет эгоцентризм духовности бламутов. Красиво, но слишком заумно. Барабан остановился, зал привстал. Суперприз — месяц отдыха в Райском Оазисе! Мечта любого бламута. Родники, фонтаны, прохлада, свежесть и… молоко! В напряженной тишине ведущий зачитал вопрос суперигры. Словно судья приговор объявил.
— Уникальный предмет, устройство или алгоритм, воздействующий на живой объект для его эффектного изменения.
Я невольно прикусил губу.
Великий Дракон усмехнулся и снисходительно продолжил:
— Суть конструкции этого… мм… предмета обусловлена законами материального мира. В широком смысле — наша загадка помогает преобразованию и созданию нового объекта.
М-да...
Я выглядел таким глупым и жалким, что даже трибуны сочувственно молчали. Ведущий убедился, что довел меня до предынфарктного состояния, хрюкнул и добил:
— В виде подсказки намекну, что оно… напоминает волшебную палочку, хе-хе.
Три минуты на раздумья.
Тик-так.
Щелк, щелк…
В детстве мы спускались в подземелья, где, по легенде, обитал дух вульгариса. Нас обволакивал влажный мрак, в котором плавали оранжевые искры. Все в этом мире есть конец, и есть начало, нашептывал бесплотный голос. Опасные заветы древних мудрецов гласили, что законы мироздания уравновешивают людские грехи. Наши пращуры своим безрассудством фактически приговорили грядущие поколения. Атомные войны никого не пощадили. Мы, благородные мутанты, пережили хищную эпоху. Мы, бламуты, отказались от ядерных баталий, хоть и запоздало, спасли планету. И пусть фантастически исказились наши тела, но уцелел разум.
Мир опрокинутых традиций. Законы страшной красоты, игры случайных форм. Семиглавый призывает поклоняться анархии несовершенства, принять хаос тел, как мудрость природы. Но мы давно уже сомневаемся в его пророчествах. Какая, к вульгарису, мудрость, где вы видели природу? В хаосе заключена гармония высших сил, но не каждому дано понять эту истину.
Он сказал: «Волшебная палочка»?
Палочка. Хмм… подозрительная ассоциация.
Есть слова, словеса и словечки, а еще словесная шелуха и мусор. Многие слова умирают, прожив год или век, другие тихо копошатся в тени, но встречаются редкостные экземпляры, что существуют вечно. Их не сокрушат эпохи, не сотрут войны, религии, природные катаклизмы. Они парят под Луной, как золотые драконы, словно глас небес раскалывают тучи и проникают в самое сердце. Эти великие слова укрепляют духовность народа и питают его оптимизм. Вот так.
Поэтому я вдохнул, зажмурился и вытолкнул:
— Хэ!
В смысле «х». Почему бы и нет? Разве организаторы викторины не из народа? Не ценят величия и мощи древних символов?
Кажется, секундная стрелка замерла.
Над трибунами всколыхнулись и растаяли сдерживаемые хрипы и сопение.
Скрип кресел. Скрип челюстей и клювов.
Щелк, щелк. Пузатые часы на подиуме равнодушно позванивали ножницами.
Я выдохнул. Ведущий грустно кивал, излучая умильное разочарование.
Ладно, все ясно. Великие слова не для «Ямы Радости».
Сколько букв у меня осталось? Две?
А сколько секунд?
В животе резко похолодало, трибуны влажно оскалились, и я, как раненная жжо, безрассудно вскричал:
— Ка!
Симпатичная бламутка смахнула узорчатой шкуркой слезы с хоботка и уставилась на ведущего. Топорща иглы и щетину, зрители наблюдали, как Вадик неторопливо шел к табло, долго-долго тянулся к темнеющим окошкам и отвратительно медленно переворачивал третий квадрат.
— Есть такая буква!!! — взревел он, и зал разразился восторженной истерикой.
По мне текло, меня трясло, я перебирал десятки глупых слов, забыв, что «а», «о», «е» в них не может быть, поскольку эти гласные уже были отвергнуты.
Люк. Бык. Пук. Иск?
Щелк, щелк. Время истекает.
Называй слово!
Какое, к вульгарису, слово?
Называй!
КА-КО-Е?!
Называй букву!
Эх, была не была!
— Первая!
— Что, простите? — запнулся ведущий. Он даже оглянулся на табло, словно там в бесстыдной наготе возникла Первая Буква.
— Прошу открыть первую букву зашифрованного слова! — отчеканил я, поражаясь своей наглости.
— И вы считаете, что это возможно?
— Почему нет? Я назвал конкретную букву, имею право!
— Забавно, — пробормотал Вадик. Он лихорадочно о чем-то размышлял. — Впервые слышу такое заявление. Что ж…
И направился к табло.
Не понимаю: кто здесь сейчас разговаривал, о чем? Мы спорили с Великим Драконом, ага. Я выпал из действительности, глядя, как Вадик, усмехаясь, открывает первую букву…
«Д».
Щелк-щелк. Осталось пятнадцать секунд.
Д..к.
Д…к?
Дык. Дак. Док. Дюк…д…к…д…к…д…к…д…к
Нет такого слова.
Десять секунд.
Нет! Ааааааааа!!!
Пять.
Стоп!
О, Семиглавый, я догадался!
Оно… это… действительно уникально и всемогуще! Оружие, проклятие и волшебство. Власть над миром, ключ к любой мутации. Но разве можно его загадывать, как обычное слово, ведь это неправильно?!
— Но ведь это же абб... аб-ре-ви!.. — заикаясь, воскликнул я.
И тут ударил гонг.