Чудо для Цезаря

Старый тёмный маг варил на кухне глинтвейн. Мага звали Йорел, но это совершенно не важно.

Важно, что глинтвейн не получался. Может быть, конечно, потому, что варил его маг безалкогольным.

А может, потому, что время пришло.

Йорел взглянул в окно. Там косо валил мокрый снег. Йорел снова уставился на кастрюльку.

В тёмно-бордовом вареве плавали апельсиновые кружочки. И важно было не пропустить момент закипания. Тот самый момент, когда первые пузырьки кипения прокрадываются к поверхности вдоль стенок котла... ну какого котла? Кастрюльки же, конечно! Кастрюльки.

Хотя, может быть, если взять котёл... Котелок...

Маг задумался, почесал подбородок и, когда он опустил взгляд на кастрюльку — будь она неладна! — глинтвейн уже кипел вовсю.

— Тьфу ты, пропасть...

Прихватив кухонным полотенцем, маг стащил кастрюльку в сторону.

Не смог удержаться от вздоха — всё-таки упустил. А вот в котелке, наверное, не упустил бы. Там стенки толстые, сходятся кверху. И ложка специальная, длинная, котёльная.

От глинтвейна поднимался ядрёный, терпкий и сладкий парок. Корица, имбирь, ягодные нотки и чуть-чуть цитрусов — всё, как он любит, но вкус испорчен. Всё смешалось, все нотки смазаны — сироп, а не лакомство. Фу.

Маг решительно прошагал в прихожую. Подумав, взялся за шарф. Если даже глинтвейн не получился, значит, действительно, пора. Значит, ситуация уже критическая.

Впрочем...

Йорел зацепился взглядом за рыжие мандарины, оставшиеся на столе. Вернулся в кухню.

Через пару минут маг с досадой выплюнул мерзкую мандаринью плоть. Даже у мандаринов нет вкуса. Того, правильного, новогоднего вкуса. Маг задумчиво пожевал мандаринью шкурку. Он помнил, шкурка должна чуть-чуть пахнуть еловой хвоей и немного свежим и горьким, тем самым мандариновым, искрящимся и радостно-оранжевым. Но шкурка горчила на языке пустышкой. И запаха нет.

Плохо, всё плохо!

 

Маг с грохотом скатился по ступеням, распахнул дверь подъезда и вышел в снег.

 

Тёмный маг жил в типовой пятиэтажке, таких полно в любом советском городке или городе. Бывшем советском, конечно же. Вот, разве что он был чуть получше окружающих его таких же обычных пятиэтажек. Чуть почище, чуть получше коммуникации, проводка, стояки, опять же, когда меняли в прошлом году он сам, лично проследил за всеми работами.

И сейчас маг, прямо так, в распахнутом пальто, отбежал на середину «своего» двора.

Весь двор занимала новенькая, яркая, как картинки в дешёвой детской книжке, и маг стоял между песочницей-теремком и каруселькой с фигурками котов и лошадок.

Площадка была вытоптана до гладкости, снег чуть скользил под ботинками, но сверху падал пушистый новый, редкими, слабыми хлопьями. Маг развёл пальцы, сделал «волну» — у каждого свои приёмы прикосновения к силе, Йорелу вот так вот нужно перебрать пальцами.

Дом, перед которым он стоял, засиял тёплыми, чуть приглушёнными цветами — как свет вечером сквозь окна и шторы. Маг прикрыл глаза, чтобы лучше видеть.

«Ага!» — он улыбнулся и, не раскрывая глаз принялся править мир.

У Валентины Петровны сломалась духовка, и она никак не успевала с жарким, а невестка, злая на язык Сонька, того и гляди, приедет. И внука привезёт, Алёшеньку. А чем встречать? И больше ведь не приедут! Скажет Сонька, что даже горячего не приготовила и... Дальше маг не всматривался. Валентина Петровна присела на табуретку, сжав в пальцах кухонное полотенце и прямо так, не снимая фартука и забыв про накрашенные ресницы, собиралась плакать, уже даже влажно всхлипывала помокревшим носом.

В духовке... маг нахмурился, анализируя духовочное нутро. Вообще, в бытовой магии он неплохо разбирался, особенно неплохо в старых, добротных газовых духовках. Их делали надёжными, как танки и... Ага!

Маг двинул бровью и духовка вдруг зажглась. Валентина Петровна радостно подпрыгнула со своей табуретки, проверила температуру, зачем-то вилочкой потыкала ещё сырое мясо и, подхватив «нарядные» тарелки, убежала накрывать стол в комнате.

Так, дальше! Ага!

Офисная девица Танечка плакала, забившись в уголок дивана. Юрка всё отменил, хотя и позвал её праздновать. И теперь вот она одна, а все...

Тут сложнее... Маг вздохнул.

— Алло, Танечка! С наступающим тебя!..Дочь, ты там что, плачешь?... Вот же ко... Я сейчас отца пришлю... Да когда же ты успел-то?! А! Тогда Максима! Кто такой Максим? Ну... Это долго объяснять, собирайся, у нас тут отец мангал наладил и салютов купили, езды-то час, и не одна, слышишь, дочь?

Всхлипывая, Танечка кивала, слушая трубку, а сама мысленно прикидывала, что взять, что надеть, что отключить на время отсутствия.

Дальше был собачник Сергей Владимирович с больной спаниэльшей Чапой, Жорик с поломанным паровозом и алкоголик Вася с больным животом, а ещё соседка с верхнего этажа вдруг нашедшая в кармане безымянную красненькую бумажку денег, теперь она спешно собиралась в магазин, вспоминая, какой из них поближе и ещё работает.

— Эх ты, тёмный и есть тёмный. Тьфу.

Йорел подпрыгнул и оглянулся. Позади стояла неухоженная женщина в вязаной шапочке и потёртом мужском пуховике. Из-под самовязанной шапки выглядывала коса, а пуховик был дорогой, хоть и безбожно старый. Руками без маникюра тётка держала сумку, надетую наискось через плечо.

— Что, тёмный, мандаринки нынче не вкусные, да?

— Ольга?

Тётка встала рядом с ним, прищурилась. Этой не нужно было пасов руками или бормотаний. Покивала.

— Добро, значит, причиняешь, чтобы самому праздник не испортили, так?

Йорел развернулся к ней. Говорить всё равно не стало удобнее: высокий Йорел видел только макушку неопрятной гостьи. Там сходились дугами петельки шапки — вязала она тоже не слишком аккуратно.

— Ты же тоже чувствуешь! Каждый исправляет, как может! И что может!

Ольга кивнула, рассматривая дом:

— Ну да. Только мы постоянно, а вы... когда глинтвейн не варится.

Ольга смеялась глазами, и такая улыбка ей очень шла. Йорел отвернулся, снова взглянул на свой дом.

— Зачем пришла?

— А затем... — Ольга смотрела мимо него, терзала в пальцах потрёпанную сумку, — Нас с тобой тут двое, на весь город...

— Не только на город.

Ольга кивнула:

— Не только, да. Так вот. Ты сам всё чуешь. Нужно доброе чудо.

Её голос стал глухим, затухающим, она забормотала себе под нос:

— Нужно чудо. Нужно! Слишком много беды вокруг, слишком много, круг, новый может не начаться, и тогда мир умрёт, совсем умрёт.

— Не умрёт, а начнёт умирать. Вот и всё.

Йорел терпеть не мог Ольгиной пафосности. Против неё помогала циничность. И сейчас помогла. Ольга фыркнула:

— Велика разница.

— Нет. Не велика.

Йорел откинул волосы назад, засунул руки в карманы пальто.

— Ты думаешь, другие не почувствовали?

Ольга ещё раз фыркнула и пошла прочь. Снег под её ногами похрустывал. Йорел болезненно сморщился.

Ну вот был бы нормальный мужик, хоть светлый, хоть тёмный, хоть серый! Даже серый лучше чем... Чем вот это вот невнятное существо якобы женского пола.

Тётка. Тётка и есть.

Бывают же волшебницы, с которыми приятно иметь дело, как... Йорел вздохнул и вздох этот отозвался физической болью. Ирэн. Длинные шелковисто блестящие волосы, фигурка, аромат духов. Снег хрустел под шагами уходящей Ольги. Йорел открыл глаза. Аккуратные туфельки, а не грязные кроссовки. Но выбирать не приходилось.

— Ольга!

Тёмному пришлось бежать, чтобы догнать её. Он пошёл рядом. Ольга чесала широким шагом куда-то в направлении больницы. У больницы был номер, но Йорел его не помнил.

— Что ты придумала? Какое чудо ты придумала?

Вместо ответа Ольга повернулась, и он почти сбил её с ног. Возмущённо глянул вниз и словно провалился в её взгляд.

 

Багрово-красное, тяжёлое, злобное, жадно-эгоистичное нарастало с каждым днём, наползало на город, как тучи смога от лесных пожаров. Росло, как горы мусора на мусорном полигоне.

 

Йорел не сразу понял, что он видит, что это люди, их эмоциональные и личностные слепки, то, что некоторые упрощают до «аур», проецируют в мир своё, внутреннее.

 

Боль, разочарование, неуверенность, страх. Это всё растёт, каждый день подрастает немного. Каждый день темнеет и злеет.

 

Под весом всего этого зла мир рухнет, свернётся в инферно вместе с живыми.

 

Тёмный маг отпрянул в ужасе, запнулся и свалился в сугроб. Снег попал в рукава и промочил брюки.

 

Ольга через взгляд передала ему знание. Она не полагалась на вкус мандаринов, она, фанатичка от света, ежедневно анализировала и отслеживала изменения в людях, пытаясь их исправлять.

 

Поднималась над городом и снимала слепок аур. Ух, сколько на это нужно силы!! Спрашивать о том, зачем она это делает — совершенно бесполезно. Она это делает, чтобы спасать мир. Ежедневно спасать мир. Спасать людей от людей.

 

Ох, вселенная!

 

Она же каждый день творит чудо. И это чудо удерживает мир от падения в... Йорел содрогнулся. Он тоже туда не хотел, в это отвратительное... состояние? Время-место-настроение?

 

Сочетание места, времени, эмоционального фона и вектора стремления для этого «состояния» была таково, что... Что человек назвал бы это «адом». Йорел считал, что в аду было бы комфортнее.

 

Спасти от сворачивания в инферно можно, только изменив расстановку сил. Почти уже не осталось светлых точек на этой карте, их мало. Их очень мало. Их так мало, что всё вот-вот рухнет во тьму.

 

И не начнётся новый год, новый круг, новая жизнь мира.

Йорел ощутил потребность бежать, спасать и делать! Он попытался вскочить, но вышло только тяжело барахтаться в сугробе. Ольга протянула ему руку и он ухватился, чуть не свалил её, вставая.

 

— Ну, увидел, тёмный?

 

Йорел поёжился, стряхивая с ладоней подтаявший снег. Кивнул. Проговорил с надеждой, чуть запинаясь:

— У тебя же есть план, да?

Ольга хмыкнула:

— План-то есть...

— Покурим?

Ольга уставилась на него, как на сумасшедшего. Йорел выставил ладони:

— Нет-нет, глупая шутка! Прости!

 

Они быстро шли по узкому тротуару, Ольга всё время обгоняла, Йорелу приходилось догонять.

— Ну вот смотри, тёмный... Можно сделать так, что многим станет чуть легче, а можно сделать так, чтобы кому-то одному случилось поверить в чудо. Я бы сделала и то, и другое.

— Что?! Мы же не... — Йорел остановился. Снежок в свете жёлтых уличных фонарей сыпался частый, покалывал лицо и тут же таял. Легкий, пушистый. Как же жаль, что нет времени просто постоять под ним! Тёмный зажмурился, подставив лицо снегу.

— Мы же не имеем права...

— Да-да, «никто из смертных не должен прознать», — Ольга помахала рукой через плечо, обернулась, — Никто и не узнает.

— Как?!

— А вот так!

Тёмный отшатнулся, почувствовав попытку пролезть в его мысли:

— Эй! Светлая!

— Объяснять долго, — буркнула та, и Йорел смирился.

Знание свалилось в его голову, раскрылось там, как мандарин: целиком очищенный от кожуры и уже разделённый на дольки, уже готовый к пониманию... к поеданию.

Когда тёмный открыл глаза, волшебница была уже далеко впереди. Ну что за невоспитанная тётка!

Опять пришлось догонять:

— Ольга, ну это же бред!

— Может, и бред. — Светлая вертела головой, готовясь перейти дорогу. Вдруг подняла лицо и взглянула Йорелу в глаза. Глаза у неё, в свете фонарей, оказались карими, с золотистой искрой в глубине, будто свет в подсвеченной гирляндой ёлке: — Вот только выполнять последнее придётся тебе.

— Нет! Не-ет, Ольга! — Ольга уже, тихонько смеясь, перебежала на другую сторону, тёмный крикнул, догоняя: — Я не стану этого делать!!

— Даже перед угрозой инферно? Это они,— Ольга кивнула на проезжающие автомобили, — Они не будут ничего понимать, будут жить, как и жили, мучаясь изо дня в день. А ты? Ты будешь всё знать. И у тебя не будет надежды даже сдохнуть, тёмный.

Йорелу показалось, что светлая улыбается. В свете витрины он вгляделся: Точно, улыбалась. Как мясник, разделывающий тушу. То ли улыбается, то ли кривится от омерзения.

— Боже, Ольга...

— Не поминай в суе!! Так что, берёшься помочь? Или иди домой, жуй свои безвкусные мандарины.

Тёмный выругался про себя.

— Хорошо... — крикнул погромче, — Хорошо, я согласен!

Проходившая мимо парочка уставилась на него, как на психа и прибавила ходу.

— Что?! Я не псих!! С Новым годом!

— Рано поздравляешь. Он, может, и не наступит ещё. Сюда смотри!

 

Ольга показала ему линию вероятности. В ней золотистый маленький Рено вылетал почти на красный, подрезая белую киа, водитель которой вместо уворота в сторону начинал тормозить, автомобиль терял управление... Дальше была два трупа, скорая, и маленький мальчик, для которого Новый год навсегда превращался в день боли. Ну и мир, свернувшийся в бесконечном повторе спирального падения в ад.

 

— Нет, Ольга! Нет!

— Да, тёмный, да! Ты остановишь Рено вот так, в столб боком, он никого не убьёт, а я удержу колёса, чтобы не их машину не занесло. И чудо для маленького Цезаря свершится. Пуф! — Ольга сделала "пуф!", разведя веером пальцы. Тёмный стоял, смотрел. 

— Ольга, ты знаешь правила. Жизнь за жизнь.

Светлая пожала плечами, она вглядывалась в поток машин, поджидая чужую смерть.

— Тебя унесёт вместо них.

Она всё-таки повернулась, поправила свою жуткую шапчонку.

— Да, поэтому мне нужен ты. Чтобы ты сделал всё остальное. Потому что этого может не хватить.

Йорел хмыкнул, как-то глупо и жалко улыбнулся: всей жизни и силы светлого мага может не хватить на спасение двух человечков. Как...

— Глупо, Ольга!

Она снова посмотрела на него золотисто-коричневыми глазами:

— У тебя есть варианты?

— Да тысячи!! — Йорел нервно прошёлся по тротуару. Снежная чача залилась в ботинок и холодным языком промочила носки, — Можно остановить машину заранее, можно внушить ему мысль о повороте, можно разбить Рено раньше. Тысячи, тысячи вариантов кроме самоубийства. Неужели ты не видишь!?

Она молчала.

— У нас десять минут.

— Как ты вообще вышла на них?

— Они целый день цапаются, мальчишка с бабушкой, ждёт их с самого утра. У него в душе такая яма... Но папа обещал приехать вместе с мамой. И чем больше ждёт, тем больше это становится для него... Он и не верит, и верит. Просто приезд, а для него это уже несбыточное. То, что может и не исполнится. Он так сильно верит в чудо и так боится, что оно не случится, что колебания его эмоций... Посмотри сам, ты же умеешь.

Йорел видел.

Эти весы колебали весь мир.

— Бо... — поймал её возмущённый взгляд, — С ума сойти...

— Я проверила все варианты, только здесь можно их остановить.

— Кого? — Йорел уже чувствовал подъезжающих родителей... Цезаря? — Его назвали Цезарем?! О, вселенная...

— Весы. Остановить весы. 

Ольга уже стояла на самом бортике. Она растирала и разминала руки, собираясь толкнуть машину чистой силой, изменить её траекторию и...

Йорел оглянулся, нашёл в потоке, слева от себя будто подсвеченное рено. Водитель болтал через гарнитуру, улыбался.

Вокруг кипел новогодней суетой город. Люди спешили туда и сюда, месили снег вперемежку с песком, перебегали дорогу, рулили в авто, дорабатывали последние минуты и резали салаты под «Иронию судьбы».

Тёмный маг потянулся к тормозам рено, одновременно толкая его в сторону. Влево, на встречку. Белая киа вылетела на перекрёсток. Светлый маг ударила её, уводя в сторону. Йорел видел краем глаза золотисто-белый поток силы. Люди его чувствовали, как внезапное хорошее настроение, уверенность в себе, надежду. Они улыбались, перебегая дорогу по переходу и попадая в этот поток.

Поток силы тёмного был мощнее. Туда добавлялась его злость. Рено свернул раньше, раздался удар, что-то звякнуло, звякнуло ещё раз — никто не держит дистанцию, ай-ай-ай! — и тёмный перенаправил свою силу в светлый поток Ольги.

Тёмная рваная лента обвила сияние и слилась с ним, толкая и удерживая. Мгновения растянулись, длились и длились, белая тяжёлая громадина всё ещё держала скорость и никак не желала ни сворачивать, ни останавливаться.

Йорел вдруг понял, что не успеют, что машина всё равно ударится. Её несло прямо на переход, по которому — боже, как же медленно! — шли в обе стороны люди.

Тёмный прикинул вероятности, увидел убитых и покалеченных: получалось ещё хуже, чем рассчитывала светлая. Но и отдать её жизнь за мандарины и винишко он не мог. За мир не в аду тоже не мог.

Йорел вдруг понял, что готов сам прыгнуть под эту машину, лишь бы остановить её не ценой чьей-то ещё жизни.

Тёмная лента стала шире и злее, а значит, сильнее.

Машина медленно-медленно повернулась и въехала в сугроб, остановившись прямо перед магами. Время толчком двинулось и затикало нормально.

Женщина испуганно смотрела через лобовое на замерших перед капотом людей. Переводила взгляд с одного на другого.

Йорел положил руку на плечо Ольге, а та вдруг упала навзничь. Тёмный успел поймать, не дал удариться об лёд и асфальт. Не понимая, искал причину, почему она всё же... Они же не дали никому погибнуть!

— Я же... Так не должно быть! Я...

Ольга улыбнулась и ей очень шла эта улыбка:

— Поскользнулась я, расслабься, тёмный.

 

* * *

 

Уже после Нового года, после курантов и речи в последние пять минут года, тёмный и светлая шли по улице. Вокруг гремели салюты, хлопали, взрываясь, фейерверки, шумели радостные люди, пили, праздновали, выпроваживали страшный год и надеялись, что следующий будет лучше.

Тёмный нёс дедморозовскую бороду подмышкой, и жадно, с предвкушением чистил мандарин. Толстая кожица рвалась, показывая наружу белую изнанку. В воздухе пахло порохом от салютов и ёлочкой от мандарина. Терпко и сладко, так, как нужно. Рыжий цитрус брызгал соком и разламывался яркой и сочной мякотью наружу.

Светлая улыбалась, глядя на азарт тёмного. Протянула ладонь:

— Дай мне тоже!

Тёмный сунул было очищенные дольки, потом засуетился, вынул из кармана пальто рыжий мячик мандарина и протянул ей. Ольга стащила перчатки, и они повисли на резинке. Как у маленьких детей в саду, чтобы не потерялись, мамы вешают варежки так же, на резинке.

— Как так вышло, что мы...

Ольга всунула палец в серёдку, где мандариновые дольки сходились и была пустота, там толстая шкурка лопнула и прорвалась. Счистить её, горчащую, а внутри будет ароматная сладкая сочность, пахнущая Новым годом и детством.

Ольга отправила в рот дольку, наслаждаясь разорвавшимся внутри соком, пожала плечами, не открывая прижмуренных от удовольствия глаз.

— Я думаю, когда ты ту реношку сдвинул не туда, куда я считала, что-то изменилось.

— Я сдвинул туда! Так, как ты хотела!

— Не-ет, тёмный, я просила...

— Да что ты говоришь, светлая!

Их голоса удалялись, уходили в темноту новогодней ночи, в тени салютов и людской радости.

А где-то далеко маленький мальчик Цезарь Кукушкин пил бабушкин компот и слушал, как папа, смеясь, рассказывал про то, как протаранил сугроб. И мама, почему-то бледная и невесёлая, прижимала Цезаря к себе и лохматила его волосы.

 

А ещё сегодня почему-то сразу после президента выступал по телевизору самый настоящий Дед Мороз. В смешной белой бороде и почему-то в пальто. Он обещал исполнить все добрые желания людей в этом году. Но только если они будут добрые. Их нужно загадать, ложась спать после праздника.

И Цезарь уже знает, что он загадает. Оно точно сбудется, потому что оно — доброе.