Чувствуй, как я

Зима была непривычно холодной для последних лет. Вокруг всё замело снегом, на высоту заполярных сугробов. Не хватало только белых медведей, расхаживающих по улицам замерзших городов Центральной России.

Электронное табло высветило прибытие поезда через две минуты.

Подхватив многое повидавший армейский рюкзак, Дмитрий покинул зал ожидания и направился на нужный перрон. Он шёл уверенным шагом военного.

Ледяной ветер тысячью холодных жал вонзился в немного осунувшееся лицо, испещренное нескольким глубокими морщинами на лбу, и крепкие руки. Дмитрий так и не научился прятать кожу под маской и перчатками. Привык чувствовать оружие. За миг до заедания затвора, останавливать стрельбу, переключать с автоматического режима на одиночные выстрелы, ощущать рукоять армейского ножа. Особенно в последнем случае. Сталь становится продолжением тебя. Та же песня с запахами и звуками.

Человек много сделал для того, чтобы превратить солдат в современных, закованных в техноброню рыцарей, но бою спасали не технологии, а старое доброе чутьё и рефлексы.

В схватке человек включает свои звериный инстинкты, без этого никак. Ни самонаводящиеся пули, ни датчики и сенсоры не смогут отключить в тебе человечность. Только зверь, хищник, сможет убить себе подобного выстрелом в упор, или запустить гранатой в здание, не думая о том прячется ли там враг или гражданские.

Война не для людей, она для хищников.

Но только человек сможет не убить. Это умение на войне иной раз ценнее умения убивать.

Поезд бесшумно остановился перед ним. В дверях появился проводник с серыми поблёкшими глазами. В них читалась усталость. Но не от постоянных переездов, а от жизни.

Проводник поёжился, подышал на моментально замерзшие от холода руки. В этот миг удалось разглядеть отсутствие кольца на пальце, хотя выглядел человек лет на сорок пять. То ли в разводе, то ли так и не встретил ту, что ждала бы его дома, пока он колесит по стране. Отсутствие раздражения от того, что новый год придется встречать в пути, лишь подтверждал догадки, и дополнял их пониманием отсутствия не просто жены, но и каких бы то ни было отношений в принципе.

Дмитрий улыбнулся, постаравшись сделать это как можно искреннее. Проводник улыбнулся в ответ, но уже натужно.

Он оглядел полупустой перрон. Не то чтобы люди поездами перестали пользоваться. Дело скорее в маршруте. Между крупными городами идут забитыми. А в глубокую провинцию уже мало кто едет. Чаще из неё, и без возврата.

Проводник залез в карман форменного пальто, достал сигарету и закурил, игнорируя табличку напротив о запрете курения.

Дмитрий протянул цифровой браслет-идентификатор. Считывающее устройство на дверях вагона пропищало, давая знак, что билет принят и пассажир может пройти в купе, но хотелось ещё немного побыть на воздухе.

Проводник предложил сигарету.

В армии старались не курить. Современный военный должен подавать пример для граждан. Вредные привычки не приветствовались, но на гражданке можно иной раз и почувствовать себя простым смертным.

Сигарета перекочевала в руки Дмитрия, а проводник извлек из кармана старенькую зипповскую зажигалку, выдавая заядлого курильщика. Уже мало кто пользуется такими. Заряжающиеся от сети электрические многим казались в разы более практичными и дешёвыми. Непривычное пламя подпалило сигаретную бумагу и табак. Огонь завораживал своей игрой и светом. Он отличался от того, что можно увидеть на поле боя. Дарующий жизнь пламень Прометея, а не убивающий жар войны Ареса.

Долгая затяжка, прочищающая мозг и выдох белёсого дыма. Он клубится, не спеша рассеиваться. За ними вагон поезда и пустынный перрон, но глаза видят иное…

Экран на внутренней стороне визора шлема в один миг стал бесполезен. Всё вокруг заволок густой черный дым от горящей нефти и всполохи огня. Ни один из режимов не работает. Придется снять и по старинке смотреть на мир своими глазами.

Атакованный железнодорожный состав ещё громыхает взрывами. В ушах стоит гул от непрекращающейся канонады зениток. Беспилотники всё ещё снуют по небу, словно стервятники в поисках обессиленной добычи. За горизонтом слышен низкий протяжный гул. Тяжёлые «Охотники» на подлете.

Дмитрий ухмыльнулся и подумал: «Посмотрим на что способны против них легкие малявки, которые ударили по нам».

Дым разрезают огненные стрелы автоматной стрельбы. Бьют из леса. Майор орёт в передатчик, чтобы перегруппировались и сдерживали натиск. Поддержка с воздуха уже близко. Осталось выстоять минут пять. Но их ещё нужно пережить.

Техника в таких условиях не сильно помогает, значит нас атакуют «генники», чёртовы генно-модифицированные мутанты, с бионическими усилителями органов чувств. Технологии в наличие, но во многом это всё ещё люди. Но в бою они лучше простых смертных в разы. Быстрее, с рефлексами как у гадюки, смертоносные твари.

Майор пытается отцепить уцелевшие вагоны. Хвостовой локомотив уже гудит, давая сигнал, что готов оттащить ценное топливо подальше от пожара.

«Сука!» — мозг Дмитрия пронзает догадка.

— Палыч, надо прикрыть второй локомотив они будут бить по нему!

— Бери людей и займись этим, мы закончим тут.

Палыч кашляет и задыхается. Респиратор не помогает, или слетел в запале боя.

Рядом Якут и Васёк. Тоже скинули шлемы и наугад стреляют в направление «генников». Знак жестами, и они бегут следом.

Дрон разнес зенитку на платформе впереди и завис в воздухе, выискивая новую цель.

Что-то стремительно врезается ему в бок и там распускается огненный цветок.

«Охотники» уже тут. Но против одиночных «генников» они бесполезны. Это наша схватка. Поэтому мы тут.

Впереди стена огня, до цели метров сто. Можно перекатится под составом и пробежать, с другой стороны, но не факт, что там лучше.

Якут переминается с ноги на ногу в нерешительности, Васёк тоже колеблется.

Вот она наша слабость перед «генниками», мы сомневаемся.

Возле локомотива слышны выстрелы. Если и его подорвут, составу конец.

Глубокий вздох и выдох, за ним второй, третий. Пульс успокаивается. Активируется нейросеть. Глаза закрыты. Перед мысленным взором кристальная глубина вод Байкала. До него всего нечего. Сотня километров не больше. Неспешный ветер рябью играет с водой. Впереди поселок. С десяток маленьких домиков. Между ними снуют смеющиеся дети, запускающие воздушного змея…

Пальцы сжимаются в кулак. Веки над глазами резко распахиваются. Звериный рык вырывается из груди, словно вызов пламени. Ярость бурлит в каждой клеточке тела, наполняя мышцы силой. Стремительный бросок сквозь огонь, без страха и сомнений. В этом мире есть за что сражаться и умирать.

Якут и Васёк кидаются в пламя следом. Те же чувства, та же решимость.

С десяток «генники» обступили локомотив и перекрестным огнем пытаются подавить наших парней в кабине…

Не сегодня!

Ярость поглощает сознание, обостряя инстинкты и превращая людей в хищников.

Пепел кружит по воздуху и шуршит под ногами вперемешку с талым снегом. Раскалённая галька железнодорожной насыпи согревает ноги теплом.

«Генники» реагируют мгновенно, переключая стрельбу на новую цель. Танец смерти начался.

Якут стреляет из подствольного, Васёк одновременно швыряет гранату. Трое врагов не успевают увернуться. Четвертый, каким-то чудесным образом, умудряется попасть в плечо Дмитрию и тут же получает пулю в голову от стрелка в кабине. Но того тут же накрывает очередь ещё парочки врагов.

Двое выходят со спины. Очередь разносит автомат Якута на запчасти и прошивает броню. Он отшатывается на пару шагов, потом ревет медведем и с ножом бросается на обидчиков.

Кто-то подтаскивает РПГ. Дмитрий поднимает автомат здоровой рукой и стреляет. Мимо…

Огненный всполох сбоку. «Генник» с гранатомётом падает с простреленной шеей.

Палыч подоспел вовремя. Остальные проходят сквозь пламя вслед за ним. Теперь численный перевес не на стороне врага.

«Генники» отступают. Они не умеют сражаться, когда поражение неизбежно. В этом вся их природа. Они не люди как мы.

Дмитрий приваливается к теплому стальному колесу поезда. Рукав пропитала кровь, капающая на раскалённую гальку и смешивающаяся с водой от талого снега.

Мир заволакивает пелена…

В вагоне воркует малыш лет пяти. Кудрявая рыжая голова, лицо всё в конопушках, и улыбка до ушей. Он то рассказывает стишки, то говорит на ведомом только ему языке, по мучает маму вопросами.

Женщина средних лет смотрит на сына печальными глазами, но улыбается. Она счастлива, когда рядом сын.

Дмитрий осторожно заходит в купе и садится на свободное место.

Женщина вначале смотрит с опаской, но потом делает над собой усилие и улыбается.

— Я Анна, а это Петенька. Похоже нам вместе ехать.

Дмитрий кивает, представляется и улыбается в ответ.

Мир изменился, а люди остались те же. Они всё также подозрительны и не доверяют чужакам, но стоит им понять, что их случайный собеседник не держит нож за спиной и не помышляет зла, тут же становятся разговорчивыми. Час диалога и возникает ощущение, что ты знаешь человека целую вечность, ну или всего лишь всю свою жизнь.

Анна рассказала свою историю. О детстве в деревне и учёбе в мегаполисе. О долгих годах работы дизайнером и встрече с мужем. И о войне, забравшей его навсегда. Сейчас она едет встречать начало нового года к престарелым родителям, которых давно не видела и безумно соскучилась. И не важно было, что новогоднюю ночь придется провести в поезде. Это лишь символ и не более того. Важно, что в этот день вместе собираются самые родные и близкие, те, кто составляют наш маленький, но самый ценный мир.

Петенька играл в солдатиков, одетых в ту же форму, в какой сам Дмитрий шёл в бой.

В детстве мы играем в солдатиков, мечтая о том, чтобы оказаться на передовой и стрелять взаправду. Убивать врагов, защищать невиновных и спасать жизни. И лишь повзрослев мы начинаем ценить жизнь без войны. Может не играй в детстве в войну, мы бы так не мечтали о мире во взрослом возрасте? Может пора учиться играть в мир, поменяв пластмассовых воинов на фигурки врачей и пожарных, на учителей и механиков? Может однажды так и будет. Когда закончится война…

Уже было поздно, малыш задремал и тихонько посапывал на руках у матери. Состав остановился на станции.

Дмитрий закинул рюкзак на верхнюю полку и вышел подышать воздухом.

На платформе уже ожидал проводник и толпилось несколько стариков, спешащих занять свои места.

Проводник кивнул и жестом поинтересовался не хочет ли его новый друг закурить. Дмитрий помахал головой.

Воздух в этих местах был особенный. Им хотелось дышать полной грудью, упиваясь словно дорогим вином. Дурманящий букет не портили даже запахи станции.

Рядом со входом росла рябина. Кровавые бусинки ягодки гроздьями свисали с веток.

Дмитрий закрыл глаза…

Алые капли упали на песок. В свете палящего солнца они блестели словно рубиновые кристаллы.

Якут упал через мгновение. В его расширенных зрачках отражалась бескрайняя лазурь неба.

Датчики показывали, что он мёртв.

Сердце защемило, словно умер родной брат. Больше, чем брат…

Удар… Ещё удар... Кровь пульсировала в висках.

Миномётный огонь накрыл неожиданно. Разведка облажалась. Тут никого кроме гражданских быть не должно на пару сотен километров.

Неподалеку мина попала в облепленный глиной дом, разнеся его в пыль. По улице бежал исхудалый старик, пытающийся поскорее спрясться от падающей с небес смерти. Снаряд разорвался в метре от него… пыль заволокла небо, для некоторых навсегда спрятав за собой бездонную лазурь.

Ненависть к врагу была столь сильна, что били по своим же мирным.

В наушнике санитар Айболит вещал о том, что Палыча посекло осколками.

Дмитрий ломанулся в квадрат, где оставался командир, словно ледокол пробивая рассыпающиеся обломки стен и пыльные облака.

Броня майор выглядела как решето, через которое сочилась густая кровь. Айболит помог стащить шлем, обнажив опалённое взрывом лицо.

Дмитрий посмотрел на медика. Тот отрицательно помотал головой, давая понять, что ничего больше сделать не может.

Палыч ещё был в сознании. Он тяжело дышал и смотрел по сторонам, но свет в глазах уже начинал меркнуть. Увидев Дмитрия, он кивком головы подозвал к себе. Рука солдата сжала руку командира.

— Ну вот и всё, брат… Дальше без меня… Оставляю парней на тебя… Не подведи, брат… Не подведи нас всех…

Нас всех… В этой фразе было в разы больше, чем могло показаться. Это не взвод, не рота, не батальон и даже не вся армия. Это те, ради кого солдаты проливают кровь. Ради кого умирают на Богом забытой земле.

— Что с Палычем? Кто командует? — трещал разными голосами наушник.

— Я, — коротко бросил Дмитрий. — Какая диспозиция?

— Обстрел закончился, но с юга идет отряд. Человек двести. Валить надо и поскорее!

Дмитрий вспомнил убитого старика, вспомнил разрушенные дома. Сколько ещё мирных погибнет если они уйдут? Будет ли иметь значение, что это свои же? Или изрешетят дома на подходе, не задумываясь о том, кто в них?

— Идем на перехват.

— Самоубийство, командир!

— Мы — щит. В городе ещё полно гражданских.

В наушнике тишина.

Каждый думал о том, как поступить правильно. Что ценнее, своя жизнь, или жизнь врага, пусть и не держащего в руках оружия.

— Сегодня хороший день для смерти, пацаны! — Васёк старался сделать голос увереннее, но он дрожал.

— Покажем им каково иметь дело с третьей ротой!

— Погнали!

— Вперед!

— За Палыча!

Пустая бравада. Им было страшно. Дмитрий посмотрел на Айболита.

— Помоги им, — лишь произнес медик.

Вдох-выдох, вдох-выдох, пульс успокоился, нейросеть включилась. Глаза закрылись.

Подъём казался нескончаемым. Ступени петляли между величественных монументов. В каждом из них была сила тех, кто проливал кровь на этой волжской земле. Ступени убегали всё выше и выше. Вокруг толпы людей. Одни, как и он поднимались наверх, другие уже спускались. Эти ступени, словно дань памяти павшим. А подъём ни что иное как паломничество в поистине святое место. И пока здесь есть люди, память не умрет. Пока жива память, жив народ.

Ещё сто метров и слева показались купола православного храма. Слева он увидел Её. Величественная, грандиозная, бесстрашная. Обнажив меч, она звала своих сынов в бой с врагом. Призывала опрокинуть врага, как когда-то советские солдаты на этих берегах скинули немцев в Волгу, навсегда сделав подвиг Сталинграда священным.

Они сражались на чужой земле, но за свой страну, за свой народ…

Глаза распахнулись…

— За Родину, братцы! Ура!!!

«Ура!» кричали три десятка бойцов, пошедшие в бой за своим командиром. А где-то у них за спиной Родина-Мать воодушевляла их своим клинком.

Дмитрий сорвал пару ягод и съел. Кислые… Но настоящие. Не похожие на синтетическую еду из солдатского пайка.

Десять его парней так и остались навсегда в том пустыне, не дождавшись подлета «Аллигаторов», став вечными стражами безымянного города.

Проводник махал рукой. Поезд отправлялся.

В вагоне оказался новый попутчик. Щупленький старичок с седой, но опрятной бородой Деда Мороза угощал Анну и малыша мандаринками.

Старичка звали Семеном. Он ехал от сына из города назад к жене, которая уже год как не ходила. Сын хотел приехать, но в больнице было много работы, вот Семен и приехал сам, а теперь спешил назад.

Увидев Дмитрия, Петенька спрыгнул с лежанки и потопал босыми ножками к нему протягивая половину долек новогоднего фрукта.

Дмитрий присел на корточки и принял из рук малыша бесценный дар.

Что бы не происходило в мире, но это умение поделиться тем немногим, что у тебя есть, до сих пор сохранилось в крови наших людей.

То ли во рту осталась горечь рябины, то ли мандаринки были абхазскими, с кислинкой. Вкус детства, когда всё хорошо, когда ты не ходишь по лезвию ножа каждый день, а самая большая проблема в жизни размер санок, которые у Ваньки с третьего подъезда оказались больше твоих. Когда на столе полно еды, в углу сияет огоньками елка, а в телевизоре какой-то серьезный дядя говорит о чем-то важном. Но ты думаешь не о нем, а о подарке под елкой, который открыть дадут завтра, потому что ты уже два часа как должен спать.

В вагоне пахло цитрусами и свежей ветчиной, которую заботливо достала и порезала Анна. Уже почти была полночь, когда двери постучал проводник со стаканами в классических медно-латунных подстаканниках и бутылкой вина.

Все эти милые люди говорили тосты и чокались стаканами, а Дмитрий тихо сидел в углу и старался запомнить этот момент. Чтобы он навсегда остался в его памяти.

Он смотрел на добрые и радостные лица попутчиков. У каждого что-то случилось в жизни, что оставило на душе шрам, но так и не смогло изменить людей. Настоящих, живых, чувствующих. Иногда это кажется таким незначительным, но нет ничего ценнее живых и не разучившихся чувствовать людей.

А ещё Дмитрий чувствовал запах хвои. Не может быть аромата мандаринок без запаха еловых веток.

На утро попутчики разошлись. Напоследок Анна протянула свернутый клочок бумаги. Никто из них при этом не сказал ни слова. Слова не нужны.

Никто из них ни на что не рассчитывал. Но кто знает, может судьба ещё сведет их. Каждый подумал именно так.

Дмитрий выудил из рюкзака фонарик и подарил малышу, после чего ушёл навстречу заре.

Старенькая «Нива» с трудом, но всё же взобралась на отвесный холм.

Дмитрий вышел из машины и окинул бескрайние просторы своей Родины. Курганы холмов, поросшие деревцами и колючими кустами сменялись заснеженной степью где-то на горизонте. Солнце пробивалось сквозь стальные небеса, разбросав одинокие лучи по округе. А где-то в вышине парил степной ястреб в поисках полёвок.

Дмитрий упал на колени, зачерпнул руками снег из сугроба и умыл им лицо. Холод превращал дыхание в пар и щипал щеки.

Солдат вскочил на ноги, раскинул руки и закричал что было мочи. И это был не рык зверя-хищника, это был крик любящего жизнь человека.

Глаза резко раскрылись, возвращая разум в реальный мир. Мир, где взвод держал высоту. Внизу в ущелье змеилась узкая горная тропа. С юга доносился гул вертушек. И это были не наши «Ка». А ещё слышались крики на чужом языке, разносимые эхом.

Дмитрий вдохнул полной грудью. Горный воздух пах мандаринками, ветчиной и хвоей.

Васёк похлопал его по плечу.

— Мы с тобой до конца, брат.

Вдох-выдох, вдох-выдох, пульс замедлился, нейросеть включилась. Солдаты на позициях заулыбались, они тоже чувствовали запах мандаринок. Запах дома…

Дмитрий надел шлем.

— Это Шаман, к бою братцы! К бою!..

Малыш шёл домой в припрыжку. Он что-то радостно рассказывал. Анна слушала в пол-уха, думая о своем. Много всего накопилось, но у неё не было права на слабость, поэтому она улыбалась, время от времени говоря Петеньки, какой он молодец.

Возле подъезда с ноги на ногу переминался курьер. Увидев Анну и малыша, он засиял, узнав получателя, тут же подбежав и вручив посылку.

Женщина машинально провела браслетом по считывающему устройству, поблагодарила доставщика и пошла домой.

Там посылка оказалась на столе, а Анна принялась искать чем её открыть.

На коробке ничего не было написано. Малыш вертелся на стуле с нетерпением, съедаемый любопытством.

Когда с оберткой было покончено кухню наполнил запах мандаринок. Целая коробка маленьких оранжевых солнышек и свернутая пополам записка на простом листе бумаги.

Анна развернула её, медленно прочитала и улыбнулась.

После этого почистила мандаринку малышу и поставила подогреваться чайник. Сегодня у них будет нежданный, но почему-то очень дорогой гость.