Отчий дом

 

Земля Отца летит вслед за светом тысячи звёзд, разрезая носом Нечестивый Океан. Крылья её тяжелы; путь её далёк.

Ева летит над Землёй Отца, крылья Евы белы, как снежные шапки на полюсах Старой Земли.

Ева одинока под Небом, но не одна на Земле: у Евы есть Артём. И у них обоих есть Отец, папа, папочка…

Ева машет Артёму рукой, заложив крутой вираж; Дневное Солнце ласкает белые перья,

Она знает, что любима, и оттого счастлива. Счастлив и Артём: он знает, что любит.

Когда придёт время, он поведёт её к алтарю, держа за руку. Не Адам, а он, последний Артём нежно коснется губ последней Евы. Отец обвенчает своих детей, и может быть, им откроется Сад.

— Смотри, Артём! — смеётся Ева. — Смотри, как я умею!

Ева взлетает всё выше, её лицо краснеет от напряжения. По спине холодными струями льётся пот. Артём понимает, что она собирается сделать, и его наполняет ужас. Он помнит, чем это закончилось в прошлый раз.

— Не надо! Остановись! — кричит Артём.

Ева хочет дотянуться до Неба.

Снова. Опять!..

Небо — прохладное и гладкое. Небо — слишком высоко.

Увидеть своё отражение в синем стекле. Коснуться — хотя бы кончиками пальцев! А потом оттолкнуться от Неба ногами, набрать скорость, мягко спланировать на палубу.

Это нетрудно, если веришь своим крыльям.

Хрупкая фигурка девочки пытается удержаться в воздухе, словно бумажный журавлик, похищенный ураганом. Кувыркается, машет руками. Не крыльями.

«Ты сильный и быстрый. Но тебя почему-то никогда нет рядом, когда она падает», — сказал однажды ему с упрёком Адам.

Тогда Артём пристыженно промолчал. Чего уж скрывать — он был виноват. Он никогда не верил, что Ева может упасть. Не верит и сейчас.

Слишком далеко. Не добежать!..

Конечно, он не успевает. Но успевает другой.

Адам ловит Еву, стремительно теряющую высоту. Всё это время он прятался на второй палубе и тайком наблюдал за Евой. Адам… Такой грузный и нескладный, с хмурыми бровями, похожими на гусеницы. Гладит Еву по волосам, шепчет что-то ободряющее. Трудно поверить, что он, как и Артём — такой же сын Отца.

— Спасибо, мальчики, — улыбается Ева сквозь слёзы. — Кажется, я снова заставила вас волноваться.

Вот так всегда! Стоит появиться Адаму, Ева будто сама не своя. Смущенная, робкая.

— Ты обещал! — хмурится Адам. — Её крылья ещё не окрепли! Ей нельзя летать!

Его взгляд — словно острый край стального листа.

Что же ответить Адаму?.. Разве он понимает, что Еве проще запретить дышать, чем летать?.. Отец дал Еве хорошие крылья. Они выдержали бы и двоих.

Отец сказал: «Думай о небе Отца, о прекрасных зеркалах на нём, о радуге из огней Солнца Дня. Пусть полёт станет частью твоей души. Стань единым целым со своими крыльями, и тогда даже истинное небо, небо Сада, будет твоим!»

Артём понимал и верил. Он бы смог, он бы справился: высота его не пугала. Но Отец дал крылья Еве, а ему, Артёму — быстрые ноги, сильные руки и зоркие глаза. Всё, что нужно мужчине. В детстве, маленьким глупым мальчишкой, Артём невольно завидовал Еве. Он подпрыгивал вверх, нелепо размахивая руками и надеялся, что его лопатки дрогнут, и на волю с шумом вырвется большое и белое. Как-то раз он забрался на высокую лестницу в двигательном отсеке и спрыгнул вниз. Было страшно — но где-то глубоко теплилась надежда, что крылья проснуться, испугавшись смерти.

Стальные сёстры долго чинили его сломанные кости. Артём плакал и злился на Отца, такого жадного и несправедливого. Обеспокоенная Ева часто приходила в медицинский блок. Артём всматривался в её лицо, преданное и любящее, тонкое и длинное, словно морда белой лошади. Ева не была похожа ни на одну из дев Старой Земли.

Прекрасная. Совершенная. Дочь не смертной женщины, но Отца.

В тот миг Артём осознал, что Отец дал ему нечто большее, чем крылья.

— По мне, так это сущая глупость, — говорит Адам, тихо, чтобы Ева не услышала. — Организм человека плохо «заточен» под шесть конечностей. Это какое-то насилие над природой... Однажды Ева расшибется, и ты будешь виноват!

— Прекрати! — не выдерживает Артём. — Такой её создал Отец!

— Да уж, — хмыкает Адам. — Отцу виднее.

В голосе Адама слышится издёвка, и Артёму это не нравится. Пусть Адам хоть тысячу раз будет самым старшим из детей, но оскорблять Отца, Папу…

Конечно, Отец уже знает, что произошло. Вечные и преданные его слуги спешат уже на помощь Еве. Стальные сёстры парят над полом, словно печальные привидения. Их головы круглы и гладки, как блестящее яйцо.

Их руки ловки и умелы: легко зашьют рану, на раз-два починят сломанный механизм.

Их руки ласковы: Артём помнит их прикосновения к своим волосам.

Их руки из стали: если уж поймают, то не вырвешься.

Сёстры читали ему сказки, когда он был мал; помогали одеваться и учили ходить. Славные сёстры! Без них нельзя. И почему Адам их так ненавидит?..

— Время обеда! Проследуйте в пищеблок! Время обеда! — скрежещет одна из сестёр.

А другие тянут уже длинные руки к Еве; ощупывают, высвечивают красным глазом. Здорова ли девочка? Не пострадала ли?

Артём хотел бы ещё побыть с Евой. Но упираться бессмысленно: потащат силой и запихнут еду прямо в рот. А то и вовсе вольют питательный раствор прямо в вену.

Отец сказал: дети должны хорошо питаться.

Хорошо Адаму: он теперь взрослый, и сам по себе.

***

Сначала был голос: бесконечно добрый, обволакивающий, как пуховое одеяло. Отец говорил с Артёмом, лежащим под стеклянным колпаком.

Только безбрежное море света, только далёкая, едва уловимая музыка. Быть может, то пели ангелы вновь рождённой душе?

Самое первое и самое чистое воспоминание. Артём не знал боли; ни сожалел, ни гневался. Он хотел, что бы это продолжалось вечно, но Отец сказал: пришло время покинуть колпак и встать на ноги.

Так начался Артём.

***

Даже слово «дом» не могло вместить все те чувства, что Артём испытывал к Земле Отца.

Быть может, Дом? Или ДОМ?

Артём умел писать от руки. Адам научил его. Отец сказал: «Это бесполезное занятие» и посоветовал своему сыну сосредоточиться на овладении языками программирования в информационном зале. Но Артёму нравилось играть с буквами. Это лучше, чем играть с одиночеством. Ева была чересчур молчаливой и замкнутой, Адам — слишком взрослым, стальные сёстры — стальными, а Отец…

Отец был Отцом.

И всё, и никого больше, только хриплое и тяжелое дыхание корабля, и холодное молчание Нечестивого океана.

Как крепкая стена из маленьких кирпичей, жизнь детей состояла из правил, тридцати девяти «никогда». Одни «никогда» были просты и понятны, например, «никогда не заступать за красную линию, расчерченную на полу», «никогда — лестницы», «никогда — разговоры под светом Ночного Солнца»; а соблюдать иные оказывалось не так просто. Например, «никогда — ложь»...

Сегодня Артём солгал сразу всем: Адаму, Еве, себе и Отцу. Артём знал, что Ева упадёт, рано или поздно: но ничего не сделал.

Артём слишком хотел увидеть полет. Чудо, обращенное в плоть. Чудо, которое можно потрогать руками.

***

Артём и Ева — одни в полутемной, крохотной комнатке. Ева зовёт её «Страной Углов», ведь кроме этих самых углов и гладких стен, здесь ничего и нет. Однажды Адам нашёл это место и подарил Еве. Он всегда находил хорошие места. Адам сказал: эта комната — ошибка инженеров, что строили когда-то Землю Отца. Место, которого не должно было быть. Сюда не доберутся стальные сёстры, и даже Отец, быть может, не знает, что…

Нет, чушь, пустое; Отец знает всё.

Артёму нечего скрывать и нечего боятся; но мысль, что Страна Углов принадлежит только ему и Еве, странно греет душу.

— Тебе больно? — спрашивает Артём Еву, коснувшись царапины на её руке.

— Нет, — улыбается она. — Сёстры хорошо постарались.

Притомившееся Дневное Солнце гаснет; приходит холодный свет Солнца Вечера. Его лучи едва проникают сквозь узкие щели в потолке.

— Как ты думаешь, мы их увидим? — шепотом спрашивает Ева. — Других людей. Интересно, какие они?..

— У них нет крыльев, — уверенно отвечает Артём.

Ведь это правда. Ни у кого во всей вселенной нет таких замечательных крыльев, как у Евы.

Так сказал Отец.

Ева раздраженно дёргает плечом. На какое-то мгновение её лицо искажается страданием: крылья часть неё, они болят, как душа. Отец сказал: «Бедная моя девочка! Если хочешь, я сделаю так, что боль уйдёт навсегда». Но Ева отказалась: ей нравилось чувствовать крылья.

— Не думай об этом, Ева! Они просто люди, а мы дети Отца.

— Не могу. Я представляю их лица. Взрослые, юные, детские… каждый день. Постоянно.

«Поэтому ты падаешь», — хочется сказать Артёму.

— Мы их найдём, — он ободряюще сжимает её ладонь. — Или они нас. За этим мы и летим. Мы заберём их с собой в Сад. Земля Отца может вместить много людей.

За этим Отец и создал свою Землю, парящую меж звёзд. Но Артёму не нужно никаких людей. Ему вполне хватает одной лишь Евы…

— Знаешь… — вдруг говорит Артём. — Мне снится один и тот же сон. Уже несколько месяцев. И я не знаю, что с этим делать.

— Этот сон — обо мне? — смеётся Ева.

Артём качает головой. Он смущен:

— Нет, он вовсе не... Ой, прости!

Тридцатое «никогда». Никогда не говори того, что от тебя не хотят слышать.

— Всё в порядке, — качает она головой. — Ничего, что этот сон не про меня. Знаешь, Артём, а ведь я совсем не вижу снов.

Артёму хочется рассказать ей о пещере. Но ему страшно: а вдруг слова разрушат навсегда его грёзу?

«Отчий Дом вошел в систему Кита. Желаем вам приятного полёта! Скоро мы прибудем к месту назначения!»

Торжественный и чистый голос.

Когда Артём был мал, он верил, что это говорит Небесная Мать, невидимая и прекрасная. Но Отец объяснил ему правду. Артём понимал, как работает корабль. Вот почему Артём не только любил Отца, но и безмерно уважал: он никогда не обращался с Артёмом, как с глупым ребёнком.

Однажды хозяин Земли Отца собрал детей и рассказал сказку о Старой Планете. Страшной, грязной и измученной. О людях, грешных и злых, умирающих от эпидемий и войн. Отец собрал выживших и полетел в одному лишь Ему известные дали.

Так началась Земля Отца.

«Скоро мы прибудем…»

Артём слышал это и в детстве. «Скоро»… Но что для Отца время? Что для него «поздно», «рано», «завтра» и «когда-нибудь»? Они достигнут Сада, где живет вечность. Скоро или нескоро, тогда, когда будет нужно. Артём не мечтает о прекрасном Саде. Ему хорошо и на Земле Отца. Здесь тепло, вода чиста, а еда вкусна и питательна; в зале Познания множество книг, фильмов и иных преданий о Старой Земле — Артёму хочется погрузиться в каждое из них. А если что-то пойдёт не так, на помощь всегда придут стальные сёстры.

И чего не хватает Адаму?.. О чем так печалится Ева?

***

Отец хочет видеть Артёма: он нужен ему.

Лифт скользит по шахте, бесшумно и плавно. Артём считает этажи: двадцать, сорок пять… девяносто. Земля Отца — велика. Адам говорил, что всей их жизни не хватит, чтобы заглянуть в каждый её уголок. А Отец предупреждал о страшных опасностях, что поджидают на верхних этажах корабля. Для начала, Артёму нужно вырасти и стать сильным.

Сто пятьдесят. Сто восемьдесят.

Пока стальные сёстры учили Еву всему, что нужно женщине, Адам познавал куда более важные вещи.

Математика полёта. Законы физики и химии. Возможности собственного тела.

Преданность. Доверие. Вера…

Двести тридцать. Триста.

Стальная сестра с золотым лицом встречает его. Артём склоняет голову: ведь это последняя из сестёр, самая сильная и мудрая. Верная соратница и помощница Отца.

В покоях Отца — всегда тихо, ведь Он не любит шум. Только цветные огоньки перемигиваются в стенах, только зеркала на полу играются с лицами, только Нечестивый Океан страшно и торжественно молчит за огромными окнами-иллюминаторами.

— Здравствуй, сын мой! — улыбается Отец.

Второе «никогда». Не говори с Отцом, пока он не разрешит тебе говорить.

Артём медленно поднимает глаза: стальные сёстры научили его сдержанности и дисциплине. Сегодня Отец не будет учить его. На нем длинный золотой балахон, а не привычный серый костюм. Так бывает только в особенные дни.

— Иди за мной: я покажу тебе Сад.

Последняя Сестра уходит, плотно затворив за собой дверь. Сверкающий купол над головой раскрывается, словно гигантский цветок. Огоньки гаснут. Артём смотрит вверх и понимает, что во тьме есть не только тьма.

***

Давным-давно, когда Артём ещё не умел читать, на Земле Отца жили и другие дети.

Сэм, Валери, Михаил, Луиза, Анна… и, быть может, те, кого Артём не помнил. Если бы кто-то попросил его одним словом описать своё детство, он бы сказал: «мы».

На самом деле, слов, конечно же, было больше. Смех, шум, тепло, шалости, слезы, секреты, друзья…Скучал ли он?

Да. Нет.

В те времена Артём и Ева не были последними: они просто были.

«Последний» — значит единственный. Бесценный.

Теперь из старших остался лишь Адам. После того, как его почти все его сёстры и братья погибли, он изменился. Больше Адам не улыбался. Его лицо затвердело, как глина, обожженная в печи.

***

— О чем вы говорили? — хмуро спрашивает Адам.

Артём пожимает плечами:

— Он показал мне Сад. Это так красиво! Жаль, что ты не видел.

— Я тоже там был. Давно.

Артёму нравится стадион. Можно просто бежать и ни о чём не думать. Ветер в лицо — как настоящий. Сияющие шары над головой — не хуже того самого солнца, звезды Старой Земли. Множество рядов кресел, уходящих вверх. Сколько бы других людей поместилось на них?.. Страшно представить. Хорошо, что сейчас здесь только Артём и Адам.

— Тебе надо больше тренироваться, — назидательно говорит Адам. — Тогда ты сможешь добраться до командного центра. Там широкая вентиляционная шахта.

Артём успел привыкнуть к причудам своего брата. Адам был самым умным из детей. Вот только ему недоставало мудрости. Когда Артём и Ева ещё слушали сказки стальных сестёр о Старой Земле, Адам проводил часы и дни, изучая корабль. Адама интересовала каждая мелочь. Но неужели он ещё не понял, что «Земля» подчиняется лишь голосу своего создателя?

— Ты читаешь слишком много глупых историй, — злится Адам. — Этот чёртов корабль, вот что реально! Нужно развернуть его. И возвращаться домой, на Старую Землю, пока ещё не поздно. Две недели назад мы с тобой говорили об этом, и ты согласился помочь!

— Правда?.. — удивляется Артём. — Но я не помню!

Он действительно не понимал, что имеет в виду его брат. Артём знал, что Адам мечтает сбежать с Земли Отца, но считал, что это просто игра.

Адам вскакивает со скамьи:

— Тихо! Серая уродина рядом! Давай, побежали!

Стальная сестра. Появилась из ниоткуда: недвижная, будто мёртвая. Наблюдает за бегунами и записывает их достижения. Для Отца.

— Погоди! Адам, послушай… — кричит Артём вслед. — А бывает так, что один и тот же сон видишь каждую ночь? И так несколько лет подряд?

— Нет. С людьми такого не бывает. Это невозможно.

На двадцатом круге Адам отстаёт: его дыхание сбивается. Артём продолжает бежать.

***

Страна Углов щедра на тишину. Она верно хранит все тайны своей королевы и короля.

Артём обнимает Еву за плечи; она не вырывается, не вздрагивает, ведь это дружеское объятие брата и сестры.

«Какая гладкая кожа! — с восхищением думает он.

А ведь Ева уже не маленькая девочка. Скоро она станет взрослой, а может, уже стала…

— Артём, скажи, — задумчиво спрашивает она. — Правда, что скоро ты будешь смотреть на меня… иначе? Мы читали книги, видели фильмы… когда девочка становиться женщиной, а мальчик — мужчиной, они…

— Глупости! Я другой!

Но ему тоже страшно. Неужели однажды настанет день, когда он перестанет видеть свою Еву? Когда она станет для него лишь машиной для удовлетворения низменных потребностей?.. Нет! Разве люди Старой Земли были такими? Разве только инстинкты управляли их действиями? Духовное как-то уживалось с плотским в их слабых телах…

— Знаешь… — запнувшись, проговорила девочка. — Адам сказал, что я красивая. А ты всё больше молчишь.

«Но разве об этом нужно говорить?» — смущенно думает Артём.

— А если я хочу… — вдруг говорит она, нахмурившись. — Хочу, чтобы ты посмотрел на меня. И не только…

Ева резко поворачивается к Артёму. Он падает на спину, не удержав равновесия.

— Смотри на меня… — шепчет Ева, склонившись над его лицом.

Губы находят губы. Пальцы дрожат — не верят. Сердце бешено стучит в груди.

Время повзрослеть пришло.

— Ева, погоди! Отец сказал, что…

— Молчи! Его здесь нет!

Артём вздрагивает. Ему вдруг кажется, что в каждом углу стоит по высокой фигуре в золотом одеянии; божества укоризненно смотрят на мальчика. Игра света и теней, не боле; но мальчика пробивает холодный пот.

Страна Углов становится Страной Отцов. Чужой страной.

— Я не могу. Прости, Ева!

Она отпускает мальчика. Ложится на спину рядом. С силой ударяет по полу кулаком:

— Я ведь всё сделала правильно. Как в том фильме! Как учили сёстры! Ну почему мы не можем, почему?..

— Зачем нам всё это?

— Прекрати, Артём! — злится она. — Мы словно машины — холодные, бесчувственные. Как мы можем понять ту великую и вечную любовь Отца, если даже не любим друг друга?..

«Но я люблю!» — хочется закричать Артёму, но он снова молчит.

Ведь он так быстро забыл своих старших сестёр — Валери, Луизу. Какой у них был цвет глаз? Любимая еда? Если бы на их месте была Ева, вспоминал бы он о ней хоть однажды?

Маленькая страна вдруг становится ему тесна.

— Мне нужно пройтись. Одному. А ты посиди тут, хорошо?

 

***

Отец и его Сад. Иногда хозяину корабля кажется, что это единственное, что он когда-либо любил. Если бы кто-то попросил Отца описать Сад одним словом, он бы сказал: «краски».

Золотые поля, зеленые леса, яркие лепестки удивительных цветов, голубые змеи рек…

Здесь, в сумрачных покоях Отца. На стенах, полу и потолке. Так близко, что можно дотронуться рукой.

Тысячи проекторов умело воспроизводят объемную и реалистичную картинку. Никто бы в здравом уме не усомнился в её правдивости. Никто из детей. И не только — детей…

Множество талантливых художников не один год создавали эту красоту, шаг за шагом. Они не просто справились, они превзошли себя.

«…атмосфера планеты Сад по составу близка к земной. А гравитация ниже: только взгляните на эти огромные деревья! Но компания «Отчий Дом» позаботится о будущих переселенцах: наши инновационные таблетки позволят адаптироваться даже к…»

— Хватит, — Отец раздраженно щелкает пальцами. — Выключи!

Приходит привычный полумрак и Отец остаётся один. Почти один: между панелью управления и дверями лифта стоит Последняя Сестра. Она всегда там.

Отец закрывает глаза и слушает, как дышит его Земля. Он знает все оттенки и полутона этой хриплой песни старого корабля. И легко распознает малейшие неисправности, как опытный музыкант — фальшь в отлично, на первый взгляд, сыгранной пьесе.

Но сегодня все хорошо. Так хорошо, что даже страшно.

«…Мы словно машины — холодные, бесчувственные. Как мы можем понять ту великую и вечную любовь Отца, если…»

Даже сквозь помехи в записи слышно, как голос Евы дрожит.

«Я и не заметил, как быстро выросли мои дети, — вздыхает хозяин нарисованного сада и отключает мониторы слежения. — Бог мой, всё зашло слишком далеко!..»

Его взгляд на миг встречается с пустыми глазницами Сестры. О да, она понимает ситуацию куда лучше него.

Последняя Сестра умеет ждать. Она знает, что время её придет: плач — ни плачь, спеши — ни спеши…

— Скоро, — говорит он словно не ей, а самому себе. — Нужно ещё кое-что сделать.

***

Солнце Ночи. Огненный шар, просыпающийся, когда дети ложатся спать. Его алые лучи растекаются по коридорам. Словно сердце великана, оно гонит свой кровавый свет по всем отсекам и коридорам…

Именно таким представлял Артём ночной режим корабля. Когда-то это пугало мальчика. Теперь детские страхи остались в детстве, но всё же…

Спальная каюта, освещённая алыми всполохами ночных ламп, напоминает пещеру первобытных людей. Вот огонь очага, вот медвежья шкура, вот мягкие руки хозяйки и матери, вот дети, дремлющие на коленях... Любимая история Артёма. Настолько старая, что могла оказаться правдой. Он часто видел её в своих снах.

И всё же… неужели люди действительно когда-то жили так?

В нынешнем «логове» Артёма не было ничего, кроме койки, прикрученной к стене. Всё, что ему нужно.

Климат-контроль «Земли Отца» обеспечивал тепло и без медвежьих шкур. А слово «дети» для Артёма мало что значило. Маленькие люди, о которых нужно заботиться?.. Да, что-то вроде этого.

Артём ложится на спину и закрывает глаза, но сон не приходит

То ли потрясение, пережитое мальчиком в Стране Углов, было столь велико, то ли тепло воображаемой Пещеры из его снов на миг поглотила все запреты Отца… Так ли уж это важно? Происходит то, что происходит. Артём, наконец, вспоминает утраченное.

Однажды Адам заметил, что Землей Отца что-то не так. Он рассказал это Сэмюэлю и Валери; они поверили и испугались. Испугался и Артём — за Адама.

«Когда-нибудь ты скажешь, что и Отцом «что-то не так»! — сказал тогда Артём.

«Я уже говорю это, — рассмеялся Адам. — Завтра мы отправляемся в командный центр. Ты должен пойти с нами; и возьми Еву с собой: она нам понадобится».

Но Артём ничего не рассказал Еве, самой младшей и наивной из детей. И не пришел к Адаму, Сэмюэлю и Валери. Они, верно, долго ждали его. Жалел ли он о том?.. Нет, никогда, ведь он сохранил Еву, а иначе с ней бы сталось то же, что и с Валери.

Артём вдруг замечает движение в углу комнаты. Сквозь сумрак пещеры проступает высокий силуэт.

— Т-сс! Не вставай! — Адам прижимает палец к губам. — Отец не знает, что я здесь. У камер в коридорах есть слепая зона.

— Адам? Ты меня напугал!

— Хотел поговорить наедине. Вчера я достал кое-что интересное. Похоже, это план. Где-то должны быть шлюпки. Маленькие корабли с системой жизнеобеспечения. Маневренные и быстрые. Если уж развернуть Землю Отца невозможно, то...

— О чём ты?! — в ужасе шепчет Артём. — Там же Нечестивый Океан! Мы погибнем.

— Может быть, — соглашается юноша. — А может, и нет. Может, мы сможем улететь домой.

— Но ведь… Ты же был в зале познания? Читал архивы новостных сводок?..

Адам криво усмехнулся:

— А ты веришь в это, а?

Артём молчит. Ему нечего ответить Адаму. Обёрнутый с головы до ног в рваные тени, Адам выглядит не молодым юношей, а стариком.

— Знаешь, иногда я вижу прошлое, — тихо говорит старший из братьев. — Голоса, силуэты… так много людей! Но иногда мне кажется, что это не моя память.

Взгляд Адама мутнеет. Артём понимает, что его брат сейчас там — в сердце своих грез.

— Огонь. Взрывы. Крики. Стрельба. Здесь, на корабле! Что, если те, кто жил до нас, восстали против Отца? И он их…

Артём затыкает уши руками. Это выше его сил. Адам понимает его чувства, и надолго замолкает.

Младший брат первым нарушает болезненную тишину:

— Ты злишься на меня? За то, что я тогда не пошел с вами?

— А, так значит, ты вспомнил? — Адам грустно улыбается. — Вот только надолго ли?.. Нет, не бойся, я тебя не виню. Только не тебя!

Артём облегченно выдыхает.

— Наша семья… знаешь, когда я думаю о них, становится больно. Вот здесь, — Адам дотрагивается ладонью до груди. — Не физически. Это словно воспоминания о ране, которой никогда не было. Нечто необъяснимое, но мучительное. Это и есть душа. Ты когда-нибудь испытывал что-то подобное?

— Нет, — качает головой Артём.

— Так я думал. Вы с Евой всегда такие беспечные. Будто машины. Куклы, а не люди из плоти и крови.

— Что?! — в голосе Артёма сквозит неподдельный ужас. — Мы не куклы! Мы настоящие!

— Как бы то ни было, только Отцу известна правда. А мы лишь заложники его воли.

— Отец знает лучше! — упрямо повторяет Артём.

— Да, — грустно улыбается Адам. — Отец знает…

***

— Я ждал тебя, Артём. Что тебя беспокоит? Расскажи, не бойся.

«Адам! С ним творится что-то странное! С ним — и со всеми нами!» — почти говорит Артём.

Но что-то останавливает его, и мальчик замолкает.

— Ты что-то сказал?

— Прости, Отец. Я думал о Еве. О нашем будущем венчании. Что, если она к тому времени разлюбит меня?

— Этого не случится, — уверенно отвечает Отец. — Она создана для тебя.

Правдивая Страна — ещё теснее, чем Страна Углов. Здесь светло и прохладно, здесь хорошо молчать и хорошо говорить. Отец не торопит, не злится, не осуждает. Лишь слушает. И если сын его будет честен, дарует утешение.

— Отец, скажи, когда я стану таким, как Адам?

— Не стоит торопиться быть взрослым, — качает головой Отец. — Там много боли.

— Где — там?.. — недоуменно спрашивает Артём.

— В настоящей жизни. Это словно буря, она тебя унесёт, закружит, переломает…

Артём прислушивается сердцем, так, как учил Адам. Шутка ли — в словах Отца, всегда уверенных и светлых, сквозит печаль. Он прячет её на дне своих глаз. Они глубоки: могут вместить многое. Они удивительные, эти глаза. Ярко сияющие — под Солнцем ночи и дня. Словно сотканные из тысяч кристаллов. Такие глаза могут принадлежать только божеству.

— Стальные Сёстры говорят, что твои физические показатели близки к идеальным. Ты молодец. Когда мы прибудет в Сад, мне понадобится твоя сила.

Артём думает не о Саде, а о погибших друзьях. О тех, рядом с кем он вырос и кого почти забыл. Ночной разговор с Адамом ещё больше всколыхнул его воспоминания.

Мог ли Отец не знать о том, что задумали тогда Адам и Валери? Ведь он всевидящ! Нет, глупости! Они сами виноваты в том, что...

— Что беспокоит тебя, сын мой?

Отец ободряюще гладит сына по голове. Руки Отца — тёплые, мягкие. Сильные, как у Стальных Сестёр. Руки Создателя. Нет, не из стали сотканы они, а словно из времени, из самой вечности…

Артём больше не может молчать: ведь он в царстве Правды; а ещё он устал, очень устал…

— Адам, — твёрдо отвечает мальчик. — Меня беспокоит Адам.

Артём рассказывает всё, не утаив ни единой детали. Артём виноват: мыслями своими он согрешил.

Но Отец, конечно, прощает его. Утешение проникает в вену через крохотную иглу, его тепло растекается по телу и наступает покой.

***

У Евы было две Евы: маленькая и настоящая. Если бы Ева помнила свою первую жизнь, она описала бы её единственным словом: «Я». Открыв глаза, Ева увидела Еву — собственное лицо в синем стекле.

Комната без дверей и окон. Честная комната: ведь в ней одни зеркала, а они никогда не лгут. Страна Отражений, одинокая страна. Место, где Ева выросла.

Прошло немало времени, прежде чем пришли стальные сёстры и Отец. Сначала они просто смотрели.

Отец называл свою дочь, «особенной», а ещё «первой девочкой».

«Ты настоящее чудо, моя маленькая Ева!» — часто говорил он.

Но Ева не видела в своём существовании ничего чудесного. Кривые ноги, уродливые наросты на лопатках, хриплое дыхание... «Первая» — не значит идеальная.

Она жадно впитывала сказки стальных сестёр, предания Старой Земли и истории Отца. В них было много боли; но не меньше, чем в маленькой жизни в стране Отражений.

Ева тосковала по красоте, не осознавая до конца, что же такое красота. Однажды она сказала Отцу, что хочет летать. Глупое, наивное желание ребёнка.

Отец сказал: «Ты просишь невозможного».

Время шло, и маленькая Ева узнала, что на Земле Отца есть и другие дети. Они не были ни первыми, ни особенными, и Ева ненавидела их за это. Однажды она привела одного из мальчиков в двигательный отсек и столкнула с двадцатиметровой высоты. А потом неожиданно спрыгнула следом за ним. Мальчик выжил, а маленькая Ева закончилась навсегда.

Когда Отец с большим трудом восстановил её мозг, то спросил, зачем она это сделала.

«Я хочу быть единственной. А если это невозможно, то жизнь не имеет смысла», — сказала она, прежде чем её сознание угасло.

Исправить ошибки легко, если знаешь, где ошибся; Отец знал. Отец знал всё.

Когда новая Ева, настоящая Ева проснулась, она не помнила ничего из своей первой, маленькой жизни. На замену холодному и одинокому «Я» пришло «Они». Другие люди, другие дети. Отец, Адам, Артём. Лишь иногда, в редкие минуты печали она недоверчиво ощупывала спину, чтобы проверить, действительно ли там крылья, а не костяные наросты.

 

***

Земля Отца летит сквозь Океан, всё ближе к Саду.

Кружатся беспечно дни и месяцы, легкие и светлые, как белые перья. Это время без времён, нечто среднее между сном и бодрствованием. Хорошее время; хорошее, но не вечное. Но дети, конечно, этого не знают, и потому счастливы.

Ева и Артём — вместе; все горести и сомнения позабыты. Он учит её летать, а она больше не падает. Ева тоже получила утешение. Теперь она много смеётся, а крылья больше не болят.

Счастливым детям Отца больше не нужна маленькая страна, скрытая от глаз, и её углы, оказавшиеся слишком острыми.

Адам подолгу наблюдает за своим братом и сестрой. Недвижен и хмур, словно монумент какому-нибудь печальному событию. В конце концов, Адам не выдерживает. Он подкарауливает Артёма на стадионе. Сбивает с ног, с силой встряхивает его за плечи.

— Очнись хоть на минуту!— Адам почти кричит.

Артём мягко, но уверенно сбрасывает руки брата:

— Мне нужно тренироваться; ты мешаешь.

— Погоди!.. Помнишь, ты говорил мне о сне, том самом, про древних людей, лес и пещеру?

— Да? — рассеянно улыбается Артём. — Я все-таки тебе рассказал?.. Знаешь, теперь мне кажется, что это были не мои сны. Нет, не волнуйся, брат! Я сам попросил Отца дать мне утешение.

— Что?.. — замирает Адам. — Значит, я сам узнаю всё! И без твоей помощи!

— Мне нужно идти, — отстраняется Артём. Ему неприятен этот разговор.

— Сколько ты ещё будешь прятаться за утешением?! — кричит Адам ему вслед. — Я говорил с Евой! Я спросил, любит ли она тебя. И знаешь, что она мне сказала?! Что она ответила?!

Артём ускоряет шаг.

***

Я не знаю.

Местоимение, частица, глагол. Просто фигура речи. Она не может приносить страдания, она может лишь быть сказанной, написанной, напечатанной. Это — её удел.

«Я не знаю, я не знаю, я не знаю…»

В Артёме больше нет боли, ведь Отец утешил его. Верно?..

«Грустно ли мне? Обидно ли?..» — думает мальчик.

Да! Нет?..

Я не знаю.

***

Если в нужный момент поймать за хвост красную линию и подружиться с доброй лестницей, Земля Отца откроет много забытых дорог и загадочных стран: не только Страну Углов или Правды. В далеких землях, укрытых от чужих глаз, стальные сёстры обращаются в недвижную гору металла, а динамики, всегда передающие умиротворяющий голос Отца, исторгают лишь шипение.

У всех есть место, куда хочется возвращаться; было оно и у Адама.

Адам приходит сюда, чтобы сбежать от одиночества. Но одиночество всегда догоняет.

Если бы Ева была здесь… Но нет, ей не забраться так высоко. А вот Артём бы смог: но не станет. Младший из сыновей не доверяет лестницам.

Перед Адамом — несчетное множество голографических картин. Все они изображают других людей, молодых и старых, женщин и мужчин. Тех, кто жил когда-то на Земле Отца. Тех, кто отдал за неё жизнь. Кого-то забрали болезни, кого-то — сбои в системе жизнеобеспечения, кого-то — старость…

Под каждой картиной прячется история. Ждёт, когда дрожащие руки нажмут на блестящую кнопку, ждёт, чтобы рассказать себя. Адам понимает их жажду. Он и сам мечтает, чтобы через десять, пятьдесят, сто лет память о нём была высечена в камне, обращена в слова, снята на кинокамеру… Пусть даже никто не придет в пустой зал с картинами в тяжелых рамах, пусть повесть его жизни никогда не будет прочитана… Пусть даже так, пусть!..

Страна Лиц, безмолвная страна. Она напоминает тронный зал: огромное пустое пространство, тонущее в собственной старости и пыли… Вот только пыли здесь нет: вместо неё под ногами хрустит белая пыльца, похожая на снег. Она ядовита. Это неизвестное Адаму вещество, которым обрабатывали стены и вентиляционные шахты верхних этажей Земли Отца. Что-то пошло не так, и оно начало кристаллизоваться и выделять удушающие пары. Похожая дрянь когда-то убила сестру Адама, Валери. К счастью, теперь у старшего сына всегда наготове респиратор.

Истории Страны Лиц — многолики. Некоторые не только говорят, но и показывают, проецируя на стены видеозаписи. А в некоторых нет ничего, кроме двух слов: фамилии и имени.

Что поделать? Путешествие оказалось слишком долгим. А другие люди — такие хрупкие!

Отец сказал: его дети — другие. Они не умрут. По крайней мере, не так быстро.

Однажды Адам сказал своему младшему брату, что корабль должен вернуться на Старую Землю. Теперь Адам не уверен, что это правильный путь. Исследую новые страны Земли Отца, Адам находил всё более противоречивые данные. Он уже не знает, чему верить.

«Я сбился с дороги», — с горестью думает он.

Он мог бы спросить Отца; но хозяин корабля будто бы избегает Адама.

Старший сын интересует его меньше остальных. Он задаёт неправильные вопросы, он слишком нелепый, слишком взрослый; отыгранная карта.

Хотел ли Адам, чтоб Отец был к нему так же внимателен, как к Артёму?..

Нет! Да?..

Старший сын. Нелюбимый сын.

«Я не остановлюсь. Я буду искать! И тогда…»

***

Бойтесь стен. Бойтесь дышать. Бойтесь бежать, но и стоять недвижно — тоже бойтесь.

Отец хитёр. Отец знает всё. Отец знает.

Надо пройти. Все эти этажи, все лестницы, все шахты. Холод и огонь. И тогда Земля Отца станет нашей!

«Зачем, Адам?.. Ведь она и так ваша: вся, до последней палубы! Но я прощаю тебя! И я дарую…»

«Мне не нужно твоё утешение! Я лучше умру, чем…»

«Как хочешь. Однажды ты сам придешь ко мне. Ты поймешь, как это больно — помнить собственные ошибки».

«Я всё сделал правильно!»

«Ты убил их, мой мятежный сын. Своих сестёр и братьев. Если бы ты не позвал их с собой, они бы…»

«Нет. Это твоя проклятая Земля уничтожила их!»

***

Адам, Артём и Ева. Наконец, вместе.

Старший брат долго блуждал по далеким странам Земли Отца: Артём уже начал волноваться. Вчера Адам вернулся. На лице его поблескивала улыбка, — редкий гость для Адама; такая хрупкая, словно была сделана из стекла. Скажи хоть слово, спроси хоть о чем-нибудь — и она рассыпется, исчезнет без следа. И потому Артём берег слова.

Адам медленно спускается вниз по бесчисленным рядам стадиона. В этот момент Артём вдруг замечает, как же его брат похож на Отца. Пусть даже и издалека… Походкой? Осанкой? Нет, чем-то неуловимым.

— Иди к нам! — приветственно кричит Ева. — Сегодня Артём удивил даже стальных сестер! Ты бы видел, как он бежал!

— Конечно, Артём молодец, — кивает Адам. — Нет, не поднимайтесь, ко мне! Стойте там, где стоите!

Улыбка не исчезает: по-прежнему рядом! Но теперь она почему-то пугает Артёма. Он невольно отступает на шаг.

— Сад, — говорит Адам, глядя в пустоту. — Прекрасный, удивительный сад. Место, куда мы летим. Я узнал… кое-что. Нет, не спрашивай.

Артём вдруг видит, что в руках у Адама — два кожуха с торчащими пучками оголенных проводов. На их кончике посверкивают голубые разряды тока. Они могут принести много вреда, если коснутся незащищенной кожи. А если два конца проводов соединятся вместе…

«Где же Отец?! — хочется закричать Артёму. — И сестёр, как назло, нет рядом!»

— Я не хочу жить в таком мире, — качает Адам головой. — Не хочу быть… последним.

— А тебе и не нужно! Хочешь, я буду последним вместо тебя? Только брось эти штуки!

Артём не ждет ничего плохого: он всего лишь протягивает Адаму руку.

— Береги Еву, — тихо говорит Адам и соединяет провода.

Свет над головами детей вдруг становится ослепительно ярким, а потом гаснет. Загорается рыжеватое резервное освещение. Стадион погружается в ржавый сумрак.

В этот самый миг Артёма ударяет памятью. Резко и больно, словно тяжелой плетью.

Вот, Адам учит маленького Артёма ходить, крепко держит за руки, шепчет что-то ободряющие; вот они — все трое, вместе, Ева сидит плечах Адама, а Артём, смеясь, бежит впереди; вот Артём вместе с Адамом прячутся от стальных сестёр, а Валери и Луиза отвлекают своих нянек, притворившись больными.

Зачем Отец стер эти воспоминания? Почему не оставил младшему сыну хоть что-нибудь?..

Артёму нужно время, чтобы осознать всё это. Ведь это очень старая память: не то, что можно испить одним глотком. Но время будто перестает существовать. Или, наоборот, становится слишком существенным. Таким настоящим, что можно потрогать руками. И таким жестоким!..

Артёма, одаренного беззаботностью Отца, словно пронзает насквозь холодной и острой иглой. Больно. Как же больно! Где-то там, внутри, там, где душа.

«Каково же Еве? — с ужасом думает Артём. — Если уж мне так плохо, то она…»

Ева лежит на полу, без сознания. Кажется, её лицо такое же белое, как крылья.

Из груди Артёма вырывается крик, проноситься над полом и ударяется о пустоту.

— Я один? Я что теперь, здесь один?.. — недоверчиво спрашивает Артём Землю Отца.

— Не бойся. Я рядом.

Сначала мальчик видит золотую мантию, и лишь потом — глаза; родные, бесконечно печальные. Отец?.. Всё это время… он был здесь? Стоял и смотрел?

Отец медленно подходит к Адаму, опускается на колени, гладит по волосам.

— Спаси Адама! — просит Артём. — Ведь ты можешь! Пожалуйста!..

— Нет, — он медленно качает головой. — Я больше не буду мучить его. Адам делал это множество раз. Снова и снова. Я восстанавливал его. Стирал память.

— Восстанавливал? — восклицает Ева. — Но ведь это…

— Это было нетрудно, — вздыхает Отец. — Ведь Адам — андроид.

Отец снимает с плеч свою золотую мантию и укрывает тело своего старшего сына.

Ева постепенно приходи в себя; она избегает смотреть на место, где упал Адам. Она смотрит только на Артёма.

— Я сделал его слишком похожим на человека. И его, и других старших детей. Валери, Луизу, Михаила… Это было ошибкой: в одиночестве мы стремимся к саморазрушению.

Адам не осознавал, кто он такой. Это часть его программы.

— Он был… добр к нам, — хрипло шепчет Ева.

«Он был куклой, — проносится в голове Артёма страшные слова. — Но кто же тогда мы с Евой?..»

Артём не хочет этого знать.

— Умереть, считая себя человеком, разве это не высшее благо? — задумчиво произносит Отец.

— Мне нужно… утешение! Нам нужно! — шепчет Артём. — Отец, папа… всё это слишком для нас!

Помедлив, Ева кивает головой. Артём ободряюще сжимает её руку:

«Потерпи, Ева! Сейчас всё закончится. Это боль, это страшная боль исчезнет!»

— Нет, — говорит Отец строго. — Я хочу, чтобы вы сохранили ясность мысли и выслушали меня. Пришло время повзрослеть.

Артём смотрит на безжизненную руку Адама, виднеющуюся из-под мантии. Ему кажется, что сквозь кожу старшего брата просвечивает сталь.

***

Отец и дети. В тишине Страны Правды. Скоро она станет страной Настоящей Правды, а еще Страной Разочарований.

Отец склоняет голову, и Артём с Евой понимают, какой же он старый. Дети верили, что Отец бессмертен — но теперь увидели, чего это ему стоило.

— Я… преступник, Артем. Я подумал, что Бог оставил нас и решил взять на себя его функции, его бремя!..

Артём молчит. Он слишком поражен, раздавлен, опустошен, чтобы осознать до конца слова Отца.

— Вы были первыми из… удачных, — Отец качает головой. — Мы экспериментировали, перемешивали ДНК, вызывали мутации… но дети умирали. Нам нужно было нечто совершенное. Существа, способные выдержать перепады температур, недостаток кислорода и перегрузки.

Артём чувствует какую-то странную гордость: всё-таки, он настоящий! Сын Отца, из плоти и крови!

— Но вы получились такими… нестабильными! Я боялся вас потерять. Поэтому создал утешение. Это наркотик. Самый совершенный из известных человечеству.

Может быть, какая то часть Артёма подозревала что-то подобное. Но его устраивало такое положение вещей. Чем бы утешение ни было, оно было утешением.

— …Состав, которым обработали коридоры верхних этажей, оказался ядовит. Инженерная ошибка? Диверсия? Кто знает... Нет, для вас это не опасно! Я предусмотрел это, когда создавал вас. Но почти весь экипаж и пассажиры погибли. В наших легких медленно копилась отрава, а мы даже не знали об этом. Я выжил… благодаря случайности.

Отец выглядит смущенным. Он впервые опускает взгляд.

— Жаль, что все закончилось так. Сначала «Земля Отца» была просто бизнес-проектом. Но потом, когда на Старой Земле разразилась катастрофа, она стала ковчегом.

Ева зажмуривается. Какое-то слово вертится у неё на языке. Быть может, «другие люди»?

Но Отец словно не видит её. Он говорит не с детьми, — с собой.

— Нет, там действительно никого не осталось. Условия нашей родной планеты не пригодны для жизни. Те, кто был умен, заранее подготовили свои корабли и разлетелись кто куда. Может, они до сих пор, как и мы, блуждают где-то в космосе. Ищут свою новую родину, невозможный Сад…

«Сад»… Простое и прекрасное слово. Но оно убило Адама.

— Это лишь красивая легенда, дети мои. Я должен был дать вам мечту. Нельзя жить без мечты, без веры… Лучше лететь куда-то, чем просто лететь. Тем более теперь, когда вам придется остаться одним. Ведь я слишком стар: моё время подходит к концу.

Наверное, утешение ещё действует, ведь Артём и Ева спокойно слушают Отца. Они не кричат и не спорят: ведь они в Стране Правды, стране, где хорошо молчать.

Первое «никогда». Никогда не осуждай Отца: он никогда не ошибается.

***

Из воспоминаний Последнего Артёма

"Мы" исчезло. И стало "Я и Она". Похожие. Разные. Одинаково одинокие. 

Из того сумбурного и пугающего рассказа Отца я понял немного. Отец нервничал, потирал руки, озирался… словно куда-то торопился, решив напоследок разом вывалить нам всю правду. Конечно, тогда я видел его совсем по-другому. На моих глазах происходила, по меньшей мере, гибель Бога.

Потребовались годы, чтобы окончательно сбросить наркотический дурман. Только тогда я и начал по-настоящему ощущать время. И увидел, наконец, себя настоящего. Из зеркала на меня смотрел не мальчик, не подросток, а взрослый мужчина.

Хозяин Земли Отца рассказал нам не всё. Путешествуя по этажам и коридорам, я находил заброшенные храмы, несчетные места поклонения, где когда-то собирались последователи неизвестного мне религиозного культа. В зале познания об этом почти ничего не говорилось. В паре документов были упоминания о неких «Отцах всех», жестоких лидерах, выбиравшихся из лучших представителей человечества. Они управляли планетой и воевали между собой. Видимо, однажды их войны зашли слишком далеко.

Я думал о людях, чьи истории навечно остались в стране лиц. Действительно ли большую их часть убил яд? А может, они воевали между собой, или даже Отцом, как в воспоминаниях Адама?..

Меня больше не интересовали подобные вещи.

Ева так и не смогла отказаться от утешения и всю свою жизнь получала его от стальных сестёр. И это было лучшим выходом: моя сестра всегда воспринимала жизнь слишком остро; не утешившись, она бы кончила, как Адам.

Отец прожил еще около года. Он сказал, что не хочет медленно умирать на глазах детей. А потом ушел в шлюзовой отсек. Системы Земли Отца были настроены на голосовое управление, поэтому мы не могли ничего сделать. Когда питание включилось, в шлюзе никого не было. Отец просто вышел в открытый космос. Какая-то часть меня верила в то, что Отец летит меж звезд, широко раскинув руки, и ищет Сад, вечный и священный; ведь вера — не то, что можно уничтожить в один момент.

Мы о так и не осмелились заговорить с ним о Саде, несуществующей и невозможной планете, нашей прекрасной мечте.

Теперь корабль подчинялся нам. По звёздным картам можно было бы проложить любой курс: в какое угодно место, кроме, разумеется, Старой Земли. Чтобы вернуться на родину человечества, не хватило бы ни нашей жизни, ни ресурсов корабля. Мы не имели понятия, куда лететь, и оставили выбор системе. Радары Земли Отца непрерывно искали сигналы космических станций и кораблей. Их охват был велик: нас услышали бы даже на Старой Земле, и если бы хоть кто-нибудь мог ответить, нам бы ответили. Тишина и долгое ожидание заполнили наше существование, словно ледяная вода, наполнившая до краёв стеклянный сосуд.

А потом мы перестали ждать и начали жить. Это продолжалось долго: Отец не соврал. И мы были счастливы, не смотря ни на что. Ева стала такой же беспечной и наивной, как раньше. Она забыла Адама и предательство Отца, а я — помнил.

В старости мне часто снился лес и моя пещера; и раскаты грома над головой, и дым от костра. И женщина с курчавыми волосами и тяжелым подбородком, поддерживающая огонь. И хриплые взлаивания псов, сторожащих вход. И широкие, неохватные стволы деревьев…

Я почти ненавидел этот сон.

Я знал, что уйду раньше Евы: стальные сёстры рассказали мне. Среди них была особенная сестра, последняя сестра. Она знала, как устроить уход без боли и страха; но я отказал ей. Мне хотелось почувствовать смерть. Когда мне осталась пара часов, я попросил сестёр посадить меня в спасательную капсулу и отправить прочь от Земли Отца и Евы. Я думал, что встречусь со смертью лицом к лицу, как воин из моих снов. Но мы разминулись: от перегрузки я сразу потерял сознание.

 

Так закончился Артём.

***

Ева лежит под Небом Отца, её тело тяжелое и неповоротливое. Что поделаешь: старость. Ноги давно не ходят, а крылья усохли и отвалились. А ведь было время!.. Как она кружилась над Землей Отца, как летала над её многочисленными странами!.. Да, они с Артёмом побывали в каждой из них, и сколько чудес они там видели!

Артём сказал: если будет слишком больно, позови последнюю сестру. Её руки умелы, сильны и ласковы. Игла протыкает тоненькую вену. Боль уходит. Становится хорошо.

Артём улетел за другими людьми. Он нашел их! Поймал сигнал и полетел навстречу. Они, конечно, помогут старым детям. Другие люди — добрые. И красивые. И умные, как Отец… нет, как Артём!

— Они здесь, Ева! Я их привёл!

Её брат рядом. Старая Ева пытается встать, но падает на подушки. За прозрачными дверями медблока она замечает множество силуэтов: мужских, женских, детских… Они все ждут её, все хотят её видеть. Ева плачет: она счастлива. Сейчас сёстры поднимут её на ноги, и она побежит к ним навстречу. Ох, как же она побежит!..

Испугавшись смерти, за её спиной просыпаются крылья.

Последняя сестра проверяет, работает ли Нейрогаллюциноген. Показатели на экране соответствуют норме.

«Последняя Ева уходит. Выполняю программу «Сад»».

Лицо биологического объекта разглаживается. На губах проступает улыбка.

Аппарат констатирует смерть. Всё в порядке.

 

Земля Отца летит сквозь черный космос, сквозь время и пространство, блуждает в одной только ей известных далях.

Земля Отца летит.