Свцкий

Голоса уже начали отделяться от своих обладателей и превращаться в сплошную шумовую массу; — затем шум разбивался на мириады крошечных кубиков, — кубики врезались в него, прошивали его тело насквозь и с чавканьем вырывались наружу с другой стороны — и выносили прочь по кусочкам то целое, что помогало ему не рассыпаться тут же, когда в 6:07 после полуночи он поставил обе ноги на подогретый пол и рывком поднялся, — Свцкий улавливал тихие щелчки и скрип суставов, он слышал ток крови в аорте и плеск соляной кислоты в желудке, — но тут же сказал себе что-то вроде, — или не что-то вроде, но с тем же посылом:

— Я живой, бессмертный и мне нужно много работать!

Наверное, он был прав. После этих слов его жизнь вновь стала чем-то нормальным, перестала пугать, удивлять, потрясать, раздваивать его, расстраивать, перестала быть чем-то отдельным от него, другим, — а значит — удивительным и чужим. Можно было наконец пойти почистить зубы.

Теперь все устройства в лектории должны показывать свои, например, 15:36, — а смертные продолжали задавать свои важные и каверзные вопросы, — разумеется, Свцкий порывался было на них отвечать, — но ответы рассеивались в глухое, песочное и невнятное ещё до того, как срывались с губ и языка, — это нечто, не добираясь до внимательных собеседников, падало прямо на разложенные перед Свцким листы пэйперпэдов с записями, — Свцкий снова и снова подчерпывал взглядом нужную информацию, заполнял ею свой рот, а потом смачивал очищенной водой из стоявшей на столе биопластиковой бутылки, — он надеялся, что хотя бы в этот раз слова всё-таки случатся. Слова должны были случиться, но их не было.

Отсутствием слов почтенные слушатели были весьма и весьма разочарованы, — из анонса к выступлению самого знаменитого культуролога Объединённого Мира предполагалось, что им всё-таки расскажут, насколько концепция бессмертного сознания была недоступна для художников прошлого, — невообразима, непредставима, если выражаться точнее, — ведь тогдашнее искусство было движимо страхом смерти и, что не менее важно, стремлением к индивидуально-авторскому вкладу в так называемое культурное развитие общества. Господа предвкушали, как бессмертное светило гуманитарных исследований в своём выступлении выстроит для них всю эту изящную прямую линию зарождения, развития, упадка и смерти легендарнейшего «The ART», — от Древних Времён — через Средние Века и Новое Время — напрямую к четырём малым мировым войнам — и наконец, к Гонконгскому кризису и последней войне, закончившейся Объединением Мира. Разумеется, надеялись они все, Свцкий расскажет и о самом главном, а именно — как, повстречавшись с этим новым миром, делимым уже не на архаичные государства, а на контролируемые экономические зоны, — где бессмертие достижимо, а нужда в «личной свободе» отпала ввиду создания системы сетей виртуальной реальности, позволяющей прожить сотни и тысячи жизней, — старое искусство признало свою неудачу, отказалось от утопических целей и тихо самоуничтожилось за какие-то полторы сотни лет.

Также Свцкий планировал на некоторых примерах продемонстрировать, что сами художники прошлого вполне осознавали место своей деятельности в мире будущего, — по крайней мере, облик этого будущего они с разной степенью успешности прозревали в своём настоящем, — и специально для выступления учёный подготовил несколько фотокопий старых, ещё бумажных книг, — на первой, лежащей поверх других, был выделен следующий фрагмент:

«К самой смерти, конечно, люди порядком подутратили вкус, как и к жизни. Не то что древние, о, вот они-то знали в этом толк! нам не потягаться с ними в этих вопросах! даже и пытаться не стоит!.. О, какие же пышные свадьбы и похороны они устраивали!.. пиры! оргии! вакханалии! жертвоприношения!.. сейчас так развлекаться не умеют — по крайней мере, в обычном, цивилизованном мире... все для этого стали слишком бессмертны — и обычно умирают в такой глубокой старости, что и смерть больше не событие... и всё вокруг призвано поддерживать это полусуществование, этот полураспад!.. врачи, спорт, здоровая пища — и конечно же, искусство!.. литература!.. она тоже должна поддерживать это чувство бессмертия, а иначе она совершенно бесполезна!.. они так считают: жизнь должна быть продлена, любым способом, не важно. Например, с помощью погружения в другую жизнь, более насыщенную, через какую-нибудь захватывающую историю!.. детектив! триллер! или фэнтези!.. ну а для последних любителей экзотики — интеллектуальные бестселлеры...»

Сергей Креш (1985—2052 по ст. л.-исч.) писал это в конце 2010-х гг. именно о своём времени, — заметим, что бессмертие у Креша описывается не физическое, а психологическое, — оно связывается с эскапизмом, с желанием обойти однократность и линейность смертной жизни, что в конце концов и было полностью реализовано в системе VRWN (Virtual Reality World Net), — но возможность физического бессмертия Креша тогда попросту не интересовала. Англо-русский писатель вполне разделял культурный тренд первой половины XXI века, с которым соглашались и большинство тогдашних обывателей, — якобы ни к чему завоёвывать пространство и время; — ему, в отличие от художников, работавших всего лишь полувека тому назад, совсем не была интересна будущая колонизация близлежащих планетных систем, — куда больше его занимали более тривиальные задачи вроде социальной защищённости индивида от насилия и тоталитаризма, — или же излечения ВИЧ-инфекции (вирус иммунодефицита человека, полностью излечён в 40-60-х гг. XXI века с помощью достижений молекулярной инженерии и введения Международного Карантина с созданием гетто в крупных городах, а затем и специальных отдалённых поселений для предотвращения распространения болезни).

Свцкому нравилось чувство превосходства, что просыпалось в нём при чтении литературы прошлого, — или при просмотре на специально воссозданных проигрывателях так называемого «синематографа»; — было такое искусство, претендующее со своего появления на место самого важного и актуального среди прочих, но не пережившее и полутора веков; — порождение технического прогресса, оно было отброшено на свалку истории вместе с технологиями того времени, — когда его заменили объединённые в сети интерактивные виртуальные миры. Прошлое, отражённое в артефактах, было огромным и хаотичным, с единовременными течениями противоборствующих друг другу силовых линий; — тот мир предпринял все возможные усилия для создания мира нового, в котором стал возможен и Свцкий, но вместе с тем презирал эти усилия, — будто бы мир Свцкого был рождён случайным замахом одного из миллиардов щупалец всемогущего монстра. Свцкий не мог не торжествовать над трупом этого монстра, давно побеждённого, разделанного и переработанного во вкусную и полезную, легко усваиваемую пищу истории, расфасованную по маленьким баночкам, продукт массового потребления, срок хранения до 90 суток, при t не выше +15ºC.

— Встреча окончена, всем спасибо за внимание! — этой простой, почти вовремя сказанной фразой оказал неоценимую помощь учёному его расторопный ассистент.

Зрители стали расходится, поднялся возмущённый вопрошающий шёпот, но не слишком сильный, — большая часть сидячих мест во время встречи лишь отображала небесно-голубые голограммы зрителей, присутствовавших online — и теперь уже отключенных от передачи. Когда перегородка, разделяющая кафедру и зал, наконец опустилась, Свцкий так и продолжал смотреть на стол пустым взглядом — лишь губы его слегка подёргивались, — ассистент схватил учёного за шиворот, отклонил его корпус назад, на спинку стула, и высыпал ему в горло весь пузырёк таблеток из переднего кармана его пиджака вместе с половиной стакана воды, — Свцкий глотал, тяжело дыша и отплёвываясь; — когда куски лечебной массы выпадали изо рта, ассистент собирал их краешком стаканчика и вместе с новой порцией воды возвращал обратно. Учёный пришёл в себя лишь через три с лишним часа, когда белоснежное здание лектория Всемирного центра Культурных исследований уже начало окрашиваться отвратительным предзакатно-розовым, — он рывком встал с дивана и посмотрел в окно, — потом в наручный микрокомпьютер, показывающий два времени, местное и галактическое, — и снова в окно. Ледяным, почти потусторонним голосом прозвучала содержащая одновременно констатацию и приказ следующая реплика:

— Я опаздываю. Серж, вызови мне аэротакси.

Ассистент, разумеется, повиновался. До этого он перетащил Свцкого в кабинет и уложил на диван, в точности выполнив все указания учёного на случай подобного происшествия, полученные совсем незадолго до выступления; — выступление его собрало в одном зале почти всех представителей гуманитарной части научного сообщества, — оно должно было произвести научный переворот, — никогда прежде наука не сталкивалась с описанием бессмертного сознания изнутри, да ещё и с описанием настолько точным и беспощадным. До конца не понимая всех нюансов работы Свцкого, ассистент помогал её править и оформлять в единое законченное целое из того немного лихорадочного и сумбурного, чем она была вначале. Ему нравились холодный спокойный ум ментора и смелость, с которой Свцкий приоткрывал человечеству замкнутый мир бессмертных, что забрался на самую вершину человечества и не собирался слезать с неё, — «новая аристократия», чьё право на превосходство во всём теперь было подтверждено попранием законов старой природы. Эти «законы» так часто попирались, что появление первого бессмертного восприняли с должным вниманием лишь немногие, — прорыв произошёл почти незаметно, — большинство же посчитало это самообманом учёных, не готовых смириться перед очередным провалом, — ведь уже столько людей до этого было объявлено бессмертными совершенно напрасно. Но наука всегда была полна наивной неистовой веры древних святых; — она шла к идеалу, не обращая внимания на провалы, — провалы были лишь ступеньками на пути к совершенству, — и конечно, учёные добились своего: «бессмертные» наконец перестали умирать.

Ассистент на лёгком спидере следовал за ярко-жёлтым аэромобилем, — эти одинаковые такси просто заполонили город, но он не терял нужное ему из виду, — и в конце концов проскользнул в закоулок минигородка на вершине огромного здания, — ему удалось, потому что охрана ослабила энергетические щиты, чтобы пропустить Свцкого. Потом ему даже не пришлось прятаться от патруля, — украденный из кабинета костюм хоть и не слишком хорошо сидел, но его непривычный, почти что вычурный фасон — тёмно-красные штаны, ботинки из натуральной кожи и сюртук, сшитый нитями разных цветов, — очень подходил этому месту. Оставалось только продолжать идти спокойно и невозмутимо, — и вместе с тем пытаться найти взглядом Свцкого, который сейчас был где-то посреди этого невероятного места. Я опишу его.

Городок напоминал смесь архитектурных стилей XXIII—XXIV вв., то есть зданий, какие строились ещё до Гонконгского кризиса и до раздела Земли на контролируемые экономические зоны, — тогда в результате затяжной войны мир стал единым, — при этом он настолько изменился, что правительства решили начать новое летоисчисление, — история поделилась на время до О.М. (Объединения Мира) и после него. Эти здания не были оборудованы под стоянки аэромобилей и космических челноков, в них не было больших телепортационных залов; — они предназначались только для человека, и всё в них было человеческого размера, — ряды их были разделены широкими аллеями с просто потрясающими, огромными зелёными деревьями, — мимо ассистента вприпрыжку пробежал какой-то странный рыжий зверёк с пушистым хвостом, — он не знал его названия: до этого он вообще видел животных только в виртуальной реальности. Завороженный, он вдыхал этот тёплый воздух, полный тысяч новых запахов, — пока не увидел в одном из уличных зеркал свою несуразную худую фигуру с разведёнными руками, открытым ртом и глазами навыкате, — и, хотя это выглядело карикатурно, он тут же опустил руки и выпрямился, приняв на себя надменный и безучастный вид худшего из шпионов.

Свцкого ассистент узнал по его сдержанному чёрному костюму, стандартной одежде среди учёного сообщества, но в потоках здешних пестрящих костюмов и длинных мантий это было зияющее пятно, дыра с порывистыми, торопливыми, безумными в своей сосредоточенности движениями, — ассистент едва поспевал за ним. Под непривычной плотной одеждой тело потело, а обувь на два размера меньше нужного выжимала его ступни до сухой тупой боли. Слёзы застилали глаза, и он уже готов был закричать от невыносимости своих страданий, — тех, которые он сам взвалил на себя и которые испытывать его никто не просил, — но тут Свцкий резко свернул и ступил на низкую лестницу, ведущую на большую, окружённую кустарником террасу с тяжёлым круглым столом посередине, — рядом со столом стояли два сплетённых из веток кресла, — на одном из них сидел молодой человек лет двадцати трёх со светло-рыжими волосами и глазами тёмно-синего, почти чёрного цвета, укрытый до подбородка в просторную серую мантию. Он сидел прямо и смотрел прямо; — и взгляд, и позвоночник его устремились в пустоту, то есть в вечность. Свцкий подошёл к свободному креслу и очень медленно сел в него, — потом он смотрел в глаза молодого человека, безуспешно пытаясь поймать его взгляд. Молчание длилось примерно пятьдесят три секунды.

— Здравствуй, отец, — так прервал молчание Свцкий.

Потом я очнулся в своей кровати. Она была довольно твёрдой и прислонена к углу отведённой мне комнаты с санузлом. В комнате было две пневмодвери: одна из них вела в левую часть коридора второго отсека сто восемьдесят третьего этажа верхнего уровня, другая — прямо в большой рабочий кабинет Свцкого. Восстановить произошедшее со мной оказалось не слишком сложно — я знал, что меня оглушили бластером, потому что мне было тяжело двигаться и, чтобы сесть, мне потребовалось совершить несколько физических упражнений, — а потом доставили сюда. Разумеется, отправившись вслед за Свцким, я поступил безрассудно, — но жажда узнать больше о таинственном мире, где люди могут жить вечно, для меня была превыше всего, так что я ни о чём не жалею, — нет, я жалею, что ничего так и не узнал. До этого мне удалось узнать не слишком много, даже слишком мало, — я знал, что бессмертными люди становятся после прохождения определённых медицинских процедур, — специальные устройства перекодируют ДНК, и клетки перестают стареть, — человеку постепенно обновляют все его органы, ткани и жидкости. Специфика в том, что для обновления организма используются готовые клетки и ткани с определённым возрастом, и поэтому человек не молодеет, а становится бессмертным с того самого момента, как процедуры берут старт, — и остаётся в этом возрасте навсегда; — Свцкий стал бессмертным, когда ему уже было под сорок, а отец его намного раньше, так что подобная разница в их внешности легко объяснима. Для поддержания бессмертия явно требуется постоянное прохождение поддерживающих состояние организма процедур, без которых довольно быстро начинается деградация тканей, — Свцкому пришло уведомление об отказе в медицинских услугах всего лишь за полторы недели до презентации его работы, но мозг его уже начал разрушаться, — здесь я делаю вывод, что сообщество бессмертных руководствуется определёнными соображениями для отбора своих, и что Свцкий перестал подходить им именно после анонсирования этой презентации. Но я не знал ничего кроме этого ни о структуре бессмертного сообщества, ни о подробностях этих процедур, явно удерживаемых в тайне даже от самих бессмертных. Наблюдая за встречей Свцкого с его отцом, я наткнулся на прочную стену, — и я мог сколь угодно долго считать все её бесконечные мелкие трещинки и складывать их в знаки и символы, — это нисколько не приближало меня к познанию того, что кроется за ней.

— Работа уничтожена.

Пока я размышлял и сокрушался, дверь открылась, но я этого не заметил, — я очнулся лишь, когда Свцкий, сидя на кровати слева от меня, сказал мне это, — тихо, но настолько твёрдо, насколько вообще мог. Потом он начал умолять меня. Он очень долго говорил, что никогда и не хотел становиться героем, — но тут же снова и снова корректировал свои слова: почему бы нет, почему бы и не рассказать остальным, как на самом деле устроен этот мир и кто они такие, захватившие всю власть и все ресурсы и решающие, как должны жить все остальные; — и он бы обязательно боролся до последнего, настоял бы на своём, — но у него есть маленькая дочь, и он должен жить ради неё, — и что сам-то он не хотел становиться бессмертным, но его отец в своё время настоял на этом, — ах, если бы!.. Я уже не мог уследить за его мыслями, — вдобавок, мысли искажала эта бесконечная болтовня, — так что я перестал пытаться. Я начинал уставать от него, и поэтому сказал ему: завтра. Я сказал, что нужно совсем немного подождать, что скоро всё это наконец закончится. Конечно же, он заплакал.

Он проснулся в 6:07, поставил обе ноги на подогретый пол и рывком поднялся, — а затем тут же открыл мою дверь, — и замер прямо в дверном проёме, — а я смотрел на него. Он стоял, вслушиваясь в своё пока ещё живое, но уже отёкшее, будто бы позеленевшее тело, — и лицо его перекосило от страха смерти. Спустя мгновение лицо дёрнулось во второй раз, — в этом месте Свцкий испугался собственного страха. Ему нужна была какая-то успокаивающая фраза, способная вернуть его к привычным, рутинным ощущениям, отвлечь его от катастрофы, и после нескольких секунд колебаний он нашёл её:

— Я хочу почистить зубы.

Днём я должен был сопровождать Свцкого на презентацию его нового исследования о бессмертном сознании перед учёными всего мира. Он сильно нервничал. Приглаживая волосы, он продолжал описывать приступы болезней, которые могут случиться с ним прямо там, на кафедре, и что в случае какого приступа мне нужно будет сделать, чтобы оказать ему первую помощь. Презентация должна была начаться через полторы минуты, и он, уже устроившись на своём месте за кафедрой, открыл папку и начал распределять листы со своими записями. Поверх специально подготовленных записей лежали три бумаги. Первая, самая крупная и официальная, была доставлена Свцкому ещё полторы недели назад и гласила, что в связи с его действиями, направленными против интересов сообщества бессмертных, ему приостанавливается доступ ко всем медицинским услугам, предоставляемым членам сообщества. Вторая, чуть поменьше, представляла собой сложенное вдвое письмо, полное мягких, но жестоких упрёков к глупому и недальновидному Свцкому его мудрого и вполне дальновидного отца. Третья бумага была совсем небольшой; по какому-то совершенно невероятному, просто фантастическому совпадению она лежала прямо поверх фотокопии второй страницы моего первого романа, — эту записку незадолго перед выступлением украдкой подложил ему я, и она гласила:

Свцкий, ты свободен.

С.К.