Времени нет

Времени нет

Осень сидела на облаке и спрашивала у далёкой мамы Луны:

— Почему эта планета сегодня не голубая, как обычно, а серо-буро— малиновая?

— Она меняется, потому что её Время решило, что его больше нет.

— Давно пора. Только Время?

Котёнок сидел, поджав хвост, на узкой проезжей части перед домом. Светло-рыжая шёрстка грязная и местами свалялась. Тщедушное тельце дрожит, а потерявшие надежду глазёнки уже и не ищут помощи. Беднягу обняло лишь зябкое осеннее утро, пожалеть кроме Кати, и правда, некому.

Подумать ни о чём не успела. Визг тормозов. Нарастающая чёрная масса автомобиля. Девушка нырнула вперёд, подхватила котёнка. Ноги превратились в реактивные ракеты и вынесли из-под скрежета колёс. Но уже через мгновение одна из них подвела, обернулась неловким коровьим копытом и споткнулась о бордюр. Пришлось Кате бороздить тротуар коленями. Тяжело и неловко шмякнулась на бок, но котёнка удержала на весу, не ушибла.

Да тот, неблагодарный, всё равно взвизгнул, полоснул по ладони когтями и вырвался. Катя ойкнула и села. Из свежей царапины выступила огромная капля крови. А неприятности, как водится, только начались. Где-то за спиной, с оттяжкой, с отчётливым звонким эхом, какое возможно во дворе лишь пустынным утром, захлопнулась автомобильная дверь.

— Живая? Куда лезла, дура?! — злобно проорал мужской голос.

Катя оглянулась и узнала отвратительного дядьку из соседнего подъезда. Однажды он уже цеплялся к ней с нудным и унизительным морализаторством. Без причины отчитывал. Ох, как Кате не хотелось повторения подобного.

— Мамочки, только не это! — шёпотом взмолилась она.

И неожиданно мир послушался. Дядька умолк и замер на полуслове. Всё замерло. Двор застыл в совершенно невероятной тишине. Куда-то исчез холодный ветер, пропали все шумы. Даже запаха осенней сырости не стало.

Катя тревожно огляделась. Привычный мир завис, как компьютерная программа, застыл книжной картинкой. Ни на улице, ни в окнах домов никакого шевеления — полный покой. Поискала взглядом котёнка — его и след простыл. Зато услышала собственное сердце, оно отчего-то забухало тяжёлым маятником, отдаваясь в висках. Поднялась с тротуара, всё ещё держа ладошку перед собой. Другой рукой потянулась в недра сумки за носовым платком. Деловито прижала им выступившую каплю крови, будто важнее и дел нет. Голова сделалась удивительно пустой: какое-то щекочущее волнительное шевеление и никаких дельных мыслей. А ещё Кате показалось, что привычный мирок двора замер не просто так, что он коварно притаился и прислушивается, чего-то ждёт именно от неё. «Чего тебе от меня надо?! — мысленно возмутилась Катя — Что происходит?» Она поёжилась. Но не от осеннего холода, а от острого желания схорониться от этого непонятного внимания неизвестно кого.

— Так, — пролепетала вслух. — Ну, подумаешь, дядька застыл? Так ему и надо. Время? А что время? Интересно, оно во всём городе почему-то остановилось или для меня? Для всех?.. Во всём городе?.. Это можно проверить только если выйти в город.

Кате понравилось собственное деловитое ворчание и то, что пространство наполнилось хоть какими-то звуками. Она принялась рассуждать вслух дальше:

— Бред! Как такое вообще может происходить? Может, это у меня от стресса. Может, я вовсе не коленями тормозила, когда падала, а головой?

В качестве подсказки в памяти всплыли подходящие картинки их известных фильмов, в основном пугающие.

— От падения сознание потеряла, например… — продолжила Катя дрогнувшим голосом. — И сейчас, в настоящей жизни, меня скорая помощь забирает? А то, что вижу — это только бредовое видение — игра сознания. Или душа временно отделилась от тела. Мне всё мерещится?.. А вдруг нет? Тьфу, надо всё-таки куда-то пойти, что-то сделать, чтобы понять.

Катя переступила с ноги на ногу, снова поёжилась. Новая действительность не изменялась и никак не подсказывала направления. В сторону застывшего дядьки идти категорически не захотелось. «Тьфу на него, пусть стоит», — пришло лёгкое решение относительно него, и Катя направилась в противоположную сторону.

Неожиданно её качнуло так, что едва снова не упала. Рефлекторно перешагнула через что-то едва осязаемое. Что-то большое, но смутное, почти невидимое колыхнулось перед Катей в воздухе. Прошелестело, точно страница огромной книги.

— Ой! — вырвалось испуганно.

А главное мир изменился, он снова ожил. Катя внезапно очутилась в незнакомом летнем саду. В открытой светлой беседке на краю яблоневого сада. В такой красивой, что даже не поверилось, буто это наяву. Утренний свет мягко и нежно проникал в неё. На тёплом ветру, среди редких деревянных столбиков ограждения колыхались невесомые паутинки-занавески. А посередине, на чисто выскобленном полу, стояла большая ослепительно белая кровать. На ней сидела мама.

Катя подошла и устроилась в маленьком плетёном кресле напротив. Оказалась так близко от мамы, что сердце затихло на радости и в глубине где-то спряталось. Что-то в нём щекочущее зашлось и разлилось тёплой лаской. Катя вспомнила, как, почти год назад, давили каменные мысли у гроба. Как держала маму за холодную руку и думала: «Почему я никогда раньше не держала её за руку? Почему не обнимала? А она? Почему?! Теперь не исправить…»

Катя потянулась и взяла мамину руку в свою. «Это не сон, не сон!» — захотелось крикнуть ей. Не поняла от чего, может быть от этого внутреннего вопля, мир снова мгновенно извернулся. Они очутились с мамой сидящими за маленьким кухонным столом в своей старой квартире. И вот эта реальность показалась Кате пронзительно настоящей. Ну и что, что они уже пережили её с мамой в прошлом. Катя ясно вспомнила летний день двухгодичной давности. Сейчас мама скажет, что нужно идти в сад за ягодами. Но, видимо, что-то нарушено, подумала Катя. Потому что мама молчит. Родное лицо до капельки, до последней морщинки точно такое, как в памяти. Разве что на секунду по нему скользнула лёгкая инородная растерянность, когда мамин взгляд задержался на их сплетённых ладонях. Может быть вот этим Катя что-то нарушает, тем, что держит маму за руку?

— В саду малину надо собрать, — наконец сказала мама, как и в памятный день.

Перед Катей всплыл должный ответ: «Ну, мам, ну можно, я часика через два? А?.. Мы со Светкой уже договорились. Мы только до её брата смотаемся и обратно?» Но вместо этого сказала:

— Хорошо, мама, соберу.

Но какие же понадобятся силы, чтобы встать, отпустить мамину руку. Почему нельзя остаться тут, возле живой мамы? Как уйти? Невозможно.

— А может… Я могу что-то изменить? — голос еле вырвался, надсадный.

— Конечно можешь, — легко и просто ответила мама. — Только зачем?

Катя встретилась с ней взглядом. В нём рождались понимание и грусть, и что-то более глубокое, твёрдое, что-то совсем не мамино. Такого взгляда у мамы в прошлом точно не было.

Мысли засуетились у Кати в голове: «Это сон или не сон?! Это всё на самом деле происходит?! Так нельзя! Я так разрушу чего-то. Нет! Пусть тот день останется каким был. Пусть мама останется в нём!»

Катя отпустила мамину руку. Вскочила, как оголтелая. Отрывисто и глухо вытолкнула слова:

— Мама. Я пойду. Я за ягодами, мам.

Вылетела из кухни в прихожую и… Мир снова в угоду ей переменился. Катю услужливо швырнуло на следующую страницу.

Перед носом снова возник край родного двора, мостик через узкую канаву. За ним пустая детская площадка. Катя отдышалась, сердце колотилось, как после быстрого бега. Присмотрелась: а не в настоящем ли очутилась? Вокруг ранняя осень, кусты ещё местами зелёные, солнца нет, но небо светлое.

Мимо пронеслись два мальчугана, едва не сбив с ног. Это и заставило вспомнить. Она действительно очутилась не за долго от настоящего. Три дня назад на этой самой детской площадке они и поссорились с Никитой. По глупости, да так и не помирились до сих пор. Ну вот же он, Никита, сидит на скамеечке под низкой ивой, в точности как тогда, всклоченный и злющий, Катю дожидается.

Огляделась ещё раз внимательно. На ум безумным мельтешением начали вновь набегать картинки из фантастических фильмов, обрывки из прочитанных книг. «День сурка? Кто-то упорно возвращает меня в прошлое? Или это всё же бредовый сон? Я что-то должна тут увидеть, сделать? Что-то поменять? Предотвратить ссору?»

Убедившись, что никакой альтернативной Кати поблизости нет, пошла как можно медленнее на встречу к парню. Лихорадочно соображала: «Сейчас он скажет, что видел фотку, а я начну огрызаться: что фотографируюсь как захочу и с кем захочу. Или не начну?»

— Привет.

Лицо у Никиты серокаменное, взгляд хмурый.

— Привет. Не сердись, — примирительно сказала она.

Никита тепла в голосе наверно не уловил.

— Хорошо смотритесь с Олегом, — начал без предисловий, как и три дня назад. — Давно ты с ним?

Набычился, уже настроенный на ссору, такого упрямца и ломиком не перешибёшь. Катя нервно прикусила губу. «Как это можно изменить? Что сказать? Оправдываться, что на фотографиях она в купальнике, потому что в бассейне? Вода же кругом. Что обнимает Олега чисто по-дружески? Да, фотографии потешные получились. И подумать можно всякое, но оправдываться — самое глупое. В центральный городской бассейн они ходили с Олегом не вдвоём и фотографировались большой компанией. Никто не виноват, что Никиты тогда рядом не оказалось. Что сказать?» Колючие вопросы сверлят бедовую голову, а ответов нет.

— Не хочешь отвечать?

— Я не с ним, — слова прозвучали тихо и неуверенно, как и в тот день. Катя закусила губу от досады, но придумать, что ещё сказать не смогла.

— А кое-кто сказал, что с ним.

«Ленка, зараза! — вспомнила Катя подробности разговора. — И всё равно глупо оправдываться. Или язвить как тогда? Уж лучше молчать».

Никита истолковал тишину не в её пользу.

— Не хочешь, не говори. Ты не обязана передо мной отчитываться.

Скулы заострились, чёрные зрачки потускнели и затвердели, как камушки. Катя хорошо Никиту знает, бесполезно убеждать в такой момент. Только вздрогнула, потому что совсем забыла эти его слова. А он заговорил нарочито сдержанно, как чужой:

— Ладно. Обоим нужно время, чтобы подумать.

— Его нет! — выпалила Катя то, чего в прежнем разговоре не было.

— Кого нет? — Брови Никиты поползли удивлённо вверх.

— Времени у нас нет. Его вообще больше нет!

Катя почти прокричала это. Ей показалось, что если всё накопившееся напряжение выпустить, то непременно что-то изменится. И этот некто, кто вытворяет непонятные штуки со временем и швыряет Катю по страницам своей странной книги, услышит. И что-то изменит, ведь когда-то же он должен вернуть ей привычный мир?

Но услышал Катю пока только Никита. И на него слова подействовали как удар хорошей плётки.

— Нет времени?! — бешено, вспыхнув глазами, зашипел он. — Это всё, что ты можешь сказать? Всё?!

— Ты дуб?! — взвилась Катя. — Дуб, как дерево? Я говорю правду о времени! Ты не слышишь?

И тут началось страшное. Вначале у Никиты посерели скулы, словно шершавой пластмассовой коркой обтянулись. Потом корка поползла по лицу, по шее. Глаза налились бордовым туманом, сделались нечеловеческими, вообще ни на что не похожими, туманным бельмом. Но скоро и их затянула серая корка. Тело вытянулось, потеряло человеческие очертания. Одежда на нём смялась, над нею тоже начала образовываться жёсткая дубовая кора. Превращение закончилось стремительно. Уже через секунду перед Катей стояло бессловесное вросшее корнями в землю дерево. И ничего в нём не осталось от Никиты.

— А-а-а… — закричала Катя. — Это не я! Не я!

Попятилась, зажимая рот ладошкой.

И тут он заговорил. Он… оно… дерево… А может, через него, тот невидимый, кто затянул Катю сюда. Так громогласно и чужеродно прогремел голос:

— Времени нет. Человек придумал время. Наградил его прошлым, настоящим и будущим. Для чего? От собственной слабости — чтобы застрять в единственном настоящем и ограниченностью этой успокоиться. Почему… почему бы вам не потрудился поразмыслить хоть немного шире? А что, если время подобно создателю — оно всегда и везде?

Голос звучал так внушительно, что у Кати мурашки пошли по телу. Она задрожала от страха, но несколько минут не могла даже пошевелиться. Поперхнулась собственным зарождающимся криком. Закашлялась, а потом, едва смогла дёрнуться, резко развернулась и кинулась прочь. Куда угодно, только бы не смотреть и не слушать это треклятое дерево.

— Да будь ты проклят! — шипела набегу, непонятно кому, сквозь тяжелое дыхание. — Издеваешься?! За что? Никиту… в дерево?

Хозяин чудовищной книги не отвечал. Играл он с Катей или издевался? Но очередное превращение сотворил. В нём пленницу слегка тряхануло и, как беспомощную рыбину, перекинуло на следующую страницу.

Теперь её окружал и вовсе чужой город. Даже не город, одна длиннющая улица — галерея из огромных витрин-картин. Вечерело. Витрины походили на вырванные страницы из той самой книги, укрытые стеклом. Они теперь были чёткими и яркими, стройными рядами уходили с обеих сторон в глубину улицы, и вперёд, и назад. Дома чудного горда выглядели серыми безликими коробами. Над ними, над головой сияло голубое небо, но, как и дома, безжизненное, ровно искусственное.

Катя подступила вплотную к ближайшей картине. Та шевельнулась, оживая. Её поверхность перестала быть стеклянной, пошла водной рябью. Приглашает войти, поняла Катя. Присмотрелась. За рябью жил очередной Катин день из далёкого детства. Там тоже царило лето. Ребятня лет десяти, в том числе и Катя, беззаботной ватагой носилась на велосипедах по ухабистой площадке возле дома, которую ещё не до конца облагородили строители. Катя живо представила то, что должно произойти. Вспомнила, как сильно плакала тогда, наверное, впервые не из-за себя, а из-за двоюродного брата. У него взбрыкнул велосипед. Парнишку выбросило из седла в строительный мусор на краю площадки, да так неудачно, что при падении он сломал ногу.

Явственное воспоминание о перекошенном болью лице брата заставило нервно дёрнуть губами. Катя отпрянула от приглашающей страницы назад. Зачем возвращаться в тот день? Перелом зажил. Брат давно вырос, и сам, вряд ли, вспоминает происшествие. Зачем Кате снова окунаться в тот день? Чтобы невидимый хозяин этого бардака и брата превратил в дерево?

Медленно пошла вдоль картин, иногда вглядываясь в них. Так тут вся её жизнь? Зачем?! Кто придумал столь изощрённую пытку для неё? Заталкивать в прошлое, а там превращать любимых людей в деревья? Как выбраться из злобной книги? Как вернуться домой? Времени нет… Как же… Это этот мир — бред, и его, наверное, нет, а дом, где-то там, в настоящем, точно есть.

Катя благоразумно предпочла держаться подальше от приглашающих витрин-картин. Она больше не хотела испытывать судьбу. И из всех мыслей постаралась удерживать только одну — вернуться домой. Как вернуться домой? И вовсе не собиралась верить в то, что Никита стал деревом.

— Дерево? — сказала она флегматично то ли сама себе, то ли хозяину книги. — Какое дерево? Это просто идиотская шутка. Вот скоро кое-кто наиграется и отпустит меня домой, всё вернётся на свои места. Будет как было.

Но бодрящие слова не помогли, на душе всё равно сделалось гадостно. Хорошо, что тротуар ровный, да гладкий — никакого тебе бесхозного булыжника или кирпича. Так бы и запустила чем-нибудь в ближайшую из витрин. Захотелось бежать. Возникло пронзительное желание, чтобы ненавистные страницы-витрины исчезли. Но Катю уже больше никто не слушался. Она обречённо вгляделась в бесконечность безжизненной улицы перед собой и едва уже не побежала, как внезапно увидела в ближайшей картине котёнка. Остановилась. Всмотрелась в полотно очередной страницы. Конечно, он, тот рыжий котёнок! И сегодняшнее утро! Сидит болезный в пустынной тишине, прямо на проезжей части перед домом. Боясь упустить момент, Катя быстренько шагнула вперёд. Легко влилась в картину, оказалась снова в собственном дворе. Живенько подхватила несчастного заморыша и отпрянула назад. Успела. Подъезжающая машина, не снижая скорости, пронеслась мимо.

— Ва-у… — близкий писк котёнка полоснул, раздражая слух.

Погладила ушастого. На этот раз он вырываться и не думал, доверился ласковым рукам.

— Ага, — тихо ответила она ему, — Вау.

Катя замерла на мгновение, подставив щёки прохладному утреннему ветру. Поверить до конца в то, что очутилась в родном дворе было боязно, но радостно. Украдкой, словно это что-то запретное, осмотрелась. Двор как двор — свой, настоящий. И осень настоящая.

— А идём, грязнуля, домой, — деловито предложила котёнку. — Будем начинать нормальную жизнь. Отмоемся и молока попьём, пока у нас время есть.

Катя вместе с котёнком на руках взбежала на крыльцо. Она не оглянулась и потому не могла увидеть, что из той самой чёрной машины, остановившейся неподалёку, вышел вовсе не злой соседский дядька, а совершенно незнакомая ей женщина.

Подъезд встречал, как всегда. Потянуло сыростью от свеже вымытых полов, из окошка консьержной вытекал знакомый аромат мятного чая. Катя неосознанно заулыбалась, поднимаясь в лифте.

Очутившись в квартире, первым делом отправилась умываться. Опустила котёнка на пол.

— Осваивайся пока. Я сейчас.

Тот и не пискнул. Не верил ещё привалившему счастью. Прижался скромненько у двери, глазёнки выпучил и приготовился смиренно ждать.

Катя умылась. Рукой, без расчёски, пригладила непослушные тёмные волосы и присмотрелась к себе через зеркало. Кольнуло лёгкое удивление. Лицо похудело, вытянулось. Скулы по-мальчишески заострились, зато кожа приятно потемнела почти до шоколадного цвета, будто Катя сильно загорела всего за один день, будто из тропических стран вернулась, а не со страниц чужой бредовой книги.

Но в голове всё равно сделалось поразительно спокойно. Ведь она дома?! Больше того, ей понравилась загорелая кожа и перемены с глазами — они остались карими, слегка по-восточному раскосыми, но сделались неестественно огромными. И ресницы, будто удлинились.

Катя ещё несколько минут полюбовалась отражением обновлённой себя. Потом развернулась и внимательно посмотрела на котёнка. Тот неожиданно раздвоился в её глазах. Вернее, не котёнок, а вся квартира вместе с ним. На прежнюю неуверенной дымкой наслоилась точно такая же, но и другая одновременно. В ней, через два дверных проёма она увидела Никиту. Тот сидел, почему-то, в одних домашних шортах на маленьком кресле перед окном и удерживал на коленях огромного рыжего кота. Да-да, не этого притихшего заморыша, что притих у неё в ногах, а его же самого, только выросшего, превратившегося во взрослого роскошного кота.

Кате захотелось немедленно шагнуть к Никите с котом так же, как она делала это совсем недавно, переходя со страницы на страницу в том, чужеродном мире, но заосторожничала, задумалась. Нет, не испугалась. Катя вдруг чётко осознала, что эти-то страницы её собственные, не страшные. Над ними она хозяйка, и шагнуть можно запросто и туда, и обратно. Но что-то занозой ещё мешало, какая-то непойманная мысль.

Уловить так и не успела. Откуда ни возьмись, на свет выскочил третий осколок-страница. Маленький. В нем поместился лишь крохотный кусок реального мира, тот, что за детской площадкой под ивами. В густой траве развалилась серо-рыжая пятнистая кошка, а перед ней копошились четыре новорождённых котёнка. Один из них, полностью рыженький, самый маленький, никак к живительным мамкиным соскам пробраться не мог, застревал в густой траве. Как на это равнодушно смотреть? Катя быстро шагнула, и маленькая страничка мгновенно расширилась и приобрела чёткость настоящей действительности.

Катя присела на корточки перед семейством. Кошка замерла, не мигая уставилась глазищами на незваную гостью, но словно сразу и узнала, расслабилась и ласково замурлыкала. Катя подхватила и пристроила рыжего котёнка к материнскому соску.

Только после этого огляделась. Укромное уютное местечко в мягкой тени, когда-то посреди лета. За ивами виднеется пустая детская площадка, а за ней кусочек двора.

«Времени нет, — вынырнула из глубин памяти мысль. — Ха? — удивилась Катя. — Какого времени? А что это такое и зачем?»

В тени, на мягкой траве, возле котиков ей овладела приятная нега. Но где-то за спиной в мягком шелесте ветра она уже ощущала и шелест зовущих страниц, новых, старых, разных. Потянулась умиротворённо как кошка. Где-то там прямо сейчас её ждёт Никита в обнимку с шикарным котом. Времени нет? Ну, нет… Ну, и не надо.