Бледная копия

1.

— Ты не понимаешь! — Бетти сжимала кулачки, в уголках глаз застыли слезы. — Меня выбрали! Я стану образцом! Это честь!

Этого я и не понимал — почему честью называется, когда все хотят надеть на своё лицо копию с твоего.

— Я стану их идеалом!

— Ты мой идеал, — напомнил в который раз, но без надежды. Бетти, говоря о себе, слышит лишь себя.

Поэтому она лишь повторила:

— Ты не понимаешь!

Наверное, я и не хотел. Зато засмотрелся на неё, тоже в который раз. Иногда это помогало.

Помогло и сейчас — она заметила, тряхнула головой, заставив прекрасные золотые волосы чуть взлететь и упасть. Так было ещё красивее и Бетти это знала.

— Ну вот почему ты такой?.. — уже без злости произнесла она.

— Скажи, каким мне стать, и я стану, — согласился я.

— Порадуйся за меня.

Порадоваться я мог, но напоказ и недолго — радоваться не хотелось. Как понимать или отдавать Бетти то письмо. Но у подобной корреспонденции доставка курьерская, с передачей только в руки, так что оно всё же попало по назначению. А в письме — весть, что всемогущая Корпорация Красоты выбрала Бетти Образцом недели. Утром, когда мы проснёмся, у многих будет её лицо. Я хотел видеть его, но не так, не всюду. Не в качестве образца для других, незнакомых мне, людей, которые никогда не узнают, какая Бетти внутри. И будут касаться её прекрасного лица взглядами, липкими и потными, как их руки, и не выпустят целых семь дней.

Или всего лишь семь. Надо просто подождать. Но ждать я не хотел тоже. Терять неделю — на что? Я этого пока даже не знал. От одной мысли хотелось пойти и взорвать к чертям Дворец Красоты. Но ведь не поможет. Уже взрывали — и он поднимался на том же месте ещё вычурнее, ещё помпезнее, чем раньше.

— Хорошо, — сказал я, не понимая, не принимая, но соглашаясь ради неё, — раз ты счастлива, то и я счастлив.

А то, что внутри меня — только моё.

Но если б от этого был толк, я бы всё же что-нибудь взорвал.

 

2.

Первая скандалистка понедельника появилась ровно в семь утра, как только я зажёг над дверью кабинета табличку «Добро пожаловать(ся)»; табличка была обычной, пока кто-то не прилепил стикер с этим «ся». Начальство оценило эту «реализацию права на юмор» и оставило, как есть.

— Вы всё сделали не так! Это не я! Верните мои деньги!

Сидевший тут же, незаметный, как тень, Брей с ходу начал обрабатывать клиентку, которая на втором же произнесённом бархатным голосом комплименте забыла претензию насчёт возврата денег. И выкатила список конкретных требований:

— Волосы надо сделать длиннее!

На экране передо мной уже была развёрнута её цифровая копия, очень похожая — и именно этим, кажется, дама и была недовольна. Волосы я сделал за три секунды.

— Платье короче… нет, длиннее. Нет, короче и тут разрез.

Сделал тоже.

— Ещё я моложе, и двигаюсь, танцуя.

Каждое изменение отдаляло копию от оригинала, но оригинал делался счастливее.

А потом раздался звяк, и клиентка схватилась за смартфон. Минута передышки для всех нас — и она предъявила мне фото с экрана смарта. Бетти — необычно яркая, наверное, из-за плохо настроенной цветопередачи.

— Вот. Хочу такую.

Не думал, что это будет так тяжело. Утром по пути на работу я наслаждался непохожестью встреченных женщин на Бетти. Большинство пока носило прошлонедельный образ. Мужчины не разделяли стремления дам выглядеть одинаково, но чаще всего встречался смешивший меня тип остроносого черноволосого и черноглазого «гангстера», модный на той неделе. И вот сейчас надо было лепить на экране черты любимой по желанию капризной клиентки.

Пришлось уговаривать себя. Можно будет рассказать это Бетти как забавный случай. И чем дальше, тем забавнее — клиентка просила новых и новых изменений, пока цифровая копия перестала быть похожей на оригинал и мне сделалось легче. Муторная работа с деталями помогла отвлечься. Полтора часа спустя дама удовлетворилась результатом и, чиркнув золотой картой по терминалу, удалилась вместе с виртуальным двойником в полный рост, который «двигался, как танцевал».

Незаметный, но незаменимый психолог-консультант Брей, использовавший каждый раз один и тот же приёмчик «похвали внешность», видимо, решил его опробовать на мне.

— Ты сегодня замечательно выглядишь, — сказал он, и тут же всё испортил: — Но слишком напряжён.

— Не напряжён. Просто зол, — поправил я, решая, втягивать ли его в мои разборки со мной же.

— Одно и то же. Гнев, злость, вина, ревность заставляют напрягаться мышцы живота. Если сумеешь их расслабить, станет легче. Но можно и проще — покричать в меня. Ну, давай.

— Консультировать будешь? — спросил я с подозрением.

— Нет. Но могу дать в морду.

Это было что-то новое. «Серая мышка» Брей и драка?

— Лучше дай глупый совет. Например, создать своего двойника и подраться уже с ним.

— А этот совет глуп? Почему?

Я вдруг вышел из себя.

— Потому что создание двойников — это работа! И я её терпеть не могу, но делаю за деньги. Ты же дома никого не консультируешь?

— Только направляю, но тихо и незаметно. Ты прав и это работа. Но совет, глупый или нет, дать могу. Найди себе хобби, чтоб сливать негатив.

— Например, бить морды?

Он хмыкнул.

— Раз можешь шутить, значит, не всё так плохо.

Но оттого, что я мог шутить, работа не стала лучше. И её пришлось делать до самого конца дня. Люди всё же странные. Они желают иметь цифровые копии друзей и близких — ладно. Но свои? Одни хотят развеять скуку или полюбоваться со стороны, насколько они хороши, или преследуют странную цель, вроде «Двойник принесёт мне удачу». Я дизайнер виртуальных копий, и, как почти все, работаю на Корпорацию Красоты.

Только в конце дня я решился и сообщил изрядно вымотанному Брею причину своего напряжения:

— Бетти выбрали Образцом недели.

Он помолчал и на удивление не стал утешать. Может, просто сил не осталось. В конце концов, это тоже работа, а за неё должны платить.

— Помочь тут нечем. Корпорация никогда не берёт назад свои решения… Если твоя девушка счастлива, должен быть и ты, но вряд ли. Просто помни, что все те Бетти, которых ты будешь видеть, ненастоящие. Главное, не перестать различать.

И именно в этот момент мне захотелось его ударить, потому что я начал бояться, что перестану различать, а до этого страха не было.

Когда я выходил, то хлопнул дверью так, что стикер с «ся» слетел и упал на пол. Жалкое мелкое разрушение.

 

3.

А утром вторника я испытал облегчение, когда увидел, как много на улицах женщин с похожими лицами. Это была не Бетти. Ближе к двойникам, которых я создаю, ярче, моложе или старше, черты более утончённые и всё вместе превращало человека в картинку, смоделированную на компьютере. Незнакомки просто надели купленный образ, как одежду, и всё, моя Бетти единственная и после работы я летел к ней как на крыльях. И, наконец, радовался, хоть и не тому, что хотела любимая.

Вернувшаяся раньше меня Бетти не показалась довольной, хотя, как всегда, постаралась порадовать — приготовила вкусное и улыбалась. В её улыбке было что-то от улыбок тех, чужих, ненужных мне женщин снаружи, и стало тревожно. А ещё тревожнее, когда мы вместе смотрели старый фильм, и я на миг отвернулся, чтобы взять со столика тарелку с чипсами. Когда повернулся, освещённое экраном лицо Бетти показалось мне незнакомым, неправильным. Я ощутил испуг — до вспотевших ладоней, до порыва убежать, но удержался. А в следующее мгновение любимая вновь стала родной и близкой. Это же я и Бетти, мы влюбились друг в друга с первого взгляда, настоящие мы, такими и останемся. Делящими друг с другом всё, кроме работы. Впрочем, Бетти тоже работала на Корпорацию, менеджером трёхмерных ландшафтов. Иногда притаскивала домой прототипы и украшала стены лесом, или ставила замок и пускала летать над ним драконов. Но быстро надоело, ведь для неё это была просто работа.

Я не позволил себе расслабляться — думал о ней и о нас, о том, как мы встретились, о наших лучших моментах. Как закопались в песок и почувствовали себя так, словно остались последними мужчиной и женщиной на свете. О полуразрушенной башне и деревянном мостке, которым я так и не смог пройти, о прозвище «трусишка». О том, как ночью я проснулся от того, что Бетти плачет: «Мне приснилось, что ты прошёл и упал. Не хочу тебя потерять». Зонтик, который я посеял, когда шёл встретить Бетти с работы и случившийся по расписанию, но всё равно очень романтичный дождь.

Воспоминания сделали сидевшую рядом девушку роднее и ближе. Моя. Только моя. Хотя новый день это оспорит.

И я решил поторговаться.

— Слушай, а может, возьмём завтра выходной и проведём его вместе?

Она посмотрела удивлённо:

— Думаешь, меня уже надо спасать? От моего собственного решения? Думаешь, я не счастлива?

Вспышка удивила. Вот только что всё было хорошо!

— Счастлива, конечно. Но мы иногда так делали. Только ты и я. Это красиво.

— Все меняются, — она пожала тонкими плечиками, коротко и быстро, словно её передёрнуло. — Может, теперь я считаю красивыми другие вещи?

— Тогда расскажи, какие, и я постараюсь тоже их полюбить.

— Ну какой же ты у меня рохля, — вздохнула Бетти. — А если захочешь уйти к другой, так и не сможешь об этом сказать, будешь сам мучиться и меня мучить?

— Зачем мне от тебя уходить?

Она помолчала, прежде чем ответить:

— Там, снаружи, много других, лучше меня.

— Не лучше! — жарко возразил я. — Это они дали тебе статус образца, они твои бледные копии!

— К сожалению, не бледные… Но я подумаю, может, и правда проведём день вместе завтра. А сейчас… давай порисуем?

— Давай, — легко согласился я.

Тут же притащил набор световых карандашей, и мы принялись дурачиться, малюя рожицы и цветочки, а потом включили программу в карандашах и позволили им рисовать образы наших мыслей, слов и настроения. Это всегда было хорошей игрой. И угадайка тоже.

— Это, по-твоему, дворец?

— Это дворец, который я бы построил для тебя, но мы уже договорились, что жить в квартире с тремя комнатами лучше.

— Во дворце слишком много окон, куда смогут заглядывать посторонние. И вот тебе в ответ!

— Хм… кажется, узнаю. Это большая пицца с грибами в коробке, перевязанной ленточкой!

— Это солнце заглядывает в наши окна!

— Но ведь пицца лучше!

— Всё, ты меня разозлил! Ну, держись! — и она направила луч карандаша на меня, как шпагу, а я ответил своим.

Лучи встретились — вспышка, такая яркая, что и под закрытыми веками ослепляла. Как красота. Всякая красота — фейерверк... Но поединок на лучах длился недолго.

Бетти вдруг погрустнела, опустила карандаш.

— Я устала, — сказала она, — и моя усталость выглядит… так.

Она снова начала что-то рисовать… Овал, чёрточки-дуги, ещё две. Лицо. Знакомое и незнакомое.

— Зачем ты… — начал я.

— Я о них думаю. Обо всех них, — объяснила Бетти. — Я делаю других лучше. А что они мне дают? Мне потом заплатят по итогам недели, и я буду знать, сколько стою. Но сейчас что делать?

— Ничего, — я обнял любимую, — просто быть.

Она поглядела странно, словно я предложил невозможное.

— А не хочешь послать своё фото в Корпорацию? Может, и тебя выберут образцом.

— Зачем? — предложение было удивительным. Или нет. Может, я ошибся, и Бетти всё же счастлива, только это её счастье почему-то выглядит странно.

— Ты же спрашивал, каким тебе стать для меня... — она не договорила. Хмуро посмотрела на висящее в воздухе нарисованное лицо, на карандаш. Уронила его на ковёр.

— Плохой карандаш. Рисует всякую ерунду. Купи завтра новый набор, ладно?

Я пообещал, что куплю.

 

4.

Толпа меня не остановила — я остановился сам, прилипнув взглядом к лицам — таким разным. Прошло три дня, и из дому стало страшно выйти. Всюду эти Бетти-не-Бетти. Но среди участников обычной «пятничной демонстрации» не было ни одной. Мужчины и женщины не поленились встать в такую рань, чтобы пройти по пустым пока ещё улицам с плакатами «Скажем нет одинаковым лицам» и «У каждого есть право на себя!» Толпа была тихой — люди просто шли, уступая дорогу машинам, и стоявшая на углу полиция проводила их улыбочками. А я пошёл следом, благо пока было по пути.

Взгляд отдыхал на нестандартных чертах, одеждах и причёсках. И ведь ничего особенного — ни один не покрасил волосы в сиреневый, чтоб выделяться, не надел кимоно или пиджак в клеточку. Только часто приходилось переводить взгляд — лица и фигуры словно выцветали от пристального внимания, а само внимание рассеивалось.

А потом я заметил знакомое круглое лицо. Брей шёл с левого края, неся свой плакат — с перечёркнутой маской — и выглядел очень довольным. Я остановился, не веря. Толпа прошла мимо и свернула в сторону метро. И что теперь делать?

Глупый вопрос. Дойти до своей конторы и начать работать.

Брей уже был там, причём без плаката.

Я остановился в дверях и сразу заявил:

— Я тебя видел среди демонстрантов. Хорошо смотришься с плакатиком.

Он глядел так, словно ждал продолжения. Не дождался. Кивнул:

— Спасибо. Присоединяйся, в следующий раз мы идём от парка Свободы к городскому саду.

— Мне-то зачем?

Он пожал плечами.

— Занять время, отвлечься. Человеку нужно хобби.

Я вспомнил совет Брея.

— И какое же это слитие негатива? Вы не кричите, не буяните, даже похабных песен не поёте!

— Зато злорадствуем и издеваемся в душе. Пока хватает и этого. Не будет — начнём вопить и бить витрины.

Я не поверил. Ради простого хобби не станешь рисковать репутацией. Ничем не станешь. Для Брея это скорее игра, чем слив негатива. У него есть желание и силы играть. Даже с такой работой, как у нас.

Работа ждать не заставила. Пятница — словно последний день перед концом света. Клиентки — все как одна золотоволосые, копии моей любимой, даже голоса похожи, просили и требовали. Я узнавал в них всё больше своего, родного и каждый раз едва удерживался, чтоб не встать навстречу очередной клиентке и не назвать по имени.

Но потом я увлёкся. Цеплялся за каждую клиентку и исступлённо предлагал ей всё новые и новые поправки и детали, создавал всё новые копии, версии и альтернативы. Брал пример с Брея:

— Мадам, вам пойдёт сиреневый с золотом! Давайте попробуем? Сейчас все носят крупные украшения из дерева… Нет-нет, вы не как все, конечно же, ваши украшения должны отличаться. Этника? Металл и эмаль, ярко окрашенный текстиль, витые шнуры и пышные кисти? Или футуристическое — позолоченные шестерёнки на цепи, микросхема с кристаллами Сваровски? Да, конечно, можно и с бриллиантами…

Никогда раньше не замечал, сколько в клиентах глупости. Можно подумать, кто-то отличит Сваровски от бриллиантов на цифровой копии!

Или глуп был я, когда думал, что копии не изменят оригинал. Они меняли всё. Я маньячил на работе, потому что просто не хотел домой.

Дома ждала настоящая Бетти, и это было хуже. Она взяла короткий, в пять дней, отпуск и перестала следить за собой. Встречала меня в халате, блёклая, непричёсанная и молчаливая. «Привет», «пока», «хочешь есть?». Молчать вместе — не так уж плохо. Тем более, чаще всего мне нечего было ей сказать. А ей — ответить.

— Любимая, пойдём погуляем?

— Не хочу.

— Тогда давай досмотрим то кино?

— Там нет ничего интересного.

— Ну давай я приготовлю нам вкусное.

— Ты же не умеешь готовить!

Жаль, что так — Бетти перестала заботиться и об этом, пришлось вызывать доставку, и каждый раз это были девочки, похожие на любимую. На прежнюю Бетти. Новая была сама на себя не похожа. Настолько, что мне стало трудно звать её по имени.

Погружённая в себя, она только раз за эти три дня проявила чуть больше жизни — когда я сказал, что не пойду на работу, останусь с ней.

— Нет! — Бетти словно испугалась. — Не нужно! Иди!

Она никак не объяснила, а я побоялся спросить. Я и сам хотел уйти. И уходил, снова и снова. И задерживался на работе, чтоб попозже вернуться.

Надолго моего пыла не хватило — после обеда я перестал проявлять инициативу, сделался вялым, вызывая недовольство клиентов. Спас Брей — начал «консультировать» с удвоенной силой.

Вечером он с неожиданной для конца рабочего дня бодростью предложил:

— А давай к тебе в гости?

Я ощущал вину за то, что ему пришлось пахать за двоих, но и надежду — может, с ним возвращение домой не превратится в панихиду? — и ответил:

— А давай.

Я отослал любимой сообщение, чтоб Бетти не встретила нас в одном из своих блёклых халатов. Она и не встретила — никак, просто сидела на кухне с чашкой остывшего чая.

Брей припёр целый букет, протянул ей:

— Прекраснейшей из прекрасных. А чем это так дивно пахнет? Вы не только королева красоты, но и королева поваров?

Бетти покраснела.

— Просто заказала доставку из ресторана, — едва слышно произнесла она.

— Не всякая женщина может найти ресторан, где так исключительно хорошо готовят, — легко выкрутился Брей.

И дальше пошло лучше: мы сели за стол и Брей сумел разговорить Бетти. Привычно — комплиментами. И байками из своей практики:

— ...И говорю — я могу вам доверять, а она мне — нашли кому, я сама себе не доверяю...

В первый раз Бетти рассмеялась минут через пятнадцать, потом пошло легче.

Мы приятно провели время за столом — понимали друг друга с полуслова. Так поднимает настроение, когда тебя просто понимают.

Но вечером Брей остановил меня у двери:

— Есть такой слух… когда с образца делают много копий он выцветает, истирается… Береги её.

— Как?!

— Не знаю. Тебе не обязательно быть как все.

И бросив это, явно не договорив, ушёл, оставляя меня наедине с той, кого надо беречь.

 

5.

Воскресенье — это хуже, чем среда или пятница. Кажется, дом тоже выцвел, даже белые стены. Мне дали премию. Хоть какая-то радость. Мы с Бетти собирались поехать на Острова на эти деньги.

Я ворвался домой возбуждённый, словно забыв обо всём, что мешало, что тяготило, пробежал все комнаты, зовя любимую по имени. Её нигде не было. Возможные причины разом навалились на меня, заставили искать записку. На столе, на полу, в кресле.

А в кресле сидела Бетти, настолько сливаясь с фоном, что я не заметил её. Сидела и смотрела на меня так, словно всё понимала.

А может и понимала. И я вспылил, хотя она по новой своей привычке не произнесла ни слова:

— Знаешь, что… Если хочешь быть одна, скажи.

— Я и так одна, — сказала она почти прежним, узнаваемо-обиженным, голосом. Словно собиралась отыграть заново сцену с «ты не понимаешь». Да хоть бы! — Ты даже не видишь. И я себя больше не вижу. Не уверена, что хочу. Кем я была? Кто я есть?

Я сел рядом, на пол, взял её руку в свои.

— Ты Бетти, — я почти сразу понял, что имя ничего не значит. Оно такое же, как у тысяч женщин. — Ты моя любимая девушка. — Тоже не то. Я больше не могу убедить в этом даже себя. — Ты оригинал. Ты та, с кого всё началось.

Странное вышло утешение, но, главное, что вышло. Она вдруг посмотрела в окно.

— А знаешь… пойдём всё же погуляем. Сегодня воскресенье. Завтра всё закончится. Хочу посмотреть на них ещё раз.

И мы пошли гулять.

Яркая погода с синим небом и ослепительно зелёной листвой была как подарок. В такую погоду легче верить в хорошее. Мимо шли мужчины и женщины, и тени ложились на их лица, меняя, делая разными. Меньше копий. Может, Бетти увидит и ей станет легче.

Но я не сразу заметил: женщины смотрели на неё с удивлением или даже презрением. А одна золотоволосая копия подошла и протянула любимой коробочку с красками для лица, по виду дешёвыми — коробочка без надписи и пластмасса с пузырьками:

— Приведите себя в порядок, стыдно в таком виде выходить на улицу. Зачем портить людям настроение?

Я думал — всё, сейчас будет вспышка, побег, отчаяние, слёзы, драка. Но Бетти лишь побурела, снова обретя краску, а потом улыбнулась — через силу, но всё же…

— Так мило с вашей стороны. И знаете, здорово, что я на вас нисколечко не похожа, хотя вы и должны быть моей копией. Просто не у всех получается. Но я вижу, вы очень старались.

Теперь побурела уже подошедшая к нам дама. А мы продолжили гулять и вернулись домой почти умиротворённые. Завтра всё закончится.

 

Когда завтра пришло, я в полутьме поцеловал спящую Бетти и отправился на работу в отличном настроении. У нас всё будет хорошо. Обязательно.

Для выводов было рано, попадавшиеся мне навстречу женщины до сих пор носили золотые волосы. Но мне больше не приходилось себя убеждать, что они не Бетти. Она — та, настоящая, пока бледная, но только моя. Бледность пройдёт.

Сегодня не раздражали и придирчивые клиентки, но время тянулось бесконечно. И Брей поглядывал странно. Я, наконец, не выдержал:

— Ну что? Хочешь узнать, что я такого придумал? Ничего! Но сегодня понедельник.

Он похмурился, потом кивнул:

— Вижу, хобби ты себе всё же нашёл. Верить.

— Это у тебя хобби! Причём глупое и пустое!

— Но хотя бы безвредное, — он взял в руки свой смартфон и начал во что-то играть, словно нет ничего важнее.

Наверное, почувствовал, что я не хочу больше с ним разговаривать.

Но так сразу оборванный разговор оставил неприятное послевкусие. Верить — не безвредно. Если б он сказал что-то ещё, изложил аргументы, начал убеждать или «консультировать», я бы рассмеялся и не стал об этом думать. А сейчас — не мог.

Нужна была информация. Не о вере, конечно. Посмотреть бы итоги… как сложилась потом судьба моделей, выбранных образцами. Я полез в Сеть.

Оказалось, найти такое трудно. Сеть прежде всего предлагала «позитивную информацию», а в итогах у отработанных моделей было мало позитива. Одна снималась в знаменитом фильме в роли наёмной убийцы, незаметной, почти невидимой, и режиссёр в интервью шутил: «Дара так вжилась в роль, что отыскать её на съёмочной площадке бывало непросто». Другой женился на дочери министра и там был тщательно затёртый скандал то ли с двойником жениха, то ли с другой путаницей. Один известный радиоведущий оказался бывшей моделью. И всё. Остальных представляли лишь имена и «живёт в городе таком-то». Информация о паре самоубийств, едва мелькнув, была прикрыта весёлой рекламной картинкой.

Я заупрямился. Я стал искать список имён всех моделей, от первых, сорок с чем-то лет назад, до нынешних. Клиентки активно мешали, отвлекая, бархатный голос Брея раздражал. Я нашёл. Имена и фото. В нём было и имя Бетти, пока последнее. Не знаю, для чего прочёл весь. Наверное, чтобы увидеть эти лица и найти ещё одно имя.

Я не заметил, как тихо стало в кабинете. Психолог-консультант больше не гонял игрушку в смартфоне.

— Брей? — спросил я. И повернул к нему экран компьютера с именами и фотками. — Скажешь что-нибудь?

— А зачем? — он пожал плечами. — Ты и сам всё видишь.

Я видел блёклые лица, которые трудно запомнить. Как людей той демонстрации протеста, который, похоже, сильно запоздал. Как лицо Брея, которого многие замечали, лишь когда он начинал говорить. Но и тогда взгляды часто соскальзывали, рассредоточивались. Не в этом ли секрет успеха его консультаций?

— Зачем? — спросил я, не уточняя, о чём речь.

Но Брей понял.

— Как я и говорил — хобби. Мы все, бывшие модели, иногда нуждаемся в том, чтоб нас видели. Другие люди — друг друга мы видим даже слишком хорошо. И таким способом — другие видят.

Я вспомнил ухмылки полиции.

— Значит, это не пройдёт?

Он тряхнул головой — то ли да, то ли нет, то ли «думай сам».

Я уже думал — его же словами. Не обязательно быть как все. Можно и как некоторые. Как Бетти.

Я нашёл сайт Корпорации и написал заявку, приложив к ней своё самое удачное, самое яркое фото.

Домой вернулся почти счастливый. Дверь мне открыла чужая женщина — ярко накрашенная, словно теми самыми дешёвыми красками, Бетти, в которой можно было узнать кого угодно — одну из ненавистных пустых копий, известную актрису, мою учительницу истории. Я удержался — не шарахнулся от неё, обнял, потом повёл в ванную и смыл всю нарисованную «красоту». И, глядя ей в глаза, сообщил:

— Я подал заявку в Корпорацию Красоты. Уверен, меня скоро выберут моделью. Тогда я стану как ты и больше никогда не перестану тебя видеть.

Ей понадобилась минута, чтобы понять. А потом Бетти поправила ставшие бледно-жёлтыми волосы и сказала:

— Приготовлю нам ужин.

И я почувствовал, что всё, наконец, закончилось. А остальное было неважно.