Книга осени
И сколько бы времени нам ни осталось,
мы будем пересказывать их…
Хорхе Луис Борхес
Ветер с залива налетел в полночь: погудел в распахнутом проёме окна, взъерошил занавески. В полной темноте казалось — он что-то ищет. Беззвучные вспышки за горизонтом и непроницаемая чернота в доме: ветер принёс запахи летнего моря и сухих листьев; иллюзию прохлады… Ещё шевелились беззвучно шторы, а он уже покинул город — по старому иссохшему руслу реки, обгоняя летучих мышей, лишь ему известными путями.
Темнота и тишина. Одинокий сухой лист на полу. Всполохи, беззвучный прямоугольник окна.
В эту ночь где-то родилась осень.
* * *
В центре города есть река. Высокая мощёная набережная с каштанами, исправно зацветающими каждую весну. У скрипучего подвесного моста торгуют всякой всячиной, чуть поодаль предаются ежедневной медитации рыбаки. Музыка плывёт в вечернем небе над речными изгибами, негромкие голоса сливаются с шёпотом воды, растворяются в сумерках, уплывают вниз по течению.
Река не знает покоя. Изо дня в день она несёт усталый поток с далёких вершин, слегка замедляет ход, впадает в залив. Целое море растаявших снежинок… Они ещё вернутся на свой Олимп. Пока есть река, всё будет повторяться вновь и вновь.
Вдоль берега каменный парапет, старые книги на нём. Каждый день под чьим-то внимательным взглядом неутомимые строки с пожелтевших страниц пускаются в путь — из начала в конец повествования и обратно в начало. Пока есть, кому перелистывать страницы, пока хоть кто-то понимает потаённый смысл маленьких чёрных знаков, всё будет повторяться вновь. Долго ли? Мне интересно дождаться конца. И посмотреть, что будет потом.
* * *
Плюх!
Чайка спикировала в воду. Подхватила что-то с поверхности и рванула вверх, унося с собой радужные брызги. Возмущённые крики менее удачливых подруг неслись ей вслед.
Юноша стоял на набережной и наблюдал за женщиной с ребёнком: те кормили чаек и заодно соревновались друг с другом — сколько кусочков хлеба птицы поймают на лету. Женщина поддавалась, а ребёнок кидал неумело, и неясно было кто победит.
При счёте три-два что-то отвлекло его. Взгляд со стороны… Старик. Уличный торговец книгами. Один из тех, кто каждое утро раскладывает на набережной свои сокровища. Стопки потрёпанных журналов, десятки лет хранившихся в сыром подвале. Истёртые фолианты, познавшие близкое родство с книжным червём. Полуистлевшие газеты с откровениями прошлых веков… Разложив товар, старик обычно устраивался на раскладном стуле в тени огромного дерева и замирал, словно в трансе. Временами вдруг вскидывался и с любовью оглядывал парапет, щедро устланный книгами, будто опасался, что кто-то разлучит его с любимыми питомцами — какой-нибудь нежданный обладатель грязных рук и нестиранных мыслей.
Юноша всмотрелся внимательней: слишком темно под деревом, слишком далеко — не разобрать. Чёрный неподвижный силуэт. И ощущение пристального взгляда. Предвечерняя свежесть с реки, затихающие крики чаек. Сгустившаяся синева неба. И далёкий, на грани слышимости, шум морского прибоя.
— Скоро осень, — раздалось за спиной.
Показалось? Голос тихий и отрешённый, будто сквозь толстый слой листьев. Ещё не опавших, но уже неживых, застывших на дереве глухим омертвевшим наростом. Усталый голос человека, готового проститься с летом.
Юноша промолчал. Не хотелось нарушать безмятежность стремительного августовского вечера, его уединение и покой.
Шорох позади, мимолётное касание ветра… Он резко обернулся: никого. Сухой жёлтый лист в руке… нет, смятый бумажный листок! Юноша машинально сунул его в карман и ещё раз огляделся по сторонам: река, полупустая набережная, чайки. Россыпь книг на парапете. Чья-то притаившаяся под деревом тень…
У матери с сыном закончился хлеб, и они неторопливо двинулись прочь. Минута, и фигуры растворились-пропали в сплетении пыльных августовских улиц. Чайки заголосили вслед, требуя продолжения… Интересно, кто выиграл? Он ощутил досаду от того, что не узнал результат. Развернулся и зашагал вдоль берега вниз по течению — мимо древнего дерева и старика-торговца…
Красные туфли!
Ярко-красные туфли, белое платье… Девушка стояла спиной и рассматривала книги. Он приблизился, замедлил шаг. Незнакомка шевелила губами и водила пальцем по корешкам книг — робкие дуновения вечернего бриза запутались в её тёмных волосах… Старика не было видно.
Ноги сами свернули к парапету, юноша взял первый попавшийся томик и принялся бездумно листать, поглядывая на девушку. Та стояла неподвижно, углубившись в чтение. Он перевернул несколько страниц. В глаза бросился яркий акварельный рисунок с мальчиком, стоящим на берегу, и кружащими чайками… Юноша захлопнул книгу, положил обратно. Точнее, хотел положить… глянцевая обложка неловко скользнула по выпуклой поверхности, через край парапета и дальше — вниз, в реку…
Пронзительные зелёные глаза!
Он вздрогнул: незнакомка стояла напротив. В правой руке она держала пойманную книгу.
Прожигающий взгляд. Губы приоткрываются, что-то говорят…
— Не надо… так, — чуть слышно, но твёрдо.
Он кивнул, попятился. Девушка осторожно положила книгу, развернулась и зашагала прочь.
— Как тебя зовут? — внезапно выкрикнул он и тут же ощутил всю безнадёжность и неуместность вопроса.
Звук туфелек по мощёной набережной. Тишина. Поворот головы. И, как награда за смелость, мимолётная улыбка!
Затихающий стук каблуков. Биение сердца. Гул прибоя где-то на краю земли.
* * *
Я люблю перелистывать тонкие шуршащие страницы. Мимо по набережной скользят тени прохожих. Нескончаемый шум реки. И книги. Каждая из них уникальна. Одна — поражает белизной. На её листах нет места для текста, лишь ослепительная пустота… Другая книга пожелтела от старости. Залежи мудрых мыслей вперемешку с жучками, бегущими от света… Третья — удивляет порядком и рациональностью. И скукой.
Стопки книг на парапете. Некоторым пришёл срок отправляться в полёт. Я беру ближайшую из них: цветастая глянцевая обложка. Яркие акварельные рисунки с чайками оживают внутри…
Многокрылой птицей книга взмывает вверх — вперёд и вниз, в реку. Короткий всплеск. Тишина.
* * *
В это утро птицы голосили сильнее обычного. Юноша шёл по пустынной набережной, косясь на пасмурное небо. Погода не оставляла шансов на встречу — в дождь книги, как правило, не выходят из дому…
Не выходят?
Девушка сидела на парапете и перелистывала увесистый томик в кожаном переплёте. Рядом возвышались стопки фолиантов. Торговца снова не было видно.
Юноша подошёл и опёрся руками о прохладный парапет, бросил на незнакомку осторожный взгляд.
— Лил, — вдруг произнесла она.
Посмотрела изумрудными глазами, чуть склонила голову… — Можешь звать меня Лил, — и снова ушла в чтение.
Он назвал своё имя. Помолчал, потом присел рядом.
Чайки надрывались всё громче — казалось, своими криками они пытались запугать приближавшийся ливень. Юноша поёжился, поискал глазами вчерашнюю женщину с ребёнком.
— Они больше не придут, — не отрываясь от чтения, проговорила Лил.
— Почему?
Девушка пожала плечами, кинула взгляд на реку, опустила глаза.
— А ты… — он на минуту замялся, — ты придёшь? Завтра…
Лил вздохнула, посмотрела вдаль. Серые полосы смазали горизонт, где-то громыхнуло.
— Ты ведь читал «Книгу осени»? — вдруг спросила она. И, прежде чем он успел ответить, добавила едва слышно: — Приду.
Ему снился сон. Во сне были река и ветер, запах ночной травы, туман.
Ветер звал вверх по течению, слепил, сбивал с ног. А река манила вниз: обещала океан, шум прибоя, свежесть брызг.
Темноволосая девушка на другом берегу… Она робко улыбалась, махала рукой. Он не мог разобрать её знаков. А ещё он чётко понимал, что пойдёт вниз по течению. И девушка обязательно последует за ним — по другому берегу. У неё не останется выбора. Со временем поток разольётся, края реки убегут друг от друга в неизвестность, растворится хрупкий силуэт. Но он продолжит двигаться вперёд — навстречу чьему-то цепкому взгляду, на свидание с неизвестностью. Он будет идти до тех пор, пока не истончится нить реки, пока не сольётся она с океаном. И тогда всё закончится — для него и для темноволосой девушки на том берегу.
* * *
Я люблю одиночество. Ветер, река и вечность впереди. Когда это приедается, я путешествую вместе с книгами. Передо мной великое множество миров. Под шелест падающих листьев всё новые и новые стопки выстраиваются неровными рядами на парапете.
Прощание со старыми книгами… Иной раз я напоследок перелистываю полюбившегося питомца. Одна, две, три страницы — и вся история ещё раз проносится перед глазами. А шум реки чуть ближе, слегка громче. Прощальный взгляд, негромкий всплеск. Вниз по течению, на встречу с заливом, в далёкое море забвения.
Я люблю одиночество, но сегодня у меня гости. Смутный силуэт на той стороне реки. Колышущийся подвесной мост, лёгкие шаги. И длинная чёрная тень, ползущая следом.
* * *
Ночь, река, ветер. Зябкое безмолвие и туман… Он ёжится, переступает с ноги на ногу.
Детский силуэт на том берегу. Ребёнок беспомощно оглядывается по сторонам, кого-то ищет. Акварельный набросок, взмах руки, несуществующие чайки…
Хруст сухой травы. Тихий вздох. Рука на плече.
Он оборачивается, силясь что-то рассмотреть… Русые локоны, всплеск воды. И мягкий шёпот: «Нашла…»
Брызги света в лицо — на излёте сна. Испарившийся туман над водой.
Рассвет был сияющим и прозрачным. Лёгкие облачка размыли зарю, мягко раскрасившую каштаны оттенками охры.
Юноша вышел из дома и двинулся в сторону набережной. Шелест листьев, близкий шум воды… Ещё поворот — и сразу за ним река. Здесь его уже ждали.
Светлые локоны, чуть лукавые карие глаза — незнакомка, нашедшая его на излёте сна. Она сидела на парапете и сияла доброй, немного застенчивой улыбкой. Он почувствовал, что улыбается в ответ, и вслед за этим, наконец, ощутил первозданную прелесть утра — всю его свежесть и, вместе с тем, мимолётность. Ощутил по-настоящему, полной грудью, словно увлекательнейший роман, открытый на первой странице: история, обещающая миллион приключений с лучшими друзьями, встречу с любимой, и, возможно, исполнение сокровенной мечты…
— Привет, я Эфи! — солнечные брызги сквозь россыпь светлых волос.
— Доброе утро! — улыбаясь, ответил он. Присел рядом.
Девушка подставила лицо свету, прищурилась. Невидимая птица запела в вышине — под аккомпанемент ветра в высоких кронах, под журчание реки в утренней дымке.
Юноша глубоко вздохнул, попытался глазами отыскать птицу. Кажется, он собирался встретиться с кем-то другим? Никак не вспомнить…
— Скажи, ты уже прочитал «Книгу осени»?
Каштановая глубина её глаз. Таких доверчивых, и, вместе с тем, прячущих в себе абсолютное знание. Знание о нём самом, а ещё — о реке, о мельчайших деталях этого утра, стремительно рождающегося вслед за ним дня, и не зачатого пока вечера с его сестрой-ночью.
Юноша неопределённо покачал головой и вновь улыбнулся. Тревожный сон вспоминался теперь как волнующее приключение, ведь там, во сне, он встретил её — Эфи!
— Пошли! — вдруг вскочила та. — Пошли! пошли! пошли! — и закружилась, чуть притопывая, на месте, словно маленький вихрь из светлых осенних листьев.
Она схватила юношу за руку и мягко, но настойчиво увлекла за собой — вдоль набережной, вверх по течению реки, мимо утренних каштанов, сквозь просыпающиеся птичьи голоса. Дальше и выше, куда-то в сторону неразличимых отсюда гор, прочь от пыльных городских улиц.
И он пошёл вслед за ней.
* * *
Сегодня у меня гостья. Светлые волосы, бездонные глаза. Неспешно, чуть касаясь земли, подходит к парапету. Нежно проводит рукой по корешкам книг. Поворачивается ко мне.
— Что нового на той стороне? — спрашиваю я.
Она чуть хмурится, наклоняет голову.
— Твои листья меняют цвет, — и внимательный быстрый взгляд — глаза в глаза.
Долгое молчание, протяжные стоны чаек на горизонте. Жёлтое на синем в вышине.
В какой-то момент ты понимаешь… то есть, тебе кажется, что понимаешь, как устроена эта Вселенная. Ты вдруг осознаёшь, насколько это холодное и пустое место. Все чужие. Ты даже не уверен, а существуют ли эти «все», или они лишь твоё воображение.
Всё по кругу. Да, в этом мире можно жить. Безрадостное существование…
И тогда ты придумываешь сказку. То место, куда можно уйти. Там все свои. Если смотреть на Вселенную сквозь эту сказку, то жизнь уже не так ослепительно холодна. И можно уйти насовсем. Почти насовсем.
А потом вдруг что-то происходит.
Маленькое чудо не из твоей сказки… И вот, ты не знаешь, что это — то ли пришелец извне, то ли твоя история уже живёт сама по себе.
И нужен ли ты ей тогда?
Я не смогу объяснить это девушке с той стороны реки. Она никогда не поймёт, почему пожелтели вечнозелёные листья. Она продолжит штурмовать эту крепость…
* * *
Через час они покинули пробуждавшийся город. Река весело текла навстречу, то разливаясь на десятки метров, то сужаясь и ускоряясь промеж невысоких холмов. Мощёная набережная давно уступила место песчаному берегу. Светловолосая девушка весело вышагивала впереди, время от времени оборачиваясь и улыбаясь — он улыбался в ответ, удивляясь собственной лёгкости и, одновременно, восхищаясь ею. Все вопросы, которые он мог бы задать, крепко спали в голове, убаюканные безмятежностью утра. Странный сон? Конечная цель прогулки? Всё это подождёт! Они успеют наговориться, ведь впереди целый день, а может, и не только…
Река, подёрнутая дымкой, шелестела прозрачным потоком, словно рассказывала чью-то историю. Казалось, сейчас за очередным изгибом появится старинная триера со спущенным парусом и гребцами, ловко ведущими судно в обход речных бурунов и мелей. Певец на корме будет петь об осаде и защите укреплённого города, о возвращении героев домой и о поиске этого самого дома. И о ком-то ещё.
Юноша закрыл глаза, продолжая идти вперёд. Отпустив мысли — туда, за поворот реки: под скрип уключин в деревянных бортах, под негромкие звуки кифары…
Боги далёкой земли на совет собирались.
Первый взял слово, нахмурился, молвил негромко:
«Дом наш потерян. Забыли мы в странствиях долгих,
Где тот маяк на реке, что осветит дорогу…
В земли отцов не доплыть нам во мраке полночном».
Все приуныли, лишь дева младая молвила кротко:
«Знаю я средство…»
* * *
Моя вечерняя гостья задумчиво смотрит на книги. Ей ни к чему всё это богатство, она пришла за одной единственной — той самой…
— Что будет, когда всё закончится?
Такой доверчивый взгляд. И тихий металл в голосе. Металл с той стороны реки. Металл цвета клубящегося тумана — как и я, забывший о своём предназначении.
Однажды я решил написать книгу о тумане…
Когда книга написана, она появляется на холодном каменном парапете, и всё повторяется вновь. Я не знаю, сколько раз, но я помню, что такое одиночество. Вечность, ветер и река впереди.
«Знаю я средство вернуться в забытые земли.
В Мире далёком, где птицы поют на рассвете,
Есть человек. Он маяк рукотворный сможет зажечь».
* * *
Они ушли далеко от города. Холмы в этом месте поросли лесом и прибавили в высоте, а река, потеряв часть мелких притоков, превратилась в бурный ручей. На другом берегу высилась скала, из тёмной узкой расщелины срывались вниз тонкие струи водопада. Встретившись с водами ручья, они распадались на шумные брызги, парившие в воздухе, искрившиеся радужными переливами.
— Иди, — молвила Эфи. — Иди сюда.
Они вошли в ручей по колено. Холод незримо пробежал по ногам, двинулся вверх, вернулся обратно. Растворился без остатка в стремительном потоке.
— Вытяни руки.
Он поднял руки, распахнул их крыльями — неровный крест в столбе бурлящей воды.
Отвесный поток — за спиной, перед лицом, повсюду. Утекает в бесконечность, не возвращается назад. Зеркало воды — тёмное и, вместе с тем, прозрачное. Девичья ладонь поверх его пальцев. Холодная. Обжигающе ледяная! На одной руке. А вот уже и на другой… Он вздрогнул, скосил глаза. Книга на тыльной стороне левой ладони! Большая, остывающая. И ещё одна — на правой. Изображение на обложке: пронзительный зелёный взгляд в обрамлении длинных чёрных волос. И его собственное лицо — на другой.
Раскинутые объятия меж отвесных струй. Ладони надёжно, словно металлом, пригвождены к потоку: чуть дрогнешь, и выпорхнут бумажные птицы — вниз, в тёмное зеркало воды…
— Она уже не придёт. Отпусти её. Идём со мной, на ту сторону реки.
Боги нахмурились. Спор разгорелся меж ними.
Деву другую послали они на закате
Старый проверить маяк, что угас тёмной ночью.
* * *
День стремительно умирает, раскалённым желтком солнца уходя в море. Стрижи суетятся в небе, собираются на ночёвку. Замирают в ожидании сухие листья каштанов. Даже река меж каменных берегов, кажется, звучит чуть тише.
Металл цвета тумана с той стороны реки. Я вижу, как он приближается к моему лицу. Нежная рука с тонкими длинными пальцами. Светлые локоны… В последний момент лезвие вспыхивает жёлтым — прощальный отсвет моей осени, туман у ног. Невесомый девичий силуэт на мгновение озаряется густо-багряным. Брызги придают форму туманному клинку. Темнота и шум реки. Звуки музыки вдали, на последней странице…
На последней странице — брызги водопада и шум ручья. Луч заходящего солнца отражается в бездонных карих глазах.
На последней странице — первая книга с моей ладони скользит вниз, в ручей. Моё собственное лицо на обложке. Погружается в Реку Забвения. Растворяется в белёсом тумане. Исчезает.
Взгляд зелёных глаз на обложке другой книги… Крепко сжимаю её в ладонях! А передо мной — светловолосая девушка с той стороны реки. Возле неё прозрачный туман в багряных брызгах. И удивление в глазах. Шёпот-крик…
— Почему? Почему ты выбрал её?!
Я не люблю прощаться с книгами. Не люблю с тех пор, как написал первую из них. Река, туман, чайки, и даже хрупкая светловолосая девушка с дрожащими губами — ей тоже интересно узнать, что будет потом…
— Потом, когда всё закончится… что будет с нами — на той стороне реки?
Не успеваю ответить.
Стремительное движение на берегу. Чёрные — чернее вороньего крыла — пряди волос. Ярость зелёных глаз. Огненная вспышка прожигает светлые локоны. Испаряет туман над ручьём.
Лил подходит ко мне. Влажный блеск губ, тепло дыхания. Я достаю из кармана смятый листок, подаренный когда-то ветром — мою последнюю страницу. И вкладываю в её книгу.
«С тем человеком пойду я, ступая неслышно.
Вместе маяк мы зажжём, ночи тьму разгоняя.
Я не вернусь в этот мир, с ним останусь…»
* * *
Полночь, ветер с залива. Взметнувшиеся шторы в окне — два прозрачных перепуганных крыла. Вспышка молнии — ослепляющая и беззвучная, непроницаемая чернота вслед за ней. Я точно знаю: сейчас где-то там, далеко-далеко, ярким светом пылает гигантский ясень. Крона ветвями касается неба, корни насквозь прошили землю. Испуганными птицами облетают с него листья-книги, в каждой из них — чья-то жизнь. Священное древо гибнет в огне наступившей осени. Ещё немного, и история подойдёт к концу.
Но я уверен — где-то там, в далёком мире, помимо объятого пламенем ясеня есть что-то ещё: нежный, едва проклюнувшийся росток у ручья. Он тихо дремлет под звуки утекающей в вечность воды.
Однажды я вернусь туда — в одну из долгих зимних ночей, когда ветер с залива вновь принесёт одинокий листок. И когда будет написана новая книга этого мира. Книга весны.
