Король и его тень
О чём ты хотел написать, друг мой? Что хотел сказать теми простыми, жестокими словами? Я вспоминал недавно наши мечты. Призрачное детство снова окунуло меня в глубины памяти. В нашу последнюю встречу ты сказал, что больше не будешь ни о чём мечтать. Я помню, как ты стоял на дороге и смотрел вдаль. Твой взгляд уже тогда напоминал так ненавидимых мной кукол. Я хотел закричать, ударить тебя, даже поцеловать, лишь бы ты только сбросил с себя эту маску, за которой прячутся твои демоны. Много позже я узнал, что ты сросся с ней, стал таким, каким всегда хотел себя видеть. Очень жаль, что эта фальшивка вскружила голову столь многим. Ты всегда боялся зеркал. Долгое время я пытался понять, что же такого ты в них видишь, что каждый раз отшатываешься с искажённым лицом. Ты написал, что я предал тебя, но это ложь. Первое предательство совершил ты, когда впервые пожелал мне смерти. Ты говорил, что я разрушаю твой мир. А был ли он, этот мир? Ты ушёл навсегда. Я знаю, что больше тебя не увижу. Мы не встретимся, как ты того и желал. И последними твоими словами мне были: "Убей себя сам, мой близнец".
Их всегда было двое. Ничто не могло этого изменить. Повторяющие друг друга в мелочах с самого дня своего рождения копии, перед точностью которых пасовали зеркала. Даже если разбить их все и усыпать осколками пол, это ничего не изменит. Он знал, что всегда увидит напротив столь ненавистное лицо. Своё лицо. От этого не убежать, не скрыться и не примириться. Сотворённые обезумевшей матерью в период бескрайнего отчаяния, они стали неминуемым приговором друг для друга и тем самым изъяном на упорядоченной глади мира, который, потянув нити за собой, может разрушить всю картину. В мире, где никогда не рождались близнецы, они существовали.
Но в детстве... В детстве они ни о чём не знали.
Свет был повсюду. Проникая в открытые окна королевского дворца и отражаясь в бесконечных поверхностях зеркал, он распространялся по многочисленным залам, переходам и галереям похожего на лабиринт здания. Путаясь в голубом тюле, от похожих на облака стен отдавался и дробился чистый, радостный детский смех. Предоставленные друг другу и изолированные от своих сверстников, юные принцы никогда не чувствовали себя одинокими.
— Гирион, догоняй!
— Ты опять жульничаешь, Гириол!
Беловолосые мальчишки с серебряными искрами в волосах, миновав очередной поворот, почти врезались в элегантную, строгую женщину, успевшую их поймать в последний момент и, смеясь, прижать к себе.
— От кого убегаете на сей раз, сорванцы?
— От Тайного Ученика! — с удовольствием поделился Гирион.
— Да, он послал за нами гигантского орла, но Учитель вовремя вмешался и сделал нас невидимыми, — Гириол всегда любил придумывать подробности.
Их мать, королева, натянуто улыбнулась и потрепала сыновей по пушистым макушкам:
— Не стоит верить всему, что пишут летописцы, дети мои. Бескрылые могут поклоняться кому угодно, но мы, дети ветра, всегда останемся верны лишь Эолфу.
— Но, мама, разве он не покинул нас? — неуверенно уточнил Гирион.
— Он всегда будет жить в вас и ваших потомках, — туманно ответила королева Лэйрин и, подумав, тихо добавила. — Да и Тайный Ученик... не воплощение зла...
Близнецы непонимающе переглянулись. На секунду им показалось, что их мать пытается в этом убедить саму себя. Но эти мысли быстро покинули их головы, занятые очередной игрой.
Да, тогда мир был простым и понятным, мы знали, что есть добро, а что — зло. Учитель ведёт нас, Тайный Ученик ему противостоит, искушая смертных. Всё было так просто! Как жаль, что иллюзиям не суждено жить вечно. Летописцы, эти верные прихвостни Учителя, отравляли мир единственным знанием, дозволенным Единым Богом. Да, всё было на самом деле просто. Просто в какой-то миг наш мир оказался на грани катастрофы. Просто боги устроили резню друг друга, позабыв о своих творениях. Просто выжившие, включая бога нашего народа Эолфа, внезапно покинули мир, оставив его доживать свои последние дни. Просто в какой-то момент явился Учитель и спас всех нас, даровав миру Книгу с новым Знанием. Просто за всё это он потребовал только одно — абсолютное подчинение.
А по ночам они летали, растворяясь в окружающей их тишине и безмятежности ночного неба. Тьма скрывала их тонкие силуэты от глаз невольных свидетелей и незримого ока всемогущего Учителя. И только слабые голубые огоньки порхавших у стен дворца мотыльков указывали им путь домой.
Ильвир был накрыт полупрозрачным куполом, не пропускающим хищных птиц и прочих созданий, так что, даже залетая далеко, близнецы были в безопасности. Единственная опасность, из-за которой они были вынуждены летать по ночам, заключалась в их маленьком секрете. Только королева знала, что наследников двое.
И дело было не только в том, что они — близнецы. У королей сильфов всегда рождался один ребёнок. Один наследник или наследница. Это была непреложная истина. Так было со дня сотворения их народа. По легенде в них текла кровь самого Эолфа, который не хотел каких бы то ни было распрей в борьбе за трон, а потому и установил такое ограничение. Как его удалось обойти, королева умолчала, зато убедила своих сыновей, что это такая игра — притворяться одним сильфом, принцем Гирио. И главным правилом в этой игре было: никому не показываться на глаза вдвоём.
— Это — глупо! — хмурился Гириол, вышагивая перед братом и возмущённо размахивая руками. — Нам что постоянно по очереди прятаться, чтобы выиграть в эту дурацкую игру? Мы должны быть вместе!
— Мы одно целое, — согласно поддакнул Гирион.
— Вот-вот, — живо закивал близнец. — Нет, я понимаю, подменять друг друга на скучных заседаниях или на каких-то мероприятиях. Но не на постоянной основе же! Нам нужен какой-то другой вариант, — Гириол задумался, а через секунду его лицо озарилось. — О, идея!
При следующей встрече с советником Кираеном они вышли к нему вдвоём.
— Ваше Высочество, — удивлённо приподнял брови мужчина, смотря сначала на Гириона, а потом переводя взгляд на второго подростка в полностью закрывающей лицо маске. — Кто ваш друг?
— Это? Это — моя тень! — вздёрнув острый подбородок, уверенно отозвался принц.
С тех пор принца, а впоследствии и короля, постоянно всюду сопровождал неизвестный юноша в сплошной бело-серебристой маске, которого все в открытую прозвали Тенью короля. Ходили слухи, что это — преданный друг правителя или, что вероятнее, его телохранитель, наличие которого было необходимой мерой после чудовищного убийства короля Тирела, отца короля Гирио. Но никто никогда не видел его лица. Вскоре король Гирио ввёл моду на ношение масок на праздниках и балах, и все с удовольствием её подхватили. У короля была бело-золотистая маска, благодаря чему близнецы могли подменять друг друга буквально у всех на глазах. Но однажды они прокололись и последствия этого были ужасны...
Гирион и Гириол всегда были лучшими друзьями, понимая друг друга с полуслова, но это не значило, что им не хотелось завести ещё друзей. Успокоенная их затеей с масками мать позволила им это. Больше всего на свете сильфы ценят свободу, и единственной причиной, по которой ей приходилось сдерживать их порывы, был страх за жизнь своих детей. Но если существовал шанс, что о них не узнают, то почему бы не отпустить их?
Первым другом близнецов стала одна из сильфид. Весёлая и задорная, обожающая придумывать что-то новое, она покорила сердца братьев настолько, что стала их постоянной спутницей, и они задумались о том, чтобы рассказать ей о себе всю правду. Близнецы были уверены, что она никогда никому их не выдаст. И, к сожалению, были правы...
Удивлённо-распахнутые глаза, немного приоткрытый рот, сияние белых волос — всё за секунду растворилось в уносящимся вверх тумане, забрав с собой её последний выдох. Братья застыли, словно ледяные фигуры, не в силах ни сдвинуться с места, ни понять, что же сейчас произошло. Сильфы взрослеют очень медленно, иногда до конца оставаясь в душе детьми, но в тот момент, когда исчезла узнавшая их секрет подруга, принцы внезапно ощутили настигшее их время и боль вины из-за несдержанного обещания, данного своей матери.
Ворвавшаяся через несколько минут в зал королева застала только своих убитых горем сыновей.
— Где ваша подруга? — напряжённо спросила она.
— Её унёс ветер..., — так сильфы обычно говорят об ушедших.
Лэйрин сразу всё поняла, но, как ни странно, на её лице появилось выражение облегчения. А потом она обрушила на близнецов правду, которая разверзла огненную бездну у них под ногами.
Оказывается, задолго до их рождения в Квентериуме появилось пророчество: "Падение короля сильфов будет стремительным и неотвратимым. Бабочка, пронзённая клинком, навеки прекратит свой полёт. Та же участь, спустя годы, ждёт и его сына. Королевская династия прервётся, и сильфы навсегда станут свободными". Как и все пророчества, оно исходило от Учителя, а значит, было неизбежным. Однако время его было не определено, и король Тирел с королевой Лэйрин не думали, что оно их коснётся.
Когда в ту кошмарную ночь, королева нашла истекающее кровью от многочисленных ран, постепенно исчезающее тело любимого супруга, она почти обезумела от горя. Среди легкомысленных сильфов любое преступление нонсенс, не говоря уже о жестоком убийстве короля. Лэйрин даже представить себе не могла, кто из них мог решиться на такое. Зато она прекрасно понимала, что подобное спустя годы может произойти с её ещё не рождённым сыном. Молить о милосердии Учителя, которому она никогда не поклонялась, было бессмысленно: все его пророчества так или иначе сбывались. И тогда королева решилась найти его мятежного Ученика, который, как говорили, обладал силой нарушать волю Учителя.
Имя его было Эреб, и он сам её нашёл, предложив свою помощь. Из его рук лился свет, когда он возложил их на живот сильфиды. Лэйрин тогда подумала, что это странно, учитывая то, что Учителем и его летописцами он всегда преподносился, как источник тьмы всего мира. Эреб пообещал, что теперь пророчество будет остановлено, и не стал требовать с неё оплаты, добавив, что стребует это с ее сына, после чего просто исчез в сиянии. А через несколько месяцев она родила двойню. Находившийся неподалёку Эреб предупредил, что никто не должен знать о том, что их двое, иначе последствия будут неминуемы. Какие именно последствия королева поняла только сегодня, узрев горестные лица своих сыновей, скорбящих по внезапно ушедшей подруге.
— И как же то, что нас двое, поможет нам избежать пророчества? — наконец, задумчиво спросил Гириол.
— Он… не говорил..., — словно с трудом выдавливая из себя слова, отозвалась их мать, пряча виноватый взгляд и придавая лицу растерянное выражение.
— В пророчестве говорилось об одном сыне, а не о сыновьях, — подал голос мрачный Гирион.
Осознание накрыло их разом. Погибнуть должен только один. Близнецы смотрели друг на друга немигающим взглядом, а королева смотрела на обоих, не в силах даже мысленно попрощаться хоть с одним из них.
Обычно сильфы скользят поверхностно по жизни, не ныряя глубоко в пучину эмоций. Но если уж нырнули, то от этих эмоций так просто не избавиться. Вот и королева, влюбившись в своего короля, не могла избавиться от любви к нему даже после его безвременной кончины. Она не могла лишиться последнего, что осталось ей от него. Дело было вовсе не в троне. Его драгоценное дитя... его дети! Она видела Тирела в них. В их глазах, волосах, улыбках... И нет, она не жалела о том, что заключила ту сделку с Эребом! Хоть кого-то из них она сохранит…
— Так, кто из нас должен погибнуть, мама? — вопрос Гириола выбил её из равновесия, и она не нашлась, что ответить.
Когда я только услышал предположение Гириона о гибели одного из нас, я ни секунды не колебался. Я любил брата и был готов отдать хоть сотню своих жизней, ради одной его. Мы ведь близнецы! Разве это не правильно? Позволить одному прожить жизнь за нас обоих? Я думал, что брат разделяет мои мысли, как было всегда, но, подняв на него взгляд, увидел, что он смотрит куда-то вниз, закусив губу. Он всегда так делал, когда не мог что-то уложить в своей голове или решить особо сложную задачку. Это его замешательство меня насторожило. И когда он на меня всё же посмотрел, я узрел в его глазах истину: он хотел, чтобы это был я. Хотел, чтобы пророчество уничтожило меня, а не его. И в тот момент мучительного осознания, когда мы с братом буравили друг друга взглядом, я словно слышал, как с оглушительным криком рвётся что-то важное, что-то, что всегда связывало нас, делало одним целым. Чувство предательства желчью оседало на языке, ослепляло сердце, жгло душу. Оно требовало возмездия, и я не собирался ему препятствовать. Меня всегда интересовало, почему ты решил, что это должен быть я? Чем мы отличались? Как бы то ни было, оказалось, очень легко начать называть брата врагом.
Их отношения неуловимо изменились. К сожалению, это видела только королева и никак не могла исправить. С каждым днём король и его Тень всё больше отдалялись друг от друга, становясь резкими и колючими в своих бесконечно злых диалогах. Ни один не желал понять другого, ни один не хотел отдать свою жизнь. Гирион возненавидел зеркала, отказываясь в них без необходимости смотреть, он внезапно увлёкся Учением Учителя и время от времени цитировал оттуда целые отрывки, особенно ему нравилась формулировка: "негоже душе дробиться и жить в двух телах". Гириол постоянно его высмеивал и продолжал молиться Эолфу, считая, что для истинного сильфа позорно "слишком сильно приближаться к земле". Они из зеркальных отражений стали тёмными двойниками друг для друга. И всё стало только хуже после попытки отравить одного из них. Почему-то оба не верили, что это кто-то третий. Единственное, что утешало королеву, так это то, что свою мать они меньше любить не стали, стараясь при ней особо не ругаться. Однако даже эта любовь выливалась в соперничество за её внимание и заботу. А всё дело в том, что она — единственная, кто их различал. Для неё же, супруги короля сильфов, в этом не было ничего сложного.
Она слушала ветер. Тот приносил запахи, чувства, обрывки разговоров. Когда в зал входил Гирион, ветер бушевал, неся с собой предгрозовую напряжённость, оседал на губах колючими иглами моросящего дождя и горьким привкусом чужой обиды. Приход Гириола, напротив, сопровождался игривым, тёплым ветерком, готовым в любой момент подбросить, закружить и оставить, глотая осколки ледяного крошева внезапно задувшей вьюги с ароматом мести. Близнецы были такие разные, несмотря на то, что являлись одним целым. Их невозможно перепутать.
Однако путали. Потому что не знали, что королей двое. И особенно мучительно это было для Гириона.
Иногда ему казалось, что он задыхается. Что они с Гириолом повязаны настолько сильно, что эта связь когда-нибудь задушит их обоих. Везде, куда бы Гирион ни шёл, брат неотступно следовал за ним. И дело было не в паранойе, и не в этих демонических зеркалах, что так сильно любила и всюду развешивала их мать. Нет. Просто везде и всюду все видели, разговаривали и прикасались не к нему, Гириону, а к Гирио — их производной сущности, к королю, которого никогда не существовало.
Гирион всё больше склонялся к мысли, что в запрете Учителя на близнецов был смысл.
Казалось бы, хуже быть уже не могло, но судьба припасла для них ещё одно испытание. Гирион влюбился. Но не в сильфиду, а в земную нимфу, которую встретил во время многочисленных отлучек из города. Влюбился так, что захотел жениться, хотя потомства у разных рас всё по тому же запрету Учителя быть не могло в принципе. Гириол не стал этого терпеть. Его раздражала яркая красота нимфы, её большие глаза и полные, влажные губы, к тому же он подозревал, что она, как и все представительницы этого народа, просто жаждет возвыситься, прибрав к рукам чужой трон. У нимф царил матриархат, их учили этому с рождения. Возможно, если бы это не задевало его самого, если бы они не были сильфийскими королями, он бы думал иначе, по достоинству оценив яркую красоту Тиры, но в сложившейся ситуации... Гириол больше заботился о благе своей страны, нуждающейся в сильфийском наследнике, а не о счастье своего брата. Ему самому куда больше нравилась призрачная красота сильфид, их обманчивая хрупкость и серебряные искры ресниц, туманные, затягивающие глаза. Он надеялся однажды встретить свой идеал, который полюбит всем сердцем, но это станет невозможным, если его безумный брат женится. Ведь у них по-прежнему одна жизнь на двоих...
Снова, снова он всё решал за нас обоих! Влюбился, не спросив и не посоветовавшись, что думаю об этом я. А ведь избранница у нас должна быть одна на двоих, но какое ему дело, что думает о его выборе брат... Я снова чувствовал себя бесправной марионеткой, куклой, которой все управляют, решая за неё её судьбу. Но не в этот раз, не в этот раз, друг мой! Ты, кажется, забыл, что личность у нас одна на двоих...
План Гириола был прост и изящен. Впрочем, как и всегда. Под личиной своего брата он встретился с меркантильной нимфой и парой брошенных фраз разрушил её мечты и их совместное будущее. И встретившийся с ней позднее Гирион ничего не мог поделать, даже объяснить ничего не мог, ведь, скажи он ей правду, и её жизнь оборвалась бы так же стремительно, как жизнь его первого друга.
Самый близкий человек предал его. Любимая девушка не желает больше видеть. Ему хотелось, чтобы исчезли все чувства, чтобы он просто перестал чувствовать! Лицо превратилось в маску.
Гирион вызвал брата на дуэль.
Клинки из почти прозрачного сильфира схлестнулись в воздухе, вызвав волнение в нём и в сердцах не знающих о разворачивающейся трагедии сильфов. Близнецы кружили вокруг друг друга, словно хищные птицы, готовые, уловив момент, вонзить клинки в родные сердца. Ярость, боль, обида, страх и отчаяние смешались в немыслимый коктейль, который не оставлял шансов для мирного исхода. И вот уже клинок Гириона оставляет кровавую полосу на левом боку брата, а острие шпаги близнеца рисует косую полосу с брызгами крови на его собственной левой щеке... И братья отшатываются друг от друга, с ужасом наблюдая, как раны, нанесённые другому собственной рукой, появляются и на их телах.
Они смотрели друг на друга, но уже не как в зеркало. Ужас был в том, что у обоих были царапины от шпаг на левом боку и щеке, а это означало, что любая попытка убить другого приведёт к гибели обоих. Что ж, Тайный Ученик явно знал, как создавать близнецов.
Не в силах поквитаться с братом, Гирион направил всю свою энергию на возможное противостояние с земными народами. Часто покидая воздушный дворец и спускаясь вниз, он видел, с какой завистью и злостью бескрылые лицезрят его способности к полёту, которой до катаклизма владели абсолютно все. Король сильфов знал, что рано или поздно они попытаются взобраться на горы, где тихо жил самый мирный и безмятежный народ, и он будет готов к этому. Гириол был с ним не согласен, считая, что братом просто движет стремление к власти, но Гирион прекрасно помнил многочисленные царапины от меча, оставшиеся в том зале, где был убит их отец. Ему пытались отрезать крылья, не зная, что это в принципе невозможно. Тот, кто убил короля Тирела, ненавидел сильфов. Может, им было плевать на мир внизу, но миру не было плевать на то, что вверху.
Он провёл успешную подготовку своих воинов, убедил советников разослать шпионов в города под ними, планировал первую военную вылазку во внешний мир... когда брат снова легко и небрежно свернул все его планы, убедив всех, что это не более чем игра и подготовка к новому, оглушительному празднику.
А ведь всё это время они даже не встречались, оставляя друг другу лишь сухие послания, передавая в очередной раз трон. После той провальной дуэли Гирион прямо сказал близнецу, что больше не хочет его видеть. Тот даже согласился, и Тень короля больше не маячила за его плечом. Но, похоже, мстительный характер близнеца не желал успокаиваться, решив разрушить всё, к чему Гирион вздумает приложить руку. Или же он его провоцировал на двойное убийство.
Опустошённый и сломленный последней неудачей, терзаемый нехорошими предчувствиями Гирион решил покинуть Ильвир, уйдя в одну из Схол Учителя и став его верным летописцем. Может, хоть так получится спасти свою жизнь?
Остановившись на дороге, ведущей в ближайший город, Гирион последний раз взглянул на свой дом.
Дух захватывало от красоты небес, от безмятежных волн облаков, от ослепительно-голубой глади, от яркого блеска солнца... Учитель говорил, что красота — иррациональна, что она бесполезна для чистого, просвещённого разума. Но каждый раз глядя вверх, Гирион невольно признавал его неправоту.
— Зачем ты бросил своего брата? — внезапно раздался красивый, похожий на звуки волшебной музыки, голос позади него.
Резко обернувшись, Гирион застыл. Мало, кто видел Эреба лично, но те, кто с ним встречался, сразу понимали, кто перед ними. Ибо не было в мире создания с более пугающей, невозможной красотой, чем у Тайного Ученика. Тот, кто олицетворял собой Тьму, явился в сиянии света, а его чёрные глаза на совсем юном лице были подобны вратам в бездну.
— Готов ли ты отказаться от части своей души? — снова спросил он, с насмешкой глядя на онемевшего сильфа.
И тут Гирион вскипел. Вся агрессия, вся боль, все страхи, тщательно подавляемые, вышли наружу, хотя он знал, знал, что нельзя проявлять эмоций, рядом с тем, кто ими управляет.
— Ты! Это ты всё начал! Ты не спас нас, а превратил нашу жизнь в какой-то безумный маскарад! Вот значит какова цена сделки с Хозяином Зла?
Эреб хитро улыбнулся:
— А кто тебе сказал, что это навсегда? Заклинание хранит вас от глаз Учителя, тем самым сохраняя вам жизнь, но если вы станете сильнее и сможете противостоять его влиянию, то вам больше не придётся скрываться.
— Что? О чём ты? — Гирион был сбит с толку. Им с Гириолом не придётся вечно скрываться?
— Удивительно, как при всей рациональности, что в вас вдалбливают с рождения, вы настолько слепы в своей вере! Пророчества запускает именно она — Слепая Вера, — поделился своим наблюдением с Гирионом Эреб.
Медленно до сознания сильфа стали доходить слова Тайного Ученика, и ужас от совершённой ошибки стал заполнять его сердце.
— А, вижу ты отнюдь не безнадёжен, — змеиная улыбка скользнула по губам Эреба, не отразившись в глазах. — Да, ты правильно понял: пророчество было растоптано в зародыше, ибо его условия оказались неверны... во второй части. Хотя по сути вы с Гириолом — один сильф, — признал он.
— Как это возможно? — закусил губу Гирион.
— Ты так и не понял? Я не создавал никого из вас. Я просто разделил одно целое. Ты — часть его, как и он — часть тебя. И вы ненавидите друг друга. Так что, если ищешь настоящего виновника своих проблем, рекомендую посмотреть в отражение твоего клинка.
— Что мне теперь делать? — спустя минуту густой тишины, тихо спросил король сильфов.
— Вернуться к своему брату, если хочешь сохранить ваши жизни, конечно, — пожал плечами Эреб и добавил, глядя куда-то в пространство. — Скоро всё может закончиться...
Гирион сорвался с места, взлетая...
Ветер был неспокоен. В его колебаниях Гириол чувствовал затаившуюся угрозу. Воздух не мог сопротивляться металлу, что со свистом разрезал его, но дал лишнюю секунду королю, чтобы тот успел перегруппироваться. Увы, это не могло его спасти, но коварный удар клинка предателя хотя бы не убил мгновенно. Глядя в безумные и жадные глаза советника Кираена, Гириол понимал, что это конец. Не понимал только, как сильф мог решиться на подобное.
— Во имя Учителя! — взревел Кираен, готовясь обрушить на него свой меч, когда вздрогнул и захрипел, пронзённый мечом бледного, возникшего за его спиной Гириона.
Падая, советник утратил очертания сильфа, превратившись в обычного человека. Гириол даже не представлял, что за чары здесь были задействованы, но сейчас это было неважно, ибо жизнь стремительно утекала из него и из его брата, раненного точно туда же, куда и он. С последним вздохом близнецы переплели свои ладони, и знакомый золотистый свет озарил их, излечивая раны. Эреб не солгал: они действительно были одним целым, объединённым его силой. Поднявшись с пола, братья впервые взглянули друг на друга без вражды и ненависти.
Теперь он ясно видел своего настоящего Врага. И нет, он не стоял напротив. Их общий Враг — всемогущий Учитель, что по неведомой пока причине превратил жизнь близнецов в ад. И Гирион знал, к кому обратиться за помощью, дабы сокрушить его трон.
Ведь, как известно, союзы, заключённые против одного врага, гораздо прочнее любых других.
— Ладно, допустим, только допустим, что ты был прав. Всё, признал! Доволен? — поморщился Гириол.
— Увы, вынужден признать, что ты тоже был прав. Насчёт Учителя и всей этой эпопеи с пророчеством, — недовольно поддержал его Гирион.
— О, значит, мы в кои-то веки солидарны?
— К сожалению, это так.
— Значит?..
— Ну да.
— И?..
— Само собой.
— Рад, что мы снова понимаем друг друга, братец! — усмехнулся Гириол, закидывая руки за голову.
— Я тоже, брат, я тоже...