Карлик

В половину седьмого Андрей бросал дела на работе и с давящим на сердце чувством пустоты ехал домой. Ему казалось, жизнь похожа на кем-то продуманный сценарий после того, как ушла на небеса жена. Андрея не отпускали мысли о любимой ни на минуту. Он ложился в кровать со смутным чувством страха и скорби. Их умел отогнать лишь сын. 

− Папа, − говорил Коля, спеша к отцу. — Папа, почитай сказку про карлика.

Андрей опустил голову и сглотнул, словно ему что-то или кто-то мешал говорить. Он взглянул на сына исподлобья. Глаза его были красными, вырисовывались прожилки. И посажены глаза глубоко, так глубоко, что ему приходилось на фотографиях приподнимать подбородок, чтобы тени под веками не казались синяками. Сам Андрей был худощав, высок, но крепко сложен. Редкие брови казались клочками сухой краски на бледноватом холсте-лице. Нос крючковат, а тонкие губы изредка изгибались в подобие улыбки.

Андрею было сложно выдавить из себя хоть слово, и Коля списывал его поведение на трудную работу. Работа. Мальчик не любил это слово, оно представлялось ему горбатым дядей с морщинистым лицом и изуродованными артритом пальцами. Дядя прищуривался и шаркал в сторону мальчика всякий раз, как папа появлялся на пороге, протягивал к Коле худые руки и склабился, обнажая желтоватые зубы. Во снах Коля начинал кричать и всякий раз сам себе затыкал рот — не хотел показаться трусишкой. Вдруг Алёнка из соседней квартиры (а она ему нравилась неимоверно) узнает и перестанет с ним гулять. Более того, начнет подтрунивать, показывать пальцем и посмеиваться.

"Мой папа просто устал. Работа здесь ни при чем", − думал Коля и скорее бежал к папе. В разговоре он не глядел в сторону горбуна (или Работы), и тот как будто пропадал, но Коля понимал: так просто урод не исчезнет. Он выжидал удобного случая, чтобы напугать или схватить жертву за горло. Быть может, ждал, пока Коля не повзрослеет и не встретится с ним, Горбуном, лицом к лицу. Да, он ждал. И все с ним встречались рано или поздно. Время не щадило никого.

− Папа, − говорил Коля. — Почитай сказку на ночь, как читала мама. Пожалуйста.

− Сказку, − эхом повторил Андрей. — Да, сынок, но ты же знаешь, как я устал.

− Знаю, − кивнул Коля.

− Мама и сейчас с нами, разве ты забыл? − напомнил папа и встал. Коленки хрустнули, он сделал два шага и вдруг посмотрел себе под ноги. Он был по-прежнему в обуви. На ковре остались коричневые следы. Торопливо снял их и отнёс в коридор. 

− Она и сейчас читает сказки на ночь вместе с нами, − добавил он и взял с полки книгу в твердой обложке с потрёпанными углами.

− У меня есть другая книжка, − сказал мальчик, указав пальчиком на книгу в мягкой обложке. — Там картинки, я нашел их в журналах и вклеил в записную книжку.

− Где же ты ее взял?

− У мамы в ящике, она разрешала брать её вещи. Она сказала мне во сне. Я не спрашивал, она сама сказала, ты веришь, пап?

− Конечно, дружок.

Мальчик засиял и запрыгнул на свою кроватку.

− Сказка, сказка, пап. Помнишь, мама читала про карлика, который умел готовить, а до этого он был красивым мальчиком.

− Карлик-нос. Конечно, помню, − натянуто улыбнулся отец и взял с полки книгу в зеленой обложке.

− Вильгельм Гауф, − прочитал Андрей. — Карлик-нос.

− Ага, − сказал Коля, укрылся одеялом до подбородка и неотрывно глядел на отца.

Андрей размеренно и старательно читал сказку. Предложение за предложением. Когда он закончил, Коля сладко спал, повернувшись на бок и подложив обе ладошки под голову. Он сопел через нос, причмокивал.

− Спи, сынок, до завтра, − шепнул Андрей и наклонился к сыну. Поцеловал его в щеку и поправил волосы на лбу. — Мама бы тобой гордилась, − добавил он. 

Проходя мимо фотографии Елены, жены, он бросил на неё короткий взгляд, зажмурился и положил рамку с фотографией изображением вниз. Её не стало год назад, в день своего рождения. Опухоль мозга. Коле он не сказал, не смог объяснить, чуть позже попробовал нарисовать. Дети всегда понимали и чувствовали фантазией. Он сказал, мама ждет их за самым большим облаком. Болтает ножками над землей, наблюдает за ними и ждёт встречи с любимыми людьми. И всё давно определено. Андрей знал это, Коле он как-то сказал, что день встречи помечен у мамы на календаре, который висит рядом с ней на облаке. Но Бог не дает знать им тот самый день, чтобы родные не готовились к нему, не строили планов. Прелесть жизни состоит в ожидании, в выборе и стремлении. Ещё он говорил, что жизнь состоит в каждой секунде, каждом мгновении. И Коля немного понял, он улыбнулся своей обычной легкой улыбкой и кивнул.

Андрей лёг на кровать в спальне. Ему не хотелось будить сына рано утром, когда он собирается на работу. Они с Леной всегда спали на одной кровати в спальне, а Коля — в зале. Папа долго смотрел в потолок. Никак не получалось уснуть. В голову лезла пресловутая работа. Он был прорабом на стройке. Каждый день отвечал за дом, который строила его бригада, каждый день ему звонили заказчики, важные люди с главного офиса строительной компании. И всем им нужны были результаты его работы. Нервы, крики, пьянство строителей. Андрей настолько уставал, что забывал о семье, о тех людях, ради которых он зарабатывал (между прочим, неплохие) деньги. И жалел о потраченном времени. Лена умирала в больнице, когда он был на стройке. Нет, он навещал её, но не мог бросить бригаду. Важные дяди из строительной компании пригрозили увольнением, если он, Андрей Иванов, не сдаст дом в указанный в договоре срок. И он сдал дом. А Лена, по иронии судьбы, умерла в тот самый день, указанный в проклятом договоре! Андрей перевернулся на бок, посмотрел в окно. К подъезду подъехала машина — по занавескам поползли полосы белесого света, переплыли на потолок, вытянулись до противоположной стены и замерли. Погасли. "Так и наша жизнь", − подумал Андрей, проследив за полосами света от фар автомобиля. — "Ползёт, тянется, если нет цели, страсти и призвания, любви и смысла, а потом — гаснет."

− Завтра я увольняюсь, − шепнул Андрей в тишину комнаты. Ему показалось, голос эхом отозвался по комнате, отскочил от стен и задребезжал на стеклах.

− Проживём, − говорил он, не отдавая себе отчета в том, что произносит слова вслух. Такое случается. — Расклею объявления и сделаю работу по дому. На себя. Сам себе хозяин буду. Господи, какой бред я несу. — С такими мыслями он закрыл глаза.

Коля же спал крепко. Ему снилось облако. Огромное, как перина, взбитое мамой. Мамы же нигде не было видно. Коля стоял на лужайке у частного дома, выкрашенного в желтый цвет. Мальчик смотрел на небо. Кусок ваты, взбитые сливки. Все словосочетания он узнал из книг. Он любил читать и рано научился этому увлекательному занятию.

Коля стоял, вдыхал полной грудью и высматривал самого родного человечка на свете. Оно нависало над ним подобно волшебному космическому кораблю, окутанному периной. Инопланетяне наверняка прятались от людских глаз. Коля как-то прочитал несколько фантастических рассказов и не мог уснуть, столько мыслей пролетало через его голову, а вопросов было не счесть. Облако-перина напоминало и склеившиеся белые шары.

− Мам?

Нет ответа. Мальчик позвал громче, снова и снова, пока ему не ответили. Только вот голос оказался чужим. Хрипловатым, низким и немного надтреснутым.

− Привет, − проскрежетал кто-то. Коле показалось, что отвечали из дома, из распахнутого окна. 

− Привет, − ответил мальчик.

Его коленки немного задрожали, но он всё-таки всмотрелся в окошко, но ничего, кроме темноты, не увидел.

− Давай дружить? — спросил кто-то и усмехнулся. Смешок вышел забавным.

Мальчик насупился, ему совсем не смешно.

− Я не дружу с теми, кого не вижу и не знаю.

− А как же ты меня увидишь, — спросил некто, − если ты спишь?

Коля ахнул и сел на траву от изумления.

 

***

Мальчик просыпается в своей кровати. Полоса лунного света с узорами лежит, перекинутая через кровать. Стоит звенящая тишина, занавески покачиваются, приветствуя мальчика. Коля садится и протирает глаза кулачками, зевает и осматривается. В углах съежились тени, в ушах звенит тишина. Страх дремлет в душе, но мальчик пока не понимает, где и когда он находится. Остатки сна смываются, когда из-за кровати выглядывает морщинистое лицо с зелёными глазами. 

− Ой, − вскрикивает Коля. — Кто ты?

− С наступающим Рождеством тебя, малыш, − говорит существо и улыбается, обнажая белые зубы.

Коля вглядывается и видит длинные черные волосы, остроносые уши и высокий воротник черной то ли курточки, то ли пальто.

− Спасибо, и тебя с Рождеством, − отвечает мальчик.

− Меня зовут Робби, − говорит Робби.

− Николай Андреевич, − отвечает, не задумываясь, мальчик.

− Ух ты, − Робби вскидывает кустистые брови, − как странно и весело слышать взрослое имя.

− Меня папа научил представляться по имени и отчеству, когда страшно разговаривать с незнакомцами. Это отпугивает зло и даёт храбрости.

− Какой папа молодец, − кивает Робби. Коля думает, какая же у него большая, будто опухшая, голова. — Но мы с тобой уже знакомы. Я Робин Притвальд из страны Исполнения желаний. — Он выходит на лунный свет и кланяется.

Коля снова ахает и прикрывается одеялом. Конечно же, перед ним стоит карлик. Пусть не Нос, как в его любимой сказке немецкого писателя Вильгельма Гауфа, но похож невероятно. Чёрный фрак, накинутый на белую рубашку, высокий воротник, в котором утопала голова без шеи. Длинноватый и крючковатый нос, ниспадающие на плечи волосы: засаленные, но расчёсанные. На ножках — чёрные и начищенные до блеска туфли.

− Карлик-нос! — не удержался Коля.

На секунду мальчику показалось, что глаза Робби сверкнули, словно в них зажгли маленькие звёздочки. По губам проскользнул злорадный оскал. И тотчас видение исчезло.

− Ты любишь читать сказки? Я тоже, — Робби едва не подпрыгнул от радости. — Андерсен, Пьерро, Гримм, Уайльд! Они мои любимые сказочники! И Гауфа знаю, я видел его перед тем, как он покинул нас.

− Ты видел Гауфа? Обманщик! Он жил очень давно.

− В девятнадцатом веке, но мы, Притвальды из страны Исполнения желаний, живём не меньше трёх веков.

− Ух ты!

− Давай я буду называть тебя Коля, а ты меня Робби?

− Давай, мы уже знакомы.

− Вот именно! Коля, твой папа очень умный человек, трудолюбивый и добрый. Только у таких людей могут быть начитанные, красивые и отважные дети.

− А ты карлик? — снова спросил Коля.

− Если тебе так хочется назвать меня карликом, называй. Я пришел к тебе под Рождество, чтобы помочь.

− У нас всё хорошо, − сказал Коля.

− Хорошо, но Андрей не любит жизнь, не любит дело, которому он отдаёт столько времени. Он любит Лену, твою маму, любит тебя, но в его душе бездонная пропасть печали и боли. Мы чувствуем таких людей, но вот беда. Ко взрослым пожаловать не можем.

− Исполнения желаний, − эхом повторил Коля.

− Да, мой дорогой. Это глубоко под землей. Когда-нибудь я тебе покажу. — Карлик улыбнулся ещё шире. — Сколько тебе лет?

− Летом будет восемь. Я уже взрослый.

− И умный не по годам. Но в тебе есть то, чего нет у твоего папы и почти у всех взрослых, − сказал, загадочно прищурив один глаз, Робби. — Веры в чудо.

− Веры?

− Да, смотри. — Карлик указал на столик рядом с кроватью Коли. На нём стоит шкатулка. — В ней все открытки твоих родителей на Новый год и Рождество, ты их бережно хранишь. Ты веришь в праздник, веришь в чудо. У тебя в комнате нет ёлки, нет гирлянд, но есть вера, понимаешь? Во многих семьях квартиры уставлены сверкающими всеми цветами радуги ёлками, столы в яствах, но нет истинной веры в волшебство. Детской. Даже чуть наивной.

− А чем же мои открытки отличаются от ёлочек? И те, и те нарядные, но они мне просто нравятся, напоминают о празднике.

−Ага, − сказал Робби и щелкнул пальцами правой руки. Щелчок получился неестественным, глухим что ли. − Любой взрослый давно бы выбросил открытки и позабыл о них, как о детском недоразумении. А ты, как самый настоящий ребенок, который верит в настоящее чудо, хранишь их. Так-то.

Мальчик задумался. И правда. Он бережно перетянул открытки с текущего, прошлого и позапрошлого годов резинкой, обернул в прозрачный пакетик и положил в красочную шкатулку, подаренную мамой.

− Мама любила тебя всей душой. Мы, Притвальды, способны ощутить преданную любовь, − сказал карлик, словно читая мысли Коли.

− Она читала мне сказки, а сейчас их читает папа, − добавил мальчик.

Карлик улыбнулся шире, глаза сузились и стали похожи на маленькие щелочки, через которые пробивался свет с другого мира.

− Ты бы хотел повидаться с ней?

Мальчик разинул рот и встал на пол, поправил сползшие на попу штаны и завертел головой.

− Нет?

− Не могу, она на небе, ждет меня и папу. Она больше не спустится к нам.

− Почему? Кто тебе сказал?

− Мой папа, − без промедления ответил Коля. − Он говорит, с огромного облака нет обратного пути.

− Твой папа все правильно говорит, − продолжал карлик, покачивая головой. − Но в нашей стране Исполнения желаний такой путь найден.

− Правда? − поразился Коля и едва не подпрыгнул на месте.

− Ага, − повторил карлик, − ты помнишь, почему я пришел к тебе, а не к другому мальчику?

− Потому что я верю в чудо?

− Именно, дорогой мой. Ты веришь всем сердцем. Можешь ли ты так же неистово поверить и в мои слова?

− Что вы нашли путь на большое облако?

− Ага.

Мальчик приложил указательный палец к подбородку, чуть наклонил голову. Карлик продолжал улыбаться.

В комнате повисла звенящая тишина.

− Не спеши, Коль, − нарушил молчание Робби, − я все понимаю, непросто ответить на недетский вопрос, но позволь подсказать?

Коля неуверенно кивнул.

− Я покажу свой домик. Сейчас он пуст, но ты можешь заглянуть в него прямо сейчас. − Карлик замолк и ждал, продолжая сверкать глазами.

− Мне страшно.

− Конечно, страшно, − сказал Робби, − и мы уже знакомы с тобой, Коля, правда? Я Робби Притвальд из страны Исполнения желаний. Смотри, всё хорошо.

Робби отступил и пригласительным жестом указал на стену слева от кровати Коли. Из нее сочилось сияние, озаряя комнату так, словно потолок исчез и вместо него светило солнце. Коля зажмурился от яркого света и отступил на несколько шагов. Глаза немного привыкли, и мальчик увидел вместо стены зеленую лужайку. На ней красовался дом с коричневой крышей. Деревянная входная дверь, единственное окно с выкрашенными ставнями открыто. Внутри дома было темно. Сам домик выкрашен в желтый цвет, обложенные плиткой ступеньки вели на уютное крыльцо, также выкрашенное коричневой и чёрной краской.

− Прошу, Коля, будь как дома. У меня всегда приготовлен сюрприз для любого гостя, − сказал Робби. С его лица не сходила пленительная улыбка.

Мальчик узнал домик — он видел его во сне. Он был как с картинки, осталось только войти в него и посмотреть, что же его любимый сказочный персонаж приготовил. Но Коля колебался, эта чернота за окном останавливала, она была очень похожа на ту черноту, что просматривалась в прищуренных глазах карлика. Карлик будто бы прятал её в себе. В самом деле, почему Коля считал его тем самым карликом из сказки Гауфа? Нет, нет и нет. Притвальд был не тем карликом-носом, однако же очень на него похожим.

− Мне страшно, я боюсь темноты, − сомневался Коля, хотя он не мог не признать: непостижимым образом ему хотелось стать гостем Робби.

− Неправда, мой дорогой, − возразил Притвальд, − темнота обманчива. Просто ты смотришь на мой дом с лужайки, залитой полуденным солнцем. Просто войди и, я обещаю, ничего страшного не случится.

− Честно-честно?

− Клянусь своей семьей и Вильгельмом Гауфом.

Коля ступил босыми ногами на коричневые деревянные ступеньки, и открыл дверь, потянув её на себя. За ней была москитная сетка, он отворил её и вошёл. В коридоре тускло светила лампочка под потолком, на стенах висели картины Исаака Левитана и Ильи Репина. Андрей водил мальчика в картинную галерею и один из любимых залов, конечно же, был зал работ Левитана. Отец держал сына за руку и засматривался на них часами. В первый раз, когда они пришли в галерею, мальчик, ничего не понимая, посмотрел на папу и увидел его лице наслаждение, блаженство. Они прорисовывались в каждой черте. Тогда он поверили и стал всматриваться в картины. Сначала у него не получалось, но со временем что-то коснулось сердца ребёнка — нежно, легко. И он не смог оторваться от полотна.

Коля услышал тихую музыку, льющуюся из гостиной. И её он узнал. Несмотря на юный возраст, Коля помнил, как вернувшись из школы одним светлым весенним днём, застал маму на кухне. Музыка неслась из приёмника. Он спросил, кто написал эту странную композицию. И Лена, обернувшись так, что волосы взметнулись волной каштанового цвета, сказала: "Рахманинов". Ступая по мягкому ковру, он прошел в коридор и остановился на пороге. Гостиная была очень светлой и уютной. На полу лежал цветастый ковёр, на нём стояли два кресла. В одном из них сидела женщина в розовом халате. Женщина. Коля присмотрелся и ахнул.

− Мама? − вырвалось у него. − Это правда ты?

Лена ловко управляла пальцами, вязала спицами и подняла глаза.

− Коля? Привет, дорогой! − Она тут же отложила спицы и вскочила с кресла.

Халат чуть задрался, открыв обнаженные колени. Она казалась моложе своих лет. В день гибели ей было чуть более тридцати пяти, а сейчас, когда Коля с изумлением наблюдал за ней, она выглядела на все двадцать пять.

− Ох, − вздохнул мальчик, утонув в объятиях матери.

Она крепко-крепко обнимала своё чадо, обхватив его руками за голову и плечи.

− Привет, привет, милый, − шептала она, и слезы капали с её ресниц. − Как долго я ждала встречи. Коленька, я соскучилась!

− И я, мамочка, я так скучаю по тебе! − простонал Коля, ослабил объятия и посмотрел на Лену. − Но как ты здесь оказалась? Папа говорил, ты на небе.

− Я зашла в гости к Робби Притвальду. Он сказал, меня ждет сюрприз. И не обманул. − Мама перевела взгляд в сторону.

Мальчик обернулся и увидел на входе в гостиную карлика. Его улыбка не стала меньше. Он вновь раскланялся и заговорил с ребяческим задором:

− Как же я вовремя! Вот видишь, Коля, мы, Притвальды, всегда держим слово. − Он рассмеялся.

− Ах ты и волшебник, ай да шалунишка, − поддержала его Лена.

Коля отпустил маму и взял её за руку, такую теплую, нежную.

− Пойдем в мою комнату, разбудим папу, − сказал мальчик, − он обрадуется! Пошли же, ну!

Лена поджала нижнюю губу и завертела головой.

− Почему? − не унимался Коля. − Папа же ошибался! Ты жива, ты с нами, а не на облаке.

− Коля, нам нельзя просто так покидать страну Исполнения желаний, − объяснил Робби. − Лена не может пойти с тобой, понимаешь?

− Может, может! − Коля тянул маму за руку.

− Милый, послушай Притвальда, − сказала Лена ласково.

− Коль, − продолжал карлик, но мальчик не поворачивался к нему, а смотрел на маму, в её глаза. В них он перестал читать любимые черты, а разглядывал нечто светящееся, словно кто-то зажигал свечи, зажигал одну за другой, но никак не желал показывать истинный свет. − Ты читал сказки и знаешь как устроен мир, правда? Андрей тебе рассказывал, как в жизни происходит? Чтобы сделать одно, нужно где-то убавить другое. Так и здесь. Вместо мамы должен кто-то остаться.

− Остаться? − переспросил Коля. − Папа не говорил мне про такие правила. Остаться? − Глаза мальчика округлились, он посмотрел на карлика, как на старого друга, который обещал сюрприз, но вместо обещанного подарил дешевенькую вещицу.

− Мы, Притвальды, никогда не обманываем и не придумываем, − сказал Робби, улыбка его поблекла и казалась наклеенной на хмурое, прыщавое и морщинистое лицо. − Твой папа взрослый и ты взрослый, ведь он тебе всё рассказал и сказки читал, правда? В них ничто просто так не происходит. Найти твою маму было непросто, но я всё-таки нашел и, вот. − Он указал на Лену.

− Да, милый, −вновь заговорила Лена, − Притвальды нашли меня и пригласили домой. Они не сказали, что придёшь ты. Они приютили меня, я совсем потерялась в их стране.

− Ты не была на большом облаке? − с надеждой в голосе спросил мальчик.

− А почему ты спрашиваешь?

− Если ты там была, то могла бы вернуться туда и снова нас ждать. Тогда никому не пришлось бы оставаться в этой стране, − пояснил Коля. Уголки его глаз заблестели. − Мама. − Он бросился к ней и обнял так сильно, как только мог.

− Ох, − выдохнула Лена и аккуратно погладила сына по голове. Также обеими руками. − Ты мой милый сынок, дорогой, ласковый и самый любимый, − повторяла она.

Карлик безмолвно наблюдал, улыбка его сползала с лица, как смываемая с зеркала надпись. Её как будто постепенно стирали, и вместо неё просматривалось обыкновенное хмурое лицо.

− Мам! − вдруг воскликнул мальчик, снова посмотрев на неё. − Если ты пойдешь к нам, погостишь, но потом вернёшься. Можно так?

− Нет, нет и нет, − отрезал Притвальд. − Я предлагаю тебе , Коля, остаться у меня, а твоя мама пойдёт домой к папе. Повидается с ним, пообщается, а потом они могут вернуться сюда и жить вместе с нами. Найдём и вам домик, поселитесь на нашей улице Энтузиастов, будете приходить к в гости, разве это не здорово? Наш городок очень уютный, веселый!

Коля нехотя повернулся к Робби, часто заморгал. Его нижняя губа чуть задрожала.

− Да, − не унимался Робби, размахивая руками, − у нас очень весело. Намного лучше ваших городов с бесконечной беготнёй. Вот увидишь. Погости, не пожалеешь. − Карлик говорил и говорил, и с его лицом что-то происходило. Словно его перерисовывали. − Здесь всем очень весело, попробуй.

− Да, дорогой, − вторила карлику мама, − здесь так хорошо и здорово, что трудно передать словами. Тебе обязательно повезет найти новых друзей у соседей. Ребята у них задорные, знают множество игр.

Коля переводил взгляд с мамы на карлика и наоборот.

***

Андрей стонал во сне, молотил кулаками по кровати, ворочался с бока на бок, со спины на живот. Иногда вскрикивал. Наконец, он проснулся и сел на кровати. Его глаза был широко окрыты, из них текли слёзы, крупными каплями, оставляя прозрачные следы. На капли Андрей любил засматриваться в детстве, когда на улице бушевал дождь. Капли скорбно ползи по стеклу с обратной стороны подобно корабликам, запущенным невидимой рукой природы. И мальчик Андрей приникал к стеклу, оно тотчас потело от его дыхания. По ту сторону с треском, даже скрипом ползли крупные капли. И скрип этот , казалось, слышал только он, Андрей. Скрип во сне, который он только что видел, переос в крик. Крик его сына.

Андрей сбрасывает с себя одеяло, спускает ноги на пол и понимает: он спит в одежде. Осматривается, закрывает лицо руками. Голова его кружится, в ушах стоит тот же скрип. Поглядывает на дверь, ведущую в спальню сына. Из-под неё сочится белое сияние. Он спрыгивает с кровати и бежит, открывает дверь. Его ослепляет, он закрывается рукой, но вбегает в комнату. Ничего не видит, выкрикивает имя сына, бежит едва ли не на ощупь к его кровати. Она пуста, одеяло валяется на полу. Он снова выкрикивает его имя, огибает кровать и подходит к окну. Наконец, замечает проём в стене. Из него светит яркое солнце. Он ступает в него. Больно падает на лужайку перед домом.

− Коля? − спрашивает он, но ответа не получает. − Входная дверь заперта.

Андрей пытается себя ущипнуть, чтобы понять, не спит ли он. Вновь вскрикивает, нет, не спит. Он встаёт и слышит, как дверь скрипит. На пороге появляется его сын. Он улыбается. Словно его улыбку вырисовывают на лице очень тщательно.

− Меня приютили, здесь намного лучше, чем у нас. В нашем городе, в нашей комнатушке, − говорит Коля, приглашая отца внутрь. − Заходи к нам и присоединяйся. Вместе будем читать сказки на ночь. Мальчик отступил назад, пропуская папу в коридор.

Андрей онемел, он колебался в своем решении. Не отрывал взгляда от сына, словно перед ним стоял другой ребёнок. Внешность, голос, походка − все подходило под описания, но — чужое. Как фальшивая купюра, внешне один в один подходит, но если присмотреться — не то, всё не то.

− Да, конечно, сынок, − мягко сказал Андрей, − я войду и мы вместе почитаем.

Он шагнул в коридор. Осмотрелся. Обои были кремового цвета, на стенах висели картины Левитана. Как же он любил его полотна. Особенно работу "Золотая осень", что украшала стену справа, поодаль − картины мрачнее, но такие же захватывающие. Андрей подождал, пока сынок закроет дверь. Улыбка, словно нарисованная, не сходила с лица Коли. И выглядела она несуразно, когда он поворачивал ручку замка и неспешно поворачивался к отцу.

− Проходи, пап, − сказал он весело, − нас ждут. Мы так долго ждали встречи!

− С кем? − осторожно спросил Андрей. Он будто бы играл в игру, правила которой ему не рассказали.

И здесь был его сын. Андрей не мог смотреть, как кто-то жонглирует самым дорогим человеком в его жизни и поэтому решился войти.

Они миновали коридор. Андрею казалось, прошла целая вечность, пока они шагали к проему , ведущему в просторную комнату. Да, комната оказалось не просто просторной, а огромной. В ней без труда можно было уместить два-три десятка гостей. Посередине зала − ковер и кресла. В одном из них — Лена с книгой в руках. Лена выглядела точь-в-точь, как в тот весенний день. Тогда он видел её в последний раз. Забранные в пучок волосы, яркая помада на губах и подкрашенные брови − все бы ничего, но Андрей кое-что заметил. Не хватало крестика на шее. Андрей подарил его на День всех влюбленных, два года назад. Жена не признавала этот праздник, но Андрей всегда говорил: для любящих людей повод не нужен, но если есть хоть намёк на оный, почему бы не подарить что-то от души. Так он и сделал. Лена была крещёная, но крестик свой потеряла несколько лет назад. Андрей купил новый, отнёс в церковь, его осветили. Глаза любимой светились, как первая звезда в ночном небе. Ярко, волшебно и заразительно. И Андрей, заглядывая в эти бездонные светящиеся глаза цвета морской волны, понимал, насколько свет стал живительным и пленительным. И вовсе не от подарка, а от внимания, от того, как он его преподносил.

Андрей подкрался к жене сзади, на кухне, пока она тщательно мыла посуду в раковине, положил ладонь ей на плечо, наклонился и легонько коснулся губами её шеи. Она улыбнулась. Он не увидел, ощутил, как её губы расползались в самой что ни на сеть настоящей улыбке, такой искренней и живительной. Она повернулась, в фартуке, с руками в мыле и обняла его крепко-крепко, как это любил делать Коля. Весь в маму, не правда ли? Он поцеловал её в губы и молча вытащил из кармана коробочку. Она отодвинула её в сторону, без слов. Она всегда так делала. Безмолвно. Им не нужны были слова, Лена заглядывала в глаза мужа и понимала, что он дарил ей нечто значимое. И по глазам, чутким, пронзительным, расширенным от простого и в то же время сложного чувства, испытываемого к нему, − от любви. И Андрей понял, что не подари он коробочку с цепочкой и крестиком, ничего бы не изменилось. Она была также рада ему.

И вот, он стоит в зале, глядит на неё. Лена улыбается широко-широко, как никогда не улыбалась. И глазами тоже улыбается, смотрит на него глубоко и заразительно. Андрей смотрит на неё и улыбается в ответ, но в душе как-то сомневается, не получается понять, как же ему поступит дальше. Он словно пришёл на бездарный спектакль.

Лена неспешно встает с кресла и кладёт книгу нас столик. Вытягивает руки к Андрею и...плачет. Она тянется к нему, тянется и, кажется, не может дотянуться потому, что Андрей отступает к проходу, но все же обнимает её и прижимает к себе. Он ощущает всем телом, всеми клеточками своего тела выпуклости её грудей, как вздымается и опускается грудь, как жена подрагивает в его объятиях и что-то шепчет.

Андрей шумно выдыхает, зажмуривается, чтобы сдержать рвущиеся слезы, ему хочется выкрикнуть её имя и разрыдаться. В глазах начинает щипать еще сильнее, с губ срывается её имя и вдруг он понимает: он говорит беззвучно. Едва слышно, подражая Лене. Андрей почти поддался чувствам (и он не замечает, как поодаль стоит, обняв себя, Коля), как перед его взором вырастет лицо Лены. Вновь оно увеличивается так, словно на большом экране показывают крупным планом лицо, затем − глаза. Они стоят перед ним, не моргая, она глядит на него, вглубь него. Не моргает, не моргает, неморгаетнеморгаетнеморгаетнеморгает. И в глазах этих, синих, как накатывающая на песчаный берег волна, читается пустота. Она поглощает его, но вырастает из глаз, изнутри, будто бы забирая , вымывая цвет иной краской, более темной. Он видит, как пустота разрастается, снова и снова накатывая на него пытаясь поглотить, затянуть в себя.

Андрей отстраняет Лену от себя и держит её на расстоянии вытянутой руки. Она часто заморгала и наклонила голову. Недоумение застывает на её лице на какую-то секунду и сменяется теплой улыбкой, разукрасившей лицо, губы, лоб, щеки, но не глаза. Не глаза, черт их подери. Андрей неосознанно вспоминает, как в детстве он садился за раскраску и выкладывал на столе перед собой цветные карандаши. Он старательно заполнял цветом нужные части картинки, но на некоторых останавливался потому, что не мог найти нужный цвет или какой-то из карандашей заканчивался. Так и здесь: художник или кто-то там наверху, играющий с ним во взрослый и неимоверно жестокие игры, нарисовал или слепил его жене, но позабыл (намеренно ли?) про глаза. Не её это глаза, не её!

Не её глаза.

Слова звонкими и раздирающими барабанные перепонки ударами колокола взрываются в голове. Снова и снова.

− Лена, это ты? − спрашивает он, тяжело дыша. Он вдруг понимает, почему до сих пор здесь находится. Он страстно − нет, безумно, до дрожи в ногах − желает вернуть Лену. − Я не могу поверить.

− Милый, ну как ты меня не узнал, конечно же, я, − негодуя, отвечает жена. Она нежно целует его руки, но муж опускает их.

− В чем дело? − спрашивает Лена. − Ты не рад меня видеть?

− Папа? − спрашивает Коля. − Папочка, это же мама.

− Да, то есть нет, я не знаю, − запинаясь, говорит Андрей и понимает, что пятится в коридор. Скоро он сравняется с картиной Левитана.

Когда она показывается в поле его зрения, Андрей смотрит на неё и вспоминает, что точно такая же работа Исаака Эммануиловича украшала их комнату на прошлой квартире, когда Лена была жива. Андрей бережно её снимает и переводит взгляд с неё на жену и Колю. Они встают перед Андреем и наблюдают за ним.

− Точно такая же была у нас, правда? − спрашивает Андрей.

− Да, конечно, − говорит Лена. − Ты разве позабыл? Я тебе её подарила на День нашей свадьбы.

− Помню, а где мой подарок? − спрашивает Андрей. − Он должен висеть у тебя на шее.

− Ох, − вздыхает Лена и шарит рукой по своей шее, − я потеряла его, прости. Крестик жалко, но будет и другой, не так ли?

− Да, будет, − говорит Андрей.

Андрей делает шаг к Лене, замахивается картиной и разрывает полотно о голову жены. Она вскрикивает и отталкивает мужа.

− Папа! − кричит Коля.

Андрей хватает мальчика за руку и ведет к выходу, но понимает, что до него добрый десяток метров. Коридор удлиняется и прямоугольник света заманчиво мерцает вдалеке.

− Черт, − бранится Андрей.

− Папа, папуля, − стонет Коля.

Мама, тем временем, снимает с себя разорванную картину и отбрасывает в сторону. Только перед отцом и сыном уже не мама, а крючконосая женщина в черном пальто и ростом чуть выше Коли. Она хмурится и размахивает руками, грозит кулаком, обзывает хулиганами.

− Мерзавцы, негодяи, как вы можете, − кряхтит незнакомка. Морщины на её лице расползаются, расплываются и как будто наползают друг на друга.

− Вы ответите за хулиганство у Притвальдов! − продолжает карлик.

Андрей крепче сжимает руку Коли и шагает к свету в проеме, но Коля изворачивается, плачет и стонет.

Андрей его отпускает, садится перед ним на корточки.

− Я не хочу, здесь очень весело, здесь была мама, − канючит мальчик.

− Нет, дорогой, − говорит взволнованно отец, − нашей мамы здесь нет, её хотели подменить страшные создания. Нас обманули, ты понимаешь?

− Но я хочу к мааааме, я видел её!

− Понимаю, сынок, и мы обязательно её увидим, понимаешь? На облаке встретимся, а сейчас пора домой. Я пришел ради тебя, пойдём.

Коля молчит. Он ковыряет в носу и смотрит в сторону зала. Папа следит за его взглядом и видит  рядом с уродливой женщиной карлика.

− Я Робби, − говорит уродец, − Роберт Притвальд. Мы хотели подарить мальчику сказку на Рождество. Вы не против?

− Глупый вопрос, Роберт Притвальд или как там тебя.

− Возможно, но не получилось, − продолжает Притвальд, − поэтому не будем вас задерживать, мои дорогие, до встречи в стране Исполнения желаний.

***

− Же...желаний? − переспросил Андрей. Он посмотрел на мальчика.

− Идите же, мы вас не держим, — сказал Робби.

− Пошли, папа, выход ждет нас, − сказал Коля.

Андрей повернулся к выходу, теперь он оказался в двух шагах от него. Залитая солнцем зеленая лужайка, кусочек неба цвета тихого моря.

− Тебе правда здесь нравится, Коля? − переспросил отец сына.

− Да, нравится.

− Ко...ля, − ошарашенно произнес Андрей. Он сглотнул, притянул к себе Колю и очень нежно, как никогда ранее, обнял сына. Бережно, словно хрупкий листочек цвета лужайки за порогом, листочек в безмолвной пустыне. Он вдохнул его аромат, приникнув к шее, к волосам, провёл краешком пальцев по его бровям, коснулся кончика носа Коли и заглянул в глаза.

− Знаешь, что , дорогой, − сказал Андрей, − я люблю тебя очень сильно. Очень-очень.

− Честно-честно?

− Честно-честно.

Не оглядываясь на Притвальдов, отец и сын вернулись в комнату (проход закрылся за ними сразу же) и присели на край кровати. За окном начинался новый день. Светало небо, звезды гасли одна за другой. Андрей обнял Колю за плечи и не отпускал. Мальчик зевнул.

− Папа, прости меня, − сказал Коля.

− За что?

− Я послушался Робби и пошел за ним. Я плохой сын?

− Нет, милый, − ответил Андрей, − ты лучший на свете сын. Это я виноват.

− Ты? − переспросил Коля и сжал руку отца сильнее.

− Да, − продолжал Андрей. − Я виноват в твоем одиночестве. Мамы больше нет с нами, но у меня есть ты, а у тебя есть я. Вместе мы должны ценить то, что у нас есть. Любовь. У нас есть любовь, о которой мы позабыли. Я забыл. И если бы я помнил о ней и был хорошим отцом, Робби Притвальды никогда бы не появился.

Коля прижался к папе сильнее, вновь зевнул.

− Поспи еще немного, дорогой, − сказал Андрей.

− А ты ляжешь в соседей комнате? − поинтересовался Коля, закрывая глаза.

− Нет, − завертел головой Андрей, − я тебя никогда не оставлю.