Изоляция

На улицах городка царила тишина. Все жители собрались у столов, возносили молитвы, готовились к ужину. Небо над Бриджвиллем пронзила серая полоса, хвостом тянулся огненный след. Тучи бурлили, перемешивались, вытягивались в воронку, открывая черную бездну между синими и красноватыми облаками. Гул накрыл поля, дома, дороги. Земля содрогнулась, когда объект впился в почву, взметнув черный фонтан. Пламя охватило посевы, густой дым клубился, скрывая закатное солнце.

Мэри подпрыгнула, когда посуда на полках задрожала и упала на пол. Якоб прервал молитву, удивленно оглядев всех членов семьи. Анна поежилась под его тяжелым взглядом.

— Что это было? — Мэри встала из-за стола и подбежала к окну. — Там горит поле!

— Я посмотрю, что там, — Якоб схватил шляпу, поправил бороду и подошел к двери. — Оставайтесь здесь, — жена согласно кивнула, Мэри же встала рядом с отцом. — Ты тоже остаешься! — дочь первой выскочила наружу, не вслушиваясь в бормотания папы.

На поле уже стояли несколько человек — соседи и друзья. Мэри увидела Кори и Сьюзен, удовлетворенно заметив, что сестра тоже вышла из дома, и ее муж ничего против не имел.

— Сью, что тут произошло?

— Ты же слышала гул? — сестра зябко ежилась, глядя на поле огромными испуганными глазами. — Что-то пришло с неба!

— Оставайтесь все тут, не подходите близко! — тон отца изменился — никаких мягких нот, только сталь и власть в голосе.

Жители не выказали возражений, замерев у кромки поля, вытягивая шеи и шепотом переговариваясь. Событие нарушило сонный покой городка, прервав ужин и вечернюю умиротворенность. Две пожилые сестры — Сигрид и Уинифред — держались за руки, словно боялись, что их разлучат. Кори обнимал Сьюзен, за их спинами зачарованно наблюдали за клубящимся дымом Кэйтлин и Айзек, родители Кори. Мэри удивилась, увидев подходящую к толпе маму — та нарушила приказ отца, а такого раньше она себе не позволяла. Остальные жители жались, неуверенно топтались, не знали, что делать дальше. И все смотрела на Якоба. Напряжение нарастало, страх завладел людьми.

— Может, пора уже.., — но что хотел сказать Айзек жители так и не узнали — оглушающий треск пронесся над полем, луч яркого бирюзового цвета выстрелил в небо, окрасив тучи и облака, проделав в них дыру. Мэри застыла, зачарованно глядя на светопреставление. Кто-то закричал, некоторые громко молились. Якоб поглаживал бороду, сощурив глаза и зло глядя на клубящиеся, перемешивающиеся в отверстии тучи.

Хлопок, словно взорвалась бомба, тонкий пронзительный свист, цвет луча сменился на красный — и все стихло. Неуверенно глядя на соседей, Якоб и Айзек шагнули в сторону поля.

— Папа, нет! — Сью вцепилась в руку отца, оттягивая его обратно. Тот аккуратно высвободился, строго посмотрев на дочь, и пошел вслед за Айзеком.

Мэри, отпихиваясь от охающей и кряхтящей матери, побрела за мужчинами. Что бы там не произошло, она обязана увидеть сама! Пожилые сестры дружно ахнули, Сью залилась слезами, Кори тут же обнял жену… детский сад, честное слово. Мэри скривилась, почувствовав подкатившее к горлу отвращение — ведут себя как дикари, неудивительно, что в обычном мире все смотрят на них с презрением.

Тропа вывела к полю. Пробираясь через заросли кукурузы, Мэри слышала голоса папы и Айзека. Те обсуждали, что это было. И, конечно же, первая версия — кара Господня. Все как обычно. Сама Мэри чувствовала, как по телу разливается волна нетерпения. Жар, волнами клубившийся на поле, покалывал кожу, въедливый, металлический запах вызывал тошноту.

Наконец, она чуть не уткнулась носом в спины застывших мужчин. Обойдя их, еле сдержала возглас удивления. Часть поля исчезла, словно ее стерли. Вместо высоких стеблей кукурузы — черная выжженная пустошь. В горах пепла, погрузившись частично в рыхлую землю, возвышалось нечто сферической формы. Мэри прикинула диаметр — футов двадцать, минимум. По краям объекта извивалось что-то вроде небольших полупрозрачных крыльев, движения их замирали, пока совсем не остановились. Никаких отверстий, иллюминаторов, треног, совсем не так Мэри представляла инопланетный корабль. Стальной цвет оболочки, исходящий жар и запах, странная форма, все указывало на искусственное происхождение, но медленная пульсация и тяжелый, затихающий гул, напоминающий предсмертное дыхание, смущали. Что, если рухнувший объект — живой организм?

— Что это? — Айзек так и не закрыл рот, удивленно рассматривая гостя из космоса.

-Инопланетяне, — благоговейно прошептала Мэри.

— Наваждение, — отрезал Якоб, злобно посмотрев на дочь. — Проделки нечистого.

— Но почему? — Мэри не видела ничего ужасного или дьявольского в объекте — да, необычный, иной, совсем не земной. Может, даже, не просто корабль, а нечто живое. Цвет оболочки серел, тускнел, а крылья безжизненно висели. Нечто из иных миров. То, о чем она так много читала, когда никто не видел.

— Поговорим дома. Иди обратно! — голос отца звенел от ярости, и Мэри покорно кивнула, понимая, что неприятного разговора все равно не миновать.

— Что там? — мама тут же схватила ее за руки, стоило Мэри выйти из поля. — Что там?! Где отец?

— Все в порядке. Там.., — ну как объяснить, что же находится в центре кратера? Жители не поймут, как обычно посмотрят на нее укоризненно, с пренебрежением. — Что-то с небес. Отец думает — гнев Господен.

— Мы все обречены, — тут же в унисон зарыдали Сигрид и Уинифред. — Огонь ада поджидает всех грешников!

Мэри прошла в дом, не вслушиваясь в причитания пожилых сестер. Уже лежа в кровати, она ощутила нечто вроде предвидения. Что-то изменится в ближайшие дни — и не в лучшую сторону. Тьма окутала общину, но исходила она не от рухнувшего объекта, а из самих домов и их жителей.

Городок Бриджвилль уютно разместился в самом центре штата Огайо, сокрытый от глаз посторонних полями и лесами. К нему вела лишь одна дорога, которую, вообще-то, без зазрения совести называли тропой — по узкой полосе могли с трудом разминуться две повозки. Шоссе проходило в нескольких милях от поселения, и дальний шум машин слышался лишь в теплые и тихие летние ночи. Аккуратные белые, красные и голубые домики располагались по обеим сторонам улицы, их крыши блестели в лучах закатного солнца. В знойные летние дни жители скрывались в густой тени раскидистых дубов и вязов. Водокачки украшали газоны, в полях лошади тянули плуги, белье сушилось на веревках во дворах. Электричество не проводили, горожане полностью отказались от удобств современного мира, предпочитая старинный образ жизни. Ни телевизоров, ни холодильников, ни мобильных телефонов — верующим людям это ни к чему. Канализации — и той нет, туалет и ванна — за пределами дома. Вместо плиты — газовая печка, вместо люстры — керосинка, или пропановые лампы, а холодильник заменяет специальная камера, куда загружают лед. Время здесь остановилось, замерев в позапрошлом веке, а люди напоминали навеки застывших в янтаре насекомых — старомодная одежда, вера в традиции и Священное Писание. Отрезанные от внешнего мира, живущие в собственном уютном мире, изолированные от грехов. Дети посещали единственную школу, в которой учились до восьмого класса — а далее помогали родителям и строили свои семьи. Для посторонних все это казалось безумием, деградацией, но жители Бриджвилля, в котором, как ни странно, не было ни одного моста, смотрели на «англичан», как они называли жителей внешнего мира, всех, кто не родился в семье амишей, с жалостью и легкой надменностью. Общались между собой на немецком диалекте, богослужения проводили на литературном немецком. При этом все знали и английский. Простой уклад жизни, уход от современных тенденций, дружелюбие и взаимовыручка — вот что скрепляло жителей, продлевало жизнь. Мирный уютный уголок в бушующем и безжалостном мире.

Так писала в своем блоге Мэри, каждый раз, когда ездила с отцом на повозке в ближайший город. И так она считала на самом деле, хотя иногда видела и теневые стороны жизни амишей. Этим утром семья завтракала в молчании. Место Сьюзен пустовало уже более года, с тех пор, как она вышла замуж за Кори. А скоро за столом останутся только родители. Мэри глядела на хмурые лица мамы и папы, хотела что-то сказать, рассеять тяжелую тишину, но не решилась.

Чуть позже Якоб ушел в поле — начался сезон сбора урожая, и мужчины проводили жарки дни за плугом. Мама вымыла посуду, и упорхнула на огород, не сказав ни слова. Ночное событие переполошило всех, и Мэри не знала, чем себя занять. Конечно, папа и остальные пойдут в поле посмотреть, а ей не мешало бы помочь маме, но так интересно — что же все-таки произошло? Там ли еще объект? Не изменился ли?

Стоя у зеркала, Мэри любовалась собой, хотя и знала — что это тяжкий грех. Ну и ладно. Стройная, с длинными русыми волосами, овальное лицо, полные губы — красавица! А как бы выглядела, если бы красилась и причесывалась, как девчонки из большого города. А их одежда! Загляденье — да и только! У Мэри же в шкафу хранился стандартный набор примитивных платьев. Синие, фиолетовые и темно-серые, такие же, как у всех остальных женщин Бриджвилля. И передники. Дурацкие тряпки, без изысков. А еще чепчики, завязывающиеся тесемками под подбородком. Летом девушки ходят босиком, и, хотя Мэри мечтала о кроссовках или туфлях на каблуке, не отрицала удовольствия, с каким бродила по полям и лугам, когда травинки щекочут ноги. Если бы папа узнал, что его дочь ведет блог, иногда выкладывает свои фото, снятые тайком в фотосалонах, покарал бы ее. Она любила родителей, но не забывала и строгости, с которой они воспитывали дочерей. Сьюзи, конечно, доставалось реже — сестра почти не спорила со старшими и никогда не позволяла себе того, что Мэри. Мама однажды отлупила младшую дочку половником, а отец трижды отхлестал по щекам. Но все равно, она любила их, знала, что они хотят только добра. Ее блог собрал почти тысячу подписчиков, они просили еще информации, необычных и пикантных подробностей, и Мэри не отказывала. Рассказала о бандлинге — нелепой традиции, по которой молодожены определенное время спят в одной кровати, но разделенные деревянной дощечкой. Родители Мэри вообще заставили Сьюзен спать в мешке на полу, пока Кори в одиночестве лежал в кровати. И каждое утро мама неукоснительно проверяла, чтобы дочь оставалась на месте, и муж к ней не прикасался. Подписчики охали, ахали, смеялись, ужасались, а Мэри льстило такое внимание к своей персоне. В интернете все выглядело так невинно и мило, хотя, стоит признать, попадались и грубые комментарии. В жизни же, к сожалению, все обстояло хуже — молодежь в городе открыто смеялась над верующими, иногда даже кидала в повозки бутылки. И в такие моменты Мэри благодарила небеса, что родилась в мирном и уютном Бриджвилле. И все же она знала, что ее ждут великие дела. И рухнувшее с неба НЛО — лучшее этому подтверждение.

Одевшись, тайком пробралась к задней двери, шмыгнула наружу и поспешила к полю. Мама, конечно, хватится ее, но не стоит об этом пока думать. Все-таки в восемнадцать лет лупить не будут. Убеждая себя в этом, Мэри брела по улице, разглядывая соседей. Вот пожилые сестры, Сигрид и Уинифред — набожные, овдовевшие, ожидающие кары небесной за каждое неверное движение. Сейчас они препирались, перекрикивали друг друга, решая, что же ждет Бриджвилль — потоп или геенна огненная. Сью вяло помахала сестре, ее муж — Кори, улыбался и кивал. Кори… Бывший лучший друг. Вернее, он все еще друг, но семейная жизнь так мало оставляла ему времени на беседы с Мэри. А когда-то они вместе вели блог, мечтали вырваться из тенет Бриджвилля, начать жизнь во внешнем мире, не как муж и жена, а как приятели… Но отцы семейств решили судьбы вместо них. Сью уже год замужем. Теперь у нее свои дом, повозка и участок на поле. Мечтатель Кори превратился в обычного скучного жителя городка. Через несколько метров — дом родителей Кори и Майкла — Айзека и Кэйтлин. Оба — стопроцентные амиши, ни на секунду не забывающие всех правил орднунга — местного свода законов. Сухопарая Кэйтлин, казалось, не умела улыбаться, только обвинять всех в грехах и распутстве. Айзек — ей под стать, длиннобородый, высушенный, зорко бдящий за порядком. Всех их Мэри описывала в блоге, меняя имена.

И Майкл — ее ровесник, будущий муж. В Бриджвилле не интересовали желания детей, их судьбами заведовали родители, эдакие кукловоды, дергающие за нужные ниточки. И, как покорные марионетки, отпрыски выполняли все пожелания старших. Мэри любила Майкла, но как брата. Представить семейную жизнь с ним, долгие зимние вечера, которые они проведут в собственном доме, общую кровать, детей — нет, ни за что! Она уже задумывалась об уходе из общины. И скоро ей предстанет отличная возможность — румспринга, время, которого так ждут и боятся все жители города, достигшие совершеннолетия. В этот период подростков отправляют во внешний мир, чтобы они могли сравнить жизнь в общине и вовне. Мэри мечтала увидеть и познать настоящую свободу, когда можно не оглядываться на родителей и их суровые взгляды. Это — единственный момент решиться, остаться ли среди семьи или уйти, не имея шанса вернуться. За все время существования Бриджвилля, а это более двухсот лет, лишь пять человек отказались от обычной жизни амишей. После румспринга проводилось крещение — в общине категорически отрицали крещение младенцев, только сознательный и взрослый человек мог решить, нужно ему это или нет. И Мэри металась почти каждую ночь в кровати, не зная, что же сама выберет. Америка — такая заманчивая, яркая, зовущая. В современной жизни столько всего интересного, неограниченные возможности… И все же, внешний мир суров, греховен, жесток. Там нет единения всех членов общины, каждый сам за себя. Преступления, убийства… То, чего в помине не возникнет в Бриджвилле.

В поле Мэри отвлеклась от грустных мыслей — еще успеет решить, что же делать, а сейчас намного интереснее увидеть НЛО! Она прошла по тропинке, увидела кратер, выжженную землю, горы пепла, оставшиеся от сгоревшей кукурузы. Воздух сопротивлялся, пружинил, отталкивал, но Мэри упорно шла вперед. И ничего не увидела! Лишь глубокая черная яма. Где же корабль пришельцев?

— Что-то ищешь? — отец возник словно из ниоткуда, укоризненно глядя на непокорную дочь.

— Нет. Да. Нет, — Мэри запуталась, чувствуя себя под осуждающим взглядом отца маленькой девочкой. — Где же он?

— Кто?

— НЛО!

Отец отошел в сторону, крепко сжав губы. Он смотрел на кратер совсем не так, как Мэри. Не видел ничего интересного, необычного и захватывающего. Лишь врага, пришедшего из черных глубин космоса.

— Мэри, пришельцев не существует, — наконец сказал отец, собравшись с силами и сдерживая гнев.

— Тогда что это? Падший ангел?

— …и сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил их… — отец цитировал Библию, а, значит, спорить с ним бесполезно. — Нигде в Священном Писании не говорится, что Господь создал других разумных существ.

— Но, папа, — отец перебил ее возмущения коротким властным взмахом руки. Мэри сжала кулаки, как всегда чувствуя себя беспомощной и маленькой, когда папа сердился.

— Это — порождение зла. Бесы, соблазняющие тех, кто не уверовал. Ты же веришь? — Мэри отошла от папы на шаг, согласно кивая головой. Не провоцировать его — это главное. Воспоминание о том, как он хлестал по щекам рыдающую девочку, вытеснило мысли о НЛО. — Иди домой и помоги маме. Вечером займись чем-то полезным.

Отвернувшись от отца, Мэри посмотрела на лежащий в тенях деревьев городок. Красиво, уютно, скучно. Шорох за спиной отвлек от размышлений. Папа уже скрылся за почерневшими стеблями кукурузы, оттуда доносился голос Айзека. И что-то еще. Тонкий пронзительный писк, похожий на свист или птичьи трели. Это еще что? Прислушиваясь, Мэри отодвинула заросли, но увидела лишь яростно вздымающуюся спину Айзека. Папы не видно. Что же там происходит? Отец ухватился за протянутую руку товарища, и выбрался из ямы, стирая с рук липкую вязкую массу. Свист достиг наивысшей точки, от звука у Мэри заныли зубы, а уши заложило. А затем все стихло. Господи, Боже мой! Так, нельзя богохульствовать… хотя, к черту все! Неужели папа сделал что-то с пришельцем? Этот резкий звук — крик жителя иных миров? Или она все неправильно поняла?

Отец приподнял над ямой что-то темное и маленькое, безвольно повисшее в знойном воздухе. Мэри видела слабые движения, словно нечто пыталось вырваться из цепкой хватки Якоба. Она уже почти закричала, прося их остановиться, когда Айзек услышал хруст стеблей под ее ногами.

— Пошла вон! — лицо мужчины покраснело, и Мэри увидела, что такое настоящая ярость. Она побежала прочь с поля, листья хлестали по лицу, но перед глазами все еще стоял образ беспомощного создания, только что убитого отцом и Айзеком.

Бредя по улице, Мэри решила, что не вернется в Бриджвилль. Как бы хорошо и безопасно здесь не было, всеобщая религиозность иногда сводила с ума. Произошедшее на поле лишний раз доказывало, что жители не способны принять и смириться с тем, что не соответствует их стандартам и традициям. Они либо уничтожают, либо скрываются от инаковости, признавая только свои идеалы. Ну почему не жить как все люди? Со светом, водой, телефонами, интернетом? Что в этом такого запретного? Эти дурацкие обычаи, вечерние посиделки у камина или во дворе. Вязание, от которого хотелось взвыть? Сейчас они с мамой каждый вечер облаживались цветными лоскутами и вышивали очередной килт — одеяло со сложнейшим геометрическим узором. В глазах рябило от разноцветья и вычурности рисунка. Кори же, как и почти все мужчины, стругал мебель, напоминая одержимого бобра. Столы, стулья, кровати, детские колыбельки — дом утопал в грудах дерева. Мэри видела, как искусно он обращается с материалом, как изысканны ножки у стульев, какие необычные узоры по бокам кроватей — но разве настоящий Кори, которого она так ценила, тратил бы время на подобное? Раньше они любовались звездами, строили планы на будущее, фантазировали, а теперь все мечты подернуты пылью, схоронены в глубинах выструганных шкафов под тяжелыми килтами. Зашоренность и ограничения — вот все, что знали жители Бриджвилля, скрывая все недостатки под яркой и заманчивой оберткой умиротворенности.

Мама копошилась в огороде. Мэри проигнорировала ее оклик, хлопнув дверью. Уселась за стол, смастеренный папой, и зло оглядела кухню. Ни картин, ни фотографий, лишь семейный список в рамочке, вышитый мамой. Имена всех родственников, живых и давно умерших. Не только фото запрещены, но даже портреты и картины, как говорил отец: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху и что на земле внизу, и что в водах ниже земли, не поклоняйся им и не служи им». Вот, даже слова запомнила, как и многое из проповедей Якоба — уже не отца, а епископа, главы общины, самозабвенно пугающего паству карами небесными. И Айзек, диакон, главное лицо после Якоба, такой же фанатичный и богобоязненный. Их избрали голосованием всех членов общины, теперь они властвуют в Бриджвилле, до самой смерти, пока их обязанности не перейдут следующему поколению. В городке нет церкви — амиши следуют писанию, в котором храм — не сооружение, а собрание людей. Из книг — только Библия. Во время литургии, которая длится три унылых часа, мужчины и женщины стоят отдельно, слушая проповедь и исполняя песнопения. В небольших домах места мало, и Якобу приходилось обходить комнаты, чтобы увидеть всех прихожан. Все это и ранее удивляло, смущало и возмущало Мэри, но сейчас, кажется, ее терпение лопнуло. Она не против ценностей общины, единения и единодушия, но не принимает эти дикие и стародавние правила и традиции, вносящие столько ограничений в жизнь горожан.

Поднявшись в свою комнату и растянувшись на кровати, Мэри с досадой смотрела на шкаф, стол и стулья, которые отец смастерил несколько лет назад. Пару глубоких вдохов, расслабиться, не думать о плохом. Может, папа не зря убил пришельца? Вдруг тот опасен? Но жалкая фигурка, беспомощно барахтавшаяся в руках, не казалась злой или агрессивной. Скорее, испуганной и умирающей. Может, так они лишили его мучений? Но что толку об этом думать, правды не узнать. Румспринга казалась теперь такой далекой. И все равно, Мэри не могла с уверенностью сказать, что откажется от жизни в общине, оставшись во внешнем мире. Ну почему, почему все так тяжело?

Мысли перемешались в голове, образы проносились перед внутренним взором, вопросы роились… И Мэри не заметила, как уснула.

Ледяное безмолвие, тьма, глубокая и бездонная. Пустота. Одиночество и страх. Тело вращалось, перемещалось в черноте…

Огромный сияющий шар, исходящие волны жара, всплески жидкого огня…

Боль, резкая, оглушающая. Удар, что-то влажное и черное поглощает, утягивает в себя. А затем резкий стук, вспышка страха, странные звуки, три мелодии. Хруст, и мрак сгущается вокруг…

Мэри подскочила, крича, крепко вцепившись в одеяло. Что приснилось? Что она чувствовала? Или — кого? И почему кровать трясется?

В голове — гул и шум, контуры мебели серели в полумраке, голубое пламя за окном. Крики.

Мэри вскочила, и, как была, в ночнушке, побежала по лестнице вниз. Мама стояла у входной двери, выглядывая наружу, шептала молитву.

— Что происходит?

— Небеса горят! — Мэри отодвинула мать, высунула голову, и обомлела — ночной мрак разогнали несколько сияющих бирюзовым цветом шаров, медленно проплывающих над полем, над тем самым местом.

— Они ищут его! — Мэри улыбнулась, сама не понимая, от чего.

— Что ты говоришь? — мама крепче сжала ручку двери, лицо совсем побледнело.

— Пришельцы!

— Молчи! Это — зло, явившееся на наши грешные головы.

— При чем тут это? Вчера упал НЛО, а они хотят помочь. Забрать, — Мэри с ужасом осознала, что уже слишком поздно — Айзек и отец убили несчастного пришельца. Что же теперь будет?

— Не богохульствуй! Я слишком долго закрывала глаза на твое поведение, — мать резко развернулась и брезгливо посмотрела на непутевую дочь. — Марш в свою комнату!

— Хватит! — Мэри сама удивилась, как резко прозвучал ее крик. Мама отшатнулась, глядя так, словно в первый раз видит дочку. — Прекрати эти глупости. Не все описано в Библии.

— Отец все узнает о твоем поведении. И не мечтай попасть на песнопения!

— Мамочка, ну послушай, прошу тебя, — Мэри сжала сухую теплую ладонь, вспоминая детство, когда мама убаюкивала и пела колыбельные. — Я люблю тебя, и не хочу обижать, но ты упряма и слишком веришь всему, что говорит папа.

Мама печально покачала головой, не споря. Мэри поняла, что победила, впервые в жизни добилась своего.

Выбежав во двор, она не сводила глаз с небес. Огни пылали высоко, словно боялись. И правильно, в этом городке ничего хорошего их не ждет. Бегом к полю. Вокруг — удивленные, испуганные и злые мужчины, все женщины — в домах. Окна распахнуты, двери открыты. Где-то вдали вопили Сигрид и Уинифред, обещая кары Господни на головы жителей Бриджвилля.

— Огонь преисподней! — надрывалась одна из сестер.

-Очищающий потоп! — перебивал ее крик второй.

По орднунгу появление женщин на улице после темноты считается распутством. Очередной бред, но все придерживались этих порядков. Мэри видела Кори и Майкла, стоявших рядом, их удивленные лица, словно ее появление необычней парящих в ночном небе светящихся шаров.

Четыре объекта кружили, зависали над кратером, искали. Пронзительный жалобный свист разнесся над городком, крики набожных сестер потонули в мелодии боли и печали. Мэри словно ощущала горе парящих существ. Это не НЛО, не корабли — а живые организмы, так не похожие на земные, но испытывающие те же эмоции.

— Изыди, нечистая сила! — Айзек стоял в поле, яростно взмахивая руками. Раздался одобрительный гул голосов, мужчины приблизились к нему. Вперед вышел Якоб, и вторил грозным крикам товарища.

Молитвы, причитания и проклятия градом сыпались в озаренное голубоватым светом небо. Женщины подхватили, голоса жителей слились в хор. Мэри смотрела, как светящиеся объекты замерли на несколько секунд, а затем взмыли ввысь, растворяясь в космосе. Последний жалобный свист пронзительно звенел над полем. Тьма опустилась на город.

— Что, что это было? — чей-то надрывный голос повторял эту фразу.

— Кара небесная! — вопль Сигрид или Уинифред раскатился над улицами.

— Бесы, они хотят нас заманить, искусить, свергнуть с пути истинного, — Айзек возбужденно тряс головой, глаза полыхали злостью и страхом.

— Восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно и избранных! — голос Якоба заглушил шепотки и причитания. — Не подадимся искушению, не свернем с пути истинного! Это — испытания веры, соберитесь же, не позволяйте крамольным мыслям извратить дух ваш!

Мэри смотрела на отца, и мурашки пробежали по коже. Он словно вырос, стал шире в плечах. Твердый голос, уверенный взгляд. Настоящий лидер. Но куда может привести такой фанатик? Она подошла к Кори и Майклу.

— Как ты думаешь, что это? — шепотом, чтобы не слышал ее нареченный, спросила у друга.

— НЛО, — от ответа Кори словно отлегло от сердца. Она не одна так считает, как же хорошо!

— Это — зло! — Майкл услышал их голоса, и лицо его скривилось. — Неужели не понятно? Мы все — грешники — и это наше наказание. Проверка.

Мэри промолчала, а Кори поджал губы, не желая смотреть на брата. Сьюзен что-то кричала из окна. Как же визгливый голос сестры раздражал.

— Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить, противостойте ему твердою верою, — Якоб не унимался, толпа одобрительно вторила ему, молясь и с ужасом и ненавистью глядя на небеса.

Что же тут происходит? Неужели все сошли с ума? Какие бесы, какое проклятие? Это — первый контакт с внеземной цивилизацией, и только Кори понимает это. Мэри побрела к дому, отказываясь слушать проповеди отца и раболепствующее бормотание его паствы.

Сидя на кровати, прижимала к груди старых кукол. Тряпочные, потертые, пахнущие пылью, они все же успокаивали, возвращали в детство, когда все хорошо, родители рядом, а сестра помогает в школе. Игрушки, наряженные в традиционные наряды, были без лиц. Амиши считают, что только Бог может создавать образы людей, даже если это всего лишь кукла. Безликие игрушки формируют единообразие, из-за чего все куклы выглядят одинаково. И так не возникает стремление к тщеславию. Мэри никак не называла их, да и зачем безликим имена? И вот, толпа, беснующаяся за окном, внимательно следящая за каждым словом Якоба, напоминала Мэри таких же пустых, одинаковых кукол. Серая масса, ничем не отличающиеся мысли, единение во всем. Отпихнув игрушки, прижалась к подушке, горько сознавая, что все-таки покинет Бриджвилль при первой возможности.

Тревожные сны, в которых мама, папа, Сьюзен, Кори и Майкл выглядели одинаково, мучали всю ночь. Безликие близкие шептали, кружили вокруг беззащитной Мэри, убеждали сдаться. Стать частью единого целого, слиться с другими разумами. А где-то высоко в небе — горестный свист, плач над погибшим собратом…

Мэри проснулась, прислушалась к звукам с улицы. Панические крики, встревоженные голоса. И что за странный запах? Гарь?

Внизу никого не оказалось, и Мэри вышла во двор. Столб черного дыма вырывался из окон соседнего дома, пламя поглощала деревянные стены.

— Тушите же! — папа бегал с ведром от колонки к зданию. Айзек стоял на коленях и молился.

— Что случилось? — Мэри схватила маму за рукав. Та лишь отмахнулась, и продолжила в ужасе глядеть на пожар.

С заднего двора вышла Сигрид. В руках старуха сжимала горящий факел. Толпа отодвинулась от нее, дружно ахнув.

— Я же говорила, что огонь Господа покарает нас! — визгливый голос срывался, седые волосы развевались на ветру. Дым скрывал ее фигуру волнами, отчего Сигрид напоминала демона, вышедшего из ада. — Не потоп, только пламя может очистить грешников.

Мэри услышала завывающие крики, доносящиеся из пылающего дома. Уинифред! Бедная женщина там, заживо горит.

— Я готова к очищению, — факел в руках Сигрид дрогнул. Огонь лизнул одежду, взметнулся по волосам, поглотил тело.

Мэри забыла, что надо дышать. Горящая фигура упала на колени, воздев руки к небу. Жители молча смотрели, Якоб замер с ведром воды. Дом горел, крики Уинифред затихли, Сигрид упала на дорогу, и более не шевелилась.

Огонь полыхал еще минут двадцать, а мужчины упорно таскали воду. Черный остов взирал на горожан, словно укорял их в свершившемся. Пустые окна, закопченные стены, выгоревшая трава на газоне. Неподвижное тело, а внутри — еще одно.

Мэри качала головой, не в силах поверить, что все это — правда. Зачем, зачем старуха подожгла дом, себя и сестру? Что в голове у таких людей? И почему остальные так спокойно восприняли произошедшее?

Закрывшись в комнате, Мэри не выходила к семье. Отец угрожал, кричал, просил. Потом пришла мама. Не важно, что они говорят, обещают, чем пугают. Бриджвилль, городок спокойствия и уюта, изменился. Насильственные смерти запятнали улицы и дома. Мэри лежала, мысли туманились, страх окутывал мягким шелковым коконом. Ни за что не выйдет она во двор.

Утром, все-таки, вынужденное заключение надоело, и Мэри крадучись спустилась по лестнице. В кухне — никого, как и во дворе. Что еще произошло? Издали слышался властный голос отца и бормотание толпы. Очередная молитва? Овцы покорно взирают на пастыря?

Все же любопытство разбирало, и она вышла во двор, еще чувствуя вонь гари. Почерневший дом пожилых сестер молчаливым памятником возвышался среди зеленых деревьев.

В этот раз жители собрались в круг. Мэри протиснулась, желая разглядеть, что происходит. На земле лежал плачущий Айзек, а Кори и Майкл сдерживали несколько мужчин, яростно прорывавшихся к Айзеку. Мэри содрогнулась, увидев лица с жалкими остатками бород. Кто посмел? Как только мужчина женится, он отращивает бороду, сбривая усы. Это — неизменный порядок, один из пунктов орднунга, да и просто гордость мужчин. Посягнуть на бороду — тяжелый грех. И, судя по всему, Айзек ночью ножницами подровнял волосы на подбородках нескольких жителей.

— Они — грешники, — бормотал он, указывая пальцем на обстриженных товарищей, умоляюще глядя на Якова. — Я знаю все их прегрешения. Каждую богохульную мысль, скрытное желание! Язвы на теле Бриджвилля! Проклятые!

Якоб что-то прошептал Кори и Майклу, и те подхватили своего отца под руки и поволокли к сараю, а Айзек продолжал выкрикивать обвинения хриплым голосом.

Мэри смотрела на отца, удивляясь его спокойствию и хладнокровию. Он сжимал черную фетровую шляпу в пальцах, задумался на несколько секунд, а потом уверенным шагом направился к дому Айзека.

Вечером отец вознес молитву перед ужином, десять минут ярился, угрожал карой небесной всем, кто не внемлет слову Господню. Мэри и Анна смотрели, как он ест, ждали, пока проглотит последний кусок, и лишь потом сами приступили к ужину. Картошка, мясо и даже яблочный пирог, которыми так славились амиши, не лезли в горло. Ночь за окном скрыла сгоревший дом пожилых сестер, крики козодоев заглушали вопли Айзека. Мужчина смеялся, плакал и завывал, от этих звуков Мэри сама еле сдерживала рыдания.

Следующий день прошел достаточно спокойно, и Мэри удивилась, что почти привыкла к стенаниям Айзека. Она видела, как Майкл, Кори и Кэйтлин по очереди заходили в запертый сарай. Они приносили еду, сменную одежду, но, как только переступали порог, вопли Айзека еще громче разносились над Бриджвиллем. Сгоревший дом Сигрид и Уинифред, казалось, проклинал всех, кто проходил мимо.

Утром прошло богослужение, во время которого Якоб метал громы и молнии, устрашая карами за каждое прегрешение. Большинством голосов решили, что пока Айзек не сможет проповедовать, его место займет Майкл. Кори озадаченно смотрел на младшего брата, видимо, удивившись, что не ему предложили стать дьяконом. Кэйтлин удивленно покосилась на сына, которому только два месяца назад исполнилось восемнадцать лет, у него еще даже не было багги — черной повозки-кэба. Но Мэри понимала, почему выбрали именно Кори. Во-первых, он — сын Айзека, и семья их одна из самых богобоязненных. А во-вторых, Майкл не достоин этой чести, по мнению большинства. Он, как и Мэри, не от мира сего. Не грешник, но человек, который может подорвать моральные устои общества, если ему позволить и не контролировать каждое движение. Вот реакция Кэйтлин озадачила Мэри — почему бы матери не гордиться тем, что ее младшего сына избрали большинство членов общины? Откуда этот скрытый страх? Или, может, Мэри все это выдумала?

Вечером горожане собрались на песнопения — проходящее раз в две недели мероприятие, во время которых жители отдыхали и наслаждались обществом. Здесь знакомились будущие супруги. Юноши и девушки стояли по разные стороны огромного стола, выбирая, под какие гимны будут петь и плясать. Взрослые же с любовью взирали на младшее поколение, лелея мечты о большой семье, ведь чем больше внуков и правнуков — тем успешнее считалась прожитая жизнь. Плодитесь и размножайтесь — призыв, к которому амиши относились, на взгляд Мэри, чересчур активно. В большинстве семей Бриджвилля от пяти до семи детей, и только Якоб и Айзек воздержались, решив возложить все внимание и ответственность на двоих детей. Какое же их постигло разочарование, когда и Мэри и Кори оказались не теми набожными марионетками, о которых мечтали отцы.

Горожане тревожно перешептывались, никакого праздничного настроения и в помине нет. Всех угнетали крики Айзека и молчаливо взиравший на городок сгоревший дом. Мэри еще помнила, как две недели назад мужчины поймали сына одного из жителей, пришедшего на песнопения, хотя ему исполнилось только четырнадцать лет. Под одобрительные крики и улюлюканье они поили его теплым молоком с ложки, добродушно напоминая, что нельзя переступать границы своего статуса. Мэри ощутила облегчение, увидев, что все собравшиеся — совершеннолетние. Кто знает, как сейчас бы отреагировала толпа на подростка. Вряд ли бы его поили молоком. Скорее, отхлестали Библией или что еще похуже…

Из печальных мыслей ее вывело теплое прикосновение к плечу. Майкл навис над ней, улыбаясь и приглашая на танец. Дрожь пробежала по телу Мэри — нет, танцевать с ним, сейчас, когда все видят их, совсем не хочется. Но крепкие пальцы, сжав нежную кожу, потянули к себе.

— Не сопротивляйся, дорогая, — промурлыкал Майкл, и сквозь напускную доброту Мэри почудились нотки гнева и раздражения.

— Я не хочу танцевать, — голос хриплый, главное, не выдать страх. — Я, пожалуй, пойду домой.

— Никуда ты не пойдешь! — стальная хватка на плече, прищуренные глаза, вибрирующий голос. Теперь Мэри поняла испуганный взгляд Кэйтлин, матери Майкла. — Ты — моя будущая нареченная, и будешь делать то, что я скажу!

— Отпусти меня! — Мэри выдернула руку, сдерживая рвущийся гневный крик. Как он смел! — Я хочу домой!

— Мэри, помощь нужна? — рядом появился Кори, раздраженно глядящий на брата. Сьюзен висела на муже, умоляя его не вмешиваться. Хороша сестренка! Мэри подавила обиду на нее, глядя на Кори как на спасителя, с ужасом осознавая, что он постарел. Жидкая борода, которую он отращивал уже чуть более года, не красила его, но вот взгляд утратил юношеский задор. Кори посуровел, возмужал, но тот ли этот парень, который часами болтал с Мэри? Да! И с ним нужно срочно поговорить наедине.

— В чем дело? — властный голос отца. Якоб застыл возле компании молодых людей, разглядывая каждого из них, словно насекомых под микроскопом. Тут же подошли Кэйтлин и Анна. Матери смотрели друг на друга, и Мэри почудилось, словно между ними прошла некая волна взаимопонимания.

— Думаю, нам стоит вернуться домой, проверить, как там отец, — Кэйтлин замерла рядом с Майклом. Младший сын даже не повернул голову в ее сторону. Исполняющие гимн жители сбились с ритма, во все глаза глядя на разыгрывающееся представление. Якоб грозно махнул рукой, и песня снова полилась из уст прихожан, но Мэри видела, как пристально мужчины и женщины смотрят на нее и остальных.

— С отцом все хорошо. Он всего лишь спятил, — слова срывались с губ Майкла резкими выкриками, напоминая собачий лай. — Вы с Кори можете покормить его и убраться в сарае. Я еще не закончил здесь.

— Дочка, давай домой, — Анна прижала к себе Мэри, стараясь вырвать ее из цепких объятий Майкла.

— Отпусти ее! — Якоб тяжело дышал, глядя на неподчиняющихся жену и дочь. — Что ты себе позволяешь? Если твой будущий муж хочет танцевать, ты не имеешь права отказывать!

— Почему? Я не хочу — и не буду! — голос Мэри сорвался на крик. Как же ей омерзительны эти замашки! Женщины — не рабыни, и имеют права голоса. Всего в двадцати километрах от Бриджвилля ни одна девушка не позволит такого отношения к себе!

— Немедленно извинись перед Майклом! — отец прожигал ее глазами, сдерживаясь, чтобы не поднять руку.

— Идите вы все к черту! — Мэри кричала, гимн прервался, и все в ужасе смотрели на ослушавшуюся девушку. Ее темно-серое платье взметнулось, когда она поспешно отошла от Майкла. Бежать не хотелось, но внутренний голос надрывался, уговаривая убраться отсюда поскорее. Светлый и просторный дом сузился до размера капкана, в цепких и острых зубьях которого жертва билась, теряя жизнь и себя.

— Как ты смеешь?

— Богохульство!

— Что за воспитание? — крики возмущенных горожан перекрыли рык Якоба и тонкий, пробирающийся под кожу, смех Майкла.

Кто-то схватил Мэри за руку, развернул к себе, и ладонь с размаху влепила пощечину. Ахнув, сдерживая слезы, Мэри в ужасе смотрела на отца. Тот снова замахнулся, но Кори успел перехватить его руку.

— Думаю, этого достаточно! — строгий голос, горящий взгляд. Настоящий Кори вернулся!

— Займись воспитанием своей жены! — Якоб выдернул руку, отпихнул парня и оглядел всех. — Нарушения орднунга карается. Все знают это. И моя дочь — не исключение. Ты! — он брезгливо смотрел на Мэри . — Из дому две недели ни ногой. А вечером тебя ждет порка.

— Хватит! — Анна подошла к мужу, умоляюще глядя на него. — Наша дочь уже взрослая, сама может решить. Если захочет — уйдет из Бриджвилля.

— Так пусть идет, ее никто не держит. Но возврата нет,— Якоб говорил уверенно, и Мэри поняла, что отцу все равно — уйдет она или останется. — Всем нам не стоит забывать, что живем мы по единому закону и чтим традиции.

Кэйтлин застыла на месте, глядя на Майкла, который презрительно смотрел на брата и Мэри, указывая на них пальцем.

— Они — недостойный члены общины, — тихий шепот Майкла услышали все, даже Якоб. — Им нет места среди нас, богобоязненных людей.

— Кому место в Бриджвилле — решать мне! — Якоб отошел от дочери, замерев в нескольких дюймах от раскрасневшегося Майкла. — Каждый сам определяет судьбу, и мы не вправе вмешиваться в мысли других.

— Может, пора пересмотреть орднунг? — Майкл выступил вперед, почти вплотную прижавшись к Якобу. — Наши традиции и законы — слишком благодушны. Ранее еретиков сжигали на кострах, а богохульников пытала святая инквизиция, — Мэри ужаснулась, услышав как несколько человек согласно шептались. — Я не предлагаю этого, но нам стоит отделять зерна от плевел. Гнилая душа одного может заразить следующего. И так далее, пока вся наша община не рухнет в адскую бездну!

Анна тащила Мэри прочь из дома, и спор мужчин затихал. Следом выбрались Кэйтлин и Кори. А Сьюзен осталась внутри, как обычно, преданная отцу и обществу.

— Мама, я уйду отсюда, ни секунды не вытерплю еще! — Мэри плакала, прижимаясь к матери. Теплые руки обняли ее, и слезы ручьем потекли по лицу. — Идем со мной, я тебя умоляю!

— Ну что ты, я уже не могу, — мать вздрогнула, услышав предложение дочери. Ей некуда идти, и нарушать обычаи — это же богохульство. Верно ведь?

Два дня Мэри провела в своей комнате. И не потому что ее наказали, просто выходить на мрачные улицы, оглашаемые воплями безумствующего в сарае Айзека, не хотелось. Но на третий день, когда, наконец-то, из-за густой плотной пелены туч пробилось солнце, Мэри выбралась из дома. И тут же направилась к заднему двору соседнего здания, надеясь застать там Кори. Сарай, в котором уже больше недели жил Кори, словно почернел. Окна забили досками, крест-накрест, трава вокруг пожухла.

— Привет, — знакомый голос окликнул ее. Под раскидистой яблоней сидел Кори, внимательно следящий за сараем.

— Нам надо поговорить, — Мэри удивилась, как спокойно произнесла первые слова. — Я хочу уйти из Бриджвилля.

— Я это понял еще на песнопениях.

— А ты? Ты же тоже всегда мечтал уйти. Неужели хочешь провести остаток жизни здесь? — она еле сдерживалась, чтобы не закричать. — В тени младшего брата? Под неустанные молитвы моего отца? Это не та жизнь, о которой мы мечтали!

— Иногда приходится забывать о детских фантазиях, — Кори говорил тихо и грустно. — Я не могу бросить Сьюзен.

— Почему? Ты что, любишь ее? Не верю!

— Нет, но уклад…

— К черту уклад! Ты что, ослеп? После того, как в поле рухнул тот... то существо, все изменилось. Это не тот Бриджвилль, не те люди. И я чувствую сердцем и душой — городок поглотит сам себя!

Кори подошел к ней и обнял, поглаживая по спине, успокаивая, как старший брат, о котором Мэри всегда мечтала. И в этих простых движениях ей почудилась готовность Кори…

— Я… подумаю, обещаю. Ты же знаешь, я всегда хотел жить нормально, как все люди.

Окрыленная его словами, Мэри вернулась домой, избегая встречаться с родителями. Мать почти не разговаривала с ней, а Якоба избегала. В глазах мамы сквозило нечто вроде разочарования, и Мэри понимала, что, наконец-то, та увидела истинное положение вещей.

Долгие знойные летние вечера пламенели закатами. Алые, бордовые и карминовые всполохи освещали небеса, казалось, что за чертой Бриджвилля все горит. Влажная духота мешала спать, да и как можно забыться сном, если Айзек так надрывно кричит?

Утром Мэри увидела, как Майкл и Кори загружают в багги деревянную мебель и килт, вышитый Кэйтлин и Сьюзен, запрягают лощадь. Значит, едут в город, продавать. Что ж, это хорошо. Кори увидит нормальную жизнь, вспомнит, что значит быть человеком, а не марионеткой в руках злобного кукольника.

В приподнятом настроении, Мэри помогала маме копаться в огороде. Они молчали, но впервые за долгое время ощутили единство, неразрывную связь матери и ребенка. Разводить цветы для красоты нельзя, поэтому к праздникам дома украшали пышными пучкам сельдерея и базилика. Еще одна глупость, которую Мэри не понимала. Расставляя букетики зелени в вазы, она чувствовала щемящую боль в груди. Что-то не так, темное предчувствие, предвестник беды… Но откуда зло может прийти в город, в котором и так обосновалось и укоренилось?

Мэри брела по улице, избегая смотреть на сгоревший дом Сигрид и Уинифред. Крики Айзека погружали дремлющие дома в пучину безумия. Мужчины не копошились на участке, на котором почти месяц возводили новый дом для молодоженов, и брошенные материалы укоризненно сверкали в лучах солнца. Все рушится. Мэри понимала, что уйдет в ближайшие несколько дней. Жить в Бриджвилле — опасно. Виной не вера и богобоязненность, а упрямство людей. Нигде в священном писании не говорилось о взаимной ненависти, пренебрежении и неприятии. Якоб, а теперь и Майкл, просто безумцы, лидеры, мечтающие подавить каждого, запугать жителей, и единолично властвовать в городе. Интересно, чем обернется их борьба?

Несколько часов Мэри с мамой провели в доме дедушек — месте, где селились те жители, которые переступили черту старости, доживали последние дни. Такая забота о престарелых, как и участие каждого мужчины в строительстве нового дома для молодоженов — вот за что Мэри любила общину, а не за проклятия и грозные пророчества.

Мирную тишину вечера прервало ржание. Лошадь почти кричала человеческим голосом, и столько боли прозвучало в этом звуке, что Мэри сразу вспомнила о дурных предчувствиях. Выскочив на улицу, крепко держа мать за руку, она в ужасе смотрела на несущуюся по вечерней улице огненную комету. Лошадь и повозка Майкла горели, огонь пожирал дерево и плоть, искры фонтаном осыпали землю и траву. Ржание и рев пламени смешивались с безумным хохотом Айзека.

В повозке не нашли тел. Майкл и Кори пропали, растворились во внешнем мире. Происшествие погрузило Мэри в раздумья — что же могло произойти там, вне Бриджвилля?

А утром пришел окровавленный Майкл, сжимающий в руках шляпу брата. Жители высыпали на улицу, прислушиваясь к его срывающемуся голосу. Мир за Бриджвиллем, каким его знали горожане, исчез. Его поглотила ярость небесных бесов.

— Все горит, адское пламя пожрало здания и людей! — Майкл плакал, рассказывая о смерти брата.

Мэри заперлась в комнате, отказываясь верить. Нет, не могли эти существа сотворить такое. Неужели только Бриджвилль и уцелел? Значит, остаток жизни придется провести здесь, среди безумцев? Кори… Как она проживет без него? Сердце разрывалось от боли по погибшему другу.

Неделя минула, вечером первый холодный ветер срывал листья деревьев. Небеса полыхали красными закатами. И кто мог бы сказать — солнце или пожары освещали горизонты?

Мэри неприкаянно бродила по дому, иногда натыкаясь на такую же безутешную мать. Якоб бегал по городу, молясь и проклиная грешников. Майкл вторил ему, и проповеди младшего звучали все страшнее.

Две недели спустя, Мэри поняла, что давно не слышала криков Айзека, зато иногда в ночной тиши раздавался приглушенный женский плач. Не желая обращаться к отцу, вспоминая его горящие фанатичным блеском глаза, Мэри подкралась к сараю, где больше месяца провел взаперти Айзек. Распахнув дверь, она с трудом сдержала рвотный позыв — смрад вырывался из крошечного помещения. Скрюченное тело мужчины замерло у стены. Кожа гнила, тощая фигура застыла в последней молитве.

Крича, Мэри бежала домой. К отцу. Кто еще мог помочь? Это все проделки Майкла. Он спятил, погрузился во мрак безумия.

— Папа! — Мэри тянула Якоба за руку, забыв о страхе перед ним.

Отец молча взирал на тело товарища. Резко развернувшись, он направился к дому Майкла. Внутри плакала запертая в своей комнате Кэйтлин.

— Что привело вас ко мне? — ледяной голос Майкла, горящие глаза.

— Что ты сделал с Айзеком? — Якоб схватил младшего помощника за воротник рубашки. Спущенные подтяжки нелепо болтались.

— Ничего. Зачем поддерживать в нем жизнь? Мира не существует, нужно думать о тех, кто приносит пользу, — никакого сожаления в голосе. Мэри прижала руку ко рту, чтобы не сорваться на визг. Сын заморил отца голодом! А никто из горожан даже не заметил этого, позволив мужчине умереть в муках, холоде, тьме и одиночестве.

— Что ты делаешь с матерью?

— Она — грешница! — голос Майкла поднялся, стальные нотки звенели. — Якоб! Ты должен помогать мне, а не препятствовать!

— Ты — безумец! Мы не убиваем своих!

— Орднунг уже не тот… А, ты даже не знаешь, — хриплый смех Майка звучал безумнее, чем вопли его отца, запертого и доведенного до смерти. — Пока ты пугал всех карой Господней, я изменил его. И все согласились. Так ведь? — Майкл смотрел на жителей городка, замерших у входа в дом. Мэри видела, как те кивали, заметила их холодные бесстрастные взгляды. — Ты уже ничего не изменишь!

Мэри не знала, что в ее отце скрыто столько сил и ненависти. Рыча, плюясь, выкатив налитые кровью глаза, он схватил Майкла за горло, крепко стискивая пальцы. Парень забился, пытаясь вырваться, но бесполезно. Жители замерли, а затем попытались протиснуться внутрь. Подбежавшая Кэйтлин заперла дверь, прижавшись к ней спиной, и крича:

— Убей его, убей гаденыша! — волосы женщины взметнулись, ее безумный взгляд скользил по содрогающемуся в предсмертных судорогах телу сына. И ничего кроме ненависти Мэри не увидела на ее лице. — Я знаю, что он сделал! Знаю! О, Кори!

Две минуты помешательства, Мэри могла лишь вжиматься в стену, блуждая взглядом по затихшему Майклу и рычащему отцу. Когда все кончилось, Кэйтлин безвольно сползла на пол, плача и кусая руки до крови.

Жители ворвались внутрь, пробежав по скрючившейся Кэйтлин. Ее тело сминали, топтали, но никто даже не задумался о боли, которую причинял затихшей женщине.

— Майкл — нарушил основу основ. Изменил орднунг! И вы все — поддержали его? — Якоб поднял руки ладонями вверх, отступив от мертвеца, чтобы все увидели вывалившийся язык и закатившиеся глаза Майкла. — Он — зло! Грех! Тот, кто ведет за собой во тьму. Но вы еще можете искупиться, попросить прощения у Господа!

Мэри выбежала во двор, понимая, что это — последний день, который она провела в Бриджвилле. Надо схватить маму, если она откажется — оглушить, насильно утащить с собой. Оставаться здесь — смертельно опасно!

Тишина родного дома ужасала. Холодные темные комнаты, кухонный стол, плитка. Где же мама? Мэри выбежала во двор. И закричала. Анна покачивалась на бельевой веревке, привязанной к ветке яблони.

— О, нет! Мама! Мамочка! Мамуля! — мир рухнул в одночасье. Обнимая тело самого близкого человека, стаскивая с дерева и укладывая на землю, Мэри боялась, что захлебнется в слезах. Как? Что делать? Почему? Ну зачем, зачем, мамочка?!

Рыдая, Мэри бежала по улице, слыша крики горожан:

— Грешница! Побить ее камнями! — звуки ударов, крики Кэйтлин.

Пробегая мимо, Мэри видела, как спокойное лицо женщины превращается в кровавое месиво. Жители метали камни и тогда, когда Кэйтлин замерла.

— Грешница! — теперь эти крики адресовались ей. Якоб застыл впереди всех, указывая на нее пальцем. Сьюзен молчаливой тенью замерла у него за спиной.

— Ты — изгнана из нашей общины! Ты нарушила орднунг! — отец взирал на дочь без эмоций, властвуя над толпой, упиваясь их страхом и уважением. Люди гудели, словно пчелы в улье.

— Мейдунг! Мейдунг! — вопили горожане, и даже Сьюзен.— Мессия! Мессия! — они преклонялись перед Якобом.

— Идите вы все к черту! Горите в адском пламени! — Мэри даже не чувствовала злости, ее словно выжгли изнутри. Ее предали анафеме. Мейдунг — пожизненное изгнание за нарушение орднунга.

Она неслась босиком по холодной земле, вперед, к свободе. Даже если мир уничтожен, и пришельцы выжгли все, это лучше, чем безумие Бриджвилля. Мама, любимая мамочка мертва. Кэйтлин забили камнями, а родной отец убил Майкла.

Гудящее пламя вырывалось из окон дома дедушек. Кто-то поджег здание, и Мэри слышала вопли горящих заживо стариков. Якоб решил избавиться от лишних ртов. Кто же в городе переживет конец света, если они так искренне ненавидят друг друга?

Несколько часов спустя Мэри нашла обезображенный труп. Кори. Но он не сгорел, его избили до смерти. Страшная догадка пронзила ее — Майкл! Вот о чем говорила Кэйтлин. Она узнала, что брат убил брата! Присев у тела друга, она помолилась, искренне, не так, как жители Бриджвилля.

Вот и шоссе. Ночную тьму пронзил свет. Мимо проехала машина, освещая дорогу фарами. Мэри побрела вперед, отступая на обочину, пропуская другие машины. Смех людей, музыка, доносящаяся из салонов. И никакого конца света. Майкл обманул всех.

Вытянув руку, надеясь, что кто-то подберет босую измазанную сажей девушку, Мэри ждала, полностью готовая к новой жизни. А всполохи красного озаряли скрытый за деревьями Бриджвилль.