Сердце капитана
— Угадай в кого я сейчас превращусь? — заплетающимся языком заявляю я, стоя на лестничной площадке.
Вместо, ответа его губы накрывают мои. Рука требовательно сжимает зад. Вырываюсь. Кобель, ты же сегодня женился, какого хрена?
— В неунывающую девочку отличницу. Пусти. Мне надо.
— Не надо. Поверь мне.
Влад наклоняется и целует мне шею. От него несёт текилой напополам с шампанским.
— Да пошёл ты!
Выдираюсь из объятий. Непослушными пальцами достаю из сумочки ключи. Они падают на бетон со звоном тысячи разбитых стёкол. Наклоняюсь. Влад гладит мою спину, его рука спускается ниже. Лягаю его ногой. Кажется каблуком в колено. С матом он отступает к лестнице. Нервно еложу ключом по замочной скважине. Щёлк. Быстрые шаги вниз. Фух, свалил. Я ещё слышу, как хлопает входная дверь, прежде чем открыть свою.
— Как погуляли? — это отец.
— От тебя разит алкоголем. Ты пила? — это мать.
— Нет, — честно вру в глаза. — Но пили другие. Мам, пап, потом расскажу, я устала, а завтра ещё в школу.
Иду в комнату и плюхаюсь на кровать. Утыкаюсь лицом в подушку. Закрываю глаза, чтобы не реветь, но слёзы сами текут. Подлец! Бабник! Сука! Мама была права, заявив, что у него морда кота, и как кот он никогда не нагуляется. То было полгода назад, когда Влад делал мне предложение. Кобель! Урод. Ещё и на свадьбу позвал всех бывших гёрлфренд. Зачем я пошла? Зачем? Чтобы увидеть его снова. Последний раз. Чтобы...
— Больно?
Горячая ладонь гладит по голове. Отрываюсь от подушки. Капитан сидит рядом. В серых глазах сегодня больше тепла, чем стали.
— Пройдёт, мой герой, — мягко произносит он. — Зато теперь я не могу не взять тебя на борт, ты рада?
С трудом вспоминаю: шторм, бой, темнота. Кто-то кричит: «Солиты гаснут!» Бегу к крутой лестнице. Меня едва не смывает волной. Солиты — сердце корабля, его движущая сила, его огонь... чёрные с красным остывающие угольки. Лишь бы успеть. Вдох-выдох. Защитная мембрана пропускает руку. Беру один, он ещё тёплый. Вспышка ярче звёзд, горячее солнца... А потом темнота. Больше ничего не помню.
— Тебе каким-то образом удалось разжечь солиты, — говорит Капитан, продолжая гладить меня по волосам, отчего я едва ли не мурлыкаю. — И мы вернулись. Вернулись, благодаря тебе. Живыми.
Смотрю на правую руку. Белые бинты, жёлтые, бурые. Вся кисть скрыта под ними и горит. Хочу содрать их. Капитан перехватывает левую руку. Тянусь зубами.
— Терпи... — глаза в глаза.
Вздрагиваю и просыпаюсь. Ноябрьское небо не успело посветлеть. В комнате темно. На будильнике шесть. Всё равно надо вставать. Ещё один день. Ещё один тусклый унылый школьный день вдалеке от Азура.
Правая рука затекла и почти не гнётся. Разминаю пальцы. Больно. На ладони кожа покрылась пузырями, словно схватила горячий чайник. Кожа лопается, прозрачная жидкость капает на простыню. Тихо шиплю от боли, чтобы не разбудить брата.
Надо поставить чайник...
Плетусь на кухню. По дороге сдёргиваю с зарядки телефон. В Вайбере три сообщения от Влада. Кобель. «Я и не думал, что у тебя от фантазий так крышку снесло. Дура. Зачем ты заливала гостям, что умеешь стрелять? А когда тебе вручили пневматику стала отпираться, дескать, главный не позволит, что ты его уже этим достала. Пирыч тебя не знает. Я спрашивал». Невольно скашиваю глаза на плечо, там всё ещё желтеет синяк от приклада. Капитан учил стрелять... «И ещё в твоей сумке были детские фотографии, а не снимки самодвижущих огней, как ты их назвала солитов». Мама права. Нельзя мне пить алкоголь. «Так что теперь держись подальше от моих друзей, если не хочешь неприятностей. И не говори, что я не предупреждал».
Предупреждал не предупреждал. Жизнь превратилась в ад. Дружки разболтали одноклассникам. А им дай только повод. Я всегда была странная, а теперь... Шизофреничка.
Шизофреничку запирают в туалете. Шизофреничке кидают в рюкзак петарду. Шизофреничка не человек, она всё стерпит. Шизофреничка дёргается, но молчит, потому что знает, главное, дожить до ночи. Там в порту Азура в тихие дни под ласковыми лучами солнца Капитан учит нырять.
Мы стоим на нижней палубе. Корабль уже отплыл от причала, но до порта рукой подать. На Капитане гидрокостюм и ласты. На мне, наверное, тоже. Пальцы сжимают маску с утолщением у носа и рта.
— Капитан, а правда, что у вас есть Генетическая Жена?
— Будет. Видишь ли, солиты — зависят от эмоционально-психического состояния капитана. Их может погасить душевная боль, уныние, депрессия, сильный испуг. А чем счастливее капитан, чем больше в его сердце места для подвига, тем ярче горят солиты. Поэтому для каждого капитана создают жену, учитывая его генетический код и прочие показатели совместимости, потом её соответствующим образом обучают и только после этого играют свадьбу. Я слишком молодой капитан, и моя жена ещё не готова, но мои солиты уже померкли однажды, поэтому Главный не хочет рисковать. До свадьбы корабль останется в порту, — Капитан смотрит на меня. В его серых глазах больше равнодушия, чем стали. — Не беспокойся, жена всегда остаётся на берегу и ничем не обязывает.
“Значит, и ты тоже!” — хочу закричать, но вместо этого подношу маску к лицу. Глубокий вдох ртом, два быстрых щупальца скользят по нёбу к гортани, потом в горло. Щупальца, способные воссоздавать кислород. Каждый раз тянет сблевать, но они намного удобнее громоздкого баллона за спиной. Прыгаю в воду: лишь бы убежать от равнодушных глаз.
Вода выталкивает тело, сопротивляюсь, пытаясь нырнуть глубже. Пусть думает что хочет. Плевать, что команды не было.
Две крупных тени подплывают к носу корабля. Акулы? Не похоже. Плыву к ним. Чутьё прямо-таки кричит, что надо делать ноги. Но это же сон, а во сне не принято удирать.
Прямо по курсу люди без опознавательных знаков на костюмах, зато с грузом на спине. В руках одного какой-то аппарат. Второй вроде безоружен... Ан нет. Стрела рассекает воду у ноги и уходит в глубину. Бежать! Но вместо этого сжимаю кулаки. В правом оказывается нож. Вчера хотела им вскрыть вены, но пришёл брат, и я в спешке сунула оружие под подушку, да так забыла его там. «В подводном бою, главное, вывести дыхательную маску врага из строя,» — звучит в голове голос Капитана. Вот и посмотрим, улыбаюсь я...
— Лен, ты спишь что ли?
— А?
— Ты уже час сидишь у окна, пора бы и за уроки взяться.
— Мам, что-то голова болит...
Боль и правда сдавливает виски так, что хочется блевать. Сползаю на пол. Наваливается темнота, даже вдохнуть не успеваю. “Капитан!”
Температура. Скорая. Инфекционная больница. Отрывками. В полубреду.
Наконец прихожу в себя. Светлая палата. На потолке играют солнечные зайчики. Рядом сидит Капитан. В его серых глазах больше грусти, чем стали.
— С возвращением. Мне сказали, что операция по удалению дыхательного щупальца прошла успешно. Теперь твоей жизни ничего не угрожает.
Хочу ответить, но в горле что-то мешает.
— Тебе удалось второй раз спасти корабль. Те двое — диверсанты с И’тагу. Хотели сделать дыру и затопить солиты. Через неделю тебя выпишут. Вернёшься на борт.
Киваю в ответ.
— И всё же помни, ты нарушила мой приказ. Только спасение корабля позволило тебе остаться в команде.
В глазах сталь стального Капитана стального корабля.
Хочу сбежать, но могу лишь зажмуриться, чтобы оказаться в другой палате. Серой под серым небом. Кажется, за окном сыпет снег.
Капитан оказался неправ. Через несколько дней у меня начался отёк лёгких. Ингаляции. Капельницы уколы. И там, и здесь. Теряю счёт дням и местам. Капитан не приходит. А в инфекционной — не пускают. Даже небо под тучами одинаково грязное.
— Привет, не спишь?
Поворачиваю голову. На большее сил нет. В палату заходит Старпом. Маленький худой лысый дядька с грустными лошадиными глазами, словно его лишили чего-то очень личного и в то же время важного.
— Капитан просил передать, что не может прийти. Он занят подготовкой к свадьбе.
Стискиваю зубы, чтобы не закричать. Руки приходят в смятение, мнут простынь. Перед глазами всё плывёт.
— Вам лучше уйти
Слышу голос медсестры и бормотание Старпома:
— Извините...
— Успокойтесь. Дышите, — это уже мне.
Он занят подготовкой к свадьбе. А я? А я умираю. Каждый день. У меня даже нет возможности сбежать в забвение. Из больницы в больницу. От уколов к капельницам. От снега к урагану. И это твоя благодарность, Капитан?
Середина декабря. Оказываюсь дома. Ёлки, карнавалы, каникулы. Но не для меня. Для меня четыре стены, покой и физиопроцедуры. Но это не больно. Боль осталась в госпитале, как и конверт с приглашением на свадьбу.
С приходом штормов порт опустел. Маленькие яхты сбежали, кто на берег, кто в дальние бухты, и только тяжёлые корабли остаются у берега, где океан лениво проглатывает мостки и пирсы, а берег вспарывает спины волн каменными мысами. Шипит. Стальное море отражает стальные тучи. Я стою на палубе и гляжу на Азур, дрожащий за стеной дождя.
— Почему ты не пришла?
Капитан вернулся утром на борт, последним из всей команды. Капитану теперь так можно. У Капитана теперь есть Жена.
— Не смогла, — ёжусь от порыва ветра.
— Ты дважды спасла мой Корабль, а значит и меня. Я очень хотел представить тебя жене, а ты не пришла. К тому же по правилам на свадьбе капитана должна присутствовать вся его команда. Ты подвела…
«Шизофреничка… теперь держись подальше от моих друзей… крышку снесло… Нет. Нет. Нет. Лучше сгореть в огне солитов, чем так!»
Разворачиваюсь и бегу. Трап. Трюм. Лестница вниз. Самое дно. Сердце корабля — солиты. Сегодня они горят ровно, словно красные опалы на свету. Наваливаюсь всем весом на защитную мембрану и падаю. Вспышка. Меня охватывает пламя.
Просыпаюсь от собственного крика. Кожа горит. Скатываюсь с кровати, не помогает. Нужно стащить одежду... дышать. Не могу. Хриплю, пытаясь выплюнуть себя за каплю воздуха. Бесполезно. Глаза закрываются снова. Ничего не могу. Только слышу шаги, крик, вой сирены.
И словно издалека вижу Капитана. Он прижимает к себе обгоревшее тело.
— Дура! — в серых глазах Капитана больше отчаяния, чем стали. — Солиты — это сердце капитана. Ты думала, я не пойму, что ты решила сгореть заживо?
Капитан больше не медлит. Капитан бежит наверх. Мелькает трюм. Трап. Палуба. Красные и синие огни. Белый катер. Грустные глаза Старпома. Механик.
Вдох. Выдох. Тошнотворный запах антисептиков и безнадёжности. Даже сгореть не смогла там. А здесь врачи объясняют нервным срывом, какой-то недостаточностью и ещё десятком непонятных слов. В общем, они не знают. А я?
Февраль подходит к концу. Теперь учусь дома. Одиннадцатый класс. Скоро экзамены. Родители подали в суд то ли на классную, то ли на директора школы, хотя лучше бы на Влада. Хотя мне без разницы. В моей жизни наступает темнота каждый раз, когда я закрываю глаза.
Азур погиб. Азур был предан и пал в огне Капитана.
День сменяется днём. Снег — гололёдом и дождём. Оттепель. Март. Моё сердце по-прежнему не хочет биться ровно. Часто ночами просыпаюсь от боли в груди. Иногда плачу, когда никто не слышит. Азур сгорел. Шизофреничка осталась.
Оттепель сменяет снег. В белом свете так странно выглядит одинокий лист бумаги. Беру его. Читаю. Приказ об увольнении. Смотрю на руки — покрыты шрамами. Значит, жива. Только зачем?
Бессмыслица одной жизни проглатывает другую. Меня снова выписывают. Только теперь я сижу на берегу. На канате, что тянется вдоль причала от одного столбика к другому, чтобы никто не упал в океан. Тихо плещется вода, поскрипывают подмостки на пирсе с яхтами. Влажный ветерок перебирает листья пальм.
— И всё же зачем? — это Капитан. Берёт за плечи, притягивает к себе. Обнимает. Не сопротивляюсь. От его чёрного кителя пахнет цветами и морем.
— Не смогла… я...
Плачу. Больное сердце открывается океаном слёз. Давлюсь ими, проглатываю со словами, всхлипываю, но говорю. Рассказываю про Влада, школу, одноклассников, про всю ту, другую ужасную жизнь, что возникает пред глазами, стоит только закрыть их. Капитан молчит. В серых глазах Капитана сталь уступает место шторму:
— Тебе нужно было раньше сказать.
А потом он ведёт меня за руку через огромную раскалённую площадь, залитую солнцем, по узким улочкам старого города к голубому зданию. Здесь тоже пол выложен мрамором и пахнет антисептиками. Здесь так же ходят люди в белых халатах, но мне уже всё равно.
Вот Капитан стоит в рекреации. Капитан с кем-то спорит. Капитан заводит меня в комнату. Капитан просит рассказать заново. И я повторяю, повторяю, повторяю… Слёзы высыхают, но словам нет конца. Люди в халатах слушают и кивают. А потом Капитан уходит. А я остаюсь. Белые простыни. Чистый стол. Большое окно с решёткой. А за окном по стриженым лужайкам гуляют павлины. В деревьях мелькают красными перьями попугаи. За окном другая жизнь.
А там, наконец, приходит тепло. Но у меня репетиторы. Русский, физика, алгебра. Я слишком много пропустила и теперь нужно нагонять, чтобы сдать ЕГЭ. С утра до ночи решаю примеры. С ночи до утра смотрю в окно. И жду. Капитан не приходит.
— Капитан!
Белый халат поверх кителя.
— Мы отправляемся к берегам И’тагу, — говорит он.
Значит, на войну. Далёкие скалистые мрачные берега. Кажется, мы там были вечность назад. Тёмная холодная вода, атомные гиганты вражеского флота. Туман гаснущих солитов...
— Когда?
— Завтра. Я пришёл попрощаться.
Что сказать ему? Не уходи? Прощай? Счастливого плавания? Встречаемся взглядами. Отворачиваюсь к окну, чтобы не видеть стали в серых глазах стального Капитана.
— Удачи, — шепчу я и уже знаю, что вечером приму снотворное.
Апрель вытесняет май. Я сдаю тренировочные экзамены, но интегралы больше не соединяют реальности. Ряды расходятся. И вместо них я рисую треугольники дифференциалов, словно корабли. Строка за строкой. Флот за флотом. Будто они могут спасти моего Капитана.
— Капитан?
В комнату заходит женщина. Белый халат поверх чёрного платья. Такие же серые глаза, как у Него, только в них больше пустоты, чем стали.
— Его судно умерло.
Умерло. Не утонуло, не было подбито, а умерло, словно само ушло под воду. Значит, погасли солиты. Капитана больше нет. Шариковая ручка потекла и пачкает бумагу. Мой безупречный треугольный флот покрывается синими пятнами...
Нет, я не буду плакать. Генетическая Жена не увидит слёз. Я закрою глаза и больше никогда, никогда не вернусь сюда. Всё это только сон. А у любого сна есть конец.
Мама заглядывает в комнату.
— Уже конец мая, ты придумала, куда подавать документы, — спрашивает она.
— Я пойду в Водный
— Куда?
— На судового механика.
— Да ты сдурела, это же неженская профессия, кем ты будешь потом работать?
— Мам, — брат отгибает календарь, который отделяет мой стол от его. — Пусть попробует, в крайнем случае переучится на… скажем, программиста. И там, и там нужна математика и технические мозги.
Брат подмигивает мне. Его глаза становятся серыми, а корни чёрных волос светлеют, словно он забыл подкраситься неделю назад.
— Пошли лучше погуляем, нельзя же столько учиться.
— Но…
— Ей для здоровья полезно и мне тоже.
Мама отпускает, и мы идём на Верхне-Волжскую набережную. Солнце жарит плечи. Молодые изнурённые мамы катят по брусчатке коляски. Студенты распивают пиво из бумажных стаканчиков прямо напротив Политеха. Шайки школьников бегут из гимназии на волю. У памятника целуется парочка. Брат спускается на смотровую над Чкаловской Лестницей. Берёт меня за руки и улыбается. Его плечи словно становятся шире, а плащ короче.
— Я искал тебя.
— А как же твоя Генетическая Жена?
— Она была похожа на тебя, только в каждом её движении я чувствовал фальшь. Просто оживлённая кукла, не более. Ты же знаешь.
Капитан ловит меня за вторую руку и разворачивает к себе. От кителя пахнет морем и цветами, а в глаза больше тепла, чем стали, как в тот день, когда...
— Капитан! Капитан, очнитесь! Солиты вновь вспыхнули, мы можем плыть. Капитан...
— Оставьте его, Механик. Капитан устал, он слишком долго прикрывал долгом боль от потери. Лучше свяжитесь с Азуром, — в каюту заходит Старпом.
— Но… — начинает Механик.
— Я предпочитаю ступить на родной берег раньше, чем Капитан откроет глаза.