Обыкновенный

Обыкновенный

После утомительного лазанья по лесным холмам, когда мой походный рюкзак уже не на три, а на добрый десяток кирпичей потянул, после зыбкого ночного сна на краю волшебного леса, эта шумная дрянь нарисовалась очень некстати. Шипастая, как дикобраз, и огромная, как корова. Стас перехватил её первым.

Я привыкла к тому, что мой друг и соратник почти круглые сутки в ответственных походах не спит, и потому дремала не так чутко, как требовалось в незнакомом лесу. Подлетела к Стасу уже ближе к финалу короткой стычки.

Узрела в предрассветной дымке чужеродную бурую глыбу, как она мячиком отлетает от Стасова удара, но ловко и пружинисто припадает на коротких кривых лапах, готовая снова наброситься. Как щетинятся на толстых боках длинные иглы, как широкий чёрный хвост нервно елозит по траве. Скоренько вытачиваю в воздухе аркан неподвижности, но задействовать не успеваю. Стас наскакивает на тварь, рубит безжалостно и наверняка своим любимым мачете. Оружие волшебное, обычному глазу невидимое, но острее любого настоящего. Черепок страшилища раскалывается под страшным ударом надвое, как огромный кокос. На клыкастую морду из него вытекает нечто мерзкое ядовито-зелёного цвета. А мачете словно и не было, от него лишь короткий отблеск, как тонкая молния над, поверженным чудовищем сверкнул.

— Фу! — недовольно фыркаю я, в ноздри ударяет отвратительный кислый запах.

Отворачиваюсь, отступая. Разглядеть в утреннем сумраке тварь как следует так и не успела, ну и ладно, понятно что не земная, а сотворённая кем-то, и не слабым, между прочим, волшебником.

— Уходим, — коротко командует Стас.

Быстро собираем пожитки и покидаем место ночлега. Утилизировать убитую не собираемся. Кто наслал, тот пусть и прибирается, ну или король Трибох озаботится, его владения.

Натруженные стопы даже после короткого ночного отдыха горят. До волшебного королевства Шанталии добирались долго, весь вчерашний день и часть ночи. Спешили, кроме нас спасать Трибоха никто больше не придёт. Пешком. Продирались сквозь таёжные дебри, по холмам, остаткам древних гор. Ни дорог, ни тропинок тут нет, будь она неладна эта охранная колдовская полоса. Не добраться в волшебную страну ни машиной, ни каким другим современным транспортом, ни на осликах же скакать. Так что, вполне себе тернистый путь в сказочный лес.

Тягуче медленно светает, идти по высокой траве тяжело, то и дело спотыкаюсь, хорошо хоть осень здесь выдалась сухая и тёплая. Всё жду, когда в шанталийском лесу что-нибудь по-настоящему волшебное встретится. Но нет, запахи вернулись свежие, но не сказочные, самые обыкновенные, сосновые с травяными перемешанные. Из необычного пока лишь эта вонючая дикобраз-корова была, больше ничего удивительного не наблюдаю. Скучно.

Молчим, думаем каждый о своём. Друг друга хорошо знаем. Найдёт Стас нужным, чем поделиться, сам скажет, я тоже. Вопросы, конечно, никуда не делись, но накопившаяся усталость, она что угодно притупляет, в том числе и любопытство. Каковы они, шанталийцы? Что за гусь король Трибох? Какая особенная беда с ним приключилась, если впервые за добрую сотню лет из всеми забытого, почти мифического, королевства в наш настоящий большой мир призыв о помощи от него прилетел? Ещё вчера назойливым роем жужжали во мне эти вопросы, а сегодня лишь ленивое: «Дойдём до места и разберёмся. Или мы не лучшие ученики самого могущественного волшебника современности?»

— Чуешь? Минут через десять появится эскорт, — нарушил молчание Стас. — Думаю та тварь — довольно сильное колдовство для местных. И, наверно, этот некто, зло творящий, тот кто наше присутствие наперёд Трибоховых слуг почувствовал, не просто пугал, а действительно уничтожить нас пытался. Но давай панику не наводить, ничего пока никому про убитого зверя не говорим. Оглядимся вначале. Хорошо?

Молча кивнула, знаю, Стас мой ответ уловил, хоть и не оглянулся, а я сзади иду у него за спиной. У нас издавна в ответственные моменты включается ментальная связь, много чего без лишних слов понимаем. Встречную делегацию я тоже почувствовала, хотя, пространственный щупач из меня, в отличии от Стаса, так себе. Я больше по скрытым эмоциям, по человеческим взаимоотношениям, по их сплетению с колдовскими силами специалист.

Учитель о волшебном королевстве рассказал всё что мог. Подобных мест очень мало осталось на Земле. Они, как тайные заповедники, от обыкновенных людей надёжно укрыты чарами, попасть в них могут только прирождённые волшебники. Но и мы, дети современных городов, редко стремимся в сказочные пределы, очень уж специфическая там жизнь. Жители таких королевств для нас всё равно, что для обыкновенных людей, старообрядцы, скажем.

Волшебники страны Шанталии живут по своим древним законам, современные блага цивилизации совсем признавать не желают. Простейшая бытовая магия и первородные силы Земли для них всё — и цивилизация, и жизнь. А в основе природной для человека что? Правильно, это для животных — борьба за выживание. А для людей, конечно, добро, справедливость и любовь. Только, выходит, тяга эта к простой жизни вдали от большого мира и сотворила над шанталийцами злую шутку. Слишком надёжно отгородились от обычных людей, от суеты городов, от мелких и крупных передряг. Размякли лесные волшебнички, захирели силушкой в сказочном своём благополучии. Бородатым добром обросли, настоящего зла так давно не видели, что и бороться с ним почти разучились, я думаю.

Король Трибох так прямо и признался в письме — просьбе о помощи: «Неведомое зло пришло, не можем даже распознать, с вашей большой Земли или из какого иного незнаемого мира налетело. Помогите, братья и сёстры! Королевство гибнет, не можем справиться».

Вышедшие нам навстречу шанталийцы оказались шумными, улыбчивыми, сплошь как один светловолосыми, загорелыми и легко одетыми в простецкие рубахи. По вороту и рукавам этническая вышивка — зелёное и красное разнотравье — красиво. И ощущение от встречающих такое, будто они не суровые сибиряки из глухой тайги, а массовики-затейники какие-нибудь в развлекательной курортной зоне на берегу Чёрного моря.

С их появлением и чудеса волшебного леса проявились. Птички запели райские, похожие на снегирей, только почему-то со вздёрнутыми петушиными хвостами. Изумрудные большущие бабочки прилетели, это в сосновом-то лесу. Высоченные деревья начали иногда расступаться, обнажая поляны, залитые теплом и светом горячего, вовсе не осеннего солнца. На них празднично сияли, ну все как новенькие, ладные бревенчатые дома. И крыши, как у пряничных домиков из детских сказок, покрыты диковинной толстой черепицей, в розовых тонах.

Спустя час мы добрались до королевских пенатов, которые после увиденного не особенно впечатлили — так себе, гусеница, слепленная из тех же одноэтажных бревенчатых домов, ну, может, с более помпезными резными наличниками на окнах. Зато понравился большой ухоженный двор с цветочными пышными клумбами и маленьким сквером из рябин, таких неожиданных тут и удивительно алеющих созревшими гроздьями на фоне угрюмых сосен.

Нас пригласили сразу в столовую. Угостили наваристой ухой, а к чаю подали пироги с малиной, виноград и мандариновые леденцы, всё со вкусом особенным, местным. После того, как на лесных улочках города увидела бабочек и почувствовала на себе необыкновенно тёплое солнышко, обилию южных фруктов, пусть даже винограда и мандаринов, уже не удивлялась. В сказку же попала, в волшебную страну.

Трибох гостеприимно потчует, но и спешит ввести нас в курс дела.

— Первым сгорел дом повитухи Потапихи. Сама, слава богам, выскочила. А куры сгинули.

Король, хоть и важно пыжится, но оказался вполне обыкновенным на вид: среднего роста, в меру упитанный, начинающий лысеть круглолицый симпатичный мужчина, лет тридцати пяти. Такой же русый и загорелый, как остальные шанталийцы. Сразу бросилась в глаза его излишняя суетливость и некоторая нервозность в движениях, но пока я списываю это на волнение от встречи с нами, не каждый день он принимает боевых магов с большой земли. Ещё, осторожно прощупав мыслительную ауру хозяина, уловила зародившееся недоверие: мол, как же так, обещали лучших на помощь прислать, а это же почти дети? Ну, да, согласилась внутренне, даже Стасу на вид и двадцати пяти лет не дашь, а я тем более в глазах Трибоха малявка.

— Потом полыхнули сразу три дома на северной окраине города, — продолжил отчитываться король. — А едва мы наладились ограждаться от огня, на мандариновый сад лёг заморозок. Почти весь урожай погиб. Да и ладно бы, тут бы тоже сами управились, грушевые да яблоневые посадки охраняем теперь. Но, видят боги, начало случаться нечто за пределами нашего разумения.

Трибох расписывает напасти колоритно: упёрся локтями в стол и активно жестикулирует большими холёными ладонями перед собой, глазами живо блестит, на гладковыбритое подвижное лицо приятно смотреть. Только я вижу, неправильное что-то творится в его душе, прячется что-то за симпатичной маской. А ещё мне сделалось смешно. Понятно, что раз он король, то значит и самый сильный маг тут, а рассказывает ерунду какую-то про мандарины. Трибох словно прочёл мои мысли, погрустнел и заговорил тише, монотоннее.

— Месяц назад сглазили мою жену. А ведь она на сносях. Знахарки хлопочут, как разумеют, но толку мало пока. Мается бедняжка, почти не встаёт. Ещё двоих беременных та же неизвестная хворь взяла. Свезли всех сюда, чтобы легче ухаживать за больными было. Нет, чтобы вы шли сразу к ним не настаиваю, понимаю, что наперво надобно корень зла отыскать, докопаться откуда эта вся зараза лезет.

Вижу, Стас слушает короля с неподдельным вниманием. А мне уже даже не смешно, скучно, обыкновенный сглаз они, сказочные волшебники, снять не могут. Лениво изучаю двух королевских стражников, что сидят на лавках по обе стороны от входной двери. Понимаю, что никакая это не охрана, так, добровольцы на время напастей. Скорее всего, охотники, на такую мысль наталкивает их вооружение — узкие длинные ножи в кожаных ножнах. Ножны потёртые, сидят на поясных ремнях удобно, чувствуется, что оружием часто и ловко пользуются. Так что, ладно, считаем, что защита у короля зачётная.

— А неделю назад!

Трибох снова повысил голос, и я вернулась к сути разговора.

— Неделю назад на меня кинулся Барсик, вернейший пёс. Одурманил собаку кто-то, бесовской силой наделил. Хорошо, я не один во дворе был. Вон, — король кивнул на одного из стражников, — Павло выручил. Вместе кое-как отбились. А пса убить пришлось, иначе бы не совладали.

Последние слова короля мой интерес вмиг оживили, одержимость — сильное колдовство. Вопросительно взглянула на Стаса. Но тот и у короля ничего уточнять не стал, и на мой немой вопрос не повернулся.

— Понятно, — говорит Трибоху, — ближе к вечеру приступим. Сейчас часика три отдохнём, чтобы за неведомого вашего злодея со свежими силами взяться, не выспались мы ночью.

— Конечно, конечно, — засуетился король.

Устроили нас в маленьких спальнях, зато рядом. Я удивилась современной панельной обшивке стен, как в гостинице, скудному свету из необычно узенького и низкого оконца. Спать совсем не хотелось, так что отправилась к Стасу.

Конечно, не спит. Вальяжно развалился на простеньком деревянном стуле перед окном. И по деланно-расслабленной позе, и по скучающему застывшему взгляду прекрасно вижу как сильно он на самом деле чем-то озабочен.

— А Трибох не так прост и далеко не всё нам рассказал, — кидаю затравку.

— Не всё, — Стас внутренне напряжён. Ого, понимаю я, да он чего-то ждёт. — Ты что-нибудь уловила, когда он вспоминал богов?

Ответить я не успела. Неожиданно отъехала стеновая панель слева от Стаса и в комнату ввалился Трибох.

— Простите, ребятки, я лучше уж войду, — сконфуженно выдал он и быстро вернул панель на место, так что тёмное пространство за ней я разглядеть не успела. — Подслушивать как-то не очень удобно. А при чём тут боги?

— Ух, ты! — не скрыла восторженного ехидства я. — В лучших королевских традициях: тайные ходы, подслушивать, да ещё так, что мы и не заметили.

Комплимент, как признание его магических способностей, пришелся кстати. Король смутился, как ребёнок и оттого выдал искренне:

— Не знаю при чём тут древние боги, но Барсика моего кто-то нормальным человеческим колдовством одурманил. И представить не могу кто, и при этом ещё так ловко от меня укрылся. Страшно мне. Чуете, новая угроза всё ближе? Я чую.

— А где же охрана?

— Туточки, конечно, — Трибох кивнул на панель за спиной. — И у дверей тоже. Только...

Стас вскочил. Как дикий зверь, в один прыжок, очутился возле короля. Пружинисто рванул того за рубаху и протащил здорового мужика как соломенную куклу, едва не впечатав в оконный проём за своей спиной.

— Бей, Танька! — крикнул мне и ударил боевой плетью по входу, когда только успел приготовить. Удар приоткрывшуюся было дверь запечатал обратно, зато снова отъехала панель потайного хода и на нас ринулись стражи-охотники с ножами в руках.

Мамочки, как же это оказалось страшно. Четверо молчаливых. Глаза у всех пустые, остекленевшие на фоне выражений лиц, застывших такими же, как до превращения. Самый молодой даже улыбается. Острые ножи опасно блестят. Я накинула на одурманенных аркан неподвижности. Может узко взяла, но один из-под него выскочил. Стас силовым сгустком выбил из руки резвого нож и успокоил окончательно обычным ударом кулака. Потом входная дверь распахнулась и ему стало не до моих пойманных. А те, что под арканом, зашевелились, по крайней мере, двое из трёх. Закусила губу, чтобы не заскулить вслух. Они, что, и одурманенные умудряются собственными магическими силами сопротивляться? Затянула, как смогла, аркан. Второй притих, третий всё равно вырвался.

Стас рубится с бугаями слева. Вырвался тот, что нелепо улыбается, с острым ножом приближается ко мне. Ударила воздушным вихрем, но подступающий отбил его колдовским щитом. Охотник, видимо, довольно сильный маг и физически сильнее меня, острая сталь угрожающе близко. Нападение неотвратимо. Выхватила и метнула луч-кинжал. Смертоносный мгновенно вспорол вражескую защиту и вонзился парню в грудь.

От невероятно тонкого звона мне закладывает уши, и только мгновение спустя осознаю, что это я сама визжу, как резаная свинья. Крик обрывается, вместо него на поле короткого боя падает вязкая, почти весомая тишина. Одурманенные лежат вповалку успокоенные. Один мёртвый. Тот, которого я...

— Сволочь! — в горле хрипит и клокочет. — Ты мог остановить его! Хотя бы его, одного!

Я зверем кидаюсь на застывшего у окна Трибоха. Успеваю один раз дотянуться кулаком, мазнуть по холёной скуле, прежде чем Стас обхватывает меня руками сзади и оттаскивает в сторону.

— Тихо, Танюха, тихо, ещё не всё закончено. Давай-ка заарканим голубчиков покрепче, от греха подальше.

Я всё понимаю. Лицо у короля краснее варёного рака. Трус, он и есть трус. Тоже мне, сильнейший волшебник королевства. Злость давлю, остаётся только раздражающая брезгливость к подлецу, меня нехило трясёт совсем по другому поводу. Я впервые убила человека, невиновного человека, одурманенного.

В висках стучит, а сердце не чую в груди, но иду к поверженным. На мёртвого не смотрю, знаю, что отголоски его былых эмоций ещё нагонят меня потом. Осторожно ослабляю путы аркана над живыми. Щедро осыпаю зельем глубокого сна вначале своих, потом Стасовых жертв — шестерых крепких русоволосых шанталийцев, всех кроме седьмого — мёртвого.

— Мужиков в доме больше нет? — Стас требовательно смотрит на Трибоха.

— Только женщины: знахарки, кухарки, одна нянька, две мои несовершеннолетние дочери и садовница.

Трус всё ещё горит лицом, но голос уже выдержанный, королевский. Меня не обманешь, каждой поджилочкой до сих пор гад трясётся, стыд от Стаса старательно прячет, меня совершенно справедливо остерегается. И рада бы его чувства не прочитывать, но у меня сейчас все колдовские рецепторы обострены. Трибох передо мной голый и беззащитный, как недобитый таракан на сковородке.

— Зови, — не даёт королю привести мысли в порядок Стас. — Всех кроме рожениц зови. И дочерей, — тон непреклонный. — Охрану твою надо укрыть пока от посторонних глаз. Уже решил куда?

— Да, да, конечно, — опять послушно засуетился Трибох.

Это выглядело немного потешно, когда женщины выслушав распоряжения Стаса и короля принялись за дело. И эмоциональная реакция на кучу-малу из побитых спящих охотников выдалась женским отрядом на удивление сдержанная. Лёгкий шепоток и только. Даже дочери короля, девчонки лет четырнадцати-пятнадцати, повели себя достойно, не испугались и не растерялись. Одна, казалось, готова была заплакать при виде убитого, но сдержалась, другая только побледнела слегка. Обе послушно отступили, когда подскочила пожилая нянька и оттеснила их к живым. Коротко переглянувшись, сёстры крепко взялись за края доверенных им пледов и поволокли спящих охранников куда отец приказал, в какой-то чулан на задворках дома. Тянуть импровизированные носилки, правда, было несложно. Щедро сдобренные волшебством те подобно коврам-самолётам легко плыли невысоко над полом.

Смущаясь, но всё равно тихо охая, суетилась над одним из бугаёв садовница. Брат, уловила я их ментальную связь.

Последним уносила убитого главная кухарка. Статная красивая женщина, она, единственная из всех, вообще не проронила ни слова, но зыркнула на меня перед уходом как демоница, только что молнией не пронзила. Из женской компании лишь она и поняла, что я глубоко изучаю их, копаюсь в душах. Стас неспроста приказал королю позвать всех, кроме больных рожениц, мы должны были удостовериться, что домочадцы к зомбированию королевской охраны не причастны.

— Кухарку тоже в чулан, в подвал, куда угодно, только подальше от королевской жены, от рожениц! — зашипела я, едва дверь за женщинами закрылась.

На Трибоха не посмотрела, безразлично мне, что он думает. Стас тоже короля игнорирует, словно тот пустое место.

— Любовница? Я так и думал. Обыкновенный сглаз, обыкновенная зависть любовницы. Пусть с этим сами разбираются. Потом. А ты мне тут не рычи! Дело у нас, — в голосе сталь.

Меня всё ещё выкручивает внутренней болью за того, убитого мной охотника, но понимаю, что Стасу на это сейчас наплевать, и правильно. Близкую опасность не хуже него чую.

— Пусть идёт с нами, — улавливаю посыл друга и киваю в сторону Трибоха для того чтобы тот понял, что разговор про него и дело решённое. — А кухарку я, кажется, того, с нахрапу и на расстоянии, вместе со стражниками, возле чуланчика уложила. Про богов король пусть по дороге расскажет. Мы ведь спешим?

— Точно!

Взгляд Стаса наполнен чертенятами. Мы вновь отлично понимаем друг друга и мы напали на нужный след. Опасность подогревает азарт и указывает верный путь. Надо успеть, пока чужие силы не разрослись, обо всём прочем будем думать и переживать потом.

Середина дня. Вышли за пределы города и идём пока не слишком быстро. Впитываем силу волшебной страны, да и уяснить кое-что для себя ещё нужно. Лес тих и естественно спокоен, видно что горожанами оберегаем и любим. Земля шанталийцев легко отдаёт нам чистую и светлую энергию, усталости и вчерашней, и сегодняшней, как не бывало.

Трибох не чует этого, зарылся в себя, точно навозный жук в дерьмо. Он угрюмый и злой на поверхности, но я глубоко его читаю, он важен для нас сейчас. Стас отвлекает, выспрашивая, чтобы сохранить зыбкое королевское спокойствие и тот лениво рассказывает о богах.

— Трёх драконов: небесного, озёрного и лесного по-настоящему в моей семье почитал только дед. Он последний, кто противился укрытию идолов в горе. Древние статуи подгнили, надобно их было ритуально сжечь и установить новые. Да только новых никто из мастеров сотворять не желал. Перестали шанталийцы надеяться на старых богов, слишком благополучно да сытно зажили.

— Идолов в горе упрятали, но ведь что-то от них и на открытой земле осталось? — задал разговору нужное направление Стас.

— Осталось. Куда мы идём?

— Что осталось?

— Каменные основания на месте статуй остались и только.

— Катя, — говорю я. — Её зовут Катя.

— Что?! Откуда вы знаете? — Трибох стопорится, как стреноженный конь. — Да при чём тут...

— Ещё одна любовница? — спокойно, ни единой эмоции не впуская в голос, уточняет Стас.

На Трибоха не смотрит и шага не замедляет, как и я. Королю ничего не остаётся, кроме как подорваться и догнать нас. Я терпеливо дождалась прежде чем ответить, чтобы тот всё до единого слова услышал.

— Не совсем. Девочка, кажется, всерьёз любила нашего ловеласа. И наверняка он даже обещал на ней жениться. Ну, скажем, если сына ему родит.

— Сына, сына, — последняя королевская спесь слетела с Трибоха мгновенно, совсем безнадёжно зазвучал голос. — Она обыкновенного мальчика родила. Понимаете? Обыкновенного. Не чует Лёнечка волшебства, и не действуют на него наши законы.

— И поэтому ты не придумал ничего лучше, как упрятать девочку на краю королевства? Таня, ты видишь где?

— Да, домишко старенький, холодный, в нём раньше свой век доживал дедушка Трибоха, последний волшебник, что драконьему камню поклонялся.

— И девочка тоже к камню пошла. А что ей ещё оставалось?

— Как, к камню?! — важный король в Трибохе окончательно сдулся. Хорошо. Мне через искренние мысли и чувства про Катю считывать легче. Эмоциональная связь между ними попрежнему сильна, только Катина уже не через любовь, а сквозь ненависть и обиду. Король, вообще, важнейшие перемены пропустил, не принял вовремя тревожного посыла от девочки, вернее не захотел признать, что проблема нарастает именно с этой стороны. Не только трус, но и самонадеянный глупец.

Стас продолжает разговор так, будто Трибоха рядом вообще нет.

— И как только смог убедить, что дитё ущербное, что нормальным людям и показывать-то нельзя?

— А тут драконов камень. Сила запечатанная, спящая, но живая.

— И девочка способная оказалась.

— И крепко на нашего короля обиженная.

— Да как это? Как?! Я же видел её, разговаривал, — король так разволновался, что даже под ноги перестал смотреть, запнулся и, нелепо вышлёпывая крепкими ногами, вылетел на добрый метр перед Стасом, едва поймал равновесие.

Я-то, как и положено, шагаю в двух шагах за спиной Стаса, в серьёзных походах он у нас всегда ведущий. Кожей ощущаю ищущий взгляд Трибоха, но смотреть на него не собираюсь, мне королевские эмоции только для дела нужны.

— Хм, в начале лета разговаривал? — не вижу но чувствую, как язвительно хмурится Стас. — А сейчас осень, — ответ нам не нужен. — Катя призвала силы дракона.

— И не из самых добрых побуждений, — вставляю я.

— Девочка мстит и за себя и за сына. А теперь лучше поспешить. Чувствуешь, Танюха, как силы Катины растут, с драконьими соединяются?

— Да он, никак, сам решил одним глазком заглянуть сюда!

— Как она посмела?! Да как же я?.. Это, выходит, я? Я виноватый? — уже не ожидая ответа от нас, потерянно ноет король.

— Вот! — неожиданно рубит Стас. Он останавливается, разворачивается нос к носу с Трибохом и по-особенному пристально смотрит на него.

У меня до сих пор дух захватывает от этого Стасового трюка. Не знаю, есть ли в том колдовство, или сила человеческого взгляда сама по себе может быть столь велика, только Трибох теперь перед Стасом, как бандерлоги перед удавом.

— Ты в девочке зло породил, — впечатывает в поникшего короля Стас. — Тебе вместе с нами и расхлёбывать его придётся. Простоять недотрогой за чужими спинами больше сегодня не получится. Катю и ребёнка берёшь на себя! Понял?

— Причём тут ребёнок? Лёнечке пять месяцев только... — король уже не ищет, а избегает наших глаз.

Скулы у Стаса заострились, он зол и не собирается скрывать этого. Я подумала: сейчас схватит за грудки или даже ударит Трибоха для бодрости, но Стас только положил руку на широкое плечо. Со стороны довольно потешно это выглядит: солидный мужик смиренно поджимает губы, отводит взгляд, а худощавый, ничем физически не примечательный парень уверенно поучает. Тихо так, спокойно:

— Причём ребёнок — на месте разберёшься, главное — он твой. А теперь бежим. Чуешь? Опасная сила растёт. Нельзя нам опоздать.

Мы выбегаем на край широкой поляны перед дракон-камнем. Стас дышит ровно, застыл, чутко впитывая пространство, как гончая перед решающим рывком. Мы с Трибохом раскрасневшиеся, тяжело пыхтим, только что не фыркаем, как загнанные кони.

«Успели?»— вопрос бьёт беспокойной дробью. А картина перед нами открылась эпическая. На другом краю поляны, на большом сером камне стоит плетёная корзина-люлька с младенцем. Рядом, в чёрном платье, как нарисованная, неподвижно стоит молодая женщина — Катерина. Золотые кудри размётаны по плечам, бледная, не в пример остальным шанталийцам. Красивая, почти юная. А взгляд как у тех одурманенных, замутнённый, и губы синюшные едва шевелятся, но ни звука не слышно.

На мгновение тишь воцаряется такая, что орать хочется. Но это я зря к обычной природе прислушиваюсь. Включаю внутренние сенсоры на полную, и звуки врываются в сознание, перекрывая друг друга. Пространство над камнем звенит и потрескивает — это сила древнего божества, или часть его разума, или что там ещё, пока не знаю, в наш мир просачивается. «Или дай сыну силы или убей!»— заклятием тянется от матери к камню. «Ведь мы успели? Успели?»— дубасят собственные мысли.

А Трибох посерел лицом и неожиданно попёр первым. Он даже успел сотворить защитную чешую, подобрался в боевой комок, точно дикий медведь. Но не успел и пяти шагов сделать в сторону камня, как неведомая сила смяла его чешую, отшвырнула медведя назад, как щепку. Распластался король на земле, лицом к небу, руки раскинуты. Живой или нет? Не приглядываюсь, не до него.

У самой болезненно сжало нутро, потому как чую, столь же настырно в пределы чужой силы вступает Стас. Его начинает колыхать из стороны в сторону, как взведённую пружину. Продирается сквозь что-то явно осязаемое. Инородный звон усиливается и диким истошным воем накрывает поляну. А над камнем формируется нечто. Вихрь с крону огромного дерева, такой же густой и зелёный, но словно в нём черви копошатся. И постепенно он приобретает форму дракона или огромного крокодила, пока непонятно.

«Убей или одари! Убей или одари!» — настойчиво тянется к камню от Катерины.

— Дура, — кричу, что есть мочи и тоже вступаю в игру. Только мой голос вязнет в шуме звона, не пробиться ему сквозь колдовской кисель. «Дура!— отправляю мысленно. — Он убьёт мальчонку! Не видишь?»— «Дай силу или убей, дай силу или убей... — гнётупрямо Катерина».— «Дура! Он душу Лёнечки покалечит, а тело себе заберёт. Не видишь? Он через твоего сына в наш мир войдёт. И не нужны ему ни ты, ни твой сын?!»

Выступаю в сторону камня не рывком, как Стас, захожу со стороны, осторожно, мелкими шагами. И всё одно, ровно в кисельную реку вхожу. Тут вязко и жарко, но видно, основное внимание дракона Стас взял на себя, пусть и медленно, но идти у меня получается. Ещё и в глазах темнеет, прорываюсь на мысленный звук: «Дай силу сыночку! Дай силу...»Делаю очередной крошечный шаг и застреваю намертво, как муха в сахарной луже. Камень вот он, в двух метрах всего, а не достать. Дышать почти невозможно, воздух не просто густой и горячий, он раскалённый, словно я варюсь в огромном кисельном котле.

Чую, что Стас борется из последних сил. Его, как и Трибоха, опрокинуло на землю. Упрямец хватается за клочки травы, больше не за что, пытается подняться, но его плашмя припечатывает снова. Чую боль. Ран не видно, но Стаса словно режут на лоскуты. Ничем не могу помочь, самой бы устоять.

А огромное чудовище, уже почти воплощённый дракон, раскачивается над камнем, над поляной, над ничтожными для него людьми. И, кажется, лениво думает: «И что бы с ними сделать? А нужен ли мне вообще их убогий мирок?»Вошедшая сюда часть божества питается непривычными объёмами сил, буйством стихий — неудержимостью ветра и тяжестью окрестных гор. Как такое можно побороть? Но Стас упирается, извивается беззубым ужом и рвётся сквозь непомерное для него колдовство.

Напрасно всё. Дракон-вихрь вздрагивает чуть сильнее и словно походя отшвыривает Стаса на край поляны. Мне слышится хруст костей и сдавленные хрипы боли. Горячий втер царапает кожу лица, хотя обжечь сильнее, казалось, уже невозможно. Он легко подхватывает корзину с ребёнком. Люлька взмывает в воздух на добрый метр.

— А-а-а! — сдавленно ору я.

Рвусь, проталкиваюсь вперёд. Уверена, что и одежда на мне уже горит, и вот-вот начнёт обугливаться кожа.

— Не-ет! Он убьёт, дура!

Обо что-то спотыкаюсь. Лечу, успевая выставить вперёд руки. Падаю на дракон-камень, и соскальзываю с него. Сил подняться нет.

— Дура, дура... — уже не кричу, а глухо рычу в бессилии.

И, о боги, неожиданно улавливаю движение со стороны Трибоха. Мужик кое-как поднимается и нелепой неповоротливой торбой снова продвигается к нам. Не кричит, а мычит, но главное, даже сквозь вой божества, его слышно:

— Спаси его, Катя! Катенька, спаси! Прости меня и спаси!

— Спаси, — хрипло вклиниваюсь я, но моя мольба застревает и першит в горячем горле.

Но чудо свершается. Катино изваяние оживает, она замечает Трибоха. Её взгляд делается на мгновение осмысленным. Гибкая тень, как чёрная птица взмывает над камнем, над люлькой. Мать укрывает собой сына. К Кате немедленно тянутся ветряные драконьи щупальца. Они терзают тонкое тело, как единую струну, и непонятно какой силой оно удерживается над люлькой.

Во мне смешались чувства всех — Катины, Стаса, Трибоха, болезненно обжигают смутные драконьи. Выцепляю главные — Катины: «Живи, сынок...» Чужая боль резью полоснула виски. Катя-струна лепечет последнее: «Живи...»и словно поломанная падает вниз. У меня и дышать, не то что кричать сил нет, разеваю рот, как издыхающая рыба, но тянусь мысленно, подпитывая Катино: «Живи!»И тут грохочет что-то или взрывается над головой. Корзина с ребёнком тоже летит на землю.

Откуда только силы взялись, успеваю подхватить Лёнечку и тут же шаньгой валюсь на камень. Оглушает тишина, не слышно звона. Дракон ушёл. А в душе вымораживает от понимания — убил. Катю убил.

В чувство приводит плач ребёнка. Лёнечка раскраснелся, капризно кривиться. У меня всё тело дрожит, но это уже неважно. Накладываю на мальчонку слабенький сонный оберег и только когда утихает позволяю себе отлипнуть от камня.

Вместе с корзиной медленно бреду прочь. По подбородку стекает что-то густое и липкое. Кровь? Когда поранилась не помню. Или, что, сама губу прокусила? Вспомнила про Трибоха, оглянулась. Он сидит на земле, низко склонившись. Сгорбленные плечи мерно вздрагивают. Сидит ко мне спиной, но я знаю, что король беззвучно плачет. Катя лежит у него на коленях. Мёртвая.

Подхожу к Стасу. Тот болезненно щурится и пытается улыбаться, но выглядеть обычным бодрячком у него не выходит.

— Оказалось мы не так и сильны? — констатирую я.

Встать не пробует, ничего, главное, жив. Хочется смахнуть соринки с измятого лица, но сдерживаюсь, Стас гордый.

— И всё равно, это было здорово, Танька! — хрипит он. — В первый раз такую силищу нюхал.

— Ага, — ворчу я, — хорошо, чудовище не целиком сюда припёрлось, а только малой частью. Да и лениво ему было нас убивать. Как от мух отмахивался, а Катерину, вот, убил...

— Убил... скорее жертву принял, за мальца. Думаешь древних богов вот так запросто можно тревожить?

Стас закрывает глаза, всё таки ему очень тяжело. Я выжидаю несколько минут и аккуратно спроваживаю на него целительную нитку. Не нитку даже, а так, тонюсенькие ворсинки от неё. Стас сам исцеляется всегда медленно и неумело. И всё равно, мне явно лечить нельзя, он разозлится.

— Эй, не спи, соратник, — отвлекаю его нарочитым ворчанием. — Я на себе что ли тебя домой потащу?

— Дай воздухом нормальным надышаться, — Стас открывает глаза и я вижу, что ему от моей ниточки легче, хоть немного, но легче. И сама вдруг осознаю, что, да, воздух вокруг снова естественный. Сосновый лес шелестит ласково, и руки у меня почти уже не дрожат, и кожа с них от драконьего огня не слезла, обычная кожа.

— Его тоже Леонидом звали, — отвлекаю дальше от лечебных ниточек Стаса. Говорить, что это о том погибшем охотнике нет необходимости, итак ясно.

— Да, я тоже в совпадения с именами не верю. Решено, забираем с собой мальца.

— Не отдам! — зычно хрипит за моей спиной Трибох.

Он оставил Катю и ковыляет к нам.

— Я понимаю. Сына спасли и меня, и всё королевство... Но как же так? Он же обыкновенный. Зачем он вам такой?

— Ну, во-первых, без тебя бы не спасли, а главное, Катя вовремя очнулась, — терпеливо объясняет королю медленно оживающий Стас. — А во-вторых, ты, Трибох, вроде умный мужик, а простого не понимаешь. Так будет лучше для всех. А, главное, для твоего сына. Это тут, для тебя Лёня обыкновенный. А в большом мире никто не знает каким он станет, он же человек.