Безмозглый давр

1

Нисса очнулась от холода. Поворочалась под груботканой накидкой в надежде снова заснуть. Не удалось. Спина затекла, а бока онемели от мелких камешков, которых было полно меж выступавшими корнями дерева.

Исполинская лиственница, приютившая на ночь, печально сорила рыжей хвоей. Нисса смахнула с ресниц не нужные дереву иголки. Да хватить уже спать — впереди долгий путь. Она утёрлась краем накидки, привстала и встретила взгляд давра — тусклый и неподвижный. Твари, похоже, не требовался ни отдых, ни сон. Зато жрать только подавай. А мешок под рукой наполовину пуст.

Но без давра ей не справиться. Сакт тяжёл и недвижен, как одной дотащить его до Лиланда? Охая и растирая поясницу, Нисса села, сняла накидку, стряхнула с неё лиственничный опадень. Спросила: 

— Как Сакт?

Давр раздвинул сморщенные тёмные губы и прохрипел: 

— Дышит.

Нисса не поняла, стало ли ей легче от того, что брат ещё жив. Она сказала: "Нужно идти" и с натугой поднялась.

Давр посмотрел на мешок, но Нисса покачала головой -— нет.

Еды мало, придётся растянуть на неделю. А если кончится снедь, не набросится ли на неё или брата прожорливая тварь? Кто их знает, этих давров...

Нисса достала из мешка кожаную флягу, плеснула на край головного платка мутноватой, затхлой воды, которую набрала в луже на дне высохшего русла реки, протёрла лицо, руки. Осмотрела ссадины, сорванные до мяса ногти. Кольцо придётся снять — очень уж исхудали пальцы, так недолго и потерять. А без него не примет ни один род, прогонят, как поганую нежить

. Нисса покосилась на давра. Не сводит с неё глаз, образина. Даже растолстел — вон пузо-то какое... А ей приходится отрывать каждый кусок от своего рта. Голова кружится, в глазах темнеет. Нисса закинула на плечо мешок, коротко сказала давру: 

— Идём.

Тварь нагнулась над Сактом, который лежал на волокуше из веток, принюхалась к горячечному рту, подняла веко запавшего глаза. 

— Ему нужно пить.

Нисса от долго копившегося отчаяния вдруг взорвалась и закричала, глотая слова:

— Не может он пить! Ни есть... ни пить... Не может!..

Давр протянул руку к мешку и потребовал:

— Воды.

Нисса отступила на шаг, сузила глаза и зловеще тихо промолвила:

— Воды не получишь ни капли.

Давр бесстрастно возразил:

— Ему нужна вода.

Как он хочет напоить Сакта, который не шевелится, точно истукан? Давр меж тем подобрал ветку, обломил её и сунул меж зубов Сакта. С силой, так, что хрустнуло, раздвинул челюсти раненого. Придерживая их одной рукой, другую снова протянул к мешку:

— Воды.

На Ниссу что-то нашло, вроде как рассудок помутился. Иначе она бы ни за что не достала фляжку и не передала нежити.

Давр, вместо того, чтобы влить воду в рот Сакта, вдруг поднёс посудину к своей пасти и глотнул столько, что раздулась кожа на его горле.

Нисса застонала, а потом присела на корточки, зашлась в бессильном плаче. Разве можно доверять нежити? Скоро ли найдётся ещё одна лужа? А тварь, напившись, способна на всё...

Давр прижал пальцем язык раненого и внезапно приник к его рту в чудовищном, противоестественном поцелуе. Его землистые, в чёрных пятнах щёки сдулись.

Нисса сквозь слёзы завороженно смотрела, как тварь поит брата. Давр отстранился, зажал рот Сакта, слизывая тёмным сухим языком капли со своих губ. Через некоторое время серое лицо брата посветлело, на сухой коже лба выступили мельчайшие капли пота. Даже дыхание стало слышно.

Давр поднялся, взял ручки волокуши. Можно было трогаться в путь. Нисса шагала вслед за давром, легко тащившим волокушу по чёрным будыльям сухого папоротника, ржави мёртвой травы и думала: а пустилась бы она в дорогу с раненым, если бы не было закона, который закреплял землю и хозяйство только за мужчинами?

Без брата она неимущая и бесправная, одним словом, никто. И жизнь пройдёт, в лучшем случае, в наймичках, в худшем — в рабынях. Добраться бы с живым Сактом до Лиланда, найти до его кончины мужчину, который бы согласился взять в её жёны — с владением, покрытым Белым Тленом. Выморочными полями, домишками, к которым неизвестно когда будет можно вернуться. Допустим, так и случится. Что дальше? Обратный путь или ожидание в нищете? Возможная смерть или сущее прозябание в чужом роду?

Нисса не сразу заметила, что давр еле плёлся — того и гляди, она наступит на ободранные ветки волокуши. Надо бы новую сделать...

— Быстрее! — сказала она, ничуть не сомневаясь, что давру по силам даже бежать.

Но тварь остановилась, повернулась. И без того не по-людски неподвижное лицо окаменело. Нисса в душе всполошилась: давры всё могут почуять на большом расстоянии. Что или кто догоняет их? Тлен, кто-то из спасшихся, или мародёров, или зверь? Бояться нужно только Тлена. Против давра никому не устоять. Пока он на её стороне, конечно...

— Замри, — так тихо, что Нисса еле поняла, произнёс давр.

Какое-то время был слышен лишь обычный шум осеннего леса: шорохи и потрескивание сухой травы, поскрипывание ветвей под порывами ветра. Нисса переступила затёкшими ногами в сапогах. Давр прохрипел:

— Лучше ляг рядом.

И показал на Сакта. Неужели Тлен?Тогда какая разница... Нисса всё же подчинилась. Нескоро она услышала топот бегущего зверя. Давр словно превратился в один из стволов лиственниц. И только мелькнули лохмотья — он бросился на добычу. Послышались звуки борьбы, тяжёлые удары о землю, и всё стихло.

Нисса приподняла голову. Давр вгрызался в шею убитого оленя. О боги! Ей хорошо известно, что сотворит с давром выпитая кровь! Нисса, опасаясь подойти, как можно громче и строже крикнула: 

— Брось оленя!

Нежить словно не услышала. Давр жадно хлюпал и даже постанывал, его пальцы, вцепившиеся в шкуру, дрожали. Нисса торопливо достала кресало и кремень, схватила ветку, намотала на неё пучок сухой травы — на случай нападения.

Ну, тварь, только посмей тронуть! Или лучше бежать, оставив Сакта и всякую надежду на будущее?

Нисса стала осторожно отступать в сторону от давра. Бросила последний взгляд на брата.

Кто это?! Низко пригнув лысый череп к земле, припадая на жилистые лапы, к Сакту подбиралась громадная собака. Или нечто похожее на пса — с клочками шерсти на шкуре, которая обтянула рёбра, люто горевшми глазами в гнойных кругах, дырами вместо носа. Так вот кто гнал оленя!

Нисса подпалила траву, с криком бросилась на нежить.

Собака не отступила, ощерила громадные коричневые клыки, обнажила чёрный язык и задёргала шеей от беззвучного рыка.

И тут Нисса ощутила безрассудную ярость, забыла разом про всё и с воплем бросилась на тварь, ткнула огнём в оскаленную морду.

Пёс мигом вспыхнул. Так, наверное, горела нежить из детских сказок. Значит, твари эти одной природы, только одни похожи на людей, другие — на животных.

Нисса вскрикнула — горевшая ветка обожгла руку. Отбросила её в сторону. Сухая трава зашлась сизым дымом, над которым через миг полыхнула оранжевая щётка пала. Вскоре между ней и самозабвенно пировавшим давром встала стена огня. Она стремительно разрослась вширь, а ветер понёс трескучие языки пламени прямо на Ниссу.

Вдруг что-то перелетало через огонь и тяжело рухнуло рядом с ней. Туша оленя. Давр перебросил ей еду? Безмозглый... От лесного пожара в эту пору нет спасения. Нисса уже не видела Сакта из-за дыма. Попробовать укрыться на горе? Лес там редеет и переходит в скалы...

Закрыв платком нос и рот, Нисса бросилась бежать. Сразу же сказалось недоедание: ноги не захотели слушаться, мешок повис камнем. Но впереди не видно дыма, значит, можно успеть, можно спастись...

Её гнал страх за свою жизнь, которая вдруг показалась очень важной даже такая — впроголодь, с ходившей по пятам смертью. Сквозь мельтешение мушек перед глазами, ядовито-жёлтый дым и летевшую по ветру гарь перед нею пронеслась тень.

Нисса чуть не врезалась в давра. Пальцы на его руке тлели, плоть начинала гореть, разбрызгивая искры. Понесло таким смрадом, что Нисса зашлась в кашле. Сейчас давр превратится в костёр. И как его угораздило прыгать через пал? Шёл бы себе прочь от огня, назад, в Белый Тлен, он тварям нипочём.

Нисса сняла с пояса топорик и рубанула по руке нежити — чуть выше локтя. Ошмёток метрвечины вспыхнул, оставив белый, как снег, пепел. Тварь отползла от него, рухнула на спину. Давр сдох? И зачем она отсекла ему руку? Неужели для того, чтобы нежить не сгорела? Какое ей дело до порождения Тлена! Вообще-то нужно бежать, если протянуть время, самой можно стать живым факелом. Давр прохрипел, не открывая глаз:

— Уходи...

И вдруг пополз туда, откуда бежала Нисса.

"Безмозглый..." — прошептала она и изо всех сил понеслась в гору.

Стало темно, как в сумерки. Нисса подумала, что в глазах свет померк от усилий и голода. Но оказалось, это дождевая туча придавила брюхом верхушки деревьев. Порыв ветра со свистом и зловещим шумом согнул их, и хлынул дождь.

Нисса вмиг промокла, но жадно подставила рот под холодные тяжёлые струи. Спасена. Обернулась и глянула вниз. Недалеко же она забралась. Если б не дождь...

Над укрощённым палом змеились светлые дымки. На их фоне чёрнели стволы лиственниц. Надо бы спуститься — горой путь втрое длинней, всплакнуть над Сактом, прочитать отходную. Может, боги помогут за благочестие — она проводит как полагается последнего мужчину своего рода.

Путь под гору был лёгок, хотя ноги разъезжались, скользили на палой хвое, пропитанной водой. Вскоре она набрела на то место, где выпрыгнул из огня давр. Пепел от его руки почему-то не размыло, он спрессовался в белые плиточки с неровными краями. Нисса пнула одну носком сапога. Вот же странность: травинки под ними не тронул пал. И в другой раз голову затуманило, так захотелось взять да положить то, что осталось от плоти давра, в мешок. Может, пригодится пепел твари... хотя бы против самой твари. Огня-то, как выяснилось, она не боится. А может, боится —  ведь заполыхала же собака, но преодолевает себя.

Нисса подумала: а что бы заставило её саму броситься в пламя, на верную смерть, и не нашла причины.

Ливень стих, обернулся моросью. Промокшая накидка давила на плечи не хуже мешка. Передёрнувшись от пронзительного холода, Нисса собралась было идти дальше, но заметила ковылявшую фигуру. О боги, да это же давр!

Он хромал — видимо, огнём прихватило и ноги, тащил волокушу. Вот же... нет, тут даже слов не найдёшь. Нисса припустила ему навстречу. Тварь одной лапищей без заметных усилий справлялась с работой. Лохмотья на давре были черны, волосы частью обгорели. Трупного цвета кожа местами взбугрилась угольными пузырями, а кое-где покрылась язвами с белесоватым дном. Серая слоистая плоть на культе задралась, обнажив коричневую кость. Наверное, силу давра поддержал ливень... да кровь оленя.

— Он умер, — сказала нежить, опустив ручку волокуши.

— Лучше бы оленя притащил, — в сердцах бросила Нисса.

Она глянула на брата, покрытого копотью и седым пеплом, достала из мешка крохотные фигурки богов, поставила возле головы отмучившегося Сакта. Начала читать древние молитвы, которые затвердила в детстве, не понимая ни одного слова. И лишь сейчас до её сердца дошла какая-то многозначительная печаль, скрытая во вроде бы бессмысленных фразах.

2

Две луны назад, в пору уборки урожая, когда Нисса и Сакт вместе с работниками-наймитами хлестались на полях, успевая лишь перекусить да прикорнуть прямо на жниве, ночью стало светло, как днём.

Разноцветные сполохи превратили небо в чудовищный ярмарочный шатёр. А потом земля подпрыгнула. И ещё раз. Зашлась в дрожи. Откуда-то издалека, видно, со стороны моря, понёсся нараставший гул и разразился дикой, необузданной грозой без молнии и ливня.

Затем взбесилось и море, встало стеной и ринулось на высокие скалистые берега. Буруны из грязи и воды вздыбили на хребтах деревья, части домов, трупы людей и животных, вывернули даже вековые каменюки, которые с седых времён охраняли земли родов.

Боги сберегли хутор Сакта, приютившийся на возвышенности. Но ущерб был не мал: разметало снопы по полям, обрушило балки и крыши изб, даже каменный дом хозяина пошёл трещинами.

Три дня лил солёный дождь и погубил урожай, который не успели убрать. Земля превратилась в потрескавшуюся корку. Работники стали роптать, собираться семьями в Лиланд. Сакт и Нисса изошли на крик, им пришлось хвататься за плётки, грозить судом Вершителей и заключением в темницу за неисполненные договоры и долги.

Нужно было восстанавливать дома, подбирать по колоску, по брюковке остатки урожая, сгонять разбежавшуюся скотину, резать раненую, солить мясо.

Но люди сами притихли, когда из поломанных чудовищным ураганом лесов выбралось зверьё. Брело, падало и дохло — волки рядом с оленями. Когда выглянуло солнце — необычное тёмное, в синеватых кругах — наступила небывалая жара. Листва тут же свернулась и опала, мир стал похож на остов мертвеца.

Посолоневшая вода почти ушла из колодцев, высохли ручьи и озерцо. Зато прибыло ворья из уцелевших жителей других хуторов. Люди потеряли разум и бросались на всё живое: что на скотину или птицу, что на человека. Работники тут же признали хозяйское верховенство Сакта и дали отпор — нещадно жестокий, несмотря на возраст и пол убийц-грабителй.

С мёртвых сняли родовые кольца, чтобы потом предъявить их Вершителям. Более того, если боги позволят, многим нынешним наймитам могли перепасть землевладения казнённых.

Нисса стояла в дозорах рядом с мужчинами, орудовала своим топориком не хуже Сакта. Мародёры отступили в леса. А потом пришёл Белый Тлен.

Когда немощная синеватая заря занималась на небе, Нисса переругивалась с изнурёнными наймичками. Нужно было отправляться на поля — ковырять сохлую землю, отыскивать уцелевшие овощи для их же хворой от недоедания детворы. Нисса не могла выносить зрелище: первыми за общий стол садились мужчины, добытчики и защитники, а ребятишки выглядывали кто откуда. Ждали оставшихся крох скудной еды. Или стояли кучкой во дворе во время того, как в хозяйском доме пекли хлеб.

Людей становилось всё меньше, а полоса вскопанной у леса земли, где был общий могильник, всё шире. По погибшим уже никто особо не горевал, совершали обряд, относили к лесу. Нисса заметила, что не хватает одной работницы. Её муж погиб в первой схватке с мародёрами.

— Где Шеда? — спросила она.

— Ушла потемну, — ответила самая старшая женщина. — С девчонкой на руках.

Нисса выругалась. Не потому, что лишилась ещё одних рабочих рук. Она поняла, что рано или поздно уйти придётся всем. А в Лиланде они пополнят толпу безземельных и нищих. И тогда болтушка из дроблёного жареного зерна с капустными листьями покажется праздничным яством. Если он ещё есть, этот Лиланд.

Она сначала погнала наймичек на гороховое поле, к самому лесу. Может, в чёрных будыльях можно найти засохшие стручки. У могильника все заметили два тела — одно в синем платье, другое — прикрытое полосатым платком. Женщины постояли, посмотрели и... молча нагнулись к земле.

Нисса вспомнила, как три лета назад Сакт нанимал молодую, здоровую — кровь с молоком — пару, которая решила подкопить на своё хозяйство. "Счастливцы", — подумала она тогда, глядя на розовощёкого младенца.

"Пойду за обрядовыми камнями", — сказала она, сглотнув ком в горле, и зашагала к хутору. Когда уже поднялась на взгорок, с поля донеслись крики.

Она оглянулась: женщины бежали с поля, а за каждой из леса тянулось что-то громадное, похожее на исполинскую белую змею. Но это "нечто" не имело плоти — "тела" распадались, подобно клочьям тумана, оседали на землю, поднимались в небо, накрывали сверху спасавшихся бегством.

Нисса рванула с пояса топорик... И помчалась к домам, вопя: "На помощь!" Только упав грудью на ограду, тяжко переводя дух, поняла, что не кричит изо всех сил, а хрипло шепчет.

Её заметил один из работников, вскоре прибежал Сакт с другими мужчинами, которые занимались молотьбой и ремонтом домов. Когда они, вооружившись, взобрались на пригорок, то не увидели даже тел. Только белые пятна на земле. А вместо леса возвышались голые стволы, покрытые белёсым налётом. Меж ними что-то перетекало, клубилось. Ветер донёс тяжёлый, сладковатый запах тления.

Тут же решили бросить всё и бежать. Похватали одежду, припасы, налили в походные фляги воду, согнали в жалкое стадо трёх последних коров и несколько овец. Оседлали коней и пустились было в путь.

Но боги не позволили сразу тронуться.

Потому что появился первый давр. Никто в суете не заметил, как он забрался во двор. Одна из овец вдруг слабо заблеяла, забилась на земле -— её схватило странное, похожее на человека существо.

Завизжали дети. Вороватая нежить, одетая в лохмотья, свернула животному голову и стала алчно рвать зубами его шею. Взбешённые мужчины потеряли разум, накинулись на "мародёра" с кулаками.

Тварь будто бы и не почувствовала ударов, продолжила трапезу, потряхивая башкой и тихонько рыча.

Вперёд выступил работник-здоровяк, которому не было равных в драках и стычках. Он принялся картинно засучивать рукава груботканой рубахи. Остановился напротив обжиравшейся твари и вдруг прыжком бросился на неё, намереваясь соединить силу движения и убойную мощь громадного костистого кулака.

Тварь отмахнулась, чиркнув пальцами по груди здоровяка. Похожая на мешковину ткань рубахи разорвалась и тотчас заалела от хлынувшей крови. Неудачливый вояка опустил голову, взглянул на яркую лужицу, которая расплывалась у его ног, качнулся вперёд и повалился лбом в землю.

Его товарищи очнулись и боязливо отбежали подальше. Но один из работников саданул мотыгой по желтовато-синей, в клочках волос, голове твари. Хрупнула кость, из-под кожи высунулся её коричневый край, потекла серая комковатая кашица.

А нежити было всё нипочём. Тварь хлюпая, продолжила пить овечью кровь.

Подскочил Сакт, рубанул мечом по спине твари, с усилием выдернул меч. Чудовище поднялось вместе с овцой, не отрываясь от её шеи, и снова взмахнуло ручищей.

Сакт отлетел прямо на угол хлева, сполз по краю сруба и упал на землю. Из носа, рта и ушей потекла кровь. Нисса бросилась к нему и не увидела, что происходило дальше. Услышала только рёв твари: "Пи-и-ить!", крики боли да звуки ударов. Она ощупала голову, шею брата, подсунула руку под спину и поняла: он больше не откроет глаз и не поднимется с земли. Но его грудь ещё часто и тихо дышала. Нисса даже не заметила, что схватка закончилась. Над ней раздался испуганный шёпот уцелевшего или просто осторожного работника:

— Нисса... Нужно убегать.

Нисса повернула голову: на дворе, залитом кровью, распростёрлись пять тел. Тварь нараскоряку ковыляла к ограде, где стояли ребятишки и жавшиеся к ним овцы.

Дети бросились в рассыпную, один малец попался прямо под руку нежити. Тварь отстранила ребёнка, схватила овцу за ногу и, проломив лиственничные доски, поплелась по дороге к полям. На её спине чернела громадная рана, болталась на сухожилиях разрубленная рука.

— Кто это? — тоже шёпотом спросила Нисса.

— Наверное, давр... — ответил работник. — Ну, помнишь, из детских сказок — живой и в то же время мёртвый...

— И которого нельзя убить иначе, кроме как сжечь, — добавила Нисса.

Уходить нужно было немедленно. Уже потом Нисса не раз досадовала на себя за непродуманные спешные сборы. Одного коня запрягли в телегу, положили на неё Сакта, другой конь потащил лёгонькую повозку с ребятишками.

Нисса подумала, что детворы было гораздо больше, покричала, побродила по хутору, но никто не откликнулся.

Работник взошёл на пригорок осмотреться и примчался в ужасе: по полям от леса тянулись ещё несколько давров. Он хотел увести скот, но Нисса не позволила: животные задержат тварей. Хоть на какое-то время...

Они выбрали основную дорогу на Лиланд — почти не езженную, заросшую кустарником. Нисса ни разу не позволила себе оглянуться на покинутый хутор. Не обращала внимания на крики и плач испуганных, голодных детей. Не отвечала работнику, не позволяла сделать привал. Она тогда была так недальновидна, размышляла о прежнем мире, в котором у неё было своё место и права. И о том, как отстоять эти права. А мира-то уже не было. Именно поэтому она не подумала кое о чём. И никогда не сможет себя простить за это.

К вечеру добрались до каменного истукана на полянке, которая полукругом вдавалась в лес. Измотанные дети давно заснули. Нисса и работник распрягли коней, чтобы попаслись, затем отправилась за сушняком для костра. Они сторожко прислушивались к звукам с поляны. Дети проснулись и уже не плакали, а наоборот, стали играть, ссориться и, похоже, устроили беготню. "Не повредили бы Сакту, — подумала Нисса. — Да не трогали ли бы камень, ведь неизвестно, устойчив ли он после урагана". Она не боялась появления давров. Ну, загрызут коней, детей не тронут. А вот мародёры... Безумцы, одержимые убийством. Но они вроде ушли. Глупая, глупая Нисса...

Работник первым вышел на поляну и удивлённо крикнул:

— Эй! Хватит в прятки играть, тащите большую флягу с водой. Или есть не хотите? Ярут, сынок, ты где?

А потом пригрозил:

— А ну выбирайтесь, цыплята щипаные! Без крошки останетесь! Кто последним придёт — выпорю!

Нисса почуяла неладное, бросила сушняк, помчалась, обдирая лицо о ветки. Работник уже стоял на дороге и пристально всматривался в лес на противоположной стороне. Нисса подбежала к нему:

— Что случилось? — спросила она и похолодела.

Понизу деревья искрились белыми пылинками, среди стволов замерли маленькие снежные изваяния, которые через миг осели на траву, словно покрытую инеем. Душный, тошнотворно сладкий запах наступал стеной от лесной чащи, окутанной плотной паутиной.

— Белый Тлен... — прошептала Нисса.

— Ярут, — заплакал было работник, но потом попятился и крикнул: — Спасайся! И побежал к поляне.

Нисса догнала его, врезала кулаком по широкой спине, а затем ладонью по трясшейся щеке. Нисса не винила своего последнего работника, Аскута, за трусость и желание спасти собственную шкуру. Просто она выместила на подневольном человеке досаду на саму себя. С каким удовольствием она бы надавала себе оплеух -— так, чтобы щёки огнём горели. Как можно было оставить детей, не осмотрев всё вокруг? Она -— хозяйка, и спрос с неё. Пусть родителей ребятни, кроме Аскута, уже нет в живых, но её долг никто не отменял.

— Запрягай коня в телегу! — приказала она.

Работник подчинился. Нисса взяла коня под узды и зашагала к дороге.

— Стой! — закричал работник. — Там же Тлен!

— По лесу с телегой никак не проехать, — ответила Нисса, помолчала и мягко проговорила: — Ты свободен, Аскут... Прощай.

Она постаралась не смотреть на близкую смерть, села на телегу, взяла вожжи, хлестнула коня.

Вскоре смрадный душок исчез. Видно, Тлен прошёл стороной. Похоже, что его наносил ветер. Нисса понадеялась, что работнику повезло и он избежал смерти.

Утром, едва блёклое небо окрасилось синевой солнечных лучей, Нисса решила отдохнуть. Сакт, к её удивлению, был жив. Увы, брат не смог выпить ни капли воды. Она стекла по его обмётанным коркой губам. У раненого поднялся жар. Нисса намочила платок, приложила к его лбу. Не успела напиться сама, как ткань высохла. Едва Нисса насыпала в торбу овса, размышляя, где же взять воды для коня, со стороны леса послышался шум. Рука сама нашла топорик.

Но из-за деревьев выехал на коне работник. Нисса никогда не верила в мягкосердечие, поэтому спросила человека, который проработал на неё несколько лет, как встречного незнакомца:

— С добром ли ты, Аскут? Если у тебя злой умысел — выходи на бой.

— С добром, Нисса, с добром, — смущённо забормотал Аскут, пряча глаза. — Жив ли твой брат?

— Хвала богам, пока жив. Что тебе нужно? — сухо спросила Нисса.

— В Лиланде... Когда я помогу тебе добраться до Лиланда... Нисса, даже если Сакт выживет, он ведь не сможет быть хозяином на своей земле? — запинаясь, вымолвил Аскут. Но вид у него был решительный.

— Не сможет, — уже загораясь гневом, ответила Нисса. — Какое тебе дело?

— Я могу жениться на тебе! — выпалил Аскут. — Тогда мы...

— Тогда ты сразу из наймита превратишься в хозяина? — перешла на крик Нисса.

— Да, я стану хозяином, — спокойно и зло сказал Аскут.

По его взгляду, брошенному на безжизненную руку Сакта, Нисса поняла замысел бывшего работника. Убьёт её и брата, предъявит родовое кольцо Вершителям — и вот он уже владелец их земель. Свидетелей нет. А из всего рода — только она и Сакт. Аскут пристально посмотрел на Ниссу. Её мысли тоже ясны ему. И как только все раньше не разглядели мародёра в честном наймите?

— Послушай, Аскут, — начала переговоры Нисса, — погоди со своими намерениями до Лиланда. Хочешь — езжай со мной, хочешь — в одиночку. Сначала нужно убедиться, что Лиланд на месте. Что он не покрыт Тленом, что Вершители по-прежнему правят, что законы действуют. Что мир стоит на месте, понимаешь?

— Понимаю, — сказал Аскут и положил руку на меч.

— Очень хорошо, — тихо промолвила Нисса, вставая с телеги.

Ярость туманила голову, и всё вокруг представлялось ей не призрачно-синеватым от лучей солнца, а алым. Как кровь, которая сейчас прольётся.

Аскут поднял коня на дыбы, его меч взвился над головой. Нисса приготовилась дорого продать свою жизнь. Боевой топорик птицей вырвался из её руки. Сверкнуло пламенем в лучах солнца смертоносное лезвие. Но Нисса, видимо, слишком устала. Оружие врезалось в мощный ствол дерева позади Аскута и застряло в нём.

Бывший наймит осадил коня и оскалил коричневые мелкие зубы в глумливой усмешке.

И тут со стороны леса метнулась тень. На круп коня прыгнул давр. Через миг Аскут со свёртнутой шеей полетел с коня вместе с давром, бездыханно растянулся на дороге.

Тварь легко поднялась, шагнула за конём, который, вскидывая голову в отчаянном ржании, помчался вперёд. Нисса хотела прикрыть своим телом брата, но ей стало страшно, как никогда. Она замерла, лихорадочно размышляя. Убьёт её чудище или нет? Первое растерзало овцу, угробило наймитов, но не тронуло дитя... Может, давры не похожи друг на друга?

Нежить хрипло сказала: "Пи-и-ить". В мгновенном озарении Нисса швырнула ему фляжку. И тварь будто знала, что это за вещь. Сколупнула крышку, припала к горлышку. Отбросила пустую фляжку, прохрипела: "Ещё". Боги, видно, отвернулись от Ниссы, и она вдруг проявила хозяйский характер, заявила: "Больше нет".

Давр пошёл прямо на неё, встал рядом, в упор глядя ей в глаза. Потом двинулся к коню. Нисса увидела, как задрожало животное. Тварь впилась ему в шею, когтистыми пальцами разрывая шкуру. Конь забился, взбрыкнул, едва не опрокинув телегу. Но тварь мощным ударом сломала ему хребет. Можно было удрать в лес, но скроешься ли от нежити? И Сакт... Нисса подняла взгляд: давр снова стоял перед ней. Из неподвижных губ раздалось:

— Куда?

Сначала Нисса опешила, а потом поняла: чудовище хочет помочь. Она не смогла сказать ни слова, только махнула рукой вдоль дороги.

Давр оборвал вожжи, как нитки, схватил оглобли и потащил телегу.

Нисса не забыла о топорике, который застрял в дереве, попыталась вытащить. Да где там! Волнение, голод и жажда, видно, обессилили её. Пока она собиралась с силами, тварь вернулась. Но даже ей с первого раза не поддалась твердокаменная древесина. Давр почти по-человечески крякнул и, пошатав рукоятку, вытащил топор. Потом для чего-то обрубил злополучную ветвь. Так они и шли в спасительный Лиланд. Нисса поняла, что чем-то привязала к себе давра, который слушался её, как ребёнок свою мать. Но избавиться от ненависти не смогла.

3

Нисса сняла кольцо с почившего брата, положила его в кошель на поясе, сунула в мешок фигурки богов. Поднялась с колен и сказала: "Идём".

Давр не сразу откликнулся, а потом возразил:

— Нужно закопать.

— Не всё ли равно, кто пожрёт тело: черви или дикие звери. Сакт уже не здесь, он с богами.

Давр упрямо сидел возле трупа. Нисса зашагала прочь. Оглянулась и зло прокричала:

— Ну и оставайся! А я иду в Лиланд. Ты мне больше не нужен! Тварям не место среди людей!

Давр принялся когтистыми пальцами разрывать дёрн. Нисса не смогла этого вынести, подбежала к нежити и стала колотить по чему ни попадя, вскрикивая:

— Погань! Чудовище! Нежить, проклятый давр!

Давр легонько толкнул её, отчего Нисса отлетела на пять шагов, и сказал:

— Я человек. Вспомнил. Тоже закапывал. А ты иди. Догоню.

Нисса встала и тихонько поплелась к тому месту, откуда начался пал. Потом зашагала резвее, злясь на давра. Надо же, он — человек! Пропастина... Ходьба успокоила, и в голове закрутились мысли о брате, о жизни в Лиланде, и ещё одна — она забыла что-то важное...

Только почуяв знакомый, выворачивающий нутро запах, Нисса обмерла: ветер! Тлен всегда приходит с ветром!

И точно: между стволами колыхалась прозрачная белая дымка. Вытягивались искристые язычки, поднимались вверх, сорили белёсой пылью на траву, а потом изгибались, будто высматривая, вынюхивая добычу.

Сколько же раз она будет бежать в гору, спасая жизнь? Устала... может, лучше лечь и остаться здесь навсегда? Нисса оглянулась. Дымка обернулась плотными белыми тяжами, которые стремительно догоняли её. Из последних сил она, оскальзываясь и отчаянно крича, стала подниматься вверх. Упала, уткнувшись лицом в мокрую хвою. Всё... Мощная лапища схватила её за шиворот. Ремни мешка больно сдавили грудь, но Нисса улыбнулась и прошептала:

— Прощай, давр. Не успеть...

Давр вскинул её на плечо, стремительно заковылял в гору. Последнее, что она увидела — яму, в которую свалилась вниз лицом. Сверху словно рухнул ствол дерева — это давр закрыл её своим телом. Нисса очнулась в сумерках. Она лежала рядом с зарытой могилой. Тело налилось недвижной тяжестью, даже взгляд давался с трудом. Нисса скосила глаза на свою накидку. Она словно светилась в близкой ночи. Всё же зацепило Тленом. Не до смерти... Раздались чавкающие звуки — это шёл давр, с трудом выдёргивая ступни из грязи. Он присел возле Ниссы, провёл чудовищно грязной рукой по её лицу. Нисса содрогнулась и еле смогла отвернуть голову: хлынула рвота.

Давр сказал:

— Идти не сможешь. Понесу.

— Возьми... там, в мешке... — прошептала Нисса, с трудом шевеля губами. — Но воды нет...

— Еда — тебе, — проговорил давр. — Потом, когда станет лучше.

— Я умру, — вымолвила Нисса. Сказала это, наверное, самой себе.

— Нет, — откликнулся давр.

Нисса закрыла глаза и стала перебирать отрывочные мысли. Тварь всегда говорит о том, что есть на самом деле. Не лукавит, не обманывает. Не замышляет... Если давр уверен, что она оправится, значит, так и будет. Откуда ему знать?.. Может, его тоже однажды задело Тленом? Неужто она станет такой же? Никогда...

— Убей, — попросила Нисса, потом вложила все силы в голос и почти крикнула: — Убей!

— Не смогу, — отрезал давр. Странно, в его словах прозвучало какое-то чувство. Горькое, как полынная настойка и непреклонное, словно каменные истуканы, хранители родов.

— Думай, — сказал давр, поднялся и захлюпал по грязи.

Куда он пошёл? Давр не сможет бросить её. Нисса впервые задала себе вопрос: почему? И тут же выкинула его из головы. Что там сказала тварь? Думай... О чём? О дальнейшем пути в Лиланд, об умершем Сакте... Наверное, нет... О том, как помочь самой себе? Или о людях, которые могут прийти на помощь. Как раз люди-то и не придут. Нисса бы точно так поступила. Уже в забытье она вспомнила, как мать лечила их с братом, когда они были малышами. Давала от простудной лихорадки кусочки корня, который в большом количестве даже у скота вызывал трясучку. А человек, съев в неведении много, мог умереть от жара. У неё есть пепел давра...

Мысли запутались, и Нисса словно провалилась в тяжёлый сон. Ночью проснулась от того, что давр пытался сунуть ей в рот сырое мясо. Странно, оно не показалось отвратным. Захотелось рвать зубами, глотать жёсткие волокна. Нисса вытолкнула языком оленину. Она человек, не давр! Но ноздри трепетали от запаха плоти, желудок сжимал лютый голод. Или наесться уже отдававшего тухлятиной мяса? Всё лучше, чем глотать пепел...

— Потом сможешь есть хлеб, — попытался уговарить её давр.

— Возьми в мешке... узелочек... — прошептала Нисса. — В нём белые корки... Дай мне.

Давр повиновался. На язык легли твёрдые, вонявшие гарью крошки. Нисса не смогла сглотнуть. Заплакала без слёз. И снова заснула с полным ртом погани, которая могла оказаться вовсе не лекарством, а наоборот, средством, которое окончательно превратит её в нежить.

Утром очнулась с ощущением, что тело вновь подчиняется ей. Твари не было рядом. Нисса дотянулась до мешка и захрупала тошнотворными кусками горелой плоти давра. Не противнее, чем горькие корешки, которыми мать пичкала в детстве...

Вскоре она поднялась, сделала несколько шагов. Осмотрела руки — вроде кожа нормальная — обветренная, с цыпками, как у всех добрых людей. Куда же подевался давр? Вряд ли можно пускаться в путь в одиночку. Она очень слаба. К тому же неизвестно, как долго нужно давиться пеплом, да и мало его...

И только сейчас Нисса заметила, что всё вокруг прихвачено первым морозцем. Шумно вдохнула пьянящий аромат подмёрзшей хвои, острой бодрящей свежести и ощутила тот радостный подъём чувств, который был ей знаком с самой первой в её жизни осенней охоты вместе с отцом, братом, наймитами. Это был запах прежнего мира! А вот струя гари — это совсем не то, чем пахнет прогоревший костёр. И где всё же нежить? Хотя, может, это и к лучшему — куда девать чудище, когда она придёт в Лиланд?

Нисса осторожно зашагала вниз по горе. Отчего-то она была уверена, что теперь ей не страшен ни Тлен, ни мародёры. Есть, наверное, твари, которыми обернулись животные, вырвавшиеся из Тлена, да и другие давры... Зато есть огонь. Нисса остановилась. Когда доставала "лекарство" из мешка, в нём чего-то не хватало! Она лихорадочно перетрясла пожитки.

Так и есть! Давр стащил кресало и кремень. Проклятая нежить! Поди, догадался, что она обретёт новые силы и испугался за себя. Тварь! Теперь, встреться ей хоть один давр, она покажет чудищу, на что способна.

Нисса чувствовала, что может почти всё и ей под силу не только долгий путь, тяжкая работа, но и противостояние врагам. Гнев словно удесятерил силы, и Нисса побежала. Увидела что-то белое на земле. Знакомый, хорошо знакомый след Тлена, поживившегося человеком... Приблизилась.

Это был давр, вернее, то, что от него осталось в круге выжженной травы. Рядом валялись похищенные кресало с кремнем. Тварь убила саму себя! Чтобы не мешать Ниссе в пути... Или чтобы спасти её от действия Тлена? Хуже было только при виде детей, захваченных белой смертью. Нисса зарыдала, выкрикивая: "Безмозглый!.. Безмозглый!.."

Потом набрала пепла с того места, где у всех людей бьётся сердце. И ещё, ещё... Насыпала прямо на последние куски хлеба. Хотела было идти дальше, но зачем-то стала рубить дёрн обычным топориком, ковырять землю. Не для того, чтобы другие не смогли воспользоваться сгоревшей плотью давра. А неизвестно для чего...

***

Нисса ловко управлялась с четырьмя работниками — ровно столько ей удалось нанять в Лиланде, гнилом и продажном, полном голодавших людей со всех концов света. Две луны назад она подкрасила соком свёклы пепел давра и крохотными частями стала приторговывать им. "Лекарство" поднимало на ноги даже смертельно больных.

Едва распространился слух о чудесном снадобье, порошок попытались отнять. К ней явились два оборванца, которые пожаловались на гнойные раны и пообещали отдать последние монеты за исцеление. Видно, прослышали, что Нисса благоволит ко всем несчастным, оставшимся без крова и средств из-за Тлена. Цена на лекарство для горожан Лиланда, жиревших на людском горе, была совсем другой.

Нисса сразу насторожилась: покупатели обрядились в лохмотья, а вот повязки были из чистого добротного полотна. От оборванцев не веяло бедой и близкой смертью. Гной был в выражении их холодных, расчётливых глаз. Таких же, как у бывшего наймита Аскута. Несмотря на это, Нисса спокойно повернулась к ним спиной и сделала вид, что направляется к сундуку за печкой. Кинжал или удавка?.. Тело напряглось, готовое прянуть в сторону в любой миг, а уши, казалось, улавливали движение воздуха позади.

Нисса и раньше была не промах, умела постоять за себя и своё добро, а уж когда плоть давра воскресила её и даровала такую же нечеловеческую силу, выносливость и ловкость, как и у нежити, беспокоиться стало не о чем. Так рисковать мог только только тот, кто уже не ценил жизнь.

Что же было ценным для Ниссы, чего искала и не могла она найти в Лиланде? Наверное, преданность, которую она не ценила раньше и которой обладал...

Нисса почуяла колебание воздуха от бесшумно вытащенного из-под повязки кинжала, её ноздри уловили запах отличной стали, которой ведом вкус крови. Резким движением она ушла влево, развернулась так быстро, что убийцы, наверное, и не успели ничего понять, перехватила кулак с зажатой в нём рукоятью, сдавила до костного хруста. От вопля налётчика заложило уши не только у Ниссы. Его напарник на миг замешкался.

А Нисса отшвырнула носком башмака выпавший кинжал, вывернула кисть разбойника, ощущая ладонью ход суставов, покинувших своё ложе, и сокращение порванных сухожилий. Второй рукой изо всей силы саданула его в грудь. Несостоявшийся убийца рухнул на пол молча, потому что от неимоверной боли лишился чувств. Нисса бросила ему на лохмотья его же оторванную ладонь.

В другой раз на неё напали в тёмном и тесном проулке. Нисса услышала пение летевшей стрелы откуда-то сверху, возможно, с крыши или из-за шпиля, на которые были так богаты строения Лиланда. Тут же бросилась на утоптанный мусор между домами. Со стороны, должно быть, её можно принять за убитую. Вскоре послышались торопливые, но уверенные шаги и голоса:

— Вон она! Попал!

— Стой! Я целился в грудь, а она вроде ничком лежит, не навзничь. Видишь стрелу?

— Нет...

— Тоже не вижу. Темно, как в заднице. Уходим. Коли сдохла, туда ей и дорога, а коли нет... своя шкура дороже.

Пара убийц не успела уйти. Наверное, им показалось, что сзади налетел вихрь. А что именно случилось, душегубам понять было не суждено.

Однажды к ней явились от одного из Вершителей с мешочком золота и всяческими посулами. Нисса запросила за излечение молокососа, который умудрился даже в такие тяжкие времена сыскать турнирных ранений, столько земель, сколько захочет. И стала первой женщиной-владелицей. Хозяйкой.

Сразу появились желающие взять её в жёны. Но Нисса отвергла всех.

Лиланд душил её, бесил суетой, пороками.

А вот уйти вместе с Ниссой согласились только четверо разбойного вида мужчин. Конечно, захотели ограбить. Но отведали невиданной порки.

В первую же ночь после трудного дневного перехода один из новых наймитов поднялся и осторожно направился к дереву, под которым Нисса по старой привычке устроилась на ночлег.

— Да ты не бойся, она спит после отвара. Смирнее покойника, — сказал сообщник.

Но почему-то тоже вполголоса.

Нисса, которая лежала, положив руку на меч -— не только оружие, но и знак принадлежности к хозяевам -— усмехнулась.

В часы, когда разум всех обычных людей был скован сном, её душа маялась в усталом, разбитом дорогой теле.

Уши слышали, как осыпается снег с веток. Глаза различали притаившуюся в ветвях птаху. Она не могла отгородиться сном от мира.

Не подействовало даже сонное снадобье, которое наймиты тайком -— так им показалось — подсыпали ей в кружку.

Наверное, точно так же мучилось сознание, человеческая суть, заключённая в мёртвое тело давра, её прежнего спутника.

Вор тихонько потянул небольшой кожаный мешок с монетами, который Нисса не потрудилась положить под голову, а небрежно оставила в груде других вещей.

И тут же на шею склонившегося грабителя легла холодная сталь меча. Он замер, неспособный открыть рот от испуга. Нисса вскочила и пнула воришку под зад. Несчастный врезался лбом в ствол дерева и затих. Нисса направилась было с мечом к его сообщникам, но потом передумала, вложила оружие в ножны, взяла кнут. Один удрал в темноту, двоим досталось по полной. Нисса презрительно сказала:

 — А теперь прочь отсюда, пока я не передумала!

И села под дерево встречать утро. В одиночку ей с поклажей не справиться. Но воришки вернутся. Непременно. Потому что в лесу полно волков, расплодившихся и обнаглевших от обилия пищи -— обессилевших бродяг, которые брели в спасительный, как им казалось, Лиланд; одичавшей скотины, всяческой падали. А ведь есть ещё и двуногие хищники... На рассвете очнулся вор, у которого была разбита голова. Налитыми кровью глазами уставился на Ниссу, ожидая, наверное, смерти. Но крупинки пепла спасли ему жизнь, вернули подвижность телу.

— Спасибо, хозяйка, — пробормотал бедолага, жадно глотая воду, которую поднесла ему Нисса.

А ей ничуть не было жалко чудесного лекарства, которое стоило больше, чем жизнь четверых ворюг, вместе взятых. И вовсе не потому, что одной не справиться с переходом. Чуть позже объявились и другие наймиты. Нисса чуяла, что они маялись неподалёку, скрываясь за заснеженным буреломом.

А когда большая компания мародёров с воплями высыпала на дорогу из чащи, Нисса первой ринулась в бой. Наймиты прониклись таким уважением к хозяйке, что стали слушаться её, как безмозглый давр. .

..Тлен исчез с холодами и наступившей зимой. Не появлялись и давры, снова став детской сказкой. Полным-полно было только бездельников да грабителей. Но Ниссе было наплевать на них. Она присматривала за наймитами, отъевшимися на остатках припасов в бывшем владении Сакта. За зиму они подправят дома, помогут ей объездить земли других родов, может, купить, а может просто отыскать уцелевшую скотину. А ближе к весне она снова отправится в Лиланд за другими работниками.

Нужно будет пахать, сеять... если будет угодно богам, она поднимет хозяйство. Да что там, ей просто суждены богатство и власть землевладелицы. Глядишь, найдёт мужа — она может не гнаться за состоянием, а выбрать человека достойного: надёжного, преданного, сильного, способного отдать жизнь за неё. Каким был...

Тут Нисса всегда прикусывала губу, проглатывала слёзы и заставляла себя думать о шумной ватаге детей, будущих наследников. А сейчас она, стоя с непокрытой головой и без накидки под косо летевшими хлопьями снега, сжала маленький мешочек на груди, шитый золотыми и серебряными узорами.

И который раз против своей воли вспомнила о том единственном, кто навсегда останется потерей.