Игра Маэстро
Дверь за спиной Евы захлопнулась — опустилась заслонка ловушки. Она ведь могла игнорировать сеанс, с отчаянием подумала Ева. Могла. Но теперь отступать поздно.
В полутемном помещении были видны силуэты сидящих полукругом зрителей. Фигуры дрожали и, казалось, стоит освещению стать ярче или глуше, они исчезнут совсем, и Ева останется один на один с Маэстро в этом проглоченном сумерками зале.
Марк Венгер поднялся, и в центре помещения будто возник силуэт хищной птицы. Ева различила крючковатый нос, взъерошенные перья-волосы. Он взмахнул руками, призывая к тишине, и женщине почудилось, что за спиной у Венгера взметнулись крылья.
Нервы ни к черту, надо срочно в отпуск.
— Дамы и господа! — Хрипловатый голос Маэстро будто бросал вызов. — Вы на сеансе трансвидео. Оставьте свою правду за дверью, забудьте все, в чем были уверены. Сбросьте лишний груз. Скоро вы станете совершенно другими людьми.
В зале раздались сдавленные смешки. Но Марк не обратил на них внимания. Маэстро включил трансмиттер, послышалось мерное гудение. Он улыбнулся, и Ева поймала себя на том, что улыбается тоже. Ее переполняли противоречивые, убивающие друг друга эмоции — раздражение и беспричинная радость. Она готовилась к этому дню, ставила мысленные препоны — какая глупость! — Маэстро невозможно сопротивляться.
Ева добросовестно изучила историю Марка Венгера: он вырос в семье скрипачей, но, несмотря на способности, не выказал интереса к музыке. В разное время работал поваром, туринструктором, художником, журналистом. Знакомство с трансвидео технологией положило конец этому списку. С легкой руки блогеров Марк получил прозвище Маэстро: он действительно виртуозно дирижировал — нет, не оркестром! — сознанием людей.
— ...закройте глаза, я буду считать до десяти. На счет десять вы погрузитесь в коллективный транс...
Один. Ева откинулась на спинку кресла, та послушно подстроилась под форму тела...
Пять. Перед внутренним взором заискрились цветные блики...
Восемь. Зал растаял, Ева почувствовала, что качается на прохладных волнах...
Десять. Рядом крикнула чайка. Ее товарки ответили тревожным разноголосьем.
Женщина открыла глаза.
***
Ева стояла на набережной, какой ее помнила из детства — незастроенной и просторной, с круговыми скамейками и фонтанами между ними. Дельфинарий казался крошечным по сравнению с гигантом-аквариумом, который вырастет здесь через двадцать лет.
Весеннее море штормило, злилось, что его заперли в плиты пляжа, и отчаянно рвалось на волю. Над белыми скамейками кружили чайки; прохожие бросали крошки, и птицы ловко хватали добычу. Ева засмотрелась на мелькающих чаек, солнце ослепило, она моргнула, и вдруг заметила, что вместо птиц в воздухе парят сложенные на манер оригами фигурки. Хлебная крошка в клюве бумажной чайки блеснула, словно жемчужина. Ева стала на скамейку, потянулась за бусиной и только тогда заметила девушку с рыжей косой. Та тоже взобралась на скамейку и предостерегающе махнула рукой.
— Что не так? — удивилась Ева. Голос звучал странно, будто чаячий крик, а не человеческая речь.
Рыженькая пожала плечами.
Жемчужина в клюве ненастоящей чайки полностью завладела вниманием Евы. Взять, не взять? В конце концов это всего лишь транс, ничего не случится. «Случится... случится... случится...» — эхом разнес ее мысли ветер.
Она встретилась взглядом с рыжей девушкой, та снова замахала руками. Ева разозлилась: сама знает, что делать! Она выхватила жемчужину, зажала в кулаке. Фигурка рыженькой дрогнула, будто в мареве, потускнела и рассыпалась крупными бусинами. Ева спрыгнула со скамейки, намереваясь их подобрать, но возня у бассейна с дельфинами заставила ее оглянуться.
У ограждения стояла девочка лет семи. Ева видела ее со спины — на тонкой шее переливались перламутром бусы. Странно, украшение взрослой женщины на ребенке...
— Сюда! Сюда! Хороший, плыви сюда! — девочка кричала дельфину, перегибаясь через невысокое заграждение.
Дельфин что-то дружелюбно прощелкал, дразнясь, отплыл подальше и грациозно выпрыгнул из воды, подняв фонтан брызг. Тут же вынырнул, выразительно оглядывая зрителей, мол, а где же овации?! Люди засмеялись и принялись аплодировать.
Увлекшись игривым дельфином, никто не заметил, как ребенок перелез через заграждение.
— Эй, я здесь, посмотри на меня! — Девочка была явно раздосадована тем, что дельфин не обращает на нее внимания, но сдаваться не собиралась.
От нехорошего предчувствия у Евы засосало под ложечкой. Она сделала пару шагов к заграждению, но движения получились замедленные, словно в воде. Ева поежилась, вода ее всегда пугала — слишком ненадежная субстанция, впрочем, как и воздух.
Тем временем девочка подбиралась все ближе к скользкой кромке бассейна. Дельфин по-прежнему был занят другими зрителями, малышка нервничала и дергала нитку бус. Ноги Евы налились свинцом, от усилий она вспотела, но так и не приблизилась к девочке. Почему ребенок без взрослых? Где ее родители? Мысли метались в голове, как давешние чайки.
Девочка снова потянула за бусы, нитка порвалась, и блестящие шарики начали скатываться в воду. Присев, она принялась собирать жемчужинки.
Ощущение дежавю отозвалось тревожной нотой: только что Ева так же тянулась за рассыпавшимися бусами. Сейчас, набатом билось в голове, сейчас случится что-то непоправимое! Ева сжала зубы, рывками продвигаясь вперед.
Вот она касается заграждения — безумно медленно пальцы обхватывают алюминиевый поручень, вот она открывает рот, и надрывный крик «Остановись!» не вырывается, а выплывает из ее рта, как реплики в комиксах. Девочка оглядывается. Ее лицо кажется странно знакомым, но вспомнить, откуда знает ребенка, Ева не успевает. Нога девочки соскальзывает, она теряет равновесие, падает в бассейн. Ребенок начинает беспорядочно барахтаться, все глубже погружаясь в воду.
— Не-е-ет!
Крик оглушил. Ее собственный крик. Пелена схлынула, Ева перемахнула через ограждение и, забыв, что не умеет плавать, прыгнула в бассейн. Перед глазами зарябило, мелькнул серый гладкий бок, рука беспомощно скользнула по плавнику вниз, ухватилась за какую-то одежду. Сквозь толщу воды она увидела мужское лицо. «Папа! Спаси меня, папа!» — Ева непроизвольно вдохнула, обжигая горло, и потеряла сознание.
***
Сдержанно попрощавшись со студентами, Ева свернула голоэкран. Одним вебинаром меньше. Хорошо.
Она глянула в окно. Далеко внизу — гладкое стекло моря, белые точки чаек, трубы кораблей на рейде, густая зелень лесопарка... Живи, радуйся. Нет, не выходит.
После злополучного сеанса Ева пришла в себя только в больнице. Вернулись детские приступы — беспричинные потери сознания, аритмия. А она-то думала, что в свои тридцать семь переросла все слабости.
Комм мелодично присвистнул. Ева вздрогнула. Неужели снова из университета? Директриса волнуется, звонит по пять раз на день. Она всегда недолюбливала Еву и не сопротивлялась, когда та вызвалась курировать «сомнительный» проект. Справится — плюс к репутации университета, не справится — уволит с легким сердцем. Но после приступа ситуация вышла из-под контроля.
Нехотя надев комм-браслет, Ева включила голосовую связь, обойдется без видео, не в настроении.
— Ева Расинская?
От хрипловатого голоса Маэстро пробрал озноб.
— Да! — Ева постаралась ответить как можно тверже, хотя привычную уверенность подтачивало ощущение вины. Все-таки сорвала сеанс трансвидео.
— Как вы себя чувствуете?
Вопрос явно не соответствовал безразличному тону. Венгера мало интересовало ее здоровье. Правда, на другое она и не рассчитывала.
— Спасибо, уже лучше.
— Давайте встретимся. Хотел с вами кое-что обсудить.
Ева замялась. Согласиться? Но ее бросало в дрожь от одного воспоминания о трансе, и уж тем более она не жаждала близкого общения с Марком. Отказаться? Тогда она бездарно потеряет шанс, который столько времени выпрашивала у судьбы. Отложить встречу? Это ничего не изменит, лишь оттянет неизбежное.
— Да, хорошо.
Опасно быстро заколотилось сердце.
— Завтра в пять на морвокзале, буду ждать у музея.
Связь оборвалась.
Ева без сил опустилась на диван. Надо научиться выносить эту беспардонную манеру общения, чтобы не сорваться на первой же фразе. Необычные способности Венгера не дают ему права пренебрежительно относиться к другим... Но мнения некой Расинской никто не спрашивает. По крайней мере, пока.
Она не обольщалась. Маэстро заинтересовался ее «случаем», не ею. Наткнулся на сбой, как паук натыкается на застрявший в сети жухлый лист, и теперь пристально рассматривает находку — может, пригодится в хозяйстве...
Модель трансвидео, как альтернативы привычным фильмам, вошла в обиход культурной жизни лет семь назад. Подтолкнуло к этому изобретение ментального трансмиттера — прибор переводил волны человеческого мозга в видеоряд. Трансмиттером могли управлять не все, для этого нужны были определенные психические способности: умение сознательно считывать чужое поле, организовывать структуру нескольких полей в единое целое, направляя таким образом групповые мыслеформы. Пару лет система тестировалась в закрытых лабораториях при Университете биоэнергетики. Марк Венгер был одним из первых добровольцев-ведущих, а когда трансвидео выпустили в «широкий прокат», открыв пять транс-кинотеатров, Маэстро сразу стал любимцем публики. Но популярность Венгера была подсолена дурной славой. Ева насчитала четыре так называемых несчастных случая, когда после сеансов Маэстро зрители становились на учет в психоневрологический диспансер. Психиатры затруднялись дать точный диагноз, отговариваясь «приграничным» состоянием пациентов — уже не норма, но еще не патология. Случайность? Ева так не думала. С ней тоже произошло нечто странное... Месяц назад «жертвой» трансвидео стала юная дочь мэра, а через пару дней начала работу комиссия по расследованию прецедентов, связанных с сеансами Венгера. Университет наводнили слухи, что деятельность Маэстро скоро прикроют...
Ева беспомощно отложила комм — нахлынула слабость. Перед глазами поплыли сцены из детства.
Звонок в дверь — папа вернулся из командировки! Он переступает порог и ловит в объятия летящую навстречу Еву. Из кухни доносится стук ножа о дощечку — мама режет овощи, спешит, волнуется. Запах запеченной курицы смешивается с папиным терпким одеколоном...
Мама улыбается, около глаз собираются лучики морщин, она пьет шампанское, и на бокале остается алый отпечаток — помада. Папа долго смотрит на мать, будто хочет что-то сказать, но не решается. Еве нравится лицо отца. Папа очень красивый, самый лучший!.. Мамина улыбка тает. Ева ерзает на стуле, ей тревожно, но мешать родителям нельзя. Папа опускает глаза, протягивает маме перевязанную бантом коробочку. Еве не терпится заглянуть туда, но это подарок маме, не ей, и она ждет.
— Иди-ка спать, — мама подталкивает Еву в детскую.
Девочка делает вид, что уходит, снимает тапочки, на цыпочках возвращается к закрытой двери.
— Что случилось? — голос мамы дрожит.
— Прости, Лиза...
Неразборчивый шепот, всхлип. Ева понимает — произошло что-то неправильное. Она зажмуривает глаза и видит, как к папе подходит незнакомая женщина с рыжей косой. Голова начинает раскалываться, перед глазами рябит. Ева тихо оседает на пол, стараясь сдержать слезы. Родители услышат, нельзя их расстраивать.
Схватившись за край столешницы, Ева вытерла со лба липкий пот. Знала бы, чем обернется сеанс трансвидео, ни за что бы не согласилась иметь дело с Марком Венгером! Но в то же время к Маэстро тянуло болезненное любопытство. Что-то в ней, Еве Расинской, которая не обладала и намеком на ментальные способности, хоть защитила по биосенсорной психологии докторскую, заставляло постоянно держать Венгера в фокусе внимания.
Ева поплелась на кухню; проигнорировав комбайн, по старинке заварила крепкий чай в заварнике — может, так придет в себя.
Она теряет равновесие. Сердечные приступы и головокружение — лишь поверхностные проявления. В ней всегда был стержень, она знала, чего хочет, добивалась желаемого: должностей, мужчин, благосостояния. А теперь все кажется ненужным. И она, столько лет твердившая студентам о взаимосвязи внешнего и внутреннего, позорно запуталась в этих взаимосвязях.
Пальцы Евы рассеянно перебирали кнопки браслета. Наткнувшись на давний архив, она переключила комм в режим проектора, вывела слайды на стену.
Они с отцом идут в театр. Он держит дочь под руку — как взрослую, и Ева светится от гордости. Она здесь первый раз, все кажется таким строгим, величественным, старинным. Ева глазеет из ложи бельэтажа на сверкающий хрусталь люстры, с наслаждением прикасается к бордовой бархатной обивке, украдкой поглядывает на профиль отца.
На ней любимое платье хамелеон — оно меняет цвет в зависимости от освещения. На слайде платье отливает красным. И бусы...
Она поперхнулась чаем, надрывно закашлялась. Жемчужные бусы были такими же, как на девчушке, что тонула в бассейне.
***
Ева шла, и вслед ей летело карканье ворон. Сегодня в привычном гомоне слышалась зловещая нота. Женщина поежилась, почувствовав себя средневековой ведьмой, которую ведут на костер. Все хорошо, Ева попыталась успокоить разыгравшееся воображение, она идет по Итальянской, здесь вороны кричат сквозь ветки старых платанов уже лет двести, но ведь никого пока не сожгли...
Остановившись перед павильоном морвокзала, Ева беспокойно огляделась. Неужели Венгер ушел, не дождавшись?! И тут же нос к носу столкнулась с Марком. Из другого измерения что ли вынырнул? Маэстро сдержанно поздоровался и шагнул к двери.
Огромный зал музея был разбит на секции, большую часть которых занимали перетянутые в произвольных направлениях веревки, полотна ткани, скотч. Они создавали своеобразную паутину, лабиринт ходов — внутри можно было перемещаться и даже отдыхать.
В центре павильона, имитируя эти подвесные конструкции, расположилась сеть кафе. На каждом уровне, к которому вела обычная лестница с небольшой площадкой, висели коконы, связанные между собой сплетенными из веревок тоннелями-ходами. Внутри коконов, обособившись в личных вселенных, сидели парочки. Некоторые посетители раскачивали коконы, наслаждаясь мерным движением.
Ева считала это кафе слишком эксцентричным, годившимся разве что для скучающих по верхатуре альпинистов. И теперь она в недоумении смотрела на Венгера. Где здесь беседовать?!
Марк взял ее под руку, повел в середину павильона. Холодные пальцы тисками сжали локоть. Она снова в ловушке, с нарастающей паникой подумала Ева.
— Всегда мечтал там поужинать. — Он указал на коконы кафе. — Составите компанию?
Ева кивнула, пытаясь справиться с волнением. Марк пропустил ее вперед по лестнице, ведущей к первому ярусу кафе. Она скользнула взглядом по холодному, безразличному лицу Маэстро, неестественно ярким зеленым глазам. Манекен. Сейчас не верилось, что этот человек способен заразительно улыбаться и собирать полные залы зрителей.
На четвертом ярусе они наконец остановились и начали пробираться по плетенным тоннелям. Ева несколько раз порывалась занять первый же кокон, но Марк упрямо тащил ее в центр «паутины».
— Присаживайтесь! — Он опустился на подушечку.
Ева неловко присела, кокон качнулся и к горлу подступила тошнота. Стараясь не смотреть вниз, женщина отдернула юбку — неудобно короткую для таких посиделок.
Официант брел к ним пьяной походкой и, что интересно, не падал. Демонстрируя навыки циркового артиста, он поставил на дощатое днище-стол поднос, выложил на салфетки накрытые глиняные горшочки, разлил в чашки чай.
— Вы пострадали на моем сеансе. Я должен предложить компенсацию.
Должен! Ее молчание покупают! Безразличный тон Марка задел Еву.
— Какого рода компенсацию? — холодно поинтересовалась она.
— Как захотите. Деньги на счет, например.
— Как захочу... — медленно повторила Ева, пытаясь совладать с эмоциями. — Расскажите, что тогда приключилось. Почему я потеряла сознание? Вы же дергаете нас за ниточки, как кукловод! Чего вы добивались?
Венгер удивленно вскинул брови, дрогнули крылья носа. Он собрался что-то сказать, но передумал, сжал тонкие губы.
— Уверены?
— Да! — Дыхание Евы сбилось.
— Ваше право. — Марк неожиданно улыбнулся и пододвинул к ней исходящий паром горшочек.
— Что... что это? — растерялась Ева, она готовилась совсем к другой реакции.
— Ужин. Здесь принята система лотереи. Посетитель получает случайное блюдо, так человек имеет возможность попробовать то, что никогда бы сам не заказал. Эдакое расширение горизонтов. Новое — не значит плохое. Верно?
Венгер открыл свой горшочек, вдохнул аромат не то жаркого, не то плова, зажмурился от удовольствия.
— Но новое не обязательно значит хорошее. Ведь так? — парировала Ева.
— Любите спорить?
— Нет, люблю доискиваться до правды.
— Похвально, хоть особо смысла в этом нет. Но уговор есть уговор. Так какой правды вы ждете от меня?
Взгляд Венгера гипнотизировал, и Ева поневоле изучала каждую деталь лица — бледная кожа, длинные ресницы с рыжинкой на концах, резко очерченные крылья носа. Она видела все порознь, и это не складывалось в общую картину. Лицо-маска, за которой было все и одновременно ничего не было.
— Кто вы на самом деле, Марк?
Ева мысленно отругала себя за неосторожный вопрос. Кажется, она начала думать вслух.
— Как ни странно, обычный человек. Ничем не отличаюсь от миллионов других людей. Просто не запрещаю себе видеть то, что отказывается видеть большинство. Мне интересно смотреть в ту сторону, им страшно. Но вы ведь не это хотели узнать? — На губах Венгера заиграла улыбка.
Марк прав, надо возвращаться к своей роли.
— Что произошло со мной во время сеанса?
— Не знаю.
Кокон качнулся, и чашка едва не выскользнула из рук. Венгер поддержал ее, поставил чашку на поднос.
— Люди вам доверяют, а вы не знаете, что происходит во время трансвидео?! — резко, даже более, чем следовало, сказала Ева.
Другой бы принялся оправдываться или сказал бы ответную колкость. Но Марк простодушно рассмеялся, будто Ева спросила о чем-то забавном.
— Каждый видит свое кино, не берусь влезать в сознание зрителя. Лишь веду общую канву, и эта канва является моей личной историей, которую я тоже никому не рассказываю.
— Я пересмотрела все ваши выступления. Там было достаточно красочных историй. Кстати, очень трогательных. Вы врали?
— Нет. Но важные моменты я видоизменял...
— Вам неприятно быть на виду? Зачем тогда заниматься трансвидео?
— Хотел бросить, но понял, что ничего больше не умею делать.
Непосредственность ответа обескуражила Еву. Лицо Марка вдруг обнажилось, стало беззащитным и по-детски растерянным.
— Это... это связано с той девушкой?
Случай врезался в память надолго. По словам Маэстро, на одном сеансе трансвидео зрители проживали историю о девушке, которая то ли сорвалась в ущелье, то ли разбилась в авиакатастрофе. Находясь в трансе, группа пыталась перестроить сюжетный ход, но любой приводил к гибели девушки. В конце концов им пришлось смириться. Как ни странно, психика всех зрителей осталась в норме. По крайней мере, никто к специалистам не обращался.
Марк не ответил. Его лицо снова стянула маска, как в первые минуты их встречи.
— Извините, я не хотела...
— Что не хотели?
— Затронуть больную тему.
— Это тема не больная. Она умершая.
Ева посмотрела вниз — на маленькие фигурки снующих по музею людей. Ком подкатил в горлу, но привычной паники Ева не ощутила. Что это? Усталость? Нет сил даже испугаться?
— Марк! Я ведь не разберусь одна. После вашего сеанса мне с каждым днем все хуже...
Он смотрел за плечо Евы, словно изучая кого-то невидимого, притаившегося за ее спиной. Ева ненавидела себя — не сказав ни слова лжи, она обманула Маэстро. Закружилась голова, захотелось немедленно опуститься на землю.
— Хорошо. — Голос Марка дрогнул. — Сделаю. Я обещал.
Ева откинулась на плетеную стенку кокона и с безразличием подумала, что выиграла.
***
Из зеркала туалетной комнаты на Еву смотрела уставшая женщина с опущенными уголками губ. Чего она добивается? Доказать свою правоту, обвинить Венгера? Крикнуть на весь мир: ваши сеансы — игра воображения, нет в этом никакой силы, лишь обман иллюзий!
Она разоблачит Марка, трансвидео прикроют на год, на два. А потом придут другие... Будь Венгер немного хитрее, нахальнее, она бы выполнила свою работу и забыла о ней. Пусть даже спекулируя физическим состоянием, которое, впрочем, действительно оставляло желать лучшего. Но самое противное во всем этом — Марк ей нравился.
Ева вздохнула, поправила микрофон, спрятанный под лацканом пиджака. Комиссия довольна — пришло сообщение на комм, ее буквально поздравили. Если она «выведет Венгера на чистую воду», то вопреки козням директрисы сохранит свое место как минимум. А то и получит повышение — сядет в кресло заведующей кафедры.
Поправив выбившуюся из прически прядь, Ева упрямо сжала губы. Разное в жизни бывало, и это переживет. Она распрямила спину и вышла в холл.
***
Они стояли в туннеле морского аквариума, за стеклами-стенами мелькали акульи пасти, кружевные осьминоги, стайки разноцветной мелочи. Со дна торчали скрюченные пальцы гигантских кораллов.
Не став ничего объяснять, Венгер привел ее сюда за руку, как маленькую девочку. С морвокзала до набережной шли быстрым шагом, Ева едва успевала за Маэстро. И только увидев кружащих у берега чаек, она разгадала план Венгера. Он хотел воссоздать сюжет трансвидео, в котором Ева потеряла сознание. А значит...
— Вы были в моем трансе? Подглядывали за мной? Калечите психику людей, а потом изображаете святую простоту?!
Щека Венгера дернулась, он болезненно скривился.
— Неважно! Ты должна вспомнить! — Марк навис над ней, в его глазах светился огонек безумия, а пальцы сжимали плечо с настойчивостью маньяка.
До Евы наконец дошло: она имеет дело с душевнобольным. Не высоты надо было бояться, а Венгера. В принципе, материала набрано достаточно, чтобы отнести трансвидео к опасной практике и отстранить Маэстро от работы. Но прямо сейчас развернуться и уйти она не решалась.
— Что вспомнить? — пролепетала Ева, чувствуя спиной холодную стенку аквариума.
— Себя, — непонятно ответил Марк и разжал тиски.
Растирая рукой плечо, Ева подумала, что там, наверное, останется синяк. Хотя, какая разница. Жалеть и ревновать ее все равно некому. Она немного успокоилась. Ладно, играть так играть.
— В трансе я тонула... Хотела помочь девочке... Но здесь был дельфинарий...
Они стояли у входа, как раз на этом месте находился когда-то бассейн с дельфинами.
— Не то! — Венгер, не отрываясь, смотрел на нее.
— Чайки. Сперва я видела чаек...
— Не имеет значения! — Марк сердился, как бывало сердилась Ева, когда студенты не могли понять очевидные истины.
— Что ты от меня хочешь? Я слишком быстро потеряла сознание, я...
— Перед кем ты оправдываешься? Передо мной не надо. Просто вспомни.
Маэстро приобнял ее за плечи, и съежившаяся Ева ощутила тепло и непривычную поддержку. Как в детстве с папой. Венгер медленно развернул ее лицом к аквариуму. В темно-синей воде тихо покачивались бурые водоросли. Почему-то они напомнили Еве женские волосы. Из компрессора тонкой струйкой вылетали пузырьки воздуха. Они были похожи на...
— Бусы! Девочка рассыпала бусы!
— Эти? — Венгер коснулся тонкой под шею жемчужной нитки.
Ева удивленно принялась перебирать бусины, задела палец Марка, отдернула руку, будто от разряда тока. Да, похожи, но... Это просто совпадение.
— Откуда они у тебя?
И правда, откуда? Бывший муж не дарил ей драгоценности, он был выше таких бесполезных подарков. Может, купила себе после развода на четырнадцатое февраля? Нет, то было коктейльное платье. Вызывающе короткое — доказать, что она чего-то еще стоит...
В ушах зашумело, ноги подкосились.
— Ева! Ева!
Голос Марка донесся издалека. Аквариум задрожал, акулья пасть опасно приблизилась. Венгер довел Еву до смотрового диванчика, помог сесть.
— Там таблетки. — Ева указала на сумочку.
— Они тебе не нужны, ты здорова. Дыши глубже.
— Конечно, не нужны! Тебе же все равно, что со мной будет. Сейчас это просто любопытство, да? — сказала Ева надтреснутым голосом.
— Нет, — спокойно ответил Венгер. — Не трать силы на злость, вспоминай!
Пристыженная, Ева отвернулась, но извиняться не стала — из какого-то глупого упрямства. До сих пор не могла смириться с тем, что подставляет в сущности хорошего человека. Ей нужен был повод уличить его в малодушии, во лжи, в злом умысле. Она искала зацепки.
Но противиться Венгеру не получалось — он вел ее против воли, выбивал из нее какую-то историю, или навязывал свою? Она давно могла уйти. Но до сих пор сидит здесь...
Пальцы теребили бусины, Ева тянула нитку, казалось, она сдавливает горло, мешает дышать.
— Ты замужем?
Ева яростно дернула нитку, и та с тихим хлопком лопнула. Бусины падали на пол, а Ева безучастно смотрела на сверкающие горошины.
— Хотел узнать, есть ли кто-то близкий, кому доверяешь. Так было бы легче.
— Кому легче? — зло ответила Ева.
— Нам. Ладно, забудь. Извини.
Она нагнулась, подняла бусину, сжала ее в ладони.
— Это папин подарок. — Вдруг вспомнила Ева. — Он подарил жемчуг маме в годовщину свадьбы. Я была совсем девчонкой. И тогда же поняла, что они разойдутся. Так и случилось. Мама не любила эти бусы, считала их старомодными. А я тайком носила и воображала, что папа подарил украшение мне...
Удивленная, она замолчала. Так ли было на самом деле? Или Венгер заставил ее принять воображаемое за действительность? Или... Ева похолодела. Или она до сих пор сидит в зале на коллективном сеансе трансвидео!
И будто пытаясь убедиться в обратном, она схватила Марка за руку.
— Думаешь, я тебе привиделся? — печально улыбнулся Маэстро. — Поверь, это все реально. Насколько вообще окружающий мир может быть реален.
— Что случилось с той девушкой, которая... которую ты не вытащил?
— Не бойся, с тобой такое не случится.
— Не случится? Или не случилось? Я все еще в трансе, скажи мне правду!
Вдруг все эти «приступы» и потери сознания — прорывающаяся сквозь транс реальность, промелькнула безумная догадка в голове Евы.
— Ты вряд ли ощущала жизнь острее, чем сейчас.
— Это не ответ!
Марк отвернулся. Пауза — короткая, не больше десяти секунд — проложила между ними невидимый барьер.
— Хорошо, я расскажу. — Маэстро тяжело сглотнул, дернулся кадык на шее. — Ей было двадцать шесть, мне восемнадцать. Я видел и понимал желания людей, не так как сейчас, но достаточно хорошо. Интереснее всего было наблюдать, как они меняются в экстремальных условиях. Столько эмоций! Город слишком комфортен для этого, и я напрашивался в турпоходы, к альпинистам, к спелеологам. Эксперименты закончились, когда я встретил Женю. Мы оказались в одной палатке под вершиной восьмитысячника — пережидали буран, который никак не хотел заканчиваться, грозя сорвать восхождение. Евгения мало говорила о себе и много о других. Она была хирургом, ее волновали пациенты, брат-инвалид, беды друзей, она будто брала на себя всю ответственность, это вызывало уважение, даже благоговение. Я понял, что трачу способности на пустое, и тогда отчаянно захотел что-то для нее сделать. Но что я мог предложить? Денег на тот момент не было, работы тоже, я жил с родителями и подсматривал в замочные скважины чужих жизней... Но Женя хотела подняться на пик, и я помог ей. Наутро распогодилось.
— Ты вмешался в ее поле? — Возмущение боролось в Еве с завистью к этой неизвестной Жене.
Венгер снова замолчал. Ева спохватилась и незаметно отключила микрофон. Операторы комиссии наслушались достаточно, личная жизнь Марка их не касается.
— Нет, я сделал так, чтобы ее желание исполнилось. Не спрашивай, я не знаю, как это происходит. Чаще всего вижу перед глазами путь человека и убираю препятствия.
— Она... она сорвалась? — произнесла Ева чуть слышно.
Марк неожиданно расхохотался.
— Это было бы слишком просто. Расплатиться жизнью за исполнение желания — сказочный ход. Кому нужна наша жизнь, кроме нас? Евгения изменилась. Едва уловимо, но я почувствовал. Теперь в ней сквозили заносчивость, пренебрежение, превосходство. Я шел в связке вверх с одной девушкой, а спускался с другой. Не знаю, кто именно был настоящей Женей и когда она меня обманула — до или после восхождения. Понимаешь, она казалась особенной, но я что-то сделал неправильно и потерял ее. И до сих пор пытаюсь спасти ту, которая так нравилась мне тогда. Это какой-то замкнутый круг.
Ева растерялась. Она ожидала от Марка чего угодно, только не такой неумелой исповеди. Вопросы крутились на языке, но все, что она собиралась сказать, казалось неуместным и глупым. Что-то неизмеримо более важное проступало на поверхность ее понимания, просвечивалось сквозь историю Маэстро, как истинная картина открывается под облущенным аляповатым рисунком.
Она вспомнила протянутую сквозь толщу воды руку, глаза цвета моря, обжигающий вдох.
— Тогда в трансе ты спас меня?
— Да, — ответил Марк и впился в нее взглядом. — И я хочу знать, от чего. Мы в одной лодке, Ева. Мы оба должны понять.
***
Дельфин сделал сальто и брызги разлетелись веером. Капли упали на щеку, Ева зажмурилась и рассмеялась, вмиг забыв о домашних треволнениях.
— Сюда! Сюда! Хороший, плыви сюда! — она крикнула дельфину, перегибаясь через невысокое заграждение.
Дельфин что-то дружелюбно прощелкал; дразнясь, отплыл подальше и грациозно выпрыгнул из воды, подняв фонтан брызг... Люди засмеялись и принялись аплодировать.
Почему он не замечает меня, разозлилась Ева. Она оглянулась — и папа ушел. Еве стало не по себе. Еще раньше она заприметила в толпе зевак женщину с рыжей косой, что привиделась ей в тот вечер, когда родители ссорились. Ева вконец расстроилась. Вдобавок дельфин не слушается! Ладно, сама подойдет к нему! Ева схватилась за поручень и перелезла через заграждение.
— Эй, я здесь, посмотри на меня!
Она подбиралась все ближе к скользкой кромке бассейна. Странное дело, никто не обращал на нее внимания. Как невидимка какая-то! Ева схватилась за нитку бус, принялась перебирать гладкие зернышки. Папа!? На той стороне бассейна стоял отец. Женщина с рыжей косой обнимала его за плечи.
А как же мама?! Еве стало обидно. Она потянула за бусы, нитка лопнула и блестящие шарики упали к ногам, скатываясь в воду. Ох нет, встрепенулась Ева, что она маме скажет! Присев, она принялась собирать бусинки.
— Остановись! — Резкий крик за спиной.
Обернулась, но никого не увидела. Нога неуклюже поползла вниз, девочка потеряла равновесие и упала в бассейн. Мелькнуло искаженное ужасом лицо рыжей женщины, внезапно оживший взгляд отца. Ева принялась молотить руками по воде.
— Папа! Спаси меня, папа!
Все больше погружаясь в воду, она увидела мужчину с птичьим лицом. Непроизвольно вдохнула, обжигая горло, и потеряла сознание.
Ева кашляла, отплевываясь от воды. Она лежала на животе, кто-то бережно поддерживал ее голову.
— Все будет хорошо, не переживай! — Послышался незнакомый женский голос. — Отлежится, придет в себя, завтра мороженое попросит!
Долгое молчание.
— Макс, — голос женщины дрогнул. — Она быстро оправится. Ты должен подумать о себе. Совет хирурга: не затягивай с операцией!
— Хорошо, — согласился папа и погладил Еву по голове, поцеловал в макушку. — Я все сделаю.
Папа не предатель, с облегчением поняла Ева. Он заболел, а доктор с рыжей косой ему помогает! Захотелось перевернуться на спину, посмотреть на взрослых, заставить отца пообещать поправляться быстрее, ведь он им с мамой так нужен, но перед глазами поплыли блики, и она снова погрузилась в забытье.
***
— Я начисто забыла, что в детстве тонула. Но это же правда? — Ева испытывающе смотрела на Венгера.
— Да.
Ветер-хулиган ударил Марка в спину, взъерошил волосы, точно перья. Маэстро порывисто обнял ее, погладил по голове.
— Прости. — Венгер отстранился. — Ты все время сомневаешься, я не знал, как еще подтвердить свои слова. Ева, ты такая же, как и я.
Они стояли на бульваре, у ног простирался порт, летела вдаль стрела морвокзала и уходило за горизонт бескрайнее полотно моря. Между нею и будущим никаких преград. Всегда так было — Ева росла с особым пониманием свободы, которое воспитывается у тех, кто всю жизнь смотрит на открытый горизонт. Но такая свобода порой страшит, видеть все без прикрас сможет не каждый, и она стала строить преграды во внутреннем мире — начала забывать...
— Я хуже, чем ты думаешь. — Она печально улыбнулась.
— Это не так. Ты сама отказалась от способностей, когда стала подозревать отца в измене.
— Способностей? — Ева расхохоталась, Венгер не переставал ее удивлять.
Но смех резко оборвался. В памяти всплыло воспоминание недавних дней.
Неразборчивый шепот, всхлип. Ева понимает — происходит что-то неправильное. Она зажмуривает глаза и видит, как к папе подходит незнакомая женщина с рыжей косой. Голова начинает раскалываться, перед глазами рябит. Ева тихо оседает на пол, стараясь сдержать слезы. Родители услышат, нельзя их расстраивать.
Марк прав, как всегда, прав! Она увидела в папином поле хирурга — женщину, от которой зависела его жизнь, но не смогла правильно интерпретировать картинку. И боялась узнать что-то, с чем не сумела бы справиться, будучи ребенком. Тогда и поставила себе запрет — не лезть в чужое поле, не видеть то, что люди хотят скрыть. Страхи оказались напрасны. Да, родители развелись, но это случилось много позже, когда Ева смогла принять и простить их решение.
— Мои приступы и потери сознания… — растерянно произнесла она.
— Да, случались каждый раз, когда твои способности выходили из-под контроля, — спокойно заметил Венгер. — Организм считал их опасными и перегружал систему, чтобы восстановить прежние «настройки».
Ева нашла его руку, крепко сжала, улыбнулась. Лицо Маэстро смягчилось и засветилось мальчишеским задором. Господи, что она делает?! Куратор комиссии Ева Расинская должна донести на Марка Венгера. Это ее долг. Комиссия не станет рассматривать нюансы. Нестабильная психика, неадекватное поведение, зацикленность на лично значимом воспоминании — для «приговора» достаточно статей.
— Я тоже кое-что понял... — начал Венгер.
— Нет, пожалуйста, не надо!
Пока она не дослушала до конца историю Марка, у нее есть шанс не соврать, но сказать комиссии полуправду. Она отлично умеет это делать. Натренировалась отсекать часть происходящего напрочь. Но Венгер, казалось, пропустил ее реплику мимо ушей.
— Ты хотела, чтобы тебя кто-то вытащил из бассейна, а я хотел исправить чью-то жизнь, раз испортил другую. Понимаешь, в том трансвидео мы реализовали желания друг друга. Я так долго тянул образ Жени из сеанса в сеанс, потому что меня терзала вина: хотел помочь, а, выходит, только зря вмешался. Но с тобой получилось вернуть этот долг. Кажется, я научился давать нужное людям, а не потакать своим прихотям...
Ева безвольно опустила руки, в горле пересохло. Женя. Евгения. Хирург. Давным-давно подслушанный звонок отца, брошенная невидимой собеседнице реплика: «Евгения, я решился. Ложусь в больницу...»
— Дай угадаю, у Жени рыжие волосы, которые она заплетает в косу? Ты заставил меня «вспомнить» то, чего не было, только чтобы обелить себя?! Зачем ты это сказал? Зачем? — они слизывала с губ слезы, но они все бежали и бежали. — Зачем ты соврал?
Она вцепилась в черную рубашку Венгера, тот безучастно смотрел на нее.
— Не ты одна умеешь говорить полуправду, — наконец выдавил он. — Ева, тебе лучше поверить. Нам двоим лучше в это верить.
Ева разжала пальцы. До нее постепенно начал доходить смысл сказанного.
— Я хочу знать, что было на самом деле.
— Мое прошлое слишком часто переписывалось заново, не могу сказать наверняка. С каждым сеансом трансвидео я становлюсь другим. Да, долгие годы не мог смириться с потерей Жени, чем-то она задела меня. И каждый транс, отдавая дань непрожитому чувству, я посвящал ей. Ее образ помогал зрителям, вел их. Представляешь, что со мной творилось, когда в твоем поле оказалась информация о Евгении? Насыщенная живыми воспоминаниями, эмоциями. Я думал, что сойду с ума... Но ведь мы оба хотели видеть ее в лучшем свете. Мы оба. Я сделал для тебя, что смог.
— Думаешь, это оправдывает тебя? Нажимаешь на болевые точки других, пользуясь тем, что никто не может поймать с поличным, и выдаешь это за высшее благо?! Да ты стервятник, падальщик!
Зелень в глазах Маэстро выцвела, они подернулись болью.
— Не говори так. Ева, я знаю, почему ты здесь. Знаю, на кого работаешь. Но я открылся тебе. Это было нелегко, но я смертельно устал от одиночества. Думал, поймешь, думал, нашел близкую душу...
Сгорая о стыда и негодования, Ева прошептала:
— Но ведь ты снова врешь.
Маэстро отступил и оказался в кругу света от неонового фонаря. Безжизненное лицо, холодный гранитный монумент.
— Извини.
Он развернулся и пошел прочь, в доли секунды растворившись в толпе прохожих.
***
Яркий полуденный свет заливал кабинет директрисы. Она недвижно сидела по правую руку от Евы, бросая змеиные взгляды на слишком рьяную подопечную, готовая оспорить любую ее неосторожную реплику.
Белый круглый стол, белые диваны, белые комм-браслеты, белые пиджаки. У Евы начали слезиться глаза, столько глянца она долго не выдержит. В углу жужжал проектор, транслируя голоизображение и текстовую информацию на поверхность стола. Заседание длилось около двух часов. Казалось, они знали о Венгере все, кроме самого важного.
Комиссия под патронажем Министерства здравоохранения разошлась во мнениях. Марка Венгера поддержали искусствоведы, писатели, представители соцслужб, но ведущие профессора психиатрии, медицины, даже пресса высказывались резко негативно.
— Друзья мои, перед нами весьма опасный случай. Крайне обаятельный шизофреник, который сеет свою болезнь среди других, навязывая окружающим бред значения и воздействия, становится кумиром публики! — Светило психиатрии, профессор Ростислав Штейн, пожевал губами и окинул комиссию испытывающим взглядом, будто заранее ставя каждому присутствующему диагноз.
Ева, как координатор комиссии, выступит последней. Ночь она корпела над докладом и обнародует его в свое время. По сути судьба трансвидео зависит от ее слова. Биосенсорика давно признана официальной наукой, Ева может опровергнуть старомодные взгляды Штейна с цифрами и фактами в руках. Но захочет ли она это делать?
Да, профессор ей не симпатичен. Прямо здесь, на финальном заседании комиссии она поняла, что видит людей по-другому. Все обходится без галлюцинаций, но теперь мотивы окружающих — открытая книга. Штейн боится, что подрастающее поколение — более активное и открытое новому — свергнет его с пьедестала незыблемого авторитета, и он останется без работы. Искусствовед Карина Бойченко идет против общественного мнения из принципа, бесконечный протест дает ей уверенность, что она в гуще событий и сама чего-то стоит. Бойченко бы поддержала не только Венгера, но и любое другое экстравагантное дело, сообщество бомжей по борьбе коррупцией, например. Социолог, ее подруга, поступает, как скажет Карина, потому что избегает ответственности и испытывает к Бойченко нежные чувства, в которых ни за что не признается...
Ева предпочла бы всего этого не знать и не видеть, но от себя не сбежишь. Она перестала слушать доклады и принялась массировать виски, может, хоть так успокоит головную боль. И не сразу заметила, что в кабинете повисла тишина. Штейн прокашлялся, будто приглашая к беседе.
Пролистнув файлы на комме, Ева нашла доклад. Усмехнулась. Она все знает про других, только себе диагноз не поставила. А ведь она мстила Венгеру: тот легко и открыто проявлял способности, которые сама Ева проявить не решалась.
Она выключила комм, подняла голову.
— Многое из того, что говорил Марк Венгер меня злило, со многим я была не согласна. Но он сказал одну вещь, которая заставила задуматься — не о нем, о себе. «Я ничем не отличаюсь от миллионов других людей, — говорил Марк, — но мне интересно смотреть в ту сторону, а им страшно». И сейчас в нас говорит страх. Тот страх перед необычным, который заставлял в средневековье сжигать ведьм, а в двадцатом веке отрицать биоэнергетику как таковую. Но мы боимся не внешней угрозы, мы боимся себя. Боимся, что новый взгляд на вещи обнажит нашу боль, слабость, несовершенство, нашу мелочность и глупость. А теперь я прошу каждого честно ответить на вопрос: кого мы обсуждаем в этом кабинете уже третий час? И кому выносим приговор?
В зале повисла оглушительная тишина. Лишь тихо жужжал проектор, транслируя на середину стола голоизображение Марка, за которым, как в дымке, проступали вытянутые лица коллег.
***
Ева с наслаждением раскачивалась в коконе. Специально выбрала самый верхний ярус кафе — решила проверить свой страх на прочность. И тот не выдержал атаки безумства. Остался последний штрих.
— Извини, опоздал. — Марк уселся напротив, по-турецки скрестив ноги.
Он выглядел необычайно серьезным, и Ева разволновалась. Что за человек?! Венгер никогда не поступал ожидаемо. Договариваясь о встрече, она сказала, что трансвидео сеансы официально одобрены, комиссия вынесла положительное решение. Думала, он обрадуется. Ну, хотя бы не будет хмуриться.
— Спасибо. — Не поднимая глаз, Маэстро взял Еву за руку. — Я должен кое-что сказать... Ты только не сердись...
Еве показалось, что кокон обрывается и они летят вниз. Она моргнула, пытаясь справиться с неприятным ощущением. Заставила себя открыто посмотреть в глаза Венгеру.
— Ты знал, что я тебя оправдаю! — Начало доходить до Евы. — Ты использовал меня для своих экспериментов!
Она лихорадочно вспоминала — да, она хотела попасть на сеанс трансвидео, но сама бы никогда не решилась. Приглашение пришло на университет, и, конечно, ей, как координатору комиссии, первой предложили сеанс. Марк все знал заранее!
— Ева, прости! Я не хотел тебя обидеть! — Венгер пересел на ее сторону, обнял за плечи. — Задумка крутилась в голове давно. Я мечтал не просто развлекать людей, хотел помогать им, разрушать их иллюзии, открывать для них другой мир — более честный.
— И для этого обманывал меня столько времени?! А Женю ты тоже придумал? — с болью произнесла Ева.
— Нет, Женя настоящая, я не смог бы соврать, ты должна была поверить. Я ведь много о тебе узнал, изучил профайлы в сети, привычки, твои взлеты и падения. Но не думал, что это будет так сложно. Ты все равно оказалась другой. Клянусь, я не играл с тобой, я просто жил. Пожалуйста, поверь...
Он легко прикоснулся губами к ее щеке. Скрестив руки на груди, Ева делала вид, что злится, но в объятиях Венгера долго расстраиваться не получалось.
— И что, как эксперимент — удался? Крыска нашла дорогу в лабиринте?
— Нет, не нашла, — сказал Марк серьезным тоном. — Она проложила свой путь.
Ева не выдержала, расплылась в улыбке. Заглянула в смеющиеся глаза Маэстро. Она почти простила ему обман. За прошедшие пару дней Ева поняла, как трудно говорить правду, когда стараешься быть искренним.
Кокон мерно раскачивался, за стенами музея плескалось море, уходя за бесконечный неизвестный горизонт. Воронье наконец смолкло, и крики чаек наполнили воздух.