Нулевой меридиан
Нулевой меридиан
Часть первая
— Ты никогда не задумывался, куда уходит время? И откуда приходит. Вот оно пришло, отметилось и скользнуло дальше, как ветер. Все почему-то считают, что это они путешествуют во времени: рождаются, старятся, умирают вместе с вещами, деревьями и кошками, — девушка погладила рыжий урчащий комочек. — А на самом деле, это время летит сквозь нас. Прошлое не изменишь. Оно прошло. Пролетело во-о-он туда, за Стену. Все, кто проходят сквозь Ворота, уходят в свое прошлое и живут там, как в настоящем. Они думают, что это и есть настоящее, поэтому не возвращаются.
— Подожди, по-твоему получается, что пройдя через Ворота, я все равно проживу свою такую же жизнь, только там и с небольшим опозданием?! — улыбнулся юноша, прислонившись к корявому стволу столетнего дуба.
— Конечно. — Лика засмеялась легко и красиво. Ей на самом деле было весело.
Она скинула с колен котенка, оттолкнулась ногами от земли и полетела. Толстый сук, на котором висели качели, недовольно поскрипывал в такт взмахам белого подола ликиной юбки.
— Смотри! Я лечу сквозь время! — кричала девушка, то наклоняясь вперед, то почти ложась назад. И от этого качели взлетали все выше и выше.
"Чумовая, — подумал Сергей, не в силах оторвать взгляд от трепещущей ткани. — А если это — правда? Вот пройду через Стену, а там все то же самое, только вчерашнее".
Вчерашней день был наполнен разными событиями, как Матушкина шкатулка бусами, брошками, незамысловатыми колечками. Была в ней даже черная резная пуговица. С нее-то и началось утро, вернее, без нее. Она пропали.
— Сереженька, ты не брал папину пуговицу?
Парень продрал глаза. На пороге сеновала стояла расстроенная Матушка.
— Нет, конечно. Зачем она мне? — сквозь щели в стене уже тянулись желто-розовые лучи рассвета. — А вам-то она зачем?
Сергей спрыгнул вниз, звонко шлепнув босыми ногами по деревянному полу. Мать пожала полными округлыми плечами:
— Да приснился мне он нынче. Я его спрашиваю, мол, как ты там. А он мне и отвечает, что все тут, там то есть, хорошо, только пуговки одной на пиджаке нет. Холодно ему. Застегнуться не может. Я, как проснулась, так сразу и полезла пуговку искать. А ее-то и нет. Ты не брал?
— Не, Матушка, не брал.
Отец пропал много лет назад. Говорили, что перед тем за день он сильно проигрался в "чижика". Незамысловатая детская игра была популярна в поселке. И, если ребятишки выбивали пуговки на щелбаны, то в единственном кабаке ставки были гораздо серьезнее.
В тот день Отец получил деньги за месяц работы в шахте и, не заходя в родную хату, завернул с друзьями в кабак. Домой он так и не вернулся. Пуговицу эту Матушка нашла возле Стены через пару дней.
И в их поселке, и в соседних иногда пропадали люди. Происходило это примерно раз в два-три года, поэтому особого страха сей факт не вызывал. Считалось, что человек сам ушел за Стену.
Сложенная из огромных булыжников, уходившая высоко в облака и тянувшаяся бесконечно, Стена была всегда. Никто не задумывался о ее происхождении, уже никто не пытался на нее залезть, еще никто не отправлялся в путь, чтобы ее обойти, но у всех была своя версия того, что она скрывает.
Говорили, что туда отправляются души умерших, что за Воротами человека встречают страшные монстры и сразу же съедают его. Лика придумала свою гипотезу. Достоверным было лишь то, что никто обратно не возвращался.
Позавтракав омлетом, Сергей пошел в кузню. Здесь уже месяц он работал подмастерьем. Вернее, учился ремеслу. Двоюродный Дядя взял его к себе не за родство, а потому, что племянничек в свои неполные восемнадцать был на полголовы его выше, плечи имел хоть и худые, но широкие, а глаза умные.
Сережке нравилось раздувать мехи, рисовать чертежи, даже подметать бляшки застывшего металла вокруг наковальни. Но больше всего ему нравилась дочь Дяди. Такая же смуглая и черноокая, как ее отец, красавица Лика в поселке считалась чародейкой и зазнайкой. Парни боялись к ней подойти, а девчата напрашивались в подружки. Сергей же был уверен, что она просто не по годам умна.
Девушка часто заходила в кузницу, приносила обед. Пока мужчины трапезничали, она рассматривала чертежи, иногда что-то спрашивала, а случалось, что и подправляла. Дядя довольно улыбался, поглаживая черную бороду.
Вот и вчера Лика принесла горячую картошку с салом, луком и хлебом. Кузнец, молча, обмакивал зеленые перья в соль, хрустко откусывал крепкими ровными зубами. Доев последнюю картошину, собрав с льняной тряпицы хлебные крохи, вздохнул и произнес:
— Вот что, ребята, объявляю выходной. Ты, племяш, тут порядок наведи и бывай до дому. Надо мне в соседний поселок съездить. Вернусь завтра после полудня. А ты, Лика, позови бабу Анастасию ночевать и запрись хорошенько. Смотри мне!
Черные глаза сверкнули озорно и молодо. Двоюродный Дядька расправил могучие плечи и, похлопав подмастерье по спине, вышел из кузни.
Ходить парню и девушке вдвоем по поселку считалось неприличным. Обязательно набежали бы ребятишки, стали бы дразниться, свистеть. Сами такими недавно были. Но и расходиться не хотели оба. Искупаться в реке предложила она.
По пути назад, рядом с тропинкой услышали жалобный писк. Сергей шагнул в заросли лещины и чуть не провалился в глубокую свежую яму с отвесными краями. На самом дне копошился маленький грязный котенок. Юноша, не раздумывая, прыгнул на выручку.
Потом они вернулись в кузню и мыли сопротивляющегося малыша в кадке, вытирали, грели по очереди. Потом смотрели, как он смешно лакал молоко, забираясь, то одной, то двумя лапками в блюдце. Смеялись над тем, как переваливался на тонких кривых ножках рыжий пушистый шарик, переполненный молоком.
Вчера они с Ликой поцеловались! Вышло как-то нечаянно, он даже не сразу понял, что случилось. Просто помогал ей травину из волос выдернуть, просто… она вдруг придвинулась и дотронулась губами до его губ.
Все это прошло вчера. И Сергей был совсем не против, чтобы это "вчера" повторялось снова и снова. Но зачем? Впереди же будет еще лучше! И так сильно верилось парню в это, что аж дух захватывало.
Вдруг Лика остановила качели, соскочила и застыла, внимательно всматриваясь в дорогу, светлой полоской разрезающую поле и исчезающую в черном гребне леса на горизонте. Там, по пригорку ехала телега, запряженная знакомым каурым жеребцом.
— Папа! — Лика развернулась, выхватила из рук парня котенка, потом, передумав, снова сунула его Сергею. — Держи пока. Я сейчас.
— Ты куда?
— Встречать папу.
Когда телега поравнялась с первыми домиками на окраине, Сергей разглядел в телеге двух человек. Рядом с Дядей сидела яркая симпатичная женщина в красном платке, завязанным не спереди, как у всех знакомых баб, а сзади, на затылке. Она что-то говорила, откинувшись на гору мешков, чемоданов и ящиков.
Часть вторая
Черная земля, набросанная неаккуратным холмиком, казалась еще чернее из-за белесых мартовских сугробов вокруг. Почти никто не ходил на кладбище зимой, из подтаявшего нетронутого наста то там, то тут высовывались темные верхушки крестов. Зимой сюда приходили только для того, чтобы схоронить некстати умершего родственника.
"Умирать надо летом, чтобы деткам забот меньше было", — говорила Матушка. Говорить-то говорила, но сама, вот поди ж ты, умерла ранней весной. Не болея, не жалуясь, просто наклонилась, чтобы валенки одеть, и упала. А когда висок коснулся самотканого половика, ее большое доброе сердце уже не билось.
— Ты это, держись, племяш, — крепко обнял Дядька. — Снег сойдет, я Матушке твоей красивый крест поставлю.
Не в силах протолкнуть сквозь колючий комок ни одного слова, Сергей, молча, кивнул. Он уже полгода не работал в кузне. Новой дядькиной жене очень уж не понравился подмастерье. Бывший ученик кузнеца устроился в шахту. Там еще помнили его отца, поэтому приняли с добром.
Работа тяготила не монотонностью, не спертым сырым воздухом. На юношу давил огромный многометровый пласт земли над головой. Он чувствовал его тяжесть почти физически. Бездумно отбивая кайлом камень за камнем, юноша старался не думать об этом. Так было проще. Здесь всегда было одинаково холодно, темно и сыро. Там, на поверхности уже полетели первые бабочки, запели скворцы, а тут…
Из кучи отвала на него блеснул зеленым лучом кристалл величиной с орех.. Сергей спрятал его в голенище сапога, чтобы подарить завтра Лике.
Его любимая поливала грядки в огороде. Парень через невысокий забор любовался ее тонким станом, длинной шеей, которая казалась тоньше, чем черная коса, змеящаяся по спине. Одной рукой девушка приподнимала подол цветастого платья, чтобы душ из лейки не замочил его. Хороша! Так хороша, что аж дух захватывал.
— Лика!
Девушка подняла голову, мгновение смотрела на парня. И вдруг, кинув лейку, бросилась к нему, топча грядки и проклюнувшиеся на них ростки.
— Любый мой, солнышко мое, меня замуж отдают в дальний хутор. Завтра сваты едут.
— Как? Какие сваты?! — внутри все похолодело, заморозилось, и даже сердце вроде остановилось. — Это Дядька придумал?
— Нет, мачеха, — девушка привалилась к забору и зарыдала.
Сергей смотрел на трясущиеся плечи, на тонкую склоненную шею, на любимую черную макушку и ему вдруг почудилось, что он там, в глубокой узкой, темной шахте, где нет воздуха и надежды.
Ноги сами понесли его в кузню. Дядька работал один. Когда мастер с подмастерьем вдвоем, звук получается другой: тын-бим-бим, тын-бим-бим. Сейчас из-за дверей слышалось только "тын-тын-тын".
— Я люблю Лику. Отдайте ее за меня.
— Нет.
— Почему?!
–Нельзя вам, вы брат и сестра.
— Но вы же знаете, что мы не кровные. Вы же приемный.
— Уходи, — прошептал кузнец.
— Передайте Лике, — парень протянул ладонь, в которой переливался зелеными гранями драгоценный кристалл.
— Не надо. Уходи.
На Сергея смотрели пустые глазницы. Нет, и белки, и зрачки в них были, но чувства, жизни не было. Перед ним стоял живой труп.
— Дядька, ты что?! Очнись! Она же меня любит, и я…
Сережка не помнил сам, как это произошло. Он сначала тряс Дядю за отвороты куртки, потом ударил его кулаком по лицу, потом еще и еще… Кузнец не сопротивлялся.
Часть третья
Где-то под кожей оседал сделавший свое черное дело адреналин, замедлялся пульс, расслаблялись мышцы.
Сергей сидел в травяных зарослях, привалившись спиной к нагретой солнцем Стене. Озорные солнечные "зайчики" гладили вспотевший лоб, просачивались через прикрытые веки, как будто пытаясь прочитать его мысли, успокаивали. Где-то сбоку, то удаляясь, то приближаясь почти к самому уху, сыто жужжала муха. Кулаки парня разжались, …
Вот же! И ничего больше не надо. Только втиснуться в Стену, согреть сведенные мышцы теплом вековых булыжников, и все неприятности не уходят, но становятся какими-то маленькими и смешными.
Все, пора возвращаться и что-то решать. Проблема только перестала казаться такой безвыходной, но она не исчезла. И никто, кроме него с ней не справится. Спасибо, Стена.
Парень встал, отряхнул прилипшие к штанам травинки и широким уверенным шагом направился назад в поселок. Да, проблемы придется решать. От них не убежишь. Матушка любила повторять: "неисправима только смерть", а значит надо бороться. Хотя бы попробовать.
Уже входя в поселок, Сергей остановился и, обернувшись, внимательно посмотрел на преграду, заслонявшую треть неба и земли: "Для чего ты здесь? Ты нас защищаешь? Или защищаешь от нас?"
Сережа лежал на маминой кровати и думал. Пахло травами, скипидаром, которым Матушка любила растирать больные места и еще чем-то старым и добрым. На стене висел древний ковер. Молодой человек всмотрелся в линялый еле заметный рисунок на тканом полотне. Вот их поселок. Не очень узнаваем, но церковь и трактир на своих местах. Стена делит ковер пополам ровно посередине. Интересно! А на другой половине… точно такой же поселок с трактиром и церковью. Еще одна фантазия искусной ткачихи.
В дверь постучали. Она. Лика всегда стучит быстро и легко, как будто торопится, и ей все равно, впустят ее или нет. Так, мимо пробегала. Смешная…
— Заходи.
Коса растрепана, распластана по спине, глаза в пол, на щеке синяк…
— Лика!
Он хотел ее обнять, увернулась. В руках кот.
— Возьми. Меня увезут, мачеха его изведет. И… не приходи больше. Совсем! Слышишь? Папа…
— Что папа?! — Сергей боялся услышать самое страшное.
— Папа сказал, что ты…, что мне нельзя быть с тобой.
— Почему?!
— Ты стоишь на краю. Ты все время стоишь на самом краю, как над пропастью.
— Что за чушь?!
— Мачеха сказала, что ты уйдешь скоро.
— Кто тебя ударил?
— Она.
Они стояли друг против друга посреди Матушкиной спальни. На стене висели замершие ходики, на приземистом комоде стояли склянки с лекарствами. В окно заглядывали вечерние сумерки.
Лика сделала шаг и прильнула щекой к его сердцу. Тын-тын-тын, как в кузнице. А если прислушаться и сложить вместе два сердца, то получится тын-бим-бим, тын-бим-бим.
Они стояли почти в темноте, где-то рядом играл с веником рыжий кот, которому еще так и не придумали имя.
— Давай его Кузей назовем, — шепнула девушка.
— Давай. Мы возьмем его с собой?
— Обязательно.
И это было согласием. Она согласна прыгать с ним в пропасть, переступать через последнюю черту, входить в Ворота новой жизни.
Поселок спал. Ни в одном доме не мерцал огонек. Дорогу через поле освещали звезды. Их космический свет отражали капельки росы на огромных лопухах, на стрелках осоки. Парень и девушка, взявшись за руки, по колено в траве и росе медленно шли к Воротам.
Покрытые зеленым мхом каменные створки показались неприступными. Сергей приложил ладонь к холодной шершавой поверхности. Ничего не произошло. Лика тоже подняла ладошку и прижала ее к Воротам. Ничего. Девушка и парень переглянулись. И тут из-за пазухи шахтерской куртки, из уютного человечьего тепла показалась рыжая мордочка. Сергей сжал лапу Кузьмы и тоже прикоснулся ею к холодному камню. И о чудо! Ворота раздвинулись, пропуская беженцев.
— Подожди, — Сергей вынул из кармана кристалл и бросил в росяную траву.
— Зачем?
— Не знаю. Отец же оставил зачем-то свою пуговку. Может, чтобы помнили.
Часть четвертая
Третий час оператор Петр, ответственный за встречу перебежчиков, рассказывал о стране, в которой им предстояло жить.
— К нам приходят от безысходности. От отчаяния. Но главное, сюда приходят те, кто готов изменить свою жизнь, те, кто готов на все, даже на прыжок в пропасть. Большинство людей живут, терпя. Они просто ждут перемен. Терпят и ждут. Ждут и терпят. Полная инфантильность и безынициативность. Борцов мало. Нам нужны только сильные люди, такие, которые не терпят и не ждут. Поэтому наша страна процветает. Имейте в виду, ворота работают только в одну сторону. Сюда всех, обратно никого. Стену построили давно, предтече называли ее нулевым меридианом. Здесь всегда то, что вы там называете завтра.
Беженцы переглянулись и улыбнулись друг другу.
— Ты была не права, — шепнул Сергей.
— Да, любимый, это мы там жили во вчера.
— Ну что ж, добро пожаловать в новую жизнь.