Раз в год
Перед Новым годом даже ведьме хочется глотнуть предновогоднего настроения. С кофейком, падающими снежинками и еловыми шариками вприглядку.
Кофе вкусный. Из чашки завитками течёт крепкий кофейный запах. Девочка за стойкой — как их там сейчас называют? — уговорила взять кусок пирога. Он лежит на блюдце и пахнет клубникой. Ведьма покосилась на него и чуть потянула носом. Клубникой и корицей. Ноготком оттолкнула блюдце.
Запаха вполне достаточно.
Замечательное кафе! Здесь свежей выпечкой, оранжевыми мандаринами и смолистой еловой веточкой. Здесь можно сесть спиной ко всем и смотреть на снег за окном и на прохожих, пробегающих по снегу и под снегом. Ну, и кофе хороший. Синие сумерки исподволь завладели городом. Окна и огни машин, фонари и реклама украшают дымчато-синий золотыми многоугольниками. Прохожие тёмными фигурами спешат мимо окна. Снег сыпется липкий и мокрый. Облепляет каждую веточку, каждый выступ на городской плотной застройке.
Хороший снег. Волшебный.
Ведьма обнимает чашку ладонями, греет пальцы. Кофейный аромат бодрит, почти как глоток горячей арабики. Ведьма жмурится от удовольствия.
Перед Новым годом ей позволено одно доброе дело.
Одно-единственное, но по-настоящему доброе. Раз в год и ведьма может совершить добро.
Вот и сидит она теперь, по сторонам поглядывает.
Новогодняя радость фольгой прикрывает обычные, неизбывные и каждодневные, горести. Ох и много же их! Не захлебнуться бы! И кофе горек, и новогодняя радость мишурой осыпается со скелета обыденной неустроенности.
Радость с закрытыми глазами. Радость вопреки.
Куда ни глянь. У каждого что-то есть, что болит и царапает, или распахнутой раной кровоточит не затыкаясь ничем.
Ну не хватит сил всем помочь! И нельзя помогать всем — рухнет мир под тяжестью такого "добра".
И не всё подвластно ведьмам, очень не всё.
А многие проблемы невозможно решить одним-единственным добром. Многие проблемы системны. У них нет одной причины, у них причин с пол десятка. И все не убрать.
Вот и выбирает ведьма того, кому она помочь сможет среди тех, кому её помощь нужна.
В стекле отражается весь зал. Вот она, девочка за стойкой, тоже отражается. Бог его знает, как она сейчас называется. Незлая, милая, очаровательно-молоденькая. Ведьма потянулась к ней через взгляд: "Ну-ка, расскажи мне, детка, чего тебе хочется?"
Ей хочется идти домой под снегом. Выключить свет в пустом зале, звякая ключами, пройти через гулкий зал и запереть двери. Посмотреть на тёмные большие стёкла и задрать лицо к небу, навстречу снежинками. Будто небо целует ресницы и веки. Снежинками ли, звёздами ли? Идти под снегом и прийти домой. Включить лампу и погладить соскучившегося кота.
Ведьма улыбается.
Накидывает на плечи пальто, укутывается большим шарфом, потом ждёт, пока девочка заметит её. Просит мятных конфет и дарит мятную веточку.
— На счастье...
Через стекло видно, как девушка покрутила в пальцах пушистый стебелёк и сунула его под фартук.
Хорошо. Теперь никто не тронет любительницу гулять под снегом ночами.
Ведьма бредёт по тротуару, загребая пуховый снег башмаками. У ведьмы большая сумка наискосок через грудь и большие карманы, в которые так удобно прятать руки и всякие заклятия.
Нет-нет, это маленькое пожелание удачи, не более того! Какое же это добро? Так, мелочь! Вроде придержанной двери в метро.
Прохожих много. Кто к метро, кто на автобус — спешат.
Вот мама с коляской. Тяжело ей катить её по снегу. А в голове — целая круговерть. Обед, посуда, пол. Поликлиника, накупать малыша, купить завтра подгузники. Кошке корма. Собрать стирку. Пыль на верхней полке. Погладить...
Ведьма морщится. "Чего хочешь ты? Ты, сама?" Вот оно. Новый год с мужем и близкими друзьями. Болтать за накрытым нарядным столом, в платье и с причёской. А потом пойти гулять. По снегу и поздравлять всех встречных с Новым годом! И пусть платью уже пара лет и на следующий день в шесть варить кашу дочке. Смотреть, как любимые разворачивают подарки. Внимания мужа и праздника — вот чего хочется. А ещё где-то там, ещё глубже, так глубоко, что спрятано почти навсегда — мечта поступить на заветную специальность.
Хмурится ведьма. Подарить просто так? Выкинет ведь... Когда поравнялись, с улыбкой протягивает визитку с маленькой ёлочной игрушкой — фетровая мордочка лисички. Мамочка проходит мимо, даже чуть вильнув в сторону. Ведьма опускает визитку.
Что ж... И так бывает.
Мама вдруг останавливает коляску и оборачивается, тянет руку. Ведьма снова улыбается и лисичка уезжает вместе с коляской и с капелькой решимости.
Всё будет, если эта мамочка решится.
Нет-нет, это не добро. Это так, амулет на счастье. Для неё счастье — капля решимости. Это всё равно, что улыбнуться кассиру и сказать "спасибо" за работу.
Потом была усталая женщина, желавшая только здоровья сыну. Она поглядывала на пробегавших мимо парней и видела, как её мальчик тоже вот так вот побежит однажды. Если найдутся деньги на операцию. Ведьма нахмурилась. Есть фонд и есть врач, которые сотрудничают и проводят подобные операции.
Ведьма достала из глубины кармана телефон, у женщины в сумке мяукнуло. Она вынула, всмотрелась в светящийся экран, нахмурилась, вчиталась ещё. И сразу заспешила.
И это тоже не добро. Так, хорошо сделанная работа.
Дети. У кого в коляске, у кого за тридевять земель. Пока малы, дети чувствуют чудеса. И добро тоже настоящее понимают нутром. Мало кто сохраняет это, вырастая. Научить надо. А кто сохранил — тот чуть-чуть не человек.
А вот если научить видеть — то ведьма получится. Или ещё какая нечисть.
Помстилось ведьме: маленькая девчонка вприпрыжку скачет рядом с ней, под снегом и по снегу.
Ведьма прислонилась к ограде. Ажурная, высокая. Старая. Ведьма помнила, как её ставили. Когда это было? Лет... 150 тому назад... 150? Надо же...
А может, и пора бы уже? Ученика взять? "Часики-то тикают" — фыркнула сама на себя.
Вечер пропадал. Никому не нужна тут ведьма с её колдовством.
Мимо проходили люди. Много людей. Но настоящих желаний у них не было. Почти всё сводилось к деньгам.
К деньгам или сексу. Квартиру. Авто. Новый телефон. Приставку. Куртку. Сумку. Живую ёлку.
Ёлку? Ведьма было нахмурилась, а потом решила — сам найдёт, не маленький.
И опять поток денежных хотелок.
Новогоднее настроение улетучивалось. Как кофейный парок над чашкой — развеивалось.
Миру не нужна доброта. Миру нужны деньги.
Вместо снега сыпался мелкий, противный дождь. Пальто намокало, волосы уже висели отдельными кудряшками, а не лежали волной.
Ведьма подняла лицо к дождинкам. Может быть, я просто забыла, что такое "добро"? Я, злая ведьма?
Раз в год ведьме можно сделать по-настоящему доброе дело. Одно-единственное. Только для того, чтобы не забывать, что есть зло, что есть добро. Если ты не знаешь зла, не сумеешь творить добра. Если ты не умеешь отличить настоящую доброту, то не сумеешь распознать и зла.
Все человеческие желания, услышанные сегодня, не казались ведьме по-настоящему добрыми.
Под дождём где-то орала кошка. Тонко, безутешно и во всю глотку. Ведьма пошла на голос. Дверь в подвал ниже уровня асфальта. Вокруг — чтобы никто не свалился — остатки кирпичных стен. И вот там застряла маленькая кошка. Белая, с рыжими и серыми пятнами.
Кошачий ребёнок безутешно плакал на своём кошачьем языке. Промокший насквозь, тоненько и громко вскрикивал даже когда его уже вытащили из той дыры, в которой он застрял.
Ведьма подняла его перед собой на ладони. Мелкий, жалкий. Да ещё и трёхцветный. Куда ведьме такой кот? Она поморщила и подула на него. Тёплое дыхание согрело кошачью шёрстку и даже высушило.
Потом ведьма сунула котёнка в большой карман своего пальто.
Интересно, добро ли это? И добро, сделанное котёнку — считается ли добром?
Ведьма свернула в тёмную арку. Прошла мимо мусорных баков, мимо старого каштана и спустилась по лесенке мимо большой клумбы с мальвами. Летом тут цвели мальвы. Красные, малиновые, розовые. Много-много. Нежные их граммофончики казались чудом среди пыли и асфальта.
Фонари тут горели через один. Ветер качал голые ветки тополей и лип, стряхивал с них белую пуховку снега. Ведьма искала место потемнее.
Если спуститься вон в ту арку в длинном доме, вполне можно...
Сзади кто-то пыхтел. Тяжело отдуваясь, шаркал по асфальту и снежной хляби под ногами.
Ведьма шагнула в сторону и повела ладонью, отводя глаза топотуну.
— Ну не прячься, милая! — басовитый добрый говор мягко укорял нерадивую, — Чего напугалась-то?
— Не напугалась, — ведьма встала, как была, перед давним знакомцем.
— Верю, верю. Как себя вела весь год? Порадуешь ли дедушку?
Ведьма ухмыльнулась:
— Знаешь ведь сам, а, дед?
— Знаю, милая, знаю. И знаю, чего тебе хочется.
Дед помолчал, рукавицами похлопал. Среди дождя снеговые хлопья появились. Там, сям. Вот и снова снег повалил. Тяжёлый, липкий.
— Добра хотят все. Понемногу. Вот, — он повёл рукавицей, — снежку вечером за окном. Огоньков цветных на ёлке. Мандаринку да объятий, да смеха радостного.
Ведьма злится, губы кусает:
— Дед, это твоя вотчина. Мне, что ли, с тобой на пару снег творить? Я вот дождь могу для этих... потребителей!
Топнула башмаком — опять дождь.
— Ишь ты, да крупны й какой! — Дед хлопнул варежками и погрозил: — А ну-ка, нечисть, не балуй мне тут!
У ведьмы глаза горят, а волосы волной поднялись — от злости ярой высохли.
— Злая ты. Оттого и не умеешь добро делать. Даже раз в год не умеешь.
— Не так, старый. Не так. Да и с чего мне доброй быть, ведьма я.
Теперь уже Дед притопнул валенком:
— Не спорь со старшим, девонька!
— Не досуг мне с тобой, старый, тут болтать. Твоё добро давным-давно уже не настоящее. Покупное. Даришь то, чего они просят. А они не умеют просить о настоящем. Им подавай то, что они в магазине видели.
Сказала так, и задумалась: "Значит, искать надо у тех, кто не просит?"
— Прощай, Дед! — щёлкнула каблуками, свистнула, помело подзывая, да и взвилась в воздух.
— А ну-ка стой! Слазь с веника! Они не знают, чего хотят. Не знают, что им на самом деле нужно. Хотя бы радости ищут. Проще всего радость приносят вещи. Игрушки всякие, вот и получается. А я им радость и дарю. Вот так, как просят — так и дарю. Многие понимают потом. Сами научаются радость дарить, а даря, обретают и себе. Ты-то, ведьма, и то не понимаешь, чего хочешь. А они люди. Им многого не видно.
Ведьма стоит, башмаки свои рассматривает.
— Не понимаешь, девонька. Тебе-то уже годиков-то сколько? Под сотню, поди, а не понимаешь.
— Понимаю! — жжёт ведьма глазами, могла бы — дыру б прожгла, — Знать хочу, что добро есть. И что могу настоящее добро делать, а не только в карты глядеть, да советы с амулетами раздавать.
— Да погоди ты...
Оглядывается Дед, по сторонам головой вертит.
— Ага. Пойдём. Пешком пойдём, по-человечьи. Убери-ка помело, убери. Ты ж кого попало не возьмёшь, тебе ж только оддаденого надо... Да что б с огоньком вашим, ведьмовским...
— Так-так-так... — бормочет Дед, ощупывая железную дверь с домофоном, — Ишь, понаставили чего! Ну-ка, милая! Давай пройдём!
Можно пройти сквозь дверь. Но это тяжело. И Дед тяжёлый с точки зрения магии. Может и не пролезть.
Ведьма вдумалась в домофон? и ему показалось, что кто-то открывает его ключом. Дед буркнул, проходя в открытую дверь:
— Эвона как, а я думал, насквозь пройдём.
Ведьма фыркает и смеётся:
— Тяжёлый ты, Дед, чтоб насквозь ходить!
Неуютный подъезд. Бетонные ступени, запах кошек и гнилого мусора. Чумазые окошки.
— Ай-ай-ай, — качает головой Дед, останавливается возле двери на четвёртом этаже.
Дверь тоже металлическая, но с торчащими наружу сварными швами. Выглядит, как самоделка.
* * *
Перед дверью Дед критически оглядел ведьму, сокрушённо покачал головой:
— Так не пойдёт!
Мгновенно, роскошным жестом фокусника, вытащил из рукавицы посох и стукнул набалдашником ведьму. Прямо по макушке.
Ведьма не айкнула, уставилась на Деда и шагнула к нему с таким лицом, что Дед закрылся посохом:
— Э, не балуй! Ты теперь внучка моя, Снегурочка. А то ведь... сама понимаешь...
Ведьма фырнула, откинула белую косу назад:
— Я бы могла и глаза отвести...
Вздохнула, поправляя нелепую голубенькую шапку в звёздах-снежинках:
— Настоящая-то где?
— В декрете.
— А?
— Замуж, говорю, вышла.
Ведьма было ухмыльнулась, но вид у Деда больно уж суров. Сурово вдавил кнопку звонка, будто раздавливал кого-то.
— Чего ты меня сюда привёл?
— Смотри. Их настоящее смотри, их будущее смотри. Сама всё решишь.
* * *
Ведьма водила хоровод с мелкими. Их оказалось четверо. И ещё двое старших сидели на диване и шептались, хихикали.
Потом Дед подключился:
— А кто знает мою любимую песенку?
— Про ё-ё-лачку! — запрыгали, загалдели радостно.
Морозный волшебник рассмеялся басовито:
— Её, её, ребятки!
А сам на ведьму зыркает: мол, гляди давай!
Да что тут смотреть! Взрослые уже наотмечались. Вон он, папаша, стоит, косяк спиной держит. На кухне ещё взрослые. Ушли, чтобы деду не мешать. Ребятни много. Светленькие брат с сестрой — в гостях. И одна из старших девочек тоже в гости зашла. У них там, позади, всё в относительном порядке. Ну, бывает, мать рявкает, бывает, чего-то хочется, чего родители не могут. Светленько всё.
Ведьма полезла глубже. И тут же замерещилось что-то большое, тёмное, накрывающее с головой.
Кто? Кто?!
Девчонка. Смеётся, как и все. "Трусишка зайка серенький..." — со всеми вместе выводит. И одета не хуже других. Вроде бы.
Хотя видно, что платьице зашитое, бант в волосах криво прилепили — сестра, что на диване с подружкой шепчется, заплетала. А взгляд-то у сестры... Подросток прямо смотрит, в глаза "аниматору". Жёстко, с ухмылкой. Мол, знаю я тебя, тётка. Сейчас выйдешь, закуришь, и дальше по квартирам чёс делать.
Через этот-то недоброй взгляд ведьма и пролезла в головку всезнайки. Ой, сколько же тут всего!
Что девчонка нелюбимая да не родная. Уходил папаня налево, да померла "разлучница". А это её дитя, до папани ещё нагуляное.
Никому не нужна. Мешается только, да от людей стыдно, потому в детдом и не сдали.
Придушить Деда! Нашла его глазами, тот понял:
— Детишки! А ну в жмурки-салочки! Только глаза чур завязать да не подглядывать! Кто у вас тут самый ловкий?
— Дед, ты зачем меня сюда притащил?
— Будущее смотри. Убьёт он девчонку и сядет, и этих по миру пустит, босых да голодных. Забери её! И остальные счастливы будут, и ты добро настоящее сделаешь.
И ученицу получишь. Первая у тебя будет.
Ведьма оглянулась. Чернявая, тощая, коленки торчат шариками. А сила... Есть. Горит огоньком там, под рёбрами.
Оглянулась ведьма на свою жизнь. Плотно там всё, уютненько. Не помещается туда ребёнок. Котёнок ещё влезет, а вот ребёнок — уже нет. Постарше бы кого, да и не сейчас.
— Не готова я, Дед, столько отдать. Это большой кусок моей жизни — отдать.
Осерчал дедушка, борода у него потемнела:
— Кусок, говоришь? А что ж ты, нечисть, людей-то тогда судишь? Какие они тебе не такие, а у каждого минус кусок, а то и два, а то и шесть. Хорошо тебе судить да рядить о добре правильном...
Чуть не плевался Дед.
Девчонка с кривым бантиком смеялась вместе со всеми. Стихи читала, юбчонку комкая: "Были бы у ёлочки ножки..."
Потом опять хоровод и подарки. В хороводе все старались со Снегурочкой рядом встать, но девчонка вцепилась в белую перчатку — отвоевала место.
Шла да поглядывала всё на высокую, в серебряных звёздах, настоящую Снегурочку.
А "Снегурочка" думала: "Не хочу. Не хочу!! Рано мне ещё!"
Папаша расплачивался в тёмном коридоре отмуслякивал бумажки, чуть покачиваясь:
— Чо, дед, выпьешь на посошок?
— Нет, мил человек! Не обижайся! Мне ещё детишек радовать, нельзя мне.
В комнате радовались подаркам. Ведьма оглянулась туда и в дверях увидела ту девчонку. Тёмное уже обнимало её за шею. Крепко так. Девчонка ковыряла пальцем краску на двери. Бантик подрагивал.
Ведьма взглянула на папашу, и увидела, как тот будет убивать.
— Пойдём покурим? А то этот у меня некурящий...
— Ва-аль, я курить!
Спустились к подъездному окну. Ведьма затянулась, выдохнула дым через щёлку губ.
— Все твои? Дети-то?
— Не. Какие мои, какие в гостях.
— Тяжело, наверно.
— Дык. А тебе-то чего? — смотрит подозрительно.
— Школа у меня. Интернат. Для способных детей. Закрытая, не для каждого.
— Врёшь.
— Вру. Лизка твоя мне глянулась. Отдай! В замен отплачу — ни дня не пожалеешь ни ты, ни семья твоя.
— А ты кто?
— А неважно. Ну?..
— Не, а вдруг ты её... того, на органы.
— А тебе-то что?
* * *
Через полчаса из подъезда вышли Дед Мороз и Снегурочка. Снегурочка на руках несла маленькую девочку в накинутой на плечи куртке. Из-под куртки торчали голые ноги.
— Заглядывай к нам, Дед!
— Загляну, милая, загляну. Вот в Ночь свою и загляну, — Дед смеётся.
— Через три дня, значит?
— Значит, через три. Ну, бывай, нечисть! У меня тут ещё адреса есть.
Посмотрел долго:
— Изменились вы, ведьмы.
Разошлись, но Дед вдруг оглянулся:
— Как ты его уговорила?
— Показала будущее. Оба показала.
* * *
На помеле в зимнем пальто не слишком-то удобно. А с ребёнком за пазухой — так и вообще думать пришлось, как разместиться.
Ведьма привязала девочку к себе шарфом и застегнула пальто за её спиной. Получилось, как в слинге. Тяжеловато, но вполне терпимо и тепло.
— Сиди ровно, а то свалимся.
— Ты шутишь, тётя?
— Шучу, конечно. Глаза закрой!
Ведьма щёлкнула каблуком и почти отвесно взлетела.
Сияющий разноцветными огнями город сам казался новогодней игрушкой.
Где-то там бродит настоящий Дед Мороз с его настоящими и странными подарками. Где-то там, внизу, живут люди, ищут радости и добра. Хотя сами не знают, что они его ищут.
Маленькая девочка Лиза станет ведьмой. Вот такие подарки.
А над городом снова сыпется снег. Лёгкий и пушистый, волшебный снег.
* * *
В домике пахнет лавандой, свежим бельём и булочками с ванилью. Девочка Лиза спит под мягким одеялом, пушистым, как облачко. Мокрые волосы спрятаны под косынку.
И где-то там, под волосами и косынкой, роятся сны.
Хорошие сны, цветные. Ведьма их чувствует, как огоньки гирлянды в темноте. Рядом, на одеяле, комочком спит кошка. Белая с рыжими и серыми пятнами. У кошки нет пока имени. Сама выберет, когда время придёт.
Ведьма в полутьме наряжает ёлку. Пахучую, смолистую. Пришлось постараться, чтобы старая искусственная ёлка казалась теперь живой и настоящей.
Перед Новым годом даже ведьме хочется глотнуть новогоднего настроения. Особенно, когда есть, с кем его разделить.
А добро... Да кто ж его знает-то, какое оно. И есть ли оно вообще? И в чём его меряют?