Форс-мажор

Год выдался удачным для Маки.

Сначала умер Ганс. За ним Фарадей. А потом и Арчибальд. Фискальная контора "Хабара-хабр" теряла лучшие кадры.

Секретарь-машинистка Мадлен не замечала Маки, который то и дело носился с почтой и пончиками. Даже если он кипятил воду по её просьбе, красотка едва ли помнила, что в конторе предусмотрен некий мальчик.

Однако в феврале скончался бабник и балагур Ганс, таскавший для секретарши шоколад. Запасы Мадлен моментально иссякли. И в один прекрасный день, чуть-чуть опустив на переносице очки, она неуверенно позвала:

— Чаки?

— Маки, — поправил паренёк. И лишь потом сообразил, что произошло невероятное: секретарша снизошла до общения!

— Лаки?

Вообще, Маки терпеть не мог уменьшительных имён от своего гордого, старинного "Мэддокс". Но "Лаки" внезапно пришлось по душе. И он помчался в кондитерскую. А вернувшись, узнал, что его подняли на место учётчика. Правда, курьера взяли нерасторопного. Так что Маки время от времени бегал с почтой и кипятил воду.

В мае не стало асессора Фарадея. А через два дня, когда на место усопшего назначили его приятеля Арчибальда, Мадлен вдруг позвала:

— Лаки, дружок! — Её очки оказались на середине переносицы.

Лаки встал из-за стола и поклонился Мадлен. За последние месяцы он изменился. Потёртую курточку курьера сменил на тёмно-серый сюртук, стал носить белоснежные воротнички и манжеты. А светло-русые волосы начал зачёсывать на пробор.

— У тебя ведь день рождения скоро? — спросила Мадлен.

— Да, — кивнул Лаки. — Двадцать лет.

Секретарша стремительно допечатала и ушла в кабинет директора.

Вскоре она выпорхнула, положила на стол лист с печатью и улыбнулась ускользающей, мимолётной улыбкой.

Лаки остолбенел — столько внимания! Назвала дружком. Опустила очки до середины носика. Смотрела на Лаки целых три секунды! Спросила про день рождения… и улыбнулась!

Приказ гласил, что Лаки назначили младшим асессором с жалованием, вдвое превышавшим теперешнее. Воистину знаменательный день!

Конец августа выдался нервным. Ренар Каннингс, их директор, ругал всех подряд и каждый день вызывал старшего асессора Арчибальда Блума в кабинет. Тот вываливался оттуда с круглыми, ошалевшими глазами, сжимая в руках бархатную бордовую папку. Получить такую мечтал каждый в конторе — она означала высокий чин, огромное жалование и безмерный почёт. Асессор с такой папкой вхож в каждый дом. И если кто задерживает выплату налогов, то один вид папки может заставить выложить деньги вместе с пенями. А если нет — стоило только показать папку начальнику полиции. И тут же свора "гончих" ворвётся в жилище неплательщика и вытрясет долги!

Но Арчи, кажется, был не рад обладать ею. Выскочив из директорского кабинета, он орал на всю контору и драл курьера за чернявые кудри. Тревожно стало в "Хабара-Хабре".

Лаки исправно писал письма плательщикам. Те аккуратно вносили "средства", а на письма отвечали вежливо и корректно. В крайнем случае, после третьего напоминания. Всего ничего!

Близился сентябрь. На каждом углу торговали яблоками и грушами. В воздухе витали ароматы шарлоток. Деревья стояли зелёные, но листва их подсохла и шелестела не так, как раньше.

В выходной Лаки посадил деда в тележку и повёз за город.

— Лесище-то какой! — ворчал дед Битэн, когда Лаки толкал тележку по тропке. — Сказочный! Того и гляди, дриада защекочет и утащит под воду!

Лаки лишь головой качал. Дед путался и заговаривался. Видно, скоро останется юный Мэддокс Мак-Дави, по прозвищу Лаки, один-одинёшенек…

Сентябрь пролетел, поблескивая паутиной. Зарядили дожди, пожелтели и покраснели кленовые листья. Преставился Арчибальд Блум, злобный лысый хрыч. И никто по нему в конторе не горевал. Просто отметили птичкой в ведомости, как "убывшего".

— Маки Мак-Дави? — неуверенно спросила Мадлен, снимая очки.

Лаки встрепенулся. Она подошла к его столу и склонилась над младшим асессором, заглядывая в глаза.

— А пригласи-ка меня, Маки, в кондитерскую сегодня. На чашечку чего-нибудь с чем-нибудь.

Лаки ошалело кивнул. А кто бы не кивнул?

Спустя несколько минут Мадлен сообщила, что Лаки вызывает "сам".

Ренар Каннингс, человек о трёх подбородках, любил уют и удобство. Но не во всей конторе, а в пределах собственного кабинета. Здесь стояли пышнотелые кресла и диваны, свисали бархатные портьеры с длинными кистями. Шеф, как паук в паутине, притаился среди этого великолепия и внимательно изучал Лаки. А тот глядел куда угодно — на мебель, на внушительную люстру, даже на свои подрагивающие коленки! — лишь бы скрыть растерянный взгляд. Так они молчали, пока шеф не прогудел:

— Ладно, надеюсь, я в тебе не ошибся. — Он ткнул в Лаки пальцем, похожим на сардельку, и поинтересовался: — Мадлен еще не сказала?

Лаки сглотнул слюну и помотал головой. Ведь Каннингс явно имел в виду нечто иное, никак не приглашение в кондитерскую. Не по его же приказу Мадлен так ласкова с Лаки сегодня!

— Тогда поздравляю. — Шеф попробовал улыбнуться, но смотрелось это, словно он с натугой растаскивает массивные губы. — С сегодняшнего дня ты наш главный асессор.

Лаки нужно было срочно сесть. И он, несмотря на этикет, сделал это — прямо на ворсистый ковер.

— Ну-ну, парень! — промычал Каннингс. — Держи себя в руках.

Лаки подержал и уже через мгновение поднялся. Проследив за неуверенными движениями "главного асессора", Каннингс одобрительно хмыкнул:

— Молодчина. Думаю, у нас все получится. — Он тяжело выдохнул, снова пожевал губами, будто советовался с невидимкой, и добавил: — На тебя, дружок, вся надежда.

Лаки почувствовал, как один из глаз предательски зачесался. Слеза? Но какая честь! Сам Ренар Каннингс полагается на него! И Мадлен мечтает отведать с ним сладенького!

— Господин Каннингс, я оправдаю… — прошептал он сдавленно.

— Конечно, дружок, — проворковал шеф. — Но давай к делу. Как ты знаешь, в начале года нас ограбили.

Сказать по правде, Лаки не знал. Да и не положено было. Простой посыльный — принеси, подай, отвали. Однако ему хотелось показаться шефу с выгодной стороны. Мол, да, конечно в курсе всех неурядиц! Живу, можно сказать, жизнью "Хабара-Хабра"!

— Да, я слышал.

— Негодяи унесли много денег, — признался шеф, заговорщицки понизив голос. — Тебе за жизнь столько не встречалось. Да что там, за десять жизней не увидишь! Преступников, конечно, поймали. Но денег при них не оказалось.

Не то чтоб Лаки видел за свою жизнь много денег. Но представить десятикратное их количество он точно затруднялся. Поэтому, осознав всю серьезность поведанной тайны, он сказал абсолютно искренне:

— Мне так жаль! Что я могу сделать?

— Можешь, дружок, можешь, — поспешил успокоить его Каннингс. — Скоро конец года. Это для детишек Новый год — праздник. А для нас тяжелая веха. Надеюсь, ты понимаешь, что если мы не поправим дела, "Хабара-Хабру" грозит разорение?

А затем Каннингс сделал то, чего Лаки никак от него не ожидал: сморщил лицо и всхлипнул так, словно собирался пустить скупую директорскую слезу.

— Ты не представляешь, как тяжело, — голос Каннингса дрогнул. — Невыносимо видеть, как гибнет твое детище! Я создал контору с нуля. И теперь…теперь…

Шеф прикрыл глаза рукой и с шипением втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы. Лаки ожидал, что он добавит еще пару-тройку слов. Но Каннингс молчал, тяжело вздыхая и отфыркиваясь.

— Но что я могу, ведь вы меня только что… — не выдержал Лаки. — Собственноручно.

Шеф моментально убрал ладонь от лица — на веках ни слезинки! — и сказал:

— Наш последний шанс — Отто Форхандлер. Мерзавец должен нам денег. И если он раскошелится, все будет в ажуре. Но только быстро! Сегодня, сейчас, сию же секунду!

Душа Лаки радостно затрепетала:

— Конечно, — воскликнул он с готовностью, — я отправлю письмо с требованьем…

Каннингс оборвал его.

— Нет времени! Нужно действовать! Одна нога здесь…да чего там — обе ноги в зубы и вперед! — Он поманил Лаки пальцем, а когда тот приблизился, горячо прошептал: — Я верю в тебя, сынок! — И, не давая опомниться, сунул ему в руки тяжелую папку. — Вся информация здесь.

Лаки узнал папку — бархатная, цвета бордо. Та самая, которой чванился покойный Арчибальд Блум. И теперь она достается ему! Видимо, небеса, наконец, заметили его достоинства и отвалили от щедрот! Сейчас только к Форхандлеру за деньгами, а вечером с Мадлен в неизведанное. Во все тяжкие!

Лаки не заметил, как вывалился их кабинета и скатился по ступеням вниз, прижимая к груди заветную папку.

 

Улицы украсились первым снежком. Яркие осенние листья падали на побелевшую мостовую. Отчаянно торопясь, Лаки заскользил по ним и на ходу впрыгнул в паровой трамвай.

Выйдя из трамвая на улице Еловой, где и впрямь росли ёлки, Лаки увидел ряд одинаковых особняков. Пронёсся к номеру четырнадцатому, дёрнул за цепочку, услышав нежный перезвон, и замер.

Дверь открылась, и Лаки увидел высокого, статного господина в чёрном глухом сюртуке и узких брюках. Лаковые штиблеты так и сверкали, хотя солнце пряталось в тучах. Сверкал и чёрный бриллиант в галстучной булавке, которой господин заколол шейный платок. Лаки набрался смелости, улыбнулся и сказал:

— Доброго дня, я ищу господина Форхандлера!

Господин осмотрел Лаки и спросил, давая понять, что всех кого хотел, визитер уже нашел:

— С кем имею честь?

— Главный асессор "Хабара-Хабра" Маки… Мэддокс Мак-Дави, — ничуть не смущаясь холодностью приёма, сказал Лаки.

— Хм… Помнится, в "Хабаре" был какой-то асессор… Блум? Я просил его передать начальству, чтобы меня не беспокоили.

— Изволите взглянуть? — И Лаки протянул ему письмо о задолженности.

— Коллекторы, — с непередаваемым презрением сообщил Форхандлер, — имеют наглость быть назойливыми. Но чтоб посылать юнцов!

И он снова смерил взглядом молодого асессора, теперь уже от башмаков до сияющих голубых глаз.

— Когда сможете уплатить? — не сдавался Лаки. — Хорошо бы на этой неделе. Очень обяжете!

Отто некоторое время молчал. Казалось, он настолько удивлен, что просто отказывался верить. Наконец он озадаченно хмыкнул и, легонько ткнув Лаки пальцем в грудь, спросил:

— И что, ты взял и просто заявился ко мне, да? Совсем не боишься?

Лаки смущенно опустил взгляд, но, вспомнив печальные глаза шефа и заинтересованные — Мадлен, собрался и выпалил:

— Боюсь я или нет — не имеет значения! Значение имеет, что департамент налогов обязал вас оплатить…

Форхандлер разочарованно вздохнул, пробормотал что-то вроде "как знаешь" и захлопнул дверь перед носом Лаки.

 

Хорошее настроение не так-то просто испортить. Но когда на тебя наорут за невыполненное задание, да еще пригрозят увольнением, да откажут в свидании — настроение гарантированно ухудшится. С Лаки все случилось именно в таком порядке. Мадлен довершила разгром, сказав веско: "Удача и женщины любят решительных".

Лаки прибрёл домой, когда окончательно свечерело. Старик Битэн встретил его шаркающими шагами, кашлем и жидким овсяным супом. Лаки хлебал безразлично, не чувствуя вкуса.

— Плохо кушаешь, — огорчился дед. — Слышал я про девочку, она плохо кушала! Так унесла её нелёгкая к самой Снежной Деве. Пошёл её парень выручать, да плохо это кончилось.

— Ты спутал, — грустно улыбнулся Лаки. — Там всё кончилось хорошо.

Он ушёл к себе в комнату и раскрыл папку с делом Форхандлера. Парень давно отругал себя, что не сделал этого до визита на Еловую улицу. Наглость и самоуверенность лощеного типа с черным бриллиантом вызывали бешенство. Но не это главное — тип стоял между Лаки и его успехом на новом поприще! А значит, нужно найти слабое место господина Отто, и как можно скорее.

Начиналось дело расчетами, которые были для Лаки темным лесом. Он остановился на обрывавшем цифры описании. В нем значилось: "Господин О. Форхандлер. Род занятий — оказание услуг организациям и частным лицам. Подлежит налогообложению за семилетний период. Процентная ставка — тридцать, за вычетом расходов на ведение отчетности". В графе "Срок последней уплаты" стоял прочерк. О. Форхандлер не платил налоги семь лет! Как такое могло быть? Что за птица? И что за услуги?

Пробежав введение, Лаки отшвырнул папку и выругался:

— Мутный же ты тип, чёртов Отто!

В это время дверь скрипнула, и через порог с кряхтением перешагнул дед Битэн. Опираясь на палку, но все равно пошатываясь, он с напускной веселостью прошамкал:

— Ты, внучок, не обижайся на людей. А если кто обидит, так я слышал, что был когда-то джинн. А у него хозяин. И на кого хозяин укажет, тому джинн голову и отрубал.

Лаки от злости скрипнул зубами:

— Дед, джиннам нельзя убивать!

Когда дед скрылся за дверью, Лаки бросил взгляд на злосчастную папку. Та лежала, раскрытая на последней странице. А на ней крупными буквами было выведено: "Дело ведется главным асессором Гансом Груббером". Имя было перечеркнуто. И на его месте значилось другим почерком: "Фарадеем Будро". Последняя редакция гласила, что делом занимался Арчибальд Блум.

И тут Лаки осенило. Трое главных асессоров, все впоследствии усопшие! Не иначе их сгубила эта папка! Хотя… что может папка? Сгубил их Отто Форхандлер!

 

Лёг спать Лаки рано, укрылся с головой, но уснуть не мог. Часы тикали на столе, пока не пробили полночь. В спальне вдруг стало холодно, запахло то ли лилиями, то ли тленом. Лаки, дрожа, вылез из-под одеяла и обмер. А кто б не обмер! Ведь женщины в его комнате по ночам были редкостью. А тут…

Невысокая, но от этого не менее привлекательная дама в чёрном платье с белым кружевным воротничком. Немолода, но по причине безупречной ухоженности очаровательно прекрасна! На груди у незнакомки мерно поднимались и опускались в такт дыханию огромные часы на цепочке. Женщина молчала и испытывающе смотрела на Лаки.

— Д-доброй ночи, — прошептал паренек. — А вы к кому?

Дама села на краешек стула, постучала по столу тонкими пальцами в кружевных белых митенках. Звук получился как будто костяной.

— К тебе, Маки Мак-Дави. Пришла весточку передать от одного нашего общего знакомого.

Дама показала ему часы.

— Смотри! — И Лаки увидел, что минутная стрелка очень похожа на него. — Если ты станешь перечить Отто Форхандлеру, достаточно будет одного его слова, чтобы ты сошёл в дом Элимы Тод. — Она помолчала, а затем добавила с нехорошей, кривой улыбкой: — В мой дом.

Минутная стрелка резко скакнула. Лаки подпрыгнул вслед за ней и нервно икнул.

— Ты умный мальчик, — ласково сказала Элима Тод. — Качественный продукт, и я найду для тебя местечко… но позже. — Она поводила пальцем из стороны в сторону. — Не сокращай жизнь ради чужих денег, Маки Мак-Дави. В наших с Отто делах возвраты крайне редки. Мёртвым известно многое. Всезнание — одно из положительных сторон смерти. Но, увы, мертвые молчат.

Последние слова Лаки понял не до конца. Но уточнять не стал — ему и без того было боязно.

— Я не понимаю… — выдавил он.

Тут лицо гостьи перекосилось, из холодно-прекрасного став отвратительным и пугающим. А тело ее стало угловатым, зловеще скрючилось и напряглось, будто изготовилось к прыжку.

— Забудь дорогу в дом Отто! — прошипела Элима Тод. — Твое счастье, ты ему приглянулся, и он дал тебе шанс. Второго не будет!

Лаки почувствовал, как кожа на спине покрылась мурашками. Да какие мурашки — там катил свои волны мировой океан, подгоняемый ударами взбесившегося сердца паренька.

— А… а что будет, если не соглашусь? — Голос Лаки сорвался на сип. — Что тогда?

— Тогда… все! — прошептала Элима Тод. И ощерилась. Не улыбнулась, а именно ощерилась. Потому что лицо ее, совсем недавно свежее и привлекательное, сменилось зловещим оскалом иссохшего черепа.

 

Еще до исчезновения гостьи Лаки успел шмыгнуть под кровать и закрыть голову руками. И не мудрено, а кто бы не шмыгнул! Ведь только что у него дома расхаживала Старуха с косой собственной персоной! Пусть молодая, в самом соку, но старуха и с косой!

Лаки лежал под кроватью, пока не замёрз, а потом выполз, огляделся и кинулся к бархатной папке. Если и существовали ответы на его вопросы, то только в ней!

Где-то здесь… в конце… да, вот они! Лаки извлёк из папки несколько клочков бумаги, разложил на столе, повертел так и сяк, пока не сложилось хоть какое-то подобие связного текста. "Согласно до..… нанимается… обеспечивает уход вышеознач… второго ли…" Ого! Кто же его обеспечивает? Ага, вот подходящий кусочек: "О. …андлер". Отто Форхандлер, не иначе!

Каждое новое слово проливало свет на происходящее. По всему выходило, что Фархандлер обеспечивал кому-то уход за деньги. Какой уход?! Скорее всего, не "какой", а "куда"? Визит этой, как ее… Элимы Тод ясно намекал, в какую даль они с господином Отто спроваживали "вторых лиц". Наверняка, туда же они отправили троих асессоров из "Хабара-Хабра". И туда же отправят Лаки, если станет обузой!

Лаки сглотнул ставшую вдруг солоновато-горькой слюну. И как ему поступить? С одной стороны — жить хотелось. С другой… хотелось жить и с другой стороны! Но ведь тогда конец карьере. И "Хабара-Хабру" заодно. Эх, если бы украденные деньги нашлись!!! Но кто знает, где они? Как заверила Элима Тод, мертвые знают многое. Знают, это да. Вот только не скажут.

Остатки договора сплелись в предложение: "П. 14. Форс-мажор. В связи с возникновением обстоятельств непреодолимой силы, а именно спланированного суицида второго лица…Исполнитель отказывается от обязательств… Возврат клиенту средств с …ледующим воскрешением …"

Вот! Вот же оно! Значит, какой-то хитрец пытался воспользоваться услугой Форхандлера! Подстроил собственную смерть. Уж какие причины были у него, неважно. Но, видимо, узнав все обстоятельства, Элима Тод отказалась и вернула "второе лицо" к жизни!

Некоторое время Лаки взвешивал возможные варианты. Перебрав все, он понял, что выход у него есть. Но такой выход, что и входа не нужно! Решиться на безумие… Или отступиться, вылететь за дверь "Хабара-Хабра". Отчего-то ему вспомнилось тоскливое лицо директора, попавшего в безвыходное положение. Старик взял на работу Лаки, когда у того не было средств к существованию. И теперь ему осталось только наблюдать, как контора катится в тартарары.

И Мадлен! "Удача и женщины любят решительных". Вот же гадство!

Нет уж! Если все нужно поставить на кон, Лаки в деле! Во все тяжкие!

Он схватил с полки шкатулку, стремительно пересчитал накопления. Слишком скромной показалась ему сумма — вряд ли Отто позарится на такие деньги.

— Дед! — заголосил Лаки, кидаясь в комнату старика Битэна. — Дедушка, помоги! Вопрос жизни и смерти! Нужны твои деньги.

— Гробовые? — спросил дед с кровати, не открывая глаз.

Лаки вздрогнул от его слов. Но, отбросив мрачные мысли, сказал решительно:

— Гробовые так гробовые.

А затем, сжав деньги в потных кулаках, побежал в контору. Гербовая бумага и два конверта с печатями — вот что ему было нужно. И ещё, пожалуй, курьер.

 

Все, что Лаки помнил — лицо Элимы Тод, ее кривую улыбку. А потом холодный поцелуй в лоб. Душа его затрепетала, а затем стала терять силу. Угасать, словно огонек свечи, накрытой стеклянной колбой. В конце концов, душа нырнула в пустоту небытия. За эти короткие мгновения Лаки успел миллион раз пожалеть о своем решении. Но менять что-либо было поздно.

Старуха с косой не обманула. Он вдруг понял, что знает многое из того, о чем и помышлять не мог. Нет, далеко не все в мире. Лишь то, что касалось его непосредственно. Например, он знал, что Мадлен бреет ноги дважды в неделю. Причем в последние два месяца делает это тупой бритвой с зеленой ручкой. Бреет и ругается, завывая от порезов. Или что дед Битэн каждый вечер мысленно прощается с ним. А наутро делает вид, что ничего не произошло. Что его предшественник Арчибальд боялся огня. И что директор "Хабара-Хабра" болезненно увлекается скачками паровых собак. И еще многое…

Одно из знаний пришло, как отрывок пьесы на сцене механического театра. Лаки увидел, как господин Каннингс разговаривал с тремя незнакомыми Мак-Дави типами. А один из них, выпучив глаза, спросил директора:

— А зачем нам красть сейф, если он пуст?

Второй подпихнул его локтем в бок и, по-дурацки хохотнув, ответил за Каннингса:

— Все уже украдено до нас!

Тогда Лаки понял, что похищенных денег ему не найти.

И самое главное — нужно возвращаться! Он должен вернуть деду гробовые.

 

Лаки наслаждался безнаказанностью. Ведь кто накажет призрака?! Он в который раз проник в кабинет Форхандлера. Там смахнул с полочки книги, вылил на пол чернила и загнал в фиолетовую лужу кошку. Кошка принялась вытирать лапки о стопку бумаг на столе. Затем Лаки с шипением втянулся под дверь соседней комнаты — приёмной, где Форхандлер сидел с клиентом.

Клиент, услышав шипение, вздрогнул. Отто подсунул ему бумаги.

— Извольте расписаться, — сказал он.

— Это является гарантией, что моя тёща умрёт в понедельник?

— Пишите, — снисходительно бросил Форхандлер.

— ПишЫЫЫти! — взвыл Лаки над самым ухом клиента.

Тот испуганно подскочил:

— Что это? Кто здесь?!

Господин Отто — и тот вздрогнул. В отличие от остальных, Форхандлер видел Лаки — на то он и торговец смертью!

— Фа-а-рхандлер меня прикончил! — затянул Мак-Дави заунывно. — С твоей тёщей то же самое будет. Над ухом станет брюзжать. Вечно!

И он сделал круг под потолком, качая люстру.

— Убирайся! Я священника вызову! — крикнул Отто.

Лаки спрятался за занавеской, изрыгая стоны и проклятия. Клиент сбежал, забыв заплатить и подписать договор.

Следующей клиенткой была пожилая дама, одышливая и дрожащая.

Тут уж Лаки расстарался. Он метнулся к зеркалу на стене и стал кривляться. Дама взглянула туда и увидела себя — в чём мать родила, да ещё с искажённым лицом и дырами вместо глаз. Отшатнувшись, она села на хрупкий столик и сломала его. Дрожащей рукой клиентка ударила Форхандлера по лицу и выскочила за дверь.

Господин Отто в ярости схватился за телефон.

— Соедините с городской церковью! Да! Форхандлер! Позовите патера Аврелия! Патер! Нужна помощь!

— Не помогайте ему! Он гад! — крикнул в трубку Лаки. — Он маленьких детей жрет!

Примчавшийся на паромобиле патер Аврелий долго носился по дому Форхандлера со свечами, крестами и молитвенником. Кидался солью — попал кошке в глаз, отчего несчастная впилась когтями в ногу Отто.

Лаки демонически хохотал, звонко шлёпал священника по лысине и пел непристойные куплеты про церковников и бесов. Задувал свечи, грозясь засунуть их патеру в уши и тем самым лишить слуха. Швырялся святыми дарами. А когда священник извлёк распылитель святого пара, Лаки зажал трубку, и струя ошпарила Аврелию нос. На этом патер не выдержал и удрал.

— Ого-го, эге-гей! Здохни-Отто-поскорей! — пропел Лаки Форхандлеру нескладушку собственного сочинения и ускользнул на чердак.

Наутро Форхандлер нервно пил воду с валерианой и отказался от кофе. Потом принимали клиентов — трое ушли совсем, четвёртый позвал полицейского. Дом Форхандлера стал походить на живописные развалины.

В конце концов, торговец смертью плюхнулся в кресло и устало спросил:

— Не понимаю, чего ты добиваешься?

Лаки было ясно, что тот прекрасно все понимает. Но дает ему право сделать первый ход.

— Я послал вам письмо якобы от Каннингса с заказом на самого себя и деньги, так?

Господин Отто махнув в воздухе рукой, делая знак продолжать.

— Вы согласились, и госпожа Элима выполнила поручение, — упомянув Смерть, Лаки на мгновение запнулся. Однако, сообразив, что терять нечего, продолжил: — А потом пришло еще одно письмо. И вы узнали, что это я заказал себя. А значит, налицо форс-мажор: я совершил суицид. Так что давайте, возвращайте мне деньги и жизнь!

Форхандлер устало усмехнулся:

— А ты хорошо осведомлен. Да, мы обязаны вернуть тебе жизнь. Но кто сказал, что это нельзя сделать лет этак через десять, а? Или двадцать? Ведь сроки в договорах не прописаны.

Лаки закипал от злости, но, переборов себя, ответил безразличным тоном:

— Тогда валяйте, ведите своих следующих работодателей! Кто сказал, что я не смогу забавляться с ними лет этак десять? Или двадцать, а? И кошку еще одну заведите, эта скоро кончится!

В это время в кабинете неслышно возникла Элима Тод. Она проплыла над полом и мягко опустилась Форхандлеру на колени. В ее присутствии оба — и человек, и призрак — умолкли, словно нашкодившие дети.

— Отто, милый, — проворковала она, — у меня предложение.

— Милый?! — удивленно воскликнул Лаки.

Смерть повернулась к нему и, подмигнув, спросила:

— Что тебя смущает? Да, мы с Отто обручены. Поэтому, собственно, я и выполняю его прихоти.

Лаки смущало все. Человек и Смерть устроили маленький бизнес — куда ни шло! Но чтобы обручиться…

— Ты говорила что-то о предложении, — перебил ее Форхандлер.

Элима игриво щелкнула пальцем по кончику его носа:

— Я думаю, тебе не помешало бы меньше работать и больше времени проводить со мной.

Форхандлер слегка покраснел и кивнул в сторону Лаки:

— Не при этом же…

Но смерть, не обращая внимания, продолжила:

— Я бы могла возвратить паренька. Тем более, как это… — Она с трудом подобрала слово: — Тем более, форс-мажор и все равно придется. Закон есть закон. Его даже я не могу нарушить. А ты бы взял беднягу в подмастерья. Мальчонка-то с головой.

Лаки понимал, что в этот момент решалась его судьба. Но знал также, что ни одно из его слов не сможет изменить ход вещей. Все, что мог, он уже сделал. Поставил на мелкую карту против туза. Даже против двух. Вот только проиграл или выиграл? Когда играешь на жизнь — ничьих не бывает.

— Хорошо, — наконец процедил сквозь зубы Форхандлер. — Хоть избавлюсь от выходок этого засранца. — Он надсадно хохотнул. — А то устроил мне тут форс-мажор…

Тут Лаки почувствовал, как его несуществующее тело вдруг напомнило о себе слабым покалыванием в районе груди и мигренью. А уже проплывая сквозь крышу дома, он расслышал голос Форхандлера, проворчавший: "На службу завтра к девяти, Мэддокс".