Джун и Жрун
Джун, сколько себя помнила, недолюбливала собственное имя. А все Питер — ухитрился опередить ее на год. Тем самым заполучил право быть первенцем в семье Рочистеров. Родители их, изрядно намучившись с выбором имени для розовощекого крепыша, во второй раз утруждать себя не стали. Поэтому Джун достались братишкины распашонки, пластиковая ванночка и не слишком звучное имя "младшенькая".
Однако то ли отец их поторопился с выводами, то ли матушка вошла во вкус. В любом случае, спустя пяток лет детей в их семье стало на треть больше. По всему выходило, что имя свое Джун, могла передать новорожденной сестренке. Но родители посчитали, что для крикливой голубоглазой крошки Холли будет в самый раз. А Джун потерпит.
Вскоре изъеденная шашелем деревянная колыбелька в детской сменилась небольшой кроваткой. А голубоглазая плакса в ней — вздорной темноволосой девчонкой в три фута ростом. Поменялась и Джун, почти не замечая этого и не придавая особого значения.
Питер к тому времени давно переселился в дальнюю комнату на втором этаже. У мальчиков и девочек разные миры, жизни и секреты. А секреты нужно хранить подальше от чужих глаз.
Самую страшную тайну Питера Джун выведала случайно. Убираясь в его комнате, наткнулась на журнал, затертый до паутинки трещин на обложке. Воровато выглядывая в коридор — не идет ли братец! — Джун ознакомилась с содержимым. Некоторые места она поторопилась пролистать, поскольку к горлу подступил неприятный ком. Ощущение граничило с тошнотой. И Джун захлопнула журнал, запихнув его в зазор между полками и стенкой шкафа.
Нет, конечно она подозревала, что все мальчишки делают нечто подобное. Но не смогла удержаться — долго потом дразнила попавшегося на горячем братца: "Питер Пенис". А еще часто напевала в его присутствии: "Тинкербелл-Тинкербелл, динь-динь!" И подергивала в воздухе рукой, будто звонила в невидимый колокольчик. Питер молча пыхтел и краснел, бессильно угрожая кулаком.
С Холли все было много проще.
— Ты нарушаешь мое личное пространство! — канючила она. А Джун в это время выгребала из-под подушки лакричные тянучки. Младшая сестра ухитрялась воровать их из кухонного серванта — прямо из-под носа у мамы. Иногда маленькая плутовка прятала туда же имбирное печенье. Джун злилась и обещала, что ночью к Холли набегут тараканы и утащат за выщербленный плинтус. А уж там…там!.. Холли клялась и всхлипывала, демонстрируя полнейшее раскаянье. Но каждый раз принималась за старое.
Секреты… секреты… Что прятать, каждый выбирает сам. У Питера журнал, у Холли съестное. У мамы с папой тоже наверняка нашлось бы что-то эдакое...
А у Джун было окно. Нет, оно, конечно, существовало и для остальных членов семьи. Бабочки и птицы бились в него крылышками. Но только Джун знала его настоящую ценность.
По ночам Джун не хватало звуков. Пустота и недвижимость за стенами комнаты не тяготили. А тишина — густая, давящая на лобную кость — выматывала, словно многократно вторящий себе комариный писк. Она деловито текла по коридору, заполняя, подобно газу, весь предоставленный объем.
Подождав немного, Джун поднялась и растворила окно. Девушка глядела в темное небо. И оно медленно становилось салатовым. Полог его не казался теперь туманным и призрачным. Он тяжело нависал набухшим от дождя отрезом грубой ткани.
Вслед за небом менялось и окружение. На месте обычной улицы проступали волнующиеся от ветерка розовые травы. Этот колышущийся ковер перетекал в густой лес. А над лесом золотым волоском поднималась сотканная из света башня. Казалось, исполинская пуповина, заполненная мерцающим соком, соединяет небо и землю.
Медлить далее было нельзя. И Джун, оттолкнувшись от подоконника, вспорхнула в небо другого мира.
— Стой! — раздалось вдруг внизу.
Холли лежала животом на подоконнике. Она впилась ручками в его выщербленный край и таращилась на старшую сестру. Волосы, растрепанные со сна, сбились на бок и растеклись по плечу.
— Джун! Ты чего это?! — пролепетала Холли, тыча пальцем в пустоту под ногами у сестры. — Ты как это вообще?
Опускаться ниже было опасно. Маленькая егоза схватит так, что точно не вырвешься. Единственный вариант — заставить Холли подумать, будто все ей приснилось. А уж наутро у Джун найдется подходящая сказка. Поэтому Джун сказала убаюкивающим голосом:
— Ложись спать, утром все расскажу.
Но это не сработало.
— Дудки! — взвизгнула Холли и забралась на подоконник с ногами. Мгновение, и она выпрямилась во весь рост. Возможно, кроха и решила, что спит. Но летать во сне — обычное для детей дело!
— Не смей, дуреха!!!
Холли неуклюже прыгнула…нырнула вниз…и замерла у самой поверхности травяного ковра. А затем медленно поплыла по направлению к сестре, лихорадочно вращая глазами. Однако когда они сблизились, решимость Холли мгновенно улетучилась. Девочка вцепилась в Джун и испуганно затараторила:
— Что…что это такое? Это же не наш Мидлсбро! А если наш Мидлсбро, то где река? И торговый центр?! И почему небо зелененькое?
Джун закусила губу, лихорадочно соображая, что сказать в свое оправдание. Ну да, подумаешь, летает. Да, город куда-то исчез. Еще небо не в цвет. И не такое в жизни случается. Или нет?
— Я не знаю, — неохотно выдала Джун, так и не найдясь с ответом. — И про небо не знаю. Меня однажды пустили сюда и все.
Джун, нахмурившись, поглядела туда, где вершина радужной башни пронзала небесное брюхо. Затем снова на сестру. И, в конце концов, решилась.
— Ладно, от тебя все равно не отвяжешься. — Сказав так, Джун обняла Холли за плечи и шепнула на ухо: — Нужно торопиться. Держи меня за руку…
Скоро они достигли вершины башни.
— Красивая! — одобрительно хмыкнула Холли, рассмотрев строение вблизи. — Получается, эта штуковина, как те дядьки, про которых мама читала?
Джун слушала через слово. Глаза ее выискивали одной ей известную цель на стенах башни. Но, сообразив, что сестра не отстанет, она все-таки ответила:
— Да, как атланты. А сейчас не мешай.
Девушка закрыла глаза и развела руки так широко, как могла. Между ладонями мелькнула бирюзовая змейка-молния. Снова и снова, пока не застыла в воздухе ослепительной нитью. Джун положила руки на стену и слегка подалась назад. Молния-нить оставляла за собой непрерывное полотно. На глазах оно обращалось в пульсирующую холодным огнем стену. То же самое Джун проделала и с полом. С той лишь разницей, что молния стала серебристо-синей. Внешние же стены появились на свет карминово-красными. Они меняли оттенок. И со стороны казалось, что это огромное панно, по которому титаническое сердце прокачивает потоки крови.
Когда комната была готова, Джун устало смахнула со лба капли пота и протянула:
— Фу-у-ух, успела!
Холли, с открытым ртом наблюдавшая за строительством, поинтересовалась:
— А зачем тебе это все?
Джун пожала плечами:
— Кто-то же должен поддерживать небо, — но, сообразив, как нескромно это прозвучало, уверила сестру: — Нет, ты не думай, я не одна. Одной мне не справиться. — Она указала Холли за спину. — Вон там еще башня. Ее построил Мэтт, парень из Гэмпшира. И кроме Мэтта еще есть.
— Здорово-здорово-круто! — искренне восхитилась Холли и почти без остановки спросила: — А почему стены разного цвета?
— Они из разных материалов. — Джун указала на синее с серебром перекрытие. — Пол обязательно нужно лепить из надежды. Без нее все рассыпается.
Холли непонимающе помотала головой:
— Как это — лепить из надежды?
— Представляешь что-то светлое, чего ждешь и хочешь приблизить. — Джун легонько щелкнула сестру по кончику носа. — Вот ты чего ждешь?
— Рождество! — с энтузиазмом воскликнула Холли. — На Рождество шутихи и фейерверки! Конфеты еще, тянучки!
— Вот-вот, представляешь и лепишь.
— А стены?
— Внутренние из любви. Все то же самое, только представляю маму, папу, тебя. — Джун слегка помедлила, потом, хитро улыбнувшись, добавила: — Даже Питера можно.
Холли облетела башню вокруг и, вернувшись к сестре, спросила:
— А эти, красненькие? Которые дышат?
— Внешние стены самые прочные, — ответила Джун тоном заправского строителя, но осеклась, словно вспомнив нечто очень неприятное, и моментально нахмурилась. — Потом узнаешь, зачем. Сначала я думала, что они из доброты. Но это не так. Они не из добра, они из способности противостоять злу…
Заболтавшись, Джун пропустила перемену в окружающем мире. И хотя видела подобное много раз, внутренне содрогнулась
По небу пробежала огромная размытая тень. Будто отец семейства показывал театральное представление и спрятался с фонариком за растянутой простыней. Холли резко обернулась. Тут же, оглушительно взвизгнув, она бросилась к Джун и спряталась за спиной.
— Что…что это, сестричка?! — прошептала Холли ставшим вдруг плаксиво-писклявым голосом.
— Жрун!!! — хрипло каркнула Джун и, схватив сестру за локоть, закричала: — Скорее в башню! Просто лети, она пропустит.
Действительно, стены башни не стали препятствовать — окутали, подобно туману, и заросли за их спинами. Ворвавшись в разноцветную комнату, сестры забились в дальний от тени угол. Карминово-красные стены изнутри оказались прозрачными. И Джун с Холли могли видеть все, что творилось снаружи.
Небо, не выдержав напора, расступилось. И оттуда вытекла бесформенная, вылепленная из тьмы масса. Некоторое время она висела неподвижно. Казалось, существо осваивается на новом месте. Вскоре Жрун мелко задрожал, и из мрачного тела проклюнулось множество мелких отростков — то ли редкая щетина, то ли недоразвитые щупальца.
Холли, не отводя взгляда, смотрела на чудище. А когда оно обросло противно извивающимися жгутиками, не выдержала и приглушенно вскрикнула.
— Не бойся, глупенькая! — прошептала Джун и погладила бедняжку по волосам. — Он не тронет…
Жрун будто бы услышал ее и, качнувшись из стороны в сторону, направился к башне. Увидев это, Холли зажала себе рот и уткнулась лицом сестре в плечо. Чудище, подплыв к стене, вытянуло щупальце. Окончание его стало разбухать и превратилось в шар. Он дернулся и…
Из раскрывшегося шара на них смотрел огромный идеально круглый глаз. Зрачок его метался и, казалось, стремился вырваться за пределы отростка.
Джун знала, что будет дальше. Знала, но ничего не могла сделать.
Глаз захлопнулся. Мгновение, и уродливые веки снова пришли в движение. Плавно отворились…
Пасть!!! На месте глаза — гигантская пасть! Зубы, множество мелких зубов! И длинный раздвоенный язык!
Пасть ощерилась и вгрызлась в стену. Холли не выдержала и снова завизжала. Джун подскочила и стала натягивать полосу за полосой, заделывая брешь. А Жрун делал то, что ему полагалось.
Усталость сводила руки. Каждое новое полотно давалось все сложней. Еще немного, и Джун не выдержит. Она уже готова сдаться. Будь что будет…
— Уйди-и-и, мерзость! — раздался из-за спины срывающийся голосок. Рядом с Джун стояла Холли. Ее глаза смотрели на монстра с ненавистью. А между ладонями танцевала грязно-серая молния!
Холли прыгнула к пасти Жруна. Взмахнула руками. Крест-накрест! И перед мордой чудища возник угольно-серебристый пласт. Жрун замер, казалось, новая преграда очень заинтересовала его. Затем челюсти вцепились в свежее угощение. Оторвали внушительный кусок, за ним еще.
Джун почувствовала, как ноги перестают слушаться. Она сползла на пол, не в силах пошевелиться. И просто смотрела, как насыщается тварь. На мгновение ей показалось, что свет перед глазами померк. А когда зажегся снова, Жрун исчез.
Холли лежала рядом. Она порывисто дышала, но глаза смотрели задорно и даже чуточку нагло. Джун перевернулась на бок и, обняв сестру, прошептала:
— Умница ты моя!
— А чего он… — Холли попыталась улыбнуться, но у нее не получилось. Джун заметила, как по щеке ее течет густая струйка слюны. Должно быть, у крохи выступила пена. И эта тонкая струйка — все, что от нее осталось.
С помощью Холли Джун села, прислонившись к стене. А девочка положила голову ей на колени. Пролежав так целую вечность, Холли спросила:
— А почему у меня черное?
Джун не сразу поняла, чего хочет сестра. А когда до нее дошло, простонала:
— Черное полотно — боль и страх. Я так же строила вначале. Жрун и есть зло. А злом зла не остановить.
Джун с трудом поднялась и растянула в воздухе карминово-красную молнию.
Холли возилась внизу — водружала блоки друг на друга. И ее неказистая постройка медленно поднималась из лесной чащи. Джун сидела рядом с Мэттом у вершины своей башни и фальшиво насвистывала постоянно меняющийся мотив.
Мэтт сбросил с лица длинные рыжие волосы и промычал одобрительно:
— Сестренка у тебя молодец.
Он вскочил на ноги и потянулся так, что хрустнули суставы. Джун невольно залюбовалась им. Высокий, широк в плечах, красавчик, чего там! За ним, наверное, девушки толпами бегают там… в их мире с Мидлсбро и Гэмпширом. Так что он забыл здесь?
— Холли сразу поняла, — подтвердила она с улыбкой. — Наверное, мелочь умнее меня. — Джун подумала, стоит ли озвучивать пришедшую в голову мысль, но все-таки решилась и добавила: — Знаешь, мой старший брат Питер Пен…то есть, просто Питер… он тоже был здесь.
Мэтт вернулся на прежнее место. Однако как бы невзначай положил руку Джун на плечо. Некоторое время он наблюдал за ее реакцией, а потом спросил:
— И что? Почему он не стал помогать тебе?
Джун коротко, нервно хохотнула:
— Летать боится!
Мэтт, вторя ей, засмеялся. Громко, открыто, даже не засмеялся, а заржал, откинув назад рыжую гриву.
— Питер Пэн, а летать боится!
Джун подождала, пока он успокоится, а затем призналась:
— Он сказал, бесполезно, и небо в любом случае упадет. Что-то рассчитывал, показывал формулы. — Джун взглянула на Мэтта, случайно задержав взгляд на его зеленых, как местное небо, глазах. Или неслучайно, она и сама не поручилась бы. — Питер, конечно, умный, но… Пока все держится. А раз держится, давай продолжать.
Мэтт взял ее ладонь в свою, будто понимая, что именно сейчас Джун очень нужна поддержка. И угадал — по телу девушки растеклось приятное тепло. А сердце бешено забилось.
— Думаешь, все не зря? — спросила Джун упавшим голосом. — Может, стоит бросить, а? Ведь мы даже не знаем, зачем боремся! Не знаем, что это вообще? — И она обвела рукой равнину.
Мэтт молчал долго, подбирая слова, боясь ошибиться.
— Душа, — произнес он в конце концов. — Это душа мира, что за стеной. Не спрашивай только, откуда знаю. Просто чувствую. И если мы позволим небу упасть… — Он снова заглянул ей в глаза и спросил: — Ты со мной?
Джун закрыла глаза и, собрав остатки воли и сил, прошептала:
— Пока дышу.
Первый поцелуй обжег губы. И изменил все.
Башня задрожала и пришла в движение. Подобно гигантскому акульему плавнику она заскользила над землей. Джун уже знала, куда! К башне, которую построил Мэтт! И та — Джун отчетливо видела на горизонте — двинулась навстречу!
— Нет! Стой! — завопила она так истошно, что сама испугалась собственного крика. — Мэтт, останови их! Так нельзя же! Нельзя!
Мэтт в растерянности заметался вокруг нее:
— Что? Что нельзя?!
— Наши башни. Они скоро будут близко! — Джун глубоко вздохнула, чтоб немного успокоиться и, сбиваясь, залепетала: — Мы с Холли играли в палатку! Натягивали одеяло на спинки стульев…
Мэтт видимо решил, что Джун от пережитого сошла с ума. Во всяком случае, он снова обнял ее и спросил с фальшивым спокойствием в голосе:
— Почему ты… сейчас об этом?
Однако Джун окончательно потеряла терпение и заорала прямо ему в лицо:
— Чем больше стульев, тем прочнее палатка! А наши башни будут рядом, дошло?!
Внезапно Джун замолчала. Ей показалось, что от неба оторвался кусок — никак не меньше половины! — и пронесся мимо них, устремившись к земле.
— Жрун!!! — с отчаяньем в голосе прошипел Мэтт. — Проклятье!
Чудище в момент достигло основания скользящей башни и замерло у нее на пути. Жрун издавал оглушительные звуки — булькал, скрежетал и постанывал.
Джун вцепилась Мэтту в плечо:
— Сделай что-нибудь!
— Что? — закричал он в ответ. — Что я могу сделать?! Вызвать полицию?
В этот момент башня и Жрун встретились. А Джун закрыла глаза. В самом деле, что они могут сделать? Опустить руки и сдаться?! Строить башни из любви и надежды, чтоб потом явилось прожорливое дерьмо и все разрушило? Господи, как же это больно — ощущать собственное бессилие!..
— Смотрите!!! — раздался знакомый голосок.
В воздухе перед ними радостно кувыркалась Холли. Она торжествующе указывала вниз и строила глумливые рожицы.
— Эта мерзость получила! Так ей и надо! Что, съела, какашка-переросток?!
Джун взглянула туда, где совсем недавно бесновался Жрун. Нет, чудище было на месте. Даже гудело примерно то же самое. А вот башня… Джун почувствовала, как по щеке ее пробежал огонь. Слеза, слеза радости… Это ничего, это можно уже.
Ведь башня прошла сквозь Жруна! И монстр ничего не смог с ней поделать! Мало того, вдоль всего пути из земли проклюнулись и потянулись к небу колонны таких же башен. Одна, четыре, шесть, двадцать…не сосчитать!
Жрун крутился волчком. Но без толку. Даже зло иногда бессильно…
Когда Мэтт во второй раз поцеловал ее, Джун снова закрыла глаза. Теперь от счастья. Чтоб дыханьем, неосторожным взглядом не спугнуть его.
Ведь все теперь замечательно!!!
У Питера журнал.
У Холли — лакричные тянучки.
А у Джун — стена, которая поддерживает небо.